Привет Пикабушники, публикую для вашего внимания рассказы моего отца о том как он захотел и стал моряком в далеком 1964 г. В своих коротких рассказах которые выстроены в хронологическом порядке, мой отец описывает весь путь к поставленной цели, а так же какие интересные ситуации с ним происходили во время морских рейсов. Надеюсь вам понравится! (*текст не редактировался, извиняйте за ошибки)
С ЧЕГО ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ, ГОД 1963
А начиналось все, как водится, с начала.
В нашей станице было три школы: две восьмилетки - №13 и №14, и десятилетка - №10. Я учился в школе №14, восьмилетке, и, перейдя в восьмой класс, народ в нашем классе начал задумываться: а что потом? Основных путей было два: первый: продолжить учебу до десятого класса в школе-десятилетке, получить среднее образование и далее – в ВУЗ, второй: поступить техникум или ПТУ, закончить, начать работать, а дальше – видно будет.
В классе у нас было десять парней и двадцать девчонок, парни выбрали первый и второй путь, девчонки – тоже, но были среди них и такие, кто потом ограничился только средним образованием. Причины, конечно, были разные, но главная, как мне кажется, это неуверенность в себе: конкурсы при поступлении в ВУЗы и техникумы были везде приличными. Официальных платных способов поступления тогда не было, а «дать на лапу» могли далеко не все родители.
Как бы то ни было, разговоры о будущем повелись, справочники «Куда пойти учиться» начали штудироваться, плюсы и минусы разных профессий взвешиваться, подготовка к значительным переменам в жизни началась. Я, естественно, не остался от всего этого в стороне, тем более, что поступать после окончания восьмого класса было просто необходимо: в семье нас, детей, было пятеро, и чем быстрее я слезу с родительской шеи, тем будет лучше для всех, а насчет уверенности в себе при сдаче вступительных экзаменов у меня не было и тени сомнений: по всем школьным предметам, кроме английского языка, у меня всегда были круглые пятерки. Осталось только выбрать, куда рвануть, и я выбрал: Ростовское мореходное училище им. Седова Министерства морского флота, или «Седовка», как его и до сих пор называют: по его окончании получаешь полное среднее образование и профессию на уровне техникума. Но наиболее привлекательным для учебы в мореходке было обучение «на полном государственном обеспечении», т.е. бесплатное питание, проживание и обмундирование – полный пансион, как говорили в старину. Кроме всего прочего, окончившие мореходку освобождались от призыва в армию, так как воинская подготовка проводилась во время учебы в училище. Не последнюю роль, конечно, сыграла и красивая морская форма, в которую тогда одевали курсантов морских училищ, как средних, так и высших.
Постепенно среди нас, парней, в результате разговоров и дискуссий, определились еще трое, которые тоже захотели поступить в мореходку, так что я оказался не один такой «умный», да я в этом и не сомневался – ребята у нас в классе были умными без всяких кавычек. Это были Шурка Воробьев, Васька Зайка (именно Зайка, а не Заика) и Коля Сергеев.
Надо сказать, родители в выборе мной места учебы и будущей работы особого участия не принимали. Я не думаю, что им это было безразлично, скорей всего, им мой выбор понравился, но какого-то особого одобрения или, наоборот, неодобрения мне высказано не было, отец только уточнил, на каком отделении я собираюсь учиться, и получив ответ, что на судомеханическом, сказал, что механики всегда нужны не только на море, но и на суше.
Единственная, чьих тайных надежд я не оправдал, была моя любимая бабушка, которая мечтала, что я буду железнодорожником, как ее Ваня, отец моего отца и мой дед, который умер задолго до моего рождения. Видимо, очень она его любила, но я ее ожиданий не оправдал, уж больно я был тогда самостоятелен в свои пятнадцать лет, она это знала лучше кого бы то ни было, потому что сама меня таким воспитала. Да-да, я не оговорился, дети, выросшие в российских деревнях, воспитываются, в основном, бабушками, это не в упрек родителям: когда же им заниматься своими чадами – с утра до вечера на работе. Однако бабушка мне никогда так и не сказала что ее ожидания не сбылись. Святая женщина!
Вот так я определился со своим будущим, и, как впоследствии оказалось, со всей своей жизнью. Сейчас это уже можно сказать определенно, а хорошо это получилось или плохо – сравнивать все равно не с чем, для этого ведь нужно самому прожить какую-то другую жизнь, что практически невозможно, а с чужими жизнями сравнения будут изначально некорректны.
Заранее могу только сказать, что сейчас, когда мне уже под семьдесят, я не могу себя упрекнуть за неправильный выбор своего жизненного пути, хотя он, может быть, и не идеален с точки зрения простого обывателя, но свои плюсы и минусы есть везде, да и неблагодарное это занятие ставить себя в какое-то сослагательное наклонение, типа: «а вот, если бы…».
ПЕРВЫЕ ШАГИ К ПОСТАВЛЕННОЙ ЦЕЛИ, ГОД 1964
Ну вот, восьмой класс окончен, экзамены успешно сданы, вальсы выпускного бала отгремели, вступительные экзамены во всех учебных заведениях, как правило, с первого по двадцатое августа, надо только вовремя подать документы. Документы наши, всех четверых, отвез в училище отец одного из нас, Шурки Воробьева, но сдал их не в «Седовку», а в Ростовское мореходное училище Министерства рыбной промышленности.
В приемной комиссии «Седовки» ему ясно дали понять, что наши шансы на поступление даже с успешно сданными приемными экзаменами – никакие. Официально же ему было сказано, что прием документов давно закончен, конкурс и так получается слишком большой и т.д., хотя документы наши он привез где-то в начале июня. Как я уже потом понял, нужно было заплатить, и заплатить немало: а ну-ка, такое престижное место учебы с последующей работой на судах загранплавания! Только откуда у наших родителей взялись бы такие средства? Ну, хорошо: Шурка у отца с матерью был один, Васька – тоже, но это же станица, родители – колхозники. Колхоз, правда, своих работников не обижал, и заработки были там хорошие, но все это по меркам станицы, но не города, Коля жил вообще с сестрой и матерью, без отца, а про себя я уже говорил. Так что шуркин отец сделал единственно правильный выбор, как сейчас бы сказали, принял компромиссное решение, не лишив нас надежды. То, что училище в результате оказалось менее престижным, нас тогда не очень-то задело, инерция была уже набрана, любое торможение оказалось бы катастрофой. Да и на разницу между Минморфлотом и Минрыбпромом мы тогда вообще не обращали внимания – и те, и другие вроде ходят за границу, а что они там делают – совершенно не важно, потом узнаем.
Осталось теперь дождаться вступительных экзаменов. Я не знаю, чем занимались парни, а я, чтобы не терять зря время, поработал примерно месяц ездовым на колхозной ферме, подвозя на пароконной бричке корм коровам. Нас, ездовых, было трое, естественно, три упряжки, ферма находилась примерно километрах в десяти от станицы, жили мы на ферме, в отдельно стоящем домике-общежитии, рядом располагались конюшня для лошадей, довольно обширный пруд с карасями и линями, водонапорная башня, столовая для персонала и, естественно, коровники с коровами – для чего эта вся, как сейчас модно говорить, «инфраструктура» и предназначалась. Рабочий день наш был с утра до вечера с перерывом на обед для себя любимого и лошадей, после рабочего дня радо было накормить-напоить лошадей, почистить их и помыть, поставить в стойло – обычная крестьянская работа. После этого – свободен до утра. Я обычно брал удочку и шел на пруд, остальные двое, они были гораздо постарше меня, садились на велосипеды и катили на ближайшую, а может и не ближайшую, утиную ферму к девкам. Несколько местных доярок, которые жили тут же, в общежитии, их почему-то не устраивали, а может дела сердечные предполагали обязательно какое-то преодоление пространства для более высоких чувств – кто знает, я тогда еще был далек от этих вопросов. В голове маячила ЦЕЛЬ, мысли были только об этом. Странно, но желания повторять какой-то материал перед предстоящими экзаменами не было вообще, а была уверенность, что все и так сдам.
Так что этот месяц у меня прошел без проблем, я заработал какие-то деньги на будущую поездку в Ростов и купил себе новые ботинки. Один комичный случай, правда, все-таки произошел за это время, как же без него. Время было летнее, жаркое, брички наши рассохлись, болтались и скрипели на каждой кочке - деревянные же, и как-то, по окончании рабочего дня мы их решили загнать в пруд на ночь, чтобы замокли как следует. Сказано – сделано, въехали после работы в пруд, выпрягли лошадей, на следующее утро попытались все проделать в обратном порядке, но не тут-то было! Эти телеги так засосало за ночь в ил, что лошади были не способны сдвинуть их с места, пришлось вытаскивать трактором! Начальство, конечно, поворчало, но все обошлось.
АБИТУРИЕНТ – СТАТУС ВРЕМЕННЫЙ
За несколько дней до начала августа мы все четверо приехали в славный город Ростов-на-Дону и предстали пред светлые очи приемной комиссии Ростовского мореходного училища Минрыбпрома, где нам сообщили, что все мы допущены к экзаменам в качестве абитуриентов (хм, новое слово), нужно будет сдать три экзамена, расписание – на доске расписаний, конкурс на сегодняшний день тринадцать человек на место (ого!). После сдачи экзаменов – медицинская комиссия, затем – мандатная комиссия, где будет объявлено принят или не принят.Также нам дали адрес в городе, где можем остановиться на время сдачи экзаменов. Тут надо сказать, что таких «самостоятельных», как мы, в приемной комиссии толпилось немного, в основном народ был то с папами, то с мамами, а то и с обоими родителями вместе, что для нас, станичных пятнадцатилеток, выглядело странным: нас-то давно уже никто и никуда за ручку не водил. Так что увиденное нас даже несколько позабавило.
Мы вышли на улицу, хотелось есть, из ближайшего газетного киоска гремела песня: «По переулкам бродит лето, солнце льется прямо с крыш!» Все так и было на самом деле – и лето, и солнце, и даже девушка стояла у киоска – прекрасное начало для новой жизни, которая открывалась перед нами.
Зайдя в гастроном напротив киоска с песней и девушкой, мы купили себе нехитрую еду, я, помню, купил кольцо ливерной колбасы и полбуханки серого хлеба, умял почти все за один присест: с поезда – прямо в училище, завтракать было некогда, а время подбиралось уже к обеду. Вкус этой колбасы я помню до сих пор, можете мне не верить – но это так, про серый хлеб я уже не говорю, дома у нас был в ходу только белый, домашней выпечки, и не потому, что мы были такие уж баре, что только белый хлеб и ели, нет, причина заключалась в том, что кубанские колхозы в те времена сеяли пшеницу только озимую и только твердых сортов, эту же пшеницу отец, работая в колхозе, получал и натуроплатой (натуроплата в колхозе – это оплата не вместо денег, а дополнительно к денежной зарплате, и начислялась производимыми в колхозе продуктами на каждый заработанный рубль, например: пшеницы столько-то грамм на рубль, кукурузы – столько-то, подсолнечника – столько-то, сахара – столько-то и т.д.) Мука из этой пшеницы получалась только для белого хлеба высшего сорта. Такую муку в остальной России называют крупчаткой. Другие сорта пшеницы там не сеялись по причине малоурожайности, а рожь так и вообще не растет. Правда в Краснодаре серый хлеб и даже черный купить было можно, но кто же будет ездить специально за хлебом в город, покупали только по случаю.
Ну вот, подкрепились и пошли искать свое жилье. В какую сторону бежать – нам объяснили, так что нашли мы этот адрес довольно быстро: частный одноэтажный старый дом на улице Донской, не доходя до Газетного переулка. Представились хозяевам, не очень пожилой паре, что-то вроде заплатили вперед, нас проводили в комнату с четырьмя кроватями и другой скромной обстановкой, мы там оставили свои вещи и пошли знакомиться с городом, в котором нам предстояло учиться целых долгих (как мы думали) четыре года…
Дойдя до Газетного, спустились вниз на набережную Дона, полюбовались памятником великому писателю М. Горькому, прогулялись до Речного вокзала – все понравилось, новая обстановка как-то воодушевляла. Вернувшись на квартиру, завалились спать – день был довольно суматошным.
Дни до первого экзамена пролетели быстро. Я что-то освежил в своей памяти, почитав прихваченные из дому учебники, про остальной народ ничего сказать не могу – просто не помню, кто чем занимался: ЦЕЛЬ затмевала все. На экзаменах Шурка с Колей срезались, мы с Васькой набрали по двенадцать баллов из возможных пятнадцати и были допущены к медкомиссии. Васька медкомиссию прошел, а у меня возникли проблемы: в моем горле врачи обнаружили воспаленные гланды и вынесли вердикт: «Не годен». Откуда они, эти гланды, у меня появились – я ума не мог приложить, вроде и мороженое не ел, и холодную воду не пил, а просто так простудиться в августе – это еще надо ухитриться! Воспаленные гланды – это ангина, должна быть если не боль, то какое-то неприятное ощущение в горле, это я знал по собственному опыту, уж чем-чем, а ангиной-то болеть приходилось, но никакой боли не было, ничего я не чувствовал, однако надо было что-то делать, и я побежал в приемную комиссию. Там посмотрели мою экзаменационную ведомость, убедились, что экзамены я сдал хорошо, балл получается проходной, и предложили мне все-таки прийти на следующий день на мандатную комиссию: возможно, какое-то решение в мою пользу будет принято.
Мандатная комиссия мой вопрос решила быстро, в стиле царя Соломона: я оставляю все свои документы в училище, еду домой, делаю операцию по удалении этих несчастных гланд, присылаю в приемную комиссию соответствующую справку, и мне высылают вызов на учебу. В противном случае я получу свои документы назад, что будет означать, понятно что…
С тем я и покинул славный город Ростов-на-Дону: надо было срочно решать возникшую проблему, а времени оставалось мало.
ОПЕРАЦИЯ «ОПЕРАЦИЯ»
Дома к моему сообщению о необходимости операции отнеслись в общем с пониманием, но без особого энтузиазма: раз надо – значит, надо, а если не получится – то что ж, пойдешь в девятый класс. Но я-то свой шанс упускать никак не хотел, про девятый класс даже и мыслей не было.
В станичной амбулатории помочь мне не смогли ничем, в больнице – тоже, так что на следующий день покатил я в Краснодар. Можно было еще съездить в районную станицу Динскую, но я решил не рисковать и не терять время зря.
По прежним моим посещениям Краснодара, я помнил, что недалеко от центра там есть какая-то больница, поэтому решил сразу пойти туда. Нашел, больница оказалась №8, да мне было, в общем, все равно, я зашел внутрь, подошел к регистратуре и изложил свою проблему. Девушки за стойкой удивились моей просьбе, в их глазах я, видимо, выглядел полным придурком, спросили про какое-то направление на операцию, я, в свою очередь, тоже удивился, что таковое должно обязательно быть, ситуация возникла патовая. Но, видимо, мой растерянный и несчастный вид тронул женские сердца, и мне было предложено подняться на второй этаж в процедурный кабинет, поговорить там с персоналом – может что и получится. Так я и сделал.
Найдя процедурный кабинет, я вежливо постучался, получив разрешение, вошел, увидел двух теток средних лет в белых халатах и изложил свою просьбу. Изумление имело место и здесь, но я был совершенно серьезен, настойчив и, видимо, достаточно убедителен. Тетки выслушали мою историю молча и лишь переглядываясь друг с другом, про направление не спросили. Затем посадили меня на стул, одна из них попросила меня открыть рот, сказать «А-а-а», осмотрела мое горло, потом взяла в руки какой-то блестящий инструмент, несколько похожий на ножницы, и вставила его мне в рот. Вторая в это время, оказавшись у меня за спиной, прижала мою голову рукой к своему животу. После этого раздалось два щелчка, мое горло произвело отрыгивающее действие, и, на появившийся откуда-то под моим подбородком маленький медицинский тазик в форме человеческой почки, упали два маленьких кровоточащих кусочка – мои гланды! Женщина-хирург вынула инструмент, осмотрела ранки, помазала их чем-то, удовлетворенно кивнула и сказала, что рот можно закрыть. Я, обалдевший от всего этого, так и сидел с открытым ртом, пока до меня наконец дошло. Боли в общем-то не было. Меня попросили посидеть минут десять, понаблюдали надо мной, затем еще раз осмотрели мое горло и отправили восвояси, проинструктировав насчет через какое время и какую пищу можно есть, что можно пить и т.д. Больше всего мне понравилась рекомендация, что мороженое я могу есть сразу, только без вафельных стаканчиков.
И еще сказали прийти на проверку через три дня. С тем я и ушел от добрых медицинских теток, поблагодарив их полушепотом: говорить было трудно.
За три дня в горле поджило, говорить я стал нормально, хотя пока и негромко. Приехав в Краснодар, предстал перед моими спасительницами: они, как и следовало ожидать, попросили открыть рот и сказать «А-а-а», полюбовались результатами своих трудов, сказали: «Все чистенько» - и выписали мне справку о проведенной операции, женщина-хирург заверила ее своей личной печатью и вручила мне с пожеланиями успехов в учебе. Я в ответ на ее пожелания попросил ее написать еще одну точно такую же справку. Оторопевшей женщине на вопрос: «Зачем?» - я объяснил: «На всякий случай, вдруг потеряется!». Получив еще одну справку и сказав «Спасибо», я помчался на Главпочтамт и отправил один экземпляр в Ростов на адрес училища заказным письмом. После этого сел в автобус и поехал домой в станицу. Казалось, гора свалилась с плеч.
НЕОЖИДАННОЕ ПРЕПЯТСТВИЕ
Счастливый, я приехал домой. Душа отдыхала от пережитого, все впереди казалось ясным. Какого-то особого чувства удовлетворения от благополучного выхода из случившегося не было: ну, подумаешь, выполнил поставленное комиссией условие – только и всего. Зато теперь уж точно примут!
Но все-таки молод я еще был и, не то, чтобы глуп, скорее, просто неопытен, потом я только понял, что промежуточный результат – это еще не окончательное решение вопроса. Короче говоря, 22 августа, почтой, пришла мне из Ростовского мореходного училища Минрыбпрома бандероль с моими документами. Сказать, что это был шок – значит не сказать ничего… Душа моя была в полном смятении – ведь такого не могло случиться! Я все сделал, как было условлено! Почему они сделали все наоборот?
Естественный вопрос «почему?». Каких-либо объяснений в пачке документов не было. Ведомость о сданных экзаменах – была, справка о пройденной медкомиссии с отрицательным заключением – тоже, но никаких отметок в ней о проведенной операции не было. Получается, что моя справка, отправленная с краснодарского Главпочтамта не дошла по назначению? А как же тогда уведомление, которое я ведь получил о вручении адресату своего заказного письма? Вопросы – были, ответов только не было. И возник опять главный вопрос: «Что делать?».
Ситуация критическая: до первого сентября, начала учебного года, всего ничего, надо срочно бежать в школу №10, устраиваться в девятый класс, не терять же год, если уж поступить не получилось. Но примут ли, ведь девятые классы уже укомплектованы? Так и получилось – документы у меня не приняли, три девятых класса уже были переполнены, сказали приходить на следующий год, буду первым: тоже мне, шутники! На что я им ответил, что первого сентября все равно приду в школу, в любой из девятых переполненных классов, и пусть только попробуют меня выгнать! С тем и ушел домой.
Поскольку мысли об училище меня не покидали, вспомнил я один разговор, который произошел как-то в нашем классе при обсуждении своих будущих судеб по окончании восьмого класса: поступать – не поступать, а если поступать, то куда, когда и как и т.д. При этом разговоре присутствовала наша «англичанка», Людмила Ивановна, так вот она нам тогда сказала, что при поступлении куда либо иногда случаются разные казусы, надо быть к ним готовыми, и привела пример, когда ее в свое время по каким-то причинам по ошибке не приняли в Ленинградский иняз, и положение удалось исправить только благодаря письму в Москву. Подробностей, типа: куда и кому писать, тогда я не запомнил, но идея использовать последний шанс сейчас возникла.
Сказано – сделано. На листе бумаги были изложены обстоятельства всего произошедшего, письмо было положено в почтовый конверт. Туда же были положены экзаменационная ведомость, справка о медкомиссии и второй экземпляр справки об операции на гландах (вот и кто меня тогда надоумил его попросить!). Адрес на конверте был написан очень простой: «Москва, Кремль, Министерство просвещения». До сих пор сомневаюсь, существовало ли тогда министерство с таким названием, может быть надо было писать «Министерство народного образования», или «Министерство высшего и среднего специального образования», или еще как-то, но как было написано – так и было.
Обратный адрес на конверте был указан мой, конверт был заклеен и опущен в почтовый ящик у почтового отделения.
Последние дни до начала нового учебного года потянулись в поисках учебников для девятого класса, практически безуспешных, потому что все учебники уже были раскуплены, как новые, так и старые, и ничего я не нашел. Ответа на мое письмо тоже не было.
СУДЬБА ИГРАЕТ ЧЕЛОВЕКОМ
Первого сентября пошел я в школу, №10, в девятый класс, куда мне было сказано в этом году не приходить. Никто меня, конечно, не погнал со школьного двора, первого сентября в школах праздник, общий сбор, школьная «линейка»: все классы выстроились по порядку на школьном дворе, поздравления, речи. Я пристроился к одному из девятых классов, где увидел больше знакомых мне ребят, это оказался 9А класс, никто меня ни о чем не спросил и ничего мне не сказал. После торжественной части прозвенел первый звонок нового учебного года, разошлись по классам со своими классными руководителями – до боли знакомая картина по предыдущим школьным годам. Сейчас же боль была реальной, и это была боль утраченной надежды. Конечно, все было не так уж смертельно, и после всех перекличек и знакомств, ознакомления с расписанием и т.д. пошел я опять в учительскую узаконивать свое здесь присутствие, где мне было милостиво разрешено оставаться в выбранном мной классе и принести завтра документы. Наш класс учился, согласно расписанию, во вторую смену. На следующий день я пришел пораньше, с нужными документами, сдал их завучу, которым оказался наш физик из моей предыдущей школы, с очень редким именем Диомид и очень обыкновенным отчеством Петрович – видимо, перевели с повышением в десятилетку.
Первый учебный день, новые учебные предметы, домашние задания – все, как всегда. Жизнь продолжалась, и надо было ее, эту жизнь, жить.
Третьего сентября, с утра, севши на велосипед, поехал я по своим знакомым друзьям- девятиклассникам попросить учебников, чтобы приготовить домашние задания. Что-то нашел, что-то – нет, но деваться было некуда, надо было хоть как-то запрягаться в этот девятый класс, если совсем ничего не делать – не поймут.
Подъезжая к дому, увидел у калитки почтальонку, которая разговаривала с моей матерью. «А вот и он приехал» - сказала мать, и почтальонка протянула мне сложенный листок бумаги, который держала в руке. Развернув его, я увидел, что это была телеграмма. В телеграмме значилось: «Вам предлагается срочно приехать в Ростовское мореходное училище Министерства рыбной промышленности для прохождения учебы». Вот так, без всякого обращения, типа «Ув. тов. Жуков», или как-нибудь еще. И подпись: «Администрация». Сказать, что я обалдел – значит ничего не сказать. Мать с почтовой работницей что-то мне говорили, может поздравляли, а может еще что – я не слышал, торжество восстановленной справедливости оказывается способно потрясти человека так, как ничто другое. Расписался за телеграмму в книге у почтальонки и помчался развозить назад учебники, которые только что взял у своих друзей.
После этого, с телеграммой в руке, на том же велосипеде рванул в школу за документами.
В школе на меня поначалу посмотрели, как на придурка, который толком не знает, чего хочет: то принимай его учиться, то отчисляй его из класса, потому что он передумал. Но телеграмма свое действие все же возимела, и я был отправлен к завучу за своими документами. Дождавшись Диомида Петровича с урока, изложил ему свою просьбу, объяснив, что получил вызов на учебу, и показал телеграмму. Завуч почему-то в восторг от моих слов не пришел. Вместо этого он повел меня в пустой класс, закрыл дверь и сказал: «Давай поговорим».
Говорил-то, в основном, он. Суть его речи сводилась к следующему: раз уж я с таким трудом восстановился в девятом классе, то некрасиво отрабатывать назад, он ведь тоже принимал в этом участие, и что теперь? Тем более, он сказал мне это прямо, я был принят в переполненный класс с перспективой, что, как закончивший восьмилетку с одними пятерками, я прямой кандидат на золотую медаль по окончании десятилетки. Что в этом случае мне вообще будет открыта дорога, о которой я и не мечтал: любой институт, любой университет. Я сидел, молчал, он видел, что я не собираюсь с ним соглашаться, приводил еще какие-то доводы и обещания, в конце даже упомянул, что жизнь у моряков тяжелая, а семейная – вообще никакая, с последним я был согласен, но отступаться от своего не собирался. Убедившись, что меня с места не сдвинешь, он отдал мне мои документы и пожелал успешной учебы на новом месте. Я поблагодарил его, сказал, что высшее образование от меня никуда не уйдет, и распрощался с этим хорошим человеком, одним из многих, из которых и состоит этот мир, что бы там не говорили. Забегая наперед, скажу, что данное Диомиду Петровичу обещание я сдержал, ВУЗ окончил, но это уже совсем другая история.
А сейчас я помчался домой, быстренько собрал свои вещички – много ли их у меня было, сказал маме: «До свидания» и очередным автобусом отбыл в город Краснодар, где успел купить билет на последний, тоже автобус, но до Ростова, куда прибыл после полуночи. Междугородный автовокзал находился тогда в районе Сельмаша (а может и сейчас там находится), до училища оттуда добираться троллейбусом, как мне сказали, около часа, да и троллейбусы уже не ходили. Пришлось дожидаться первого утреннего, на нем я и прикатил в район Старого базара, в квартале от которого и находился главный учебный корпус училища, на улице Обороны, дом 49.
Прогулявшись по утреннему холодку от троллейбусной остановки до главного учебного корпуса (ГУКа, как его сокращенно называли), я обнаружил, что вход с улицы Обороны закрыт, правда, висела табличка «Вход с ул. Станиславского». Последовавши указанию, я очутился на КПП и представился дневальному курсанту-третьекурснику. По времени только начинался шестой час утра, пришлось ждать, когда появится начальство. Первым, помню, через КПП прошел зам начальника по строевой и учебной части, дневальный доложил ему обо мне и получил указание сдать меня командиру роты, в которой мне предстояло жить и учиться ближайшие четыре года. Командир роты появился вскоре, я был представлен, и, по прошествии короткого времени, пока комроты зашел в ГУК и вернулся, я был препровожден им в первый экипаж, на улицу Серафимовича, 37, и сдан на руки дежурному по училищу, курсанту-пятикурснику, с подробными указаниями касательно меня.