В дореволюционном календаре было не так много праздничных гуляний: зимние праздники, включая Новый год, Рождество и святки, затем Масленица, 1 мая (предшественник советского праздника был ещё до революции), Троица.  Масленица заслуживает отдельного рассказа.

В некоторых регионах готовиться начинали ещё на предшествующей неделе, которую называли Пёстрой. Например, в Калужской губернии матери могли выдать детям по блину, и те скакали на кочерге или ухвате и кричали: «Прощай, зима сопливая! Приходи, лето красное! Соху, борону — и  пахать пойду!». Были и другие задорные кричалки. Во Владимирской губернии  дети собирали старые лапти, потом встречали возвращавшихся из города или с базара односельчан и спрашивали: «Везёшь ли Масленицу?» Если отвечали «Нет» — то били лаптями.

В некоторых регионах суббота перед Масленицей называлась Родительской. В эти дни поминали умерших родственников. В этот день тоже пекли блины, и первый из них, в зависимости от местности, могли отнести положить на могилу близких, на божницу на кладбище, крышу собственного дома.

У каждого дня масленичной недели было своё название: понедельник – «встреча», вторник – «заигрыши», среда – «лакомка», четверг – «разгул». Время с четверга по воскресенье называлось широкой масленицей. В это время проводились многочисленные народные гуляния, праздники, работали всевозможные балаганы. Завершалось все сожжением чучела масленицы. Последнее воскресенье масленичной недели также называлось Прощённым, так как в этот день следовало попросить прощение у всех, кого умышленно или случайно обидели. Не смотря на все гастрономическое разнообразие, мяса в этот период не ели, поэтому эту неделю также называли мясопустной.

Во время Масленицы не играли свадеб, зато перед её началом их было довольно много, потому что люди хотели успеть отпраздновать это важное событие ещё до поста и без гастрономических ограничений. Чествование молодожёнов продолжалось и на Масленицу. Жениха и невесту могли извалять в снегу или кинуть в сугроб, и это считалось хорошей приметой. Обычно молодожёны были не против и сами с удовольствием барахтались в снегу вместе с друзьями. Если жених и невеста не хотели принимать участие в праздничных гуляньях и игнорировали односельчан, земляки могли заявиться к ним без приглашения и бросить в снег без разрешения. Молодожёны обязательно наведывались «к тёще на блины». Если невеста оказалась не девственницей, жених мог выразить её родителям своё недовольство, взяв со стопки верхний блин, откусив середину и демонстративно положив дырявый блин назад. Если в доме в тот момент были и другие гости, это было большим позором.

Родиться на Масленицу считалось очень хорошей приметой. На Масленицу родился знаменитый живописец Б. М. Кустодиев. Сохранилось письмо его матери, в котором данный факт упоминается: «Твое рождение, опять, через 23 года, пришлось на масленицу. Ведь ты родился в четверг на масленицу и потому, вероятно, любишь блины».

И в городах, и в деревнях обязательно катались с горок, и это было не только развлечением для детей. Взрослые тоже катались, тем более что горки иногда были очень высокими.

Датский путешественник Педер фон Хавен в «Путешествии в Россию» (1736–1739) упомитает Масленицу: «Перед ним (прим. постом) бывает карнавал, а именно в восьмую неделю перед Пасхой; русские называют его масленой неделей, так как в эту неделю они могут есть масло, но не мясо… В сильный мороз строят из досок гору высотой около 20 локтей с уклоном на лед реки, где ее возводят. Эту деревянную гору до тех пор поливают водой, покуда она вся не обледенеет. По одну ее сторону устраивают на реке каток длиной фавнов в сто, а по другую находится лестница… И вот они садятся на специальные маленькие санки, ждут, пока их подтолкнут вниз, и с неописуемой скоростью мчатся далеко по катку».

Англичанка Марта Вильмонт, сопровождавшая княгиню Екатерину Дашкову в начале 19 века, описывала катания с горок: «Несколько дней назад я впервые в жизни каталась с ледяных гор. <…> Гору полили водой, которая моментально замерзла, превратившись в совершенно гладкий лед. Ну, хорошо, давайте еще раз поднимемся в беседку и усядемся в кресло с каким-нибудь компаньоном. У кресла вместо ножек полозья. Человек на коньках, стоящий позади, толкает высокие санки и, направляя их, катится вместе с вами. Вы стремительно несетесь вниз, и, пока гора не кончится, остановиться невозможно. Мне кажется, ощущение при этом такое, будто летишь по воздуху как птица».

Другим популярным развлечением было катание на санях, которые к праздникам украшались летами, бубенчиками, а иногда и росписью. Особенно много подобных саней было в Москве ещё в начале 18 века. В 1812 году практически все они погибли в огне, а после войны их стало существенно меньше.

В городах работали многочисленные театры и балаганы. Жена английского посланника при Петербургском дворе леди Георгиана Блумфильд в «Воспоминаниях» (1845–1846) писала: «Все пространство большой Адмиралтейской площади было покрыто временными барками и деревянными театрами, а также цирками, каруселями, ледяными горами и т. д., устроенными для развлечения народа. Дорога против Зимнего дворца была занята непрерывной линией карет, которые тянулись, точно в процессии, и были преимущественно наполнены детьми. В общем, это было красивое и веселое зрелище, словно большая ярмарка. Во время масленицы люди всех классов, казалось, совсем теряли голову, думая только о том, как больше наполнить эту неделю удовольствиями и развлечениями».

В этот период работали все театры, проводились многочисленные маскарады. Ещё в 18 веке маскарад был исключительно «барским» развлечением. Его устраивали при дворе, в домах вельмож. Однако в 19 веке открылось много частных маскарадов, где вход был по билетам, которые можно было купить. Женщин для непринуждённой атмосферы иногда пускали бесплатно. Это привело к тому, что маскарад стал местом легкомысленных знакомств, и туда устремились жрицы любви.

Из журнала «Огонёк» 1913 года: «Нет в северной столице былого размаха и своеобразных обычаев старой русской масленицы. Прежние балаганы у Адмиралтейства и позже на Царицыном лугу давали живую и яркую картину русского карнавала, а ведущие к ним улицы заполнялись всевозможными выездами — от придворных карет, в которых возили институток — посмотреть сквозь окна на народное гулянье, — до традиционных веек (прим. вейка — кучер эстонского или финского происхождения, работающий только на Масленицу). Всё это уже почти забыто. Скудны и серы нынешние «балаганы» на Семёновском плацу, стеснённом постройками, а о выездах и говорить нечего. Блины — и те вышли из пределов сырной недели и поедаются по ресторанам всю зиму…

Нет почти и специальных масленичных развлечений для чистой публики.Несколько оживлённее обычные зимние маскарады в “Приказчичьем”. Здесь кавалеры — молодой чиновник, студент, приказчик, конторщик, а маски — женская молодёжь, ищущая развлечений после службы в магазинах и модных мастерских, да «ночные бабочки». Интрига неизменно начинается словами: “Я тебя знаю” и кончается «пригласи ужинать». В буфете постепенно маски снимаются и пропадает последняя тень карнавала.

Танцы носят непринуждённый характер. Оркестр играет вальс, но это не мешает к концу вечера «бонвивану» танцевать «кек-уок». Входят сюда чинно, заботливо ухаживая за дамою, а при выходе истерзанный кавалер с ужасом ищет «на извозчика» для прелестной спутницы.

Бедных масленичных “веек”, наезжих подгородных финнов и русских крестьян, возящих на любое расстояние за традиционные “рицать копеек”, не пропускают на лучшие улицы. Зато к их услугам окраины. То-то здесь работа городовым! Фабричный и мастеровой люд здесь — хозяин. Море по колено пьяненьким. О “нарушении тишины и порядка” забота почти отложена — не было бы раздавленных и увечных!»

Сходная картина была и в Москве.

А вот что сообщает тот же выпуск журнала «Огонёк» о празднике в Нижегородской губернии: «Несомненная связь с язычеством существует в масленичном обычае, сохранившемся среди мещан и крестьян — жителей городов Нижегородской губернии и даже предместий самого Нижнего. Масленичное гулянье открывается процессией девушек, разодетых в яркие наряды. Впереди ведут за рога рослого красивого козла, украшенного цветными лентами. Это, — несомненно, — древний жертвенный козёл славян. Но дело обходится в наши дни без крови… С пением особых, к этому дню приуроченных песен, девушки проходят по улицам города и дают “почин масленице”. Следом начинается обычное катанье, во время которого, при встречах верениц саней, молодые люди и девушки приглядываются друг другу, знакомятся, и нередко здесь завязываются будущие браки. Катание служит, таким образом, смотринами, и появление нарядного козла на улице с нетерпением ожидается и девушками, и молодыми людьми, мечтающими о супружестве».

В Тобольске было популярно другое развлечение, особенно среди казаков. Его мы можем увидеть на знаменитой картине Василия Сурикова. Участники делились на две команды, и во главе каждой был свой руководитель. Во времена Сурикова обычно по сюжету игры в снежном городке засели турки, соответственно, главу команды называли пашой. Сам художник не раз наблюдал штурм вживую.

Также казаки любили разъезжать с горящими факелами. Иногда они поджигали метёлки или морды (так называлась рыболовная снасть). Рваные снасти набивали соломой и поджигали. Ехали верхом, волоча огонь позади себя. Также процессию сопровожали ряженые с перепачкаными сажей лицами, и обязательно шёл человек с гармошкой. Некоторые местные озорники баловались тем, что могли угнать чужие сани, чтобы кататься в них, а потом бросить.

А далее следовал строгий Великий пост. О нём рассказ уже был