Начало : Объект «Католичка» Ч.1

Часть II. Гражданка Таисия

В очередной раз придя в советское консульство в Шанхае, Жаспар получила ответ: в репатриации отказано.

Подать новое заявление можно было только через полгода, но она решила не ждать — отправила Президиуму Верховного Совета СССР письмо, полное пафосных признаний в патриотизме с просьбой пересмотреть решение.

В МГБ присматривались к потенциальной новой гражданке. Очень уж интересный был «объект». Отец и первый муж — белоэмигранты, второй муж — французский разведчик, «близкая связь» Сассун — английский разведчик, кузен мужа —  де Голль, мать и сестра — в Италии , друзья среди активистов эмигрантских антисоветских организаций.

И с таким бэкграундом она вдруг отказывается от обустроенной жизни в Париже и больших денег шанхайского миллионера и настойчиво просит пустить в СССР.

А там ее никто особо не ждет — советские родственники у Жаспар были, но она даже не знала, как с ними связаться.

Тот факт, что дядя Таис — авиаконструктор Туполев, чекисты тоже не забывали. Надо учитывать, что это были первые годы холодной войны с тотальной шпиономанией, когда для подозрения в работе на врага было достаточно и меньших оснований.

Вскоре подозрения подтвердились. Арестованный реэмигрант из Китая Валентин Валь-Присяников на допросе мимоходом упомянул «известную французскую разведчицу Жаспар Таисию».

Помимо французов, в дальнейшем в спецслужбе предполагали, что она может работать на американцев, англичан и гоминьдановцев.

В 1950 году чекисты решили: разумнее будет пустить художницу в страну и держать под колпаком. А дальше по ситуации — арестовать или завербовать. Тогда она сможет рассказать немало интересного о работе иностранных разведок в Китае и эмигрантах-антисоветчиках, а если станет агентом — еще и поработать против них.

Киевлянка Вера Трофименко отправила заявление в МИД с просьбой разрешить въезд ее приятельнице из Шанхая, обещая предоставить ей жилье и первое время помогать деньгами.

Параллельно она пригласила Жаспар в Киев, та согласилась. Об этом Трофименко попросили в МГБ. Чекисты убедили МИД, что теперь Таисии отказывать не стоит. В 1951 году Жаспар наконец получила советский вид на жительство и въездную визу, а в начале 1952-го прибыла.

Хитрая пролаза

Так «Католичка» поселилась в Киеве, время от времени наведываясь в Москву.

Из агентурных донесений, сводок наружного наблюдения и прочитанных писем в МГБ знали буквально о каждом ее шаге. Естественно, первые месяцы она потратила на решение житейских вопросов: устроилась на работу, получила паспорт вместо вида на жительство и подыскала съемную комнату.

Чекистам не хотелось, чтобы Таисия съезжала от Трофименко. Они подумывали подослать к художнице еще одного агента, который стал бы ее любовником и жил вместе с ней.

Но все решилось проще: когда Жаспар нашла комнату в доме на улице Чапаева, спецслужба завербовала то ли хозяйку, то ли ее сына. Да и агент «Оксана» жила на соседней улице, и они теперь часто ходили друг к другу в гости.

В Москве Жаспар времени зря не теряла — заводила десятки знакомств с полезными людьми, в первую очередь чиновниками и успешными деятелями культуры (среди них — Александр Фадеев и Самуил Маршак).

Портрет Зои Космодемьянской при этом, по выражению самой художницы, использовался «как таран». Каждый встречный непременно слышал, что Таисия — автор картины, висящей в музее Красной армии.

По словам агента «С-15», она не упускала возможность сообщить об этом факте даже абсолютно случайным людям — например, сторожу Новодевичьего кладбища.

Тот самый таран Таисии — «Зоя на допросе» (фоторепродукция)

— Очень шустрая пролаза, — так охарактеризовал «Католичку» упомянутый агент.

Другой агент рассказывал, что Таисия намеревалась сменить фамилию на Жаспоренко — «чтобы не выделяться из основной массы населения Украины». Видимо, это была принятая за чистую монету шутка: своей фамилией художница гордилась и дорожила.

В планы Жаспар на ближайшие годы входил переезд в Москву, но позже она передумала, оставшись в Киеве, и, судя по письмам, всей душой полюбив этот город.

Таисия старалась выучить украинский, ходила в театр, в том числе на украиноязычные спектакли. Однажды во время антракта в театре ее спутник, журналист Павел Симонов, познакомил ее с пришедшим на спектакль Максимом Рыльским — одним из ведущих украинских поэтов XX века. Художница сразу же предложила нарисовать его портрет. Рыльский был не против.

Многие обращали внимание на привезенные из прошлой жизни привычки и предпочтения Таисии. Например, она не запирала дверь в квартиру, а на пол постелила шкуру леопарда, которая резко контрастировала с небогатым советским интерьером.

Летом 1952 года Жаспар устроилась в графическую секцию Союза художников УССР. Первое время ей поручали иллюстрировать книги. Опыта в этом деле пока не было — приходилось учиться на ходу.

Но у художницы было своеобразное преимущество: во всей стране мало кто мог так же хорошо, как она, изображать китайцев. Медовый месяц в отношениях с режимом Мао как раз порождал немалый спрос на китайскую тематику в культуре.

Со временем Таис занялась репетиторством — стала давать частные уроки английского и французского. Денег все равно не хватало.

Сводить концы с концами какое-то время позволяли привезенные из Шанхая дорогие вещи — в том числе шубы, которые Жаспар продавала знакомым.

Среди потенциальных покупательниц шуб была и Лидия Вертинская, уже почти десять лет жившая в Москве вместе с мужем. В те годы она училась в художественном институте и только начинала сниматься.

Позже она станет профессиональным живописцем и известной актрисой. Таис и Лиля (так называли Лидию друзья) часто виделись, гостили друг у друга в Москве и Киеве. Вертинская попала в сводку наблюдения за Жаспар — в документе она упомянута как «объект Галя».

Отношения Жаспар с семейством Вертинских в Москве нельзя назвать безоблачными. За глаза они могли говорить довольно неприятные вещи друг о друге. По словам Ильиной, Вертинские «шипели» на Таисию, поскольку им не хотелось вспоминать свое бедственное положение в Шанхае и ее помощь.

— Вертинский заметил, что она [Жаспар] «таскалась» в белогвардейских кругах [в Шанхае].

Из донесения агента «Соррейнтийца», 1952 г.

— С Вертинским не виделась, так как мы с Наташей [Ильиной] поцапались с Лилей и решили у этих нуворишей не бывать».

Из письма Жаспар Екатерине Ильиной (матери Наталии Ильиной) в Шанхай, 1952 г.

— С Вертинским она [Жаспар] встречалась в концерте, он по ее словам много хвастал, говоря о своих отношениях с высокопоставленными лицами нашего правительства, в частности министром культуры т. Пономаренко и даже о товарище Сталине, которые якобы в свое время хвалили его.

Из донесения агента «Символа», 1953 г.

В опубликованных письмах Александра Вертинского к Лидии Таисия Жаспар упоминается четыре раза. Это 1954-55 годы, когда певец встречался со старой знакомой во время гастролей в Киеве. Вертинский в письмах жалуется, что художница не отдает долги, рассказывает об очередных вещах, которые та предлагает купить (духи и старый мольберт, который он сам еще в Шанхае, нуждаясь в деньгах, продал Таис), и называет ее «стервой» после того, как она условилась о встрече и не пришла на нее.

Кроме Вертинской, в ходе слежки за «Католичкой» наружка фотографировала и других видных деятелей советской культуры. В Москве это были карикатурист «Крокодила» Игорь Сычев (объект «Жак») и театральный актер Александр Слободской («Самуил»). В Киеве — художники Леонид Чичкан («Длинный»; он положил начало целой творческой династии — известным художником стал в том числе его правнук Давид Чичкан), Леонтий Коштелянчук («Жук») и Всеволод Шаркевич («Франт»).

Свободное время Жаспар любила проводить в ресторанах и театрах. Рестораны — только лучшие.

— Я в харчевнях не питаюсь, — как-то ответила она на предложение зайти в недорогое заведение. И походы на спектакли и ужины часто оплачивали ухажеры.

Во время одной из поездок «Католички» в Москву Любимов пригласил ее в Большой театр на «Лебединое озеро». Та согласилась, но поставила условие: возьмет с собой еще и Ильину. Журналисту удалось достать лишь два дефицитных билета в главный театр страны.

— Только мы обязательно должны встретиться перед спектаклем, — сказала Жаспар, забирая билеты, — хочу вам показать свое вечернее платье. Постарайтесь все же достать третий билет для себя. А если не получится — пересидите где-нибудь до конца спектакля, заберете нас, и пойдем втроем ужинать.

Агент «Александров» вообще-то планировал тот вечер провести с женой, но, выполняя задание, согласился на встречу до спектакля. Но Таис не пришла — позже она объясняла, что перепутала станцию метро, возле которой должна была его ждать.

Ильина укоряла подругу за то, что та «эксплоатирует» людей. Сама «Католичка» с гордостью пересказывала эту историю знакомым как пример своего успеха у мужчин.

Если Любимову Жаспар явно не собиралась отвечать взаимностью, просто наслаждаясь его вниманием (которое тот на самом деле изображал по заданию чекистов), то с Бенкунским вышло иначе. Художница не раз пыталась его поцеловать и вообще показывала, что красавец-летчик ей небезразличен.

Но агент «Егоров» был согласен лишь на дружбу, а кураторам докладывал: ее влюбленность — лишь «спектакль».

Многие считали наигранным и показным советский патриотизм Таис. Она без устали восхищалась укладом жизни в СССР, Москвой — постоянно сравнивая советскую столицу с Парижем не в пользу последнего — и лично Сталиным.

— Мне трудно будет описать те чувства, что владели мною тогда, когда я увидела лицо того, чье имя знает весь мир. Самое замечательное в этом лице это особое магнитическое обояние, которое льется Вам в душу, очаровывает, притягивает всех глядящих на него и это обояние настолько сильно, что я, например, никого и ничего не видела в течение тех минут, пока мы проходили мимо мавзолея. Все тысячи глаз слелись, как прикованные, в одни: тепло струилось от демонстрантов к нему и тепло, как лучи света, лилось к проходящим! Беспорно это лицо могло принадлежать только гению. И мы были горды, что гений нашего века, надежда всего человечества, — родился, живет и трудится на нашей земле.

Впечатления Жаспар от первомайской демонстрации, на которой она увидела Сталина. Фрагмент письма бывшему шанхайскому любовнику Моисею Коссовскому, 1952 г.

В 1956 году, когда началась десталинизация, высказывания Таисии вполне соответствовали генеральной линии партии. В разговоре с агентом «Морским» она заявила, что «ни в одном реакционном правительстве не было того, что творил Сталин», и смеялась над решением похоронить «отца народов» рядом с Лениным: «ни в одном мавзолее мира не ложили по двое, это только здесь могут такое сделать».

В марте того же года членам республиканского Союза художников зачитали антисталинский доклад Никиты Хрущева «О культе личности и его последствиях». По словам Жаспар, многих ее коллег услышанное удивило, а ее саму — нисколько.

«Инженер»-любовник

За первые месяцы в СССР Жаспар не сделала ничего, что позволило бы разоблачить ее как разведчицу. Это, конечно, ни о чем не говорило — разработка «объектов» могла вестись годами, прежде чем человек себя проявлял.

Подозрительного в поведении «Католички» хватало.

Не раз окружение художницы обращало внимание на ее интерес к армии и авиации.

— Жаспар просила источника познакомить ее с военным большим чином, при этом сказав, у меня есть наряды для такого визита.

Из донесения агента «Прониной», 1952 г.

Не могла не настораживать и идея Таисии познакомиться с живущим в Москве дядей, получившим к тому времени уже четыре Сталинских премии, — Андреем Туполевым.

— Ну, ищите. Что же вы не ищите?

— Я искала.

— И сделайте запрос. Напишите дома имя, отчество, фамилию, и вам через 2 часа дадут ответ. У Туполева тоже история была.

— Я даже слышала, что его расстреляли.

— Видите ли, подробностей мы не знаем.

— Но знаете, что что-то было?

— Да, он был арестован. Но я уже не помню, за что, кажется, его жена оказалась шпионкой.

Диалог о Туполеве между Жаспар и ее знакомой Анной Захаровой. Из материалов прослушки, 1952 г.

Жаспар побаивалась, что за ней тоже придут. В разговорах с друзьями она с тревогой вспоминала своих шанхайских знакомых, репрессированных после возвращения в Советский Союз, — например, актера Евгения Сегеди и его жену Галину.

По мнению художницы, этих людей арестовали «по делу» — за антисоветскую деятельность в прошлом.

Окружающие слышали от Таисии, что сама она ничего незаконного не совершала, но все же в ее биографии есть темное пятно — связи с Сассуном. В МГБ считали подобные разговоры лишним подтверждением того, что у «Католички» есть и более серьезные «грехи».

В июне 1952 года киевские чекисты составили и отправили на согласование министру госбезопасности Николаю Ковальчуку план разработки Жаспар из 25 пунктов.

Среди прочего с «Католичкой» должен был познакомиться агент, изображающий инженера или конструктора режимного завода, который специализируется на военной авиатехнике. На эту роль планировали подобрать мужчину средних лет, «холостого, волевого и красивого», по возможности хорошо знающего сферу, в которой он (по легенде) работает.

Для успешного проведения операции «инженеру» предстояло начать роман с художницей.

— Агента сблизить с Жаспар Т. П. на интимных отношениях с тем, чтобы она стала вхожа в его квартиру, которая будет оборудована соответствующей обстановкой и создавать видимость, что агент в квартире занимается соответствующими работами (чертежами, записями, расчетами и т.п.), связанными с «секретными» изобретениями, — предлагали в МГБ.

Дальше все просто: агент идет за продуктами, оставляя «Католичку» наедине с «секретными чертежами». Если она шпионка, то начнет фотографировать бумаги. Чтобы узнать, прикасалась ли женщина к листам, на них хотели нанести специальное химическое напыление.

Другой агент должен был играть роль командира полка реактивных самолетов. Его интимная близость с Таисией планом не предусматривалась — для начала нужно было просто проверить, проявит ли «объект» интерес к нему.

Третьего агента предлагалось выбрать из числа реэмигрантов из Франции — чтобы хорошо знал язык и парижскую жизнь. Этот человек представился бы посланником Андре Жаспара, которому поручено встретиться с Таис и «установить контакт по совместному сотрудничеству».

Чтобы у «Католички» не возникало сомнений, агенту должны были вручить поддельное рекомендательное письмо от Жаспара.

Но министр госбезопасности эту идею отверг — была высокая вероятность, что Таис и Андре заранее оговорили какой-то условный знак или пароль для такой связи.

Другие пункты плана: переснять дневник Жаспар и фотоальбом, который она почему-то никому не показывала, подсказать ей для аренды квартиру, заранее оборудованную прослушкой, тщательно проверить ее новых киевских приятелей и так далее.

Знакомство Таисии с «инженером-конструктором» и «командиром авиаполка» чекисты считали приоритетными.

В резолюции августа 1952 года один из высокопоставленных офицеров МГБ называет этот замысел «одной из самых важных задач в отделе» и требует от его начальника, полковника Кожушко, отчитаться о выполнении.

Но идею так и не воплотили в жизнь — Жаспар так и не встретила ни «полковника-авиатора», ни «авиаконструктора». Почему — непонятно: в деле нет документов, объясняющих эту недоработку.

При этом в очередной записке указывается, что к выполнению этих пунктов плана уже приступили.

Лишь спустя полтора года, в начале 1954-го, спецслужба начала думать о кандидатуре одного летчика и инженера-конструктора. Это был агент «Планор», он же Александр Маноцков.

В документах указано, что летчика завербовали в 1946 году во время работы в Новосибирске, но в 1952-м исключили из агентурной сети — «Планор» «в явках был неаккуратен, инициативы не проявлял и неоднократно просил освободить его от выполнения заданий».

Вскоре Маноцков переехал в Киев вместе с возглавляемым Олегом Антоновым опытно-конструкторским бюро, на котором работал. В 1954-м «Планора» вернули в агентурную сеть, но в деле Жаспар так и не использовали.

Маноцков погиб во время испытаний на Святошинском аэродроме в 1957 году.

Неуловимая шпионка?

В июле 1952 года Жаспар присутствовала на заседании комиссии, где обсуждали эскиз дипломной работы молодого киевского скульптора. Внимание художницы привлекла фигура китаянки, а точнее изображение ее костюма — он не был похож на то, что носят в Китае.

Таисия, знаток китайского быта, показала автору, как это исправить, и пообещала, если нужно, дать более подробную консультацию. Интересно, что в одном из писем она назвала неправильный костюм словом, знакомым современному читателю из рецензий западных фильмов об СССР, — «клюква».

Дело, кажется, было не только в костюме. Скульптор, которого звали Эдвард Кунцевич, был очень хорош собой и понравился «Католичке».

Начались совместные походы в кино, рестораны и домой к Жаспар.

Эдвард Кунцевич, он же — агент «Символ»

Для Кунцевича знакомство с Жаспар было частью задания. Поначалу через него хотели подставить к объекту какого-то родственника, работающего на оборонном заводе. Этот план тоже не воплотили в жизнь, но на протяжении года с лишним скульптор исправно сообщал кураторам о «Католичке».

Впоследствии Кунцевич стал известным мастером. Среди его работ — бюст Максима Горького в вестибюле станции метро Университет в Киеве и главный памятник Ленину в Донецке.

После распада СССР Эдвард Кунцевич участвовал в создании памятника гетману Петру Сагайдачному, который открыли уже после его смерти. Скончался скульптор в 1996 году.

Однажды две фотографии «Символа» Жаспар отправила вместе с письмами в Шанхай — бывшему любовнику Моисею Коссовскому и подруге Вере Анастасьевой.

Она сама рассказала об этом Кунцевичу, пояснив, что хочет показать, какие мужчины ухаживают за ней. В МГБ посчитали: что-то тут не то.

Лидия Хаиндрава.

В деле есть имена еще нескольких агентов, участвовавших в разработке «Католички». Сред них наиболее интересна грузинка Лидия Хаиндрава (она же Хаиндрова, в замужестве Хаиндрова-Сереброва) — реэмигрантка, знавшая Жаспар по Китаю.

Хаиндрава известна в первую очередь как поэтесса. Один из ее литературных псевдонимов — Нина Баратова — частично совпадает с указанным в документах псевдонимом агентурным — Баратова.

Брат Лидии, писатель Леван Хаиндрава, был шафером на свадьбе Вертинских, в 1947 году тоже вернулся в СССР, но вскоре был арестован. Сын Левана и племянник Лидии, Георгий Хаиндрава — современный грузинский режиссер и политик.

Несмотря на постоянные утверждения Таисии, что серьезных отношений с ней достоин мужчина рангом не ниже министра (многие воспринимали эти слова всерьез), ее избранником в итоге стал киевский художник Константин Крылов.

Они встретились в начале 1953 года в Подмосковье, куда оба поехали на семинар. Крылов был женат, но ради Жаспар развелся.

Отношения не были гладкими: Таисия то собиралась выйти за «Костю», то была готова бросить его, главным образом из-за пристрастия мужчины к алкоголю.

Крылов не был агентом. В 30-х он стал жертвой репрессий — возможно, из-за этого чекисты даже не пытались завербовать его, когда он начал жить с Жаспар.

Константин Крылов

В поведении «Католички» замечали все больше подозрительных вещей. Когда в приятельских беседах заходила речь о шпионаже, она как бы между прочим давала понять, что не имеет отношения к иностранным разведкам. И в то же время заметно напрягалась.

— Краска залила все ее лицо и шею, она старалась замаскировать свое смущение, — сообщала об одном таком разговоре агент Оксана.

Тональность высказываний Жаспар о политике постепенно поменялась. Если первый год после репатриации от нее слышали исключительно оды в адрес коммунистического режима и «отца народов», то позже художница «перед определенными лицами стала в легкой форме восхвалять жизнь за границей и подчеркивать свою антипатию к советской действительности».

— Что мне нравится во Франции, что там каждый может открыто высказывать свои политические симпатии и антипатии. Вот, например, перед началом спектакля вы можете увидеть на эстраде художника, рисующего карикатуры де-Голля и де-Гаспери, а завтра этот художник продолжает ходить по улице, его никто не трогает, — такие слова Таис передала чекистам агент «Людмила».

МГБ в смену взглядов не верило: такое поведение походило на проверку кандидата на вербовку иностранной разведкой: если человек соглашается с крамольными фразами Таисии, то есть сам антисоветски настроен, то с ним, возможно, стоит «поработать».

Подозрения подкреплялись тем обстоятельством, что сами сотрудники часто пользовались подобным приемом.

Один из агентов как-то спросил Жаспар: уезжая из Франции в Шанхай, она уже знала, что следующим пунктом, скорее всего, будет СССР. Так почему она оставила в Париже свои вещи?

— Ну не навсегда же я в Союзе, — ответила Таисия, но потом спохватилась и заверила, что навсегда, а вещи удобнее получить почтой.

О другой странной реплике сообщил Кунцевич. Они с Таисией ходили в театр имени Леси Украинки на «Пигмалион» по пьесе Бернарда Шоу. Жаспар отметила, что декорации сделаны неплохо, — интерьер типичного английского дома выглядит именно так, как на сцене.

Агент «Символ» удивился: Жаспар никогда не говорила, что бывала в Великобритании. Ей пришлось объяснять, что похожая обстановка была в квартирах английской части Шанхая.

Но агент все равно отметил для себя (и потом рассказал куратору): это уже второй случай, когда в словах «Католички» проскакивает намек на посещение Великобритании.

Много любопытного находили и в переписке Андре и Таис. Друг к другу они обращались с теплотой и нежностью — непохоже на людей, которые расстались навсегда. Андре заботился о матери и сестре Таисии, ездил к ним на Сицилию и помогал деньгами.

Но самое главное: некоторые фразы в письмах звучали словно зашифрованные послания. Например: «Я не согласен тебе вернуть портрет человека с трубкой. Это один из твоих лучших портретов, согласен, но он у меня и я согласен его хранить. Мне кажется, что если ты следуешь моим советам, то должна больше увлекаться композицией и у тебя будет большая коллекция китайских типов».

Сам Андре в то время руководил фирмой по производству печатных (по другой версии — счетных) машинок. В 1954 году французские власти собирались назначить его на службу в посольстве в Москве, но так и не отправили.

Андре Жаспар.

Тщательно проверялись не только письма, но и посылки, которые «Католичка» несколько раз отправляла бывшему мужу. В Париж шли коробки с банками варенья, шпротами, салом, шоколадом, грузинским чаем, табаком, игрушками, предметами гардероба.

Часть предназначалась самому Андре, часть он передавал родным Таисии на Сицилию (так Жаспар экономила: дешевле выходило отправить одну большую посылку во Францию, чем две поменьше в разные страны).

На коробках и этикетках эксперты искали скрытые надписи, в банках варенья и пачках чая — тайники, но ничего не нашли.

Летчика Бенкунского ввели в разработку в том числе потому, что в теории она могла попросить его отвезти посылку за границу без досмотра — и тем подтвердить подозрения, что она шпионка.

И в какой-то момент Жаспар действительно попросила привезти кое-то из Парижа. Но тут чекистов ждало разочарование: это были не инструкции или спецтехника, а тушь и помада, которые в СССР не продавались.

Шанхайским друзьям она тоже заказывала тушь Max Factor, а также хорошие краски и китайскую рисовую бумагу для рисования.

В 1954 году спецслужба наконец воплотила в жизнь давнюю идею — подсунуть Жаспар «секретные документы».

В ту пору она снимала комнату на улице Пушкинской, в квартире некой Александры Кленцовой — разумеется, тоже завербованной МГБ как агент «Филиппова».

Главная роль в операции отводилась мужу Кленцовой, Артему Рухляеву — доценту Киевского автодорожного института и инженера-лаборанта Академии наук УССР.

Он сам агентом не был, но не стал отказывать в просьбе помочь и выполнить задание. Хозяйку квартиры тоже ввели в курс дела — она должна была подыгрывать в нужные моменты.

Однажды Рухляев принес домой железный ящик для документов, запирающийся на замок. Супруге в присутствии Таисии пояснил: Академия наук получила задание из Москвы, он участвует в этом проекте и будет работать над ним дома.

Чтобы все выглядело естественно, доцент ничего о сути задания не рассказывал, но всем своим видом давал понять: дело важное и секретное.

Зачем нужен ящик и так было понятно — хранить материалы, не предназначенные для посторонних глаз.

Впечатление дополняла принесенная в квартиру специальная литература по вопросам ядерной физики и электротехники.

Жаспар часто заходила в комнату доцента. Не составило труда устроить все так, чтобы она, когда выйдет хозяин, увидела лежащее на столе письмо, написанное на бланке Академии наук. В тексте от имени работника АН УССР указывалось, что проект касается работы неких «подземных предприятий», а Рухляеву предстояло работать над вопросом использования на них троллейвозного транспортa. В том, что Таис читала письмо, можно было удостовериться, вложив в него волосок.

Выдуманное подземное предприятие (конечно же, стратегически важное — иначе зачем строить его под землей) якобы находилось где-то в волынских лесах. Карту с его координатами, схему и краткую характеристику самого завода, а также чертежи троллейвозов Рухляев оставил в ящике.

И бумаги, и сам ящик предварительно обработали химическим веществом, чтобы увидеть, касалась ли их «Католичка».

Дальше дело было за малым. В один из вечеров Рухляеву предстояло собраться с женой в театр и оставить Жаспар ключ от своей комнаты, попросив отдать их общему приятелю, который вскоре придет чинить пианино.

В то же время, вытащив из карманов разную мелочь, доцент должен был «забыть» на тумбочке ключ от ящика с документами.

Письмо художница, скорее всего, прочитала, но повела себя вопреки ожиданиям. Она перестала заходить в комнату хозяев, а если от них что-то было нужно — звала из коридора. Из материалов дела непонятно, воплотили ли в жизнь задумку с ключами,— но даже если воплотили, она ничего не дала.

Агент «Филиппова», наблюдая за поведением Жаспар, решила, что та ее раскрыла. Московское руководство отчитало киевлян за неумело проведенное мероприятие и потребовало впредь согласовывать такие планы с ним.

Когда советская контрразведка узнала, что французские спецслужбы интересуются судостроительными заводами в Николаеве, в спецслужбе решили поработать с Жаспар в этом направлении.

В очередном плане по ее делу, составленному в 1955 году, появилась идея познакомить ее с новым агентом — «Днестровским».

Это был инженер, связанный по работе с николаевскими заводами, живший за границей и имевший родственников во Франции. В то время его готовили для внедрения во французскую разведку. Но и эта задумка так и осталась на бумаге.

Шли годы, а достичь каких-то внятных результатов по делу «французской шпионки» киевским чекистам не удавалось, за что им неоднократно делали замечания в Москве.

Несмотря на все странности в поведении «Католички», не было ни одного железного доказательства ее шпионской работы.

Конечно, нельзя было исключать, что Жаспар в какой-то момент почуяла неладное — например, догадалась о подставе с документами Рухляева — и залегла на дно, но рано или поздно все же проявит себя.

Одному из агентов «Католичка» призналась, что хочет выехать по турпутевке в Италию к матери и сестре, а назад не возвращаться, поскольку здесь ее посадят.

19 июня 1947 г. приказом МГБ СССР № 00322 было объявлено Постановление СМ СССР № 2104-556сс от 17 июня 1947 года об образовании в составе МГБ СССР Главного управления охраны на железнодорожном и водном транспорте. Вновь созданный Главк (ГУО) с системой местных органов, в отличие от существовавшего ранее Транспортного управления МГБ, был призван не только осуществлять функции по «оперативно-чекистскому» (контрразведывательному) обеспечению работы предприятий транспорта, но также выполнять задачи по охране общественной безопасности и правопорядка на железнодорожных и водных коммуникациях.

В соответствии с новыми задачами транспортная милиция, подчиненная ранее Главному управлению милиции (ГуМ) МВД, еще 21 января 1947 г. была передана в ведение Транспортного управления МГБ. После 19 июня она перешла в подчинение нового Главка. На ее базе были образованы два оперативно-войсковых подразделения: корпус охраны МГБ на железнодорожном транспорте и дивизия охраны МГБ на водном транспорте.

Начальник ГУО МГБ СССР генерал-полковник С.А.Гоглидзе, офицер и старшина частей охраны МГБ СССР на транспорте. Сзади виден офицер в форме Главного управления госбезопасности (ГУГБ). 1947-52 гг.

Командные кадры для корпуса и дивизии подбирались как из работников бывшей транспортной милиции, так и из сотрудников транспортных органов МГБ СССР, а младший оперативный состав - из сержантов и старшин сверхсрочной службы милиции, органов и войск МВД/МГБ, которые проходили тщательную спецпроверку. Непременным условием для них, среди прочих требований, был рост не менее 170 см.

С переходом в систему МГБ сотрудники транспортной милиции получали статус военно-служащих, в связи с чем подлежали переаттестации на воинские звания. Им было значительно увеличено денежное довольствие: повысилась зарплата, деньгами оплачивался продовольственный паек. Преимущества по сравнению с милицией были очень велики. Например, сержанты после трех месяцев службы получали 3 оклада и ежемесячную двадцатипроцентную надбавку за выслугу лет.

Во главе всей системы охраны находился Главк. Для службы на местах создавались региональные Управления охраны (УОМГБ). Вопросами обеспечения общественной безопасности и правопорядка в региональных УОМГБ занимались 2-е отделение 2-го Отдела (ОУР) и 3-й Отдел (БХСС на транспорте). В управлениях охраны были созданы следственные части, 2-е отделения которых расследовали уголовные преступления на транспорте. Такая же структура была и в линейных подразделениях - Отделах охраны (ООМГБ) на отделениях железных дорог, на станциях и портах (пристанях).

Прежние подразделения транспортной милиции заменили части корпуса охраны на железнодорожном транспорте и дивизии охраны на водном транспорте. Непосредственная охрана общественного порядка на местах осуществлялась сержантами и старшинами полков охраны МГБ, входивших в состав корпуса и дивизии.

Полки, в свою очередь, включали в себя дивизионы и взводы, которые находились при Отделах (отделениях) охраны и подчинялись командиру полка и начальнику ООМГБ. Командиру полка помогали начальник штаба и заместитель по политчасти. Личный состав полков действовал по уставам Вооруженных сил СССР и директивам командиров корпуса и дивизии охраны МГБ.

Для внешнего отличия сержантов, офицеров и генералов управлений и частей охраны МГБ на транспорте приказом МГБ СССР № 00333 от 27 июня 1947 г. была установлена особая форма одежды, в достаточной степени отличавшаяся как от обмундирования милиции, так и Советской Армии.

Все предметы формы одежды пошивались из материала черного цвета: для генералов - из чистошерстяной ткани, для офицеров - из сукна (арт. 1040) или габардина, для сержантов - из сукна.

ГОЛОВНЫЕ УБОРЫ.

В качестве основного головного убора была введена фуражка с тульей малинового цвета с черным кантом и околышем. Фуражки подобной расцветки носили в 1920 -1930-х гг. сотрудники транспортных органов ОГПУ.

На околыше фуражки, над черным фибровым козырьком на двух малых форменных пуговицах генералы носили золотой филигранный шнур, а остальной личный состав — черный кожаный подбородный ремень.

На зимнее время устанавливалось ношение папах единого покроя, по типу «генеральских»:

- для генералов — из серого натурального каракуля;

- для офицеров — из черного каракуля;

- для сержантов (кроме южных районов) — из черного меха мерлушки или овчины.

Папаха специального покроя для полковников не вводилась.

На донышко папах, изготовленное из малинового сукна, нашивалось перекрестье: из золотого галуна шириной 0,4-0,6 см для комсостава и из черной шелковой тесьмы для сержантов.

Сержанты, проходившие службу в южных районах, вместо папахи зимой носили при фуражке суконный башлык светло-коричневого цвета, обшитый темно-коричневой тесьмой.

На передней части околыша фуражек и окола папах у офицеров и сержантов располагалась пятиконечная красноармейская звезда установленного образца, а у генералов — кокарда, как в Советской Армии.

На околыше парадной фуражки генералов, вокруг кокарды, размещалось шитье из золотой канители в виде лавровых ветвей.

ОДЕЖДА.

При парадной и служебной форме личным составом носился закрытый двубортный мундир с застежкой на 6 больших форменных пуговиц. Рукава мундира имели настрочные обшлага: прямые - у генералов и мысковой формы - у офицеров и сержантов.

Воротник, обшлага, борт и задние клапаны (фалдочки) мундиров всего личного состава окантовывались малиновым сукном.

На передней части воротника и по верхнему краю обшлагов генеральского мундира располагалось золоченое шитье, аналогичное принятому для генералов Советской Армии: параллельно внешнему цветному канту — двойной канительный шнур, под которым размещалось канительное шитье в виде лавровой ветви.

Воротник и обшлага мундиров остального личного состава обшивались галуном: золотистым — для офицеров и серебристым — для сержантов. В приказе не оговаривалась ширина галуна, однако на практике в основном использовался средний галун шириной 15 см, реже — 13 см.

При повседневной форме вне строя комсостав носил закрытый однобортный китель существующего образца, воротник и обшлага которого окантовывались малиновым сукном. Сержантскому составу была присвоена суконная гимнастерка - по покрою как у младшего начсостава органов и войск МГБ, с поперечными, прорезными нагрудными карманами, прикрытыми клапаном мысковой формы, с застежкой на малую форменную пуговицу.

При всех видах форменной одежды личный состав носил брюки особого покроя — прямые, свободные, с напуском в колене, для носки «в сапоги». На брюках генералов нашивались малиновые лампасы установленного образца; в швы брюк офицеров и сержантов вшивались канты малинового цвета.

При брюках носились черные сапоги (для генералов — шевровые, для офицеров — хромовые, а для сержантов - яловые, офицерского образца) с металлическими шпорами белого металла.

ШИНЕЛЬ.

В качестве верхней одежды личному составу была введена двубортная шинель с застежкой на 6 больших форменных пуговиц:

- для генералов - стального цвета, с малиновыми кантами по отлету и концам воротника, обшлагам, карманным клапанам, борту, хлястику и столбикам, с подбортами из сукна малинового цвета: повседневная — из драпа, парадная — из кастора;

— для остального личного состава—офицерского образца черного цвета: для офицеров из сукна «КМ», для сержантов из сукна «М».

На воротниках шинелей нашивались петлицы существующего образца из малинового сукна, окантованные у генералов — золотой канителью, а у остального личного состава -черным сукном. В верхней части петлиц пришивалась большая форменная пуговица.

Примечания:

1) На воротниках мундиров, кителей и гимнастерок в обязательном порядке подшивался подворотничок из отбельной ткани.

2) На левом рукаве форменной одежды сержантов носились шевроны для сверхсрочнослужащих.

3) Пуговицы принятого в Советской Армии образца и размеров: для комсостава золоченые; для сержантов белого металла.

Взвод 36-го отдельного дивизиона охраны Забайкальской железной дороги. Ст. Хилок, 24 апреля 1948 г.Обратите внимание, что никто из старшин и сержантов не носит положенных шевронов за сверхсрочную службу.

СНАРЯЖЕНИЕ.

При парадной форме генералам полагался пояс с плечевой портупеей и темляком из золотой мишуры с тремя продольными рядами просновок из красного шелка, на подкладке из хлопчатобумажной ленты, с овальной, металлической, золоченой застежкой с гербом Советского Союза в венке из лавровых листьев.

При повседневной форме носился поясной ремень с плечевой портупеей, пассиками для шашки или кобуры из лакированной черной кожи и с золоченой пряжкой-бляхой с пятиконечной звездой и серпом и молотом. На портупее - шашка генеральского образца.

Офицеры носили при парадной форме портупею и пояс, как у генералов, но с застежкой на крючках, прикрытой поперечном клапаном из основного материала, а при повседневной форме — снаряжение единого образца из лакированной черной кожи с золоченой фурнитурой, плечевой портупеей, пассиками для шашки офицерского образца или кобуры к пистолету «ТТ». При наличии кобуры использовался черный кожаный револьверный шнур с золоченой металлической скобкой.

Сержантам присваивались: черный кожаный поясной ремень с бляхой из белого металла с рельефным изображением пятиконечной звезды; шашка с плечевым ремнем черного цвета; кобура черная кожаная с шелковым гарусным револьверным шнуром красного цвета с металлической скобкой.

1. Парадная форма одежды офицеров. 2. Повседневная форма одежды офицеров (при несении службы). 3. Повседневная форма одежды генералов (при несении службы). 4. Повседневная форма одежды генералов (в шинели при несении службы). 5. Форма одежды сержантов (при несении службы). 6. Форма одежды сержантов (во время нахождения вне службы). 7. Повседневная форма одежды офицеров (в шинели при несении службы). 8. Зимняя форма одежды сержантов (для северных районов фуражка с башлыком заменялась папахой).

ЗНАКИ РАЗЛИЧИЯ

Погоны принятого в Советской Армии образца, шириной 6,5 см - для генералов и 6 см - для остального личного состава:

- для генералов — с золотым цельнотянутым галуном зигзагообразного рисунка, на продольной оси которого, в соответствии с присвоенными званиями (генерал-майор и выше), серебряной канителью вышивались звезды диаметром 2,4 см;

- для офицерского состава-с галунами особого рисунка из золотистой волоки и просветами из малинового шелка. В соответствии с присвоенными званиями (мл. лейтенант — полковник) на погонах размещались серебристые металлические звезды установленных размеров;

- для сержантского состава - из малинового сукна. В соответствии с присвоенными званиями (мл. сержант — старшина) в 4 см от верхнего края погона размещались нашивки из серебристого галуна.

С трех сторон, кроме нижней, погоны имели выпушку малинового цвета — для генералов и офицеров и черного цвета - для сержантов.

Новая форма была неоднозначно встречена личным составом. Если в корпусе и дивизии охраны МГБ на транспорте приказ выполнили исправно, то часть оперативно-чекистского состава на периферии, по свидетельствам очевидцев, сохранила прежнюю форму одежды органов МГБ. На это были свои причины.

Ветеран милиции полковник в отставке Г.П.Цепенников вспоминает: «Неприятие у нас вызывала и форма младшего состава. Если офицеры носили зеленые армейские мундиры и фуражки с васильковыми околышками, то у рядовых и сержантов было черное обмундирование, красный околыш у фуражки и шашка на боку — копия жандарма. Старшие еще эту форму помнили, а мы сравнивали по рисункам».

В соответствии с постановлением СМ СССР № 4723-1815сс от 13 октября 1949 года, объявленного приказом МВД/МГБ СССР № 00968/00334 от 17 октября 1949 г. вся милиция страны влилась в состав МГБ СССР4. К 1952 г. соединения корпуса и дивизии охраны МГБ, выполнявшие на железнодорожном и водном транспорте по сути милицейские функции, стали называться транспортной милицией. 17 июля 1952 г. Министр госбезопасности СССР С.Д.Игнатьев направил И.В.Сталину записку с проектами директивных документов. Касательно органов по обеспечению общественной безопасности и порядка на транспорте в записке говорилось: «...Проектом Постановления СМ СССР предусматривается реорганизация корпуса охраны МГБ на железнодорожном транспорте и дивизии охраны МГБ на водном транспорте в транспортную милицию МГБ, в связи с чем вносятся соответствующие изменения в звания, форму одежды и знаки различия личного состава транспортной милиции, а денежное содержание приравнивается к содержанию, установленному для личного состава городов и районов особого списка».(ЦА ФСБ РФ).

В соответствии с этим, приказом МГБ СССР № 00294 от 26 августа 1952 г., для соблюдения единообразия с общемилицейской формой, в обмундирование и знаки различия транспортной милиции МГБ СССР вводились следующие изменения: с вооружения снимались кавалерийские шашки; отменялось ношение шпор, револьверных шнуров и шевронов для сверхсрочнослужащих; золотой прибор погонов офицеров заменялся на серебряный, установленный для милиции; взамен галунов на воротнике и обшлагах мундиров вводились знаки, установленные для офицерского («катушки», «столбики») и сержантского состава милиции (полоски), на малиновом подбое; взамен шаровар вводились брюки в сапоги, входящие в довольствие милиции; личному составу, несущему службу в курортных районах и Средней Азии, было разрешено ношение суконных брюк навыпуск; всему личному составу (кроме полковников) устанавливалось ношение меховой шапки-кубанки с малиновым верхом; отменялось ношение папахи в северных районах и фуражек с башлыком в остальных районах; на головных уборах взамен красноармейской звезды вводилась кокарда милицейского образца; на шинелях устанавливалась малиновая окантовка по образцу окантовки милицейской шинели; для личного состава вводились плащ, белый китель, белая гимнастерка и белый чехол на фуражку.

Сотрудники управления охраны МГБ на транспорте в зимней униформе (слева), г. Тамбов.

Приказом МГБ СССР № 31 от 7 февраля 1953 г. была введена инструкция о порядке перехода личного состава транспортной милиции на вновь установленную форму одежды в течение 1953 г. Согласно инструкции, переход должен был осуществиться с 1 апреля по 31 декабря 1953 г., по истечении срока носки ранее выданного обмундирования. Кителя, брюки, бриджи черного цвета подлежали окантовке малиновым сукном по типу окантовки этих видов обмундирования у территориальной милиции. Новые шинели подлежали выдаче только после их окантовки. Папахи старшего, среднего и младшего начсостава (кроме полковников) следовало перешивать на шапки типа «кубанка» с малиновым верхом.

14 марта 1953 г. после образования объединенного МВД СССР Главное управление охраны МГБ на транспорте было ликвидировано, а его функции разделены между 6-м (Транспортным) управлением МВД СССР, занимавшимся контрразведывательным обеспечением предприятий всех видов транспорта, и Управлением транспортной милиции ГУМ МВД СССР, призванным обеспечивать правопорядок на железнодорожных и водных магистралях.

Сотрудники вновь созданных Управлений транспортной милиции, были переаттестованы: вместо воинских званий, которые они имели в МГБ, им были присвоены милицейские спецзвания. Оперативному начальствующему составу предписывалось сразу перейти на ношение милицейской формы:, а рядовому и сержантскому—по мере ее получения взамен старой. Фактически переход на милицейскую форму затянулся на несколько лет и завершился в середине 1950-х гг.

(Статья В.Воронова в журнале "Цейхгауз" № 12)

Сегодня в посте
Из жизни Скорой помощи. Председатель колхоза
я оставил
комментарий про деда своей жены
- настоящего крепкого русского мужика, а сейчас решил рассказать один случай времён службы этого замечательного человека в МГБ СССР.

Во-первых, случай достаточно интересный, а во-вторых, я считаю, что надо сохранять историю своей семьи разными способами, в т.ч. и размещая в Интернете - ведь из таких крупиц складывается история нашей страны. Весь рассказ будет от первого лица, постараюсь передать его максимально близко к оригиналу.

"...Очень хотел я попасть на фронт! Некоторых моих одногодков, кому исполнилось 17 лет в январе-марте 45-го, весной того же года призвали в армию, но после Победы призывать вовсе перестали. Первый призыв в районе состоялся то ли в 48-м, то ли в 49-м году, когда уже вернулись многие демобилизованные фронтовики, но меня не призвали - я ж "сельский специалист", работы для кузнеца много, а кузнецов не хватает.

В итоге, в 50-м году, как призыв начался, я пошёл в военкомат, а военком мне:
"На тебя райисполком каждый раз шлёт письма, "бронь" у тебя, как у незаменимого специалиста!"

Я в райисполком, а они:
"Будешь работать там, где стране нужнее, сейчас самое место - в деревне!"

Ну, я пошёл в райком комсомола и там всех поднял:
"Как же так? Не берут меня в армию! На меня уже девки с подозрением смотрят, как будто я больной какой или дезертир..."

Комсомол не подвёл! Сняли с меня "бронь" и призвали уже через пару недель.

...На сборном пункте будят меня как-то ночью: тебя вызывают! Прибегаю, а там рядом с начальником сборного пункта какой-то офицер, у него моё личное дело в руках. Поздоровался и как давай спрашивать:
"Назови номер комсомольского билета! А теперь - состав Политбюро! Каких земляков-Героев Советского Союза знаешь? А за какие подвиги им присвоено звание Героя? Перечисли оснащение своей кузницы? Назови по порядку этапы процесса закалки? Когда празднуется День артиллерии? Почему именно в этот день? Как называется районная комсомольская газета? Кто первый секретарь обкома КПСС в вашей области?"

Я спросонья, чуть не одурел, но вроде бы на все вопросы правильно ответил, потому как не дурак, комсомольский активист, образованный (семилетку закончил) и политически грамотный.
"Подходишь ты мне, собирайся!"
- говорит офицер. Троих он со сборного пункта выбрал, хотя вызывали к нему человек двадцать не менее.

И оказался я в войсках связи МГБ. Ведомство Берии!
(Я знаю, что в то время Берия не являлся непосредственным руководителем МВД или МГБ, но именно так сказал дед! Видимо, в народе продолжали считать Берию руководителем "органов" - прим. ТС)

"Железный нарком"

Очень мы этим фактом гордились! Порядки у нас были строгие - всё по Уставу, ни про какую "дедовщину" и не слышали. Выучили меня на радиста, а основная служба заключалась в т.н. "дежурствах". Были дежурства когда я отправлял радиограммы, были дежурства, когда принимал. Что за радиограммы, кому или от кого - это нам было неведомо. Также, как и содержание - все сообщения шифрованные: бывало, что одни цифры, бывало с буквами, а то и со словами или фразами. Фразы иногда были со смыслом, а иногда полная нелепица. Принимали, в основном "морзянкой", хотя бывало, что и голосом. Я отправлял только "морзянкой", но знаю, что некоторые зачитывали голосом.

Двухчасовое дежурство "на приёме" проходило так: пара дежурных (офицер и солдат) сидели за разными радиопередатчиками (основным и резервным).

Постоянно сидишь в наушниках, провод к наушникам короткий, не сняв наушники из-за стола встать невозможно. Во время дежурства запрещено снимать наушники и вставать из-за стола. В принципе можно отпроситься в туалет, но за это гарантированно три наряда вне очереди, как разгильдяю, сорвавшему выполнение приказа. И всех командиров у такого бойца выдерут как следует - суровое время, суровые нравы!

Кроме радиопередатчика, у каждого на столе часы (без стекла, с отмеченными на циферблате временами сеансов - метки ставит специальный боец в начале смены), блокнот (индивидуальный, выдаётся под запись перед дежурством, листы пронумерованы, по окончании дежурства использованные листы сдаёшь под акт с подписью) и стакан с заточенными простыми карандашами (карандаши затачивают те, кто готовятся к дежурству). Рядом на стене закреплён телефон без диска, если снять трубку - у дежурного зазвонит аппарат, это на случай ЧП. Всё.

И вот, однажды... Сижу на дежурстве, подходит время очередного сеанса, я смотрю - офицер, напарник мой, спит! Самым натуральным образом. Я негромко так говорю:
"Товарищ старший лейтенант! Товарищ старший лейтенант..."
Негромко, чтоб не услышал кто в коридоре, а то ведь влетит старлею. А тот не слышит. Пробовал дотянуться до него - не получается. А тут и время связи подошло... Сел я, как положено по инструкции за три минуты до начала приготовил блокнот, за две минуты до сеанса взял в руку карандаш. Пошла передача!

Пишу и нервничаю: ведь обычно пишем вдвоём и если кто-то собьётся, то всегда можно проверить по записи второго радиста, а тут я один. Первый раз со мной такое. От всех этих переживаний я, видать, надавил карандашом сильнее чем следует и сломал грифель, под корень!

А буквально за неделю до этого с нами проводил занятие один старослужащий
(Раньше не говорили "дед", солдат прослуживших более года называли именно "старослужащими" - прим. ТС)
, так он как раз рассказывал о такой ситуации. Особо обратил внимание на такую тонкость: если карандаш сломался, то нельзя брать новый из стакана. Пока бросаешь сломанный, тянешься за новым, берёшь его и начинаешь писать, то проходит 2-3 секунды минимум, а при скорости передачи 120-150 знаков, можно пропустить 4-8 знаков, а ещё хуже, что можно сбить внимание и пропустить ещё больше. При поломке карандаша следует царапать на бумаге обломком - это самый верный способ. Проще царапины разбирать, чем пропустить часть сообщения.

И вот это я вспоминаю, поэтому царапаю обломком карандаша по бумаге, стараюсь изо всех сил. Слышу, старший лейтенант заворочался, а тут и передача кончилась. Старлей смотрит на меня, замечает сломанный карандаш, я вижу как он бледнеет, ни кровинки в лице не осталось. Однако, справился с собой, снимает трубку, докладывает:
"ЧП. Требуется замена дежурной смены."

Нас меняют, старлей докладывает дежурному:
"Я уснул на вахте, проснулся за 20 секунд до конца сеанса, зафиксировал только окончание радиограммы. Рядовой сломал карандаш при приёме, примерно две трети радиограммы записано обломком карандаша."
Дежурный вызывает командира части, начальника штаба и особиста, офицеры совещаются. Нас с лейтенантом посадили в отдельные помещения с приказом "Не выходить! Ни с кем не разговаривать!" Через некоторое время прибегает посыльный, вызывает меня на улицу. Выхожу, там командирская машина. Водитель и командир садится вперёд, начштаба, особист и я посередине - назад. Едем и молчим. Долго едем, может час, может два. Въехали в город, да это же Москва! Едем по Москве, я в ней первый раз, куда едем не понимаю. Вдруг смотрю - магазин "Детский мир"! Яркая такая вывеска... Но мы мимо неё, в соседнее здание.

Машина заехала во двор, нас через бюро пропусков пустили внутрь, заводят меня в какой-то кабинет:
"Жди здесь!"
Сижу, жду. Заходит женщина, на вид лет 30-35:
"Ну, здравствуй! Как зовут-то тебя?"
Я вскакиваю:
"Рядовой ..."

Она меня останавливает:
"Не надо так официально... Меня зовут Валентина Константиновна, а твоё имя как?"
Я:
"Павел."
Она:
"Хорошо, Паша, присаживайся сюда, давай посмотрим, что у тебя получилось..."

И показывает мне бумагу, на которой видно всё, что я в блокноте написал, да так здорово: написанное карандашом очень чётко, нацарапанное чуть менее ярко. Да всё увеличенное, крупнее чем было раза в два. Сейчас-то
(Рассказывал он мне это в 2000-м году - прим. ТС)
я бы сказал, что с моего блокнота на ксероксе сняли копию с увеличением, но в то время я о таком и помыслить не мог. Удивляться у меня тогда времени не было, мы с Валентиной Константиновной разбирали мои закорючки:
"это 8, это Е, а тут вроде бы..."

Посидели с ней часа два, она уходя говорит мне:
"Молодец, Паша! Молодец трижды: что не растерялся, что царапал как следует и сейчас отлично всё вспомнил!"
Она ушла, а примерно через час за мной пришёл посыльный, вывел во двор, там уже машина командирская и наши офицеры. Ехали обратно также молча, но я видел, что настроение у офицеров улучшилось. Приехали в часть, время уже часа 4 утра, командир части мне говорит:
"Скажешь дежурному, что я приказал тебя вместе со всеми на подъём не будить, выспись как следует."
Прихожу в казарму, докладываю об этом дневальному, он говорит:
"Врёшь! Не может быть чтоб
сам
полковник с тобой разговаривал!"
  Мы ж старше своего ротного, никого и не знали. Иди, говорю, сам у него проверь. Лёг в койку и тут же отрубился.

Чувствую, кто-то за плечо трогает, открываю глаза: командир отделения, сержант:
"Вставай, общеполковое построение, тебя вызывают, а ты тут спишь..."
  Одеваюсь, выбегаю на плац - весь полк построен, вижу, что командиры смотрят на меня бегущего, но все молчат. Встаю в строй. И тут же командир полка:
"Рядовой ...! Три шага вперёд!"
  Выхожу.

"Рядовой ... во время боевого дежурства проявил редкое хладнокровие, солдатскую смекалку и комсомольскую ответственность - за что награждается 10-дневным отпуском! Встать в строй."


Вот так! А я ж тогда ещё года не отслужил... И вот, еду домой в отпуск, красота!.."
(конец)

*Раз дед моей жены, то ставлю тег "моё" :)