Представьте себе старый, дореволюционной постройки, деревенский бревенчатый дом-шестистенок на две семьи, некогда богато украшенный резьбой, а теперь почерневший от старости, покосившийся и просевший. Половину этого дома практически по цене дров купила моя старшая сестра, когда они с мужем решили, что им нужна дача. А во второй половине осталась довольно-таки зловредная соседка-хозяйка. Но последняя в истории не принимала никакого участия, она уже много лет не показывалась, и ее половина так и стояла закрытая, постепенно разрушаясь. В общем, дом представлял собой печальное зрелище.

Но однако же дом как-то стоял. И в нем можно было ночевать, укрываться от непогоды. Что мы и делали в тот вечер. Гроза грохотала, дождь лил, как из пожарного шланга, электричество отключилось с первой же вспышкой молнии и первым порывом ветра, а мы сидели при колеблющемся свете свечки и... Что еще в такое время и в такой обстановке делать? Конечно же, рассказывать страшные истории. И вот, шесть человек, среди которых двое -- еще почти дети, сидели в полумраке, вокруг них шевелили щупальцами в углах мохнатые черные тени, и полушепотом рассказывали то, от чего  волосы начинали вставать дыбом. Нет, это не были всем известные истории про красное пианино или черные ножницы в желтом чемоданчике -- они могли бы напугать разве что советских пионеров. Например, это была история про обугленный коридор, по которому со страшным шарканьем, ползло...

Так или иначе, а какая б ни была плохая погода и страшная темнота за окном, а за дверь деревенского дома придется высунуть нос. Изрядно вымокнув, я практически наощупь, ориентируясь в моменты вспышек молний, вернулся на покосившееся крыльцо, доски которого угрожающе заскрипели и затрещали, пружиня под ногами. Во время очередной вспышки молнии я увидел мешок с мусором -- он ярко белел на фоне темной стены крыльца. На этом мешке сверху лежало что-то серое, округлой формы. Камень?

Вспышки молний бывают разные. Иногда они как-будто замораживают мир вокруг, как фотовспышка -- за краткий миг ничего не успевает сдвинуться. А бывают медленные, освещающие все вокруг на секунду или полторы. Это была как раз такая молния, и пока она горела, я успел заметить, что мешок клонится. И уже в темноте я услышал угрожающий шелест. Камень мог грохнуться по ноге, мог даже окончательно проломить крыльцо. Поэтому я протянул руку, чтобы придержать мешок и камень на нем.

В следующий момент я понял: камень живой.

Он теплый и мягкий. Как бок какого-то животного, покрытого не шерстью, а грубой шершавой шкурой.

Я отдернул руку.

Существо скатилось с мешка и упало с громким шлепком. В очередной вспышке я заметил, что оно проползло мимо меня, скатилось с крыльца и скрылось под ним.

В мозгу вспыхнул отрывок из какой-то дурацкой книженции, где герои складывали в вазу из-под цветов всякие отбросы в надежде, что в ней самозародится искусственное существо. Гомункулус.

Зародившись в мусоре, он, без всякого сомнения, выбрался наружу и отправился искать пищу. Не имея скелета, представляя собой бесформенное тело, он, вероятно способен проникать в малейшие щели и, покрыв собой тело жертвы, превращать ее в свое внутреннее содержание...

Я закричал.

Все жуткие истории этого вечера померкли по сравнению с увиденным, но на тех, кто ничего не видел и не знал, сидя в хоть и темном, но все же довольно уютном доме, этот крик вызвал из недр воображения всех описанных перед этим чудовищ.

Теперь мы сидели внутри дома в абсолютной темноте. В момент паники, вызванной моим криком, свечку уронили и она невесть куда закатилась. Вспышки молний лишь иногда позволяли что-то увидеть, и в этом смутном свете, в шорохах, доносившихся из за углов, мерещились округлые бесформенные серые существа, сужавшие кольцо вокруг нас. В соседской закрытой половине дома раздавались непонятные скрипы, удары упавших предметов, с очевидностью свидетельствовавшие о движении этих странных существ, которых еще не видел ни один человек, не считая того краткого момента, когда мне удалось не только увидеть его, но и прикоснуться.

...Ночи в конце июня коротки. Когда гроза закончилась и небо очистилось, оно уже посветлело настолько, что можно было разглядеть друг друга и обстановку дома. Все было спокойно. Все были живы. Однако все знали: под крыльцом, возможно, таится неизвестное и опасное существо. Оно уже не так пугало, как в темноте, и самые смелые, взяв в руки садовый инвентарь, полезли под крыльцо.

И сразу же увидели гомункулуса. Неживой и совсем уже не опасный, он лежал на траве. Он был комом битума. Его излишки вылили из ведра на землю, а потом плоскую лепешку, к нижней поверхности которой прилипла земля, скатали в ком этой землей наружу. И бросили на мешок с мусором. Налипшая земля придала кому вид камня, а тепло и мягкость он сохранил до ночи.