Это было в начале 2000-х годов. С очень необычным для меня явлением я столкнулся благодаря старому знакомому, Сергею. Правда, несмотря на возраст в тридцать пять — сорок лет, его иначе как Серёга никто не называл.

Серёгу я знал давно, ещё когда он трудился машинистом тепловоза при одной промышленной станции в Нижнем Тагиле. В то время я по роду своей профессии часто пользовался услугами железнодорожников, там и познакомился с Серёгой. На моих глазах за несколько лет он полностью деградировал. Из машинистов за пьянку был переведён в помощники, составителем вагонов. А позже и оттуда погнали, несмотря на солидный опыт и хорошие отношения с начальством. Просто запил мужик. Я его, после того, как он стал составителем, вообще, по-моему, ни разу трезвым не видел.

Из-за любимой водочки потерял Серёга семью (жена выгнала, дети видеть не хотели), работу и жильё. Но ко мне по старой памяти иногда стучался с разными своими неказистыми проблемами. А я, помня, каким он был нормальным мужиком прежде, не мог отказать и откликался на его просьбы: то денежку в долг давал «на сигареты», то продуктами пособлял, то просто «соточку» наливал — здоровье поправить.

Через месяц после того, как жена Серёгу выпнула из дома, он вообще пропал надолго. Только спустя где-то года два появился на горизонте. Дверь открываю на звонок и не узнаю даже сперва. Заросший волоснёй и бородищей, как бомж. Зубов нет, весь оборванный и лесом воняет. Я даже в дом сначала не хотел его пускать. Но он протянул черники с полведра — куда ж тут денешься. Рассказал, что уже второе лето живёт на севере области в своём доме. Мол, такие там места классные! Пришлых людей нет. Грибов, черники, брусники и клюквы — умотаться! А для охотника — вообще рай! Знал, ирод, чем меня заинтересовать. Приезжай, говорит, не пожалеешь. У меня, мол, даже собака охотничья имеется.

Короче, здорово заинтересовал своими россказнями. Ну, мы с напарником к концу августа и собрались туда. На машине сперва 600 км до посёлка, а от поселковой станции на тепловозе с его знакомой бригадой (он и там друзей-железнодорожников нашёл!) до серёгиного обиталища. Потому что иначе как тепловозом или вертолётом до его заброшенного сарая, который он мне как «свой дом» при встрече расписывал, не добраться было. Домом оказалась заброшенная постройка на заброшенной же лесопилке недалеко от железнодорожных путей посреди таёжной глухомани. Почерневшая и покосившаяся вкривь и вкось. Он тут и куковал один без электричества, не упоминая уже про остальные блага цивилизации. Раньше, говорил, в соседнем сарае жили ещё два таких же ханыги, но однажды просто из лесу не вернулись. Так и остался один. Но, по его виду, такая житуха Серёге не была в тягость. Летом и осенью собирал грибы, ягоды, шишки кедровые и сдавал их дружкам-тепловозникам, когда те мимо проезжали. А на зиму в город подавался.

В общем, встретил он нас чин по чину, как договаривались, в посёлке и сопроводил на тепловозе самолично до своего «дома». Когда присели за стол из досок, взбодриться с дороги, я увидел, что в серёгиной шее клещ впившийся сидит. Здоровенный такой. Сказал, а тому хоть бы хны. Я, говорит, их каждый день штук по пять снимаю, а то и больше. Давай, мол, не тяни, наливай противоядие! Смертник, короче!

Первый день мы обживались у Серёги и отдыхали, а утром двинули смотреть его охотничьи угодья. Насчёт наличия собаки он не слукавил. Действительно, был у него пёс по кличке Пупсик. Такой же косматый и одичалый, как хозяин. Хотя он Серёгу за хозяина точно не держал. А нас вообще игнорировал. У этого Пупсика была огромная башка с волчьей мордой и клыками с палец. И сам он размером с хорошего «кавказца». Серёга сообщил, что несколько раз видел, как Пупсик с волчицами гулеванил. А Серёга не враль — несмотря на все свои прегрешения, в этом ни разу уличён не был за годы знакомства.

Утром пошли в лес. К моему удивлению, и у Серёги тоже ружьишко нашлось. Грибов там действительно от самого порога можно было косой косить. Но нам же дичь подавай. К полудню вышли на заброшенную делянку. Там зрелище такое интересное — стоит стол полусгнивший с лавками по бокам, меж двух сосен. А навес от дождя из досок над столом — на высоте четырёхэтажного дома! Деревья за много лет подросли и навес подняли в небеса.

Тут Серёга показал нам одно место, каких я за много лет бродяжничества по лесам не видывал никогда. Посреди чащи расположилось небольшое углубление правильной прямоугольной формы, с совершенно ровной поверхностью, покрытой ярко-зелёной травкой высотой сантиметров с пять. Ни дать, ни взять, палас зелёный. Размер квадратной площадки где-то шесть на шесть метров. И никаких признаков человеческой деятельности. Глухомань-то дремучая.

И так прямо хочется ступить на этот «коврик»! Серёга зашёл в самую середину и нас приглашает. Ступаю, а под ногами, как студень плотный. Колыхается при надавливании, но не проваливается. Потоптались, и тут Серёга спрашивает: «Хотите фокус покажу?»

— Давай, показывай!

Он взял палку покрепче да подлинней и с размаху, как копьё, в этот студень вогнал наполовину.

— Вот, теперь попробуйте вытащить!

Я начал было вверх рвать, а палка в обратную сторону, вниз уходит, да с такой силой, что обеими руками не удержать. Сами с товарищем несколько штук ещё вогнали. Та же история, палки как будто мощной помпой засасывает. Ломаются, а обратно не идут никак. Что за хрень? Болотина такая, что ли? Но не похоже совсем. Вокруг сухо, да и мы спокойно на поверхности стоим, не проваливаемся. Во загадка природы! В общем, поудивлялись и дальше пошли. А Серёга по дороге рассказывает, что, мол, таких мест несколько знает. Но самое интересное, они местоположение меняют, «гуляют»! Не быстро, но заметно. Вот это, которое только что тыкали, например, прошлым летом метрах в тридцати отсюда находилось. Это он, ориентируясь по делянке, определил.

Пока шли, Пупсик несколько зайцев поднял и сожрал. Серёга на мой вопрос, что это за охотничья собака такая, что дичь не гонит на охотника, а сама жрёт, ответил, мол, да, пока Пупс не наестся сам, нам дичи не видать. Такая у него привычка эгоистическая.

Но вскоре всё же семейку косулей спугнули. Слышим, Пупс издали на нас гонит. Приготовились и вдруг услышали, как косуля заверещала. А Пупсик гавкает, значит, не он её грызёт. Бежим через бурелом на шум. Подбегаем к небольшой полянке. На ней точно такая же болотина, как у делянки, а в ней, увязнув передними ногами корчится косуля. Видно, в прыжке опустилась на зелёную поверхность острыми копытами и пробила, как мы давеча палками. Псина на краю болотины рявкает во весь голос, но к вязнущей косуле не приближается. Мы тоже не стали подходить, а с твёрдой земли смотрели, как животное медленно, но верно, что-то утягивало вниз. Задние ноги у неё не провалились, а погружалась только передняя часть туловища.

Зрелище было душераздирающее. Животное уже не верещало, а хрипело, закатывая глаза, так что видны были одни белки. Вслед за шеей болотина поглотила голову, потом туловище, а затем, как две палочки, ушли и задние ноги. На месте, где только что билась косуля, травка на глазах выравнивалась, и исчезали следы последней битвы животного за жизнь. Мы стояли обескураженные. Серёга был поражён не меньше нашего. Он тоже ничего подобного раньше не видел. А мы ещё ходили по такой же коварной лужайке! Попробовали и здесь осторожненько наступить на поверхность — держит, не проваливается! Короче, регбус-кроксворд!

Поохотившись дня два, вернулись в город. Щедрый Серёга снабдил нас ещё на дорогу двумя парами знатных лосиных рогов. Он, по его словам, несколько раз находил в тайге сброшенные самцами рога, но домой дотащил только эти. Потому что возвращался обычно нагруженный ягодой и было не до баловства типа сбора лосиных рогов.

В конце сентября я ещё один раз заглянул к Серёге. Тогда он поведал жуткую вещь. Мол, нашёл недавно около одного из этих зелёных квадратов две плетёные корзины, полные полусгнивших грибов. Обе корзины, словно ненадолго, аккуратно были поставлены у дерева. И никаких других следов человеческого присутствия.

Когда в очередной раз затоваривался в посёлке продуктами, услышал от местных новость, что уже несколько дней в окрестностях идут поиски заблудившейся семейной пары грибников. Но никому про корзины не сказал, боясь, что подозрение на него может пасть. А тут, под водочку, проговорился. То, что он не врёт, было видно.

В октябре же и сам пропал. Обещал мне клюквы привезти последней, когда в город приедет на зиму. А всё нет и нет. Я созвонился с его дружками-тепловозниками из посёлка. Сказали, что Серёгу уже давно никто не видел. Останавливались на железке около его домишка, проверили — барахло на месте, только пайвы под ягоду нет, и Пупсика тоже.

С тех пор прошло почти 15 лет, но о Серёге ни слуху, ни духу. Скорее всего, случилось что-то в лесу, когда за клюквой ходил. Так и не вернулся. Но заблудиться он не мог, это точно.

Я в те места больше не попадал, и подобные студенистые квадраты с зелёной травой нигде не встречал. Да и от знакомых туристов с охотниками ничего похожего не слышал.

Автор: В.В. Пукин

... Пожалуй, самым выдающимся в жизни Влада было то, что хоть звёзд с неба он и не хватал, но звёзды на погоны ему исправно падали. В меру пил, в меру гулял, но и на службу появлялся всегда в неизменно мятом кителе вовремя. Слишком много о его работе, по понятным причинам, не расскажу, но если вкратце - катал он по территории нашей необъятной Родины спецгрузы всякие да документы к ним сопроводительные. Само-собой, работа была нервная, да и долгие командировки провоцировали такую тоску по дому, что лечили мы её все давно проверенным народным способом. На это потом и грешили все, ну да по порядку.
Земля Франца-Иосифа - не самое гостеприимное место, и дело не в том холоде или удалённости от человека, дело в том, что ночной Север тут не просто дышит тебе в лицо - он пытается сдуть с твоей бренной костной оболочки кожу, жилы и мясо, поднимая в воздух миллионы маленьких острых снежинок. В такие моменты всё живое спешит забиться в дома, бункеры, норы - куда угодно, лишь бы не очутиться в этом ледяном киселе. Человек в нём может стоять в 10 метрах от дома - и не видеть его. Он даже может позвонить - проблем со связью нет, но куда идти, где его искать? Это жутко - когда Север выдувает из твоего знакомца жизнь и тепло, а он звонит и просит, чтобы кто-то вышел и спас его. Иной раз, у людей сдавали нервы - они обвязывались верёвками или полагались на GPS-навигаторы с маячками... Всё без толку. Исход был один - человек пропадал. И не всегда находили его останки.
Если вы сейчас подумали, что такое случается ежедневно там - спешу уверить, что нет. За последние 20 лет, что там находилась угасающая военная часть то ли моряков, то ли ракетчиков, таких случаев было восемь. Влад стал девятым... И первым, кто вернулся.
На все рассказы местных старожилов он лишь улыбался и повторял, что ему, коренному сибиряку все эти рассказы не столько страшны, сколько скучны. Да, жалко ребят, да, поднимает вьюга снежную пыль с крошкой - и что? Он-де, если тёплый спальник с собой возьмёт да термосок прихватит с грелкой и заночевать там может. Тогда к его словам никто всерьёз не относился - подуркует парень да и успокоится.
Потом Влад пропал. Его искали до вечера, за которым последовала буря. Нет, это была Буря с большой буквы - в стены домов колотили тысячи таранов, в белёсой мгле словно перемещались горы - лишь к утру всё стихло. Обычно после такого приходилось откапывать выход - а надо сказать, все двери открывались там внутрь, иначе их просто так заваливало снегом, что ни открыть, ни откопаться. Но в этот раз всё было иначе - в дверь постучали. Никто не шелохнулся, но тут в дверь постучали ещё раз. И ещё. И снова. Когда её открыли - на пороге стоял Влад. Он был бледен, глаза скрывались под низко опущенным капюшоном, за ним виднелся ход, который он проложил, пробираясь к жилью. Никто не здоровался с ним - ни с кем не здоровался и он. Пауза затягивалась - и Влад первым её нарушил, просто пройдя вглубь комнаты и сняв куртку. Глаза его не "полыхали адским пламенем", в них не "поселилась бездна" - обычные глаза обычного человека, которые, впрочем, он вскоре опустил в пол. То ли местные не могли ему простить то, что он вернулся, а ребята до него - нет, то ли просто были напуганы тем фактом, что он пришёл после того, как его перестали искать. За всё время Влад только однажды высказался, и эти слова не прибавили ему популярности, чего уж там...
"Север забирает не жизнь и тепло. Он забирает ТОЛЬКО тепло, а вот за душами тут приходят иные. А холод - санитар, который не даёт после этого далеко уйти..."
Конечно, Влад был пьян вдрызг, когда это сказал, медкомиссия не выявила у него каких-то проблем со здоровьем, изменения в его характере и поведении - тоже были оправданы тем стрессом, который он пережил.
С тех пор он пьёт столько же, одевается так же и ходит на ту же работу. Вот только когда я нахожусь с ним в одном кабинете, мне кажется, что я там один. И ещё - раньше он не боялся холода, а теперь - боится.

Инженер Александр Артюшкин сорока с лишним лет от роду занимается программированием на ЭВМ, живёт в Москве. Летом 1989 года он проводил свой законный трудовой отпуск в Подмосковье, поселившись у дальних родственников на железнодорожной станции Ромашково.

Вместе с товарищем, одним местным жителем он отправился как-то раз на прогулку по лесу. Был тёплый ясный солнечный день. Мужчины, вволю нагулявшись, вышли на какую-то большую поляну и присели там отдохнуть в полном молчании, утомлённые долгой ходьбой. Не прошло, однако, и двух минут, как товарищ Александра заговорил.

— Слышишь свист? — молвил он, озираясь по сторонам. — По-моему, кто-то дразнит птиц.

— Дразнит птиц? — переспросил Артюшкин. И пожал плечами: — Что за странная идея? Впервые в жизни слышу, что якобы можно свистом дразнить птиц.

Его товарищ повёл себя, между тем, крайне странно. Он нервно привстал с земли. И, вслушиваясь в лесные звуки — в шелест листвы, в голоса певчих птах, забормотал себе под нос истерическим шёпотом:

— Хулиганы вокруг. Хулиганы... Преступники... Пугают птичек, мерзавцы. Хулиганы. Хулиганы...

Человек словно бы мгновенно вошёл в психопатологический транс. Глядя на него, Александр Артюшкин перепугался — умом тот сию минуту тронулся, что ли?

Но тут Александр собственными ушами услышал свист, про который толковал, как в бреду, его приятель.

Тот, кто свистел, быстро шёл, очевидно, по лесной тропинке, приближаясь с каждым шагом к поляне. Артюшкина поразило, что вместе со свистом приближалось и нечто, названное им, "полем страха". Чем ближе и громче слышался посвист неизвестного, тем всё сбивчивей бормотал что-то про "хулиганов" его приятель. А сам Александр, человек не из пугливых, с изумлением осознал, что и его тоже охватило чувство иррационального ужаса. Это чувство нарастало с каждой секундой.

Наконец, свистун вышел на поляну. Но Артюшкин… не увидел его!

— Я не поверил своим глазам — говорит он, — когда приметил, как гнётся, колышется, расступаясь под ногами невидимки, трава на поляне в том направлении, откуда доносился свист. Некто невидимый бодрым шагом пересекал поляну наискось, громко посвистывая.

Колыхание травы под незримыми ногами пошло вдруг в ином направлении. Казалось, невидимка заметил мужчин, сидевших на поляне, и двинулся к ним. Александру стало по-настоящему жутко. Остановившись не более чем в двух метрах от мужчин — трава в том месте ненадолго перестала колыхаться, невидимка по-старчески крякнул.

— Я отчётливо услышал краткое кряхтение старика, — вспоминает Артюшкин, — но никого в тот момент перед собой не видел.

Трава опять заходила ходуном. Невидимый свистун пошёл прочь. И долго ещё в лесу звучал его свист...

Александр обернулся к своему приятелю. Тот сидел на земле, широко раскинув ноги, с маской ужаса на лице и блуждающим бессмысленным взором. По подбородку текла слюна.

Спустя некоторое время мужчина пришёл в себя. Он вновь стал нормальным трезвомыслящим человеком, который так и не смог объяснить, почему он столь странно вёл себя всего лишь несколько минут тому назад. Интересно, что он напрочь забыл свои сбивчивые речи насчёт "хулиганов", которые "дразнят свистом птиц".

Из книги Прийма Алексея - "Внеземляне идут!" Документальные рассказы о "встречах с чуждым"

Я, вздрогнув, проснулся от еле слышного стука во входную дверь и непонимающе уставился в темноту. Это была одна из тех беззвездных зимних ночей, когда мрак, становясь густым и осязаемым, окутывает еще скованное сном сознание, не позволяя мыслить логически. Никто в здравом уме не встанет из под теплого одеяла в объятия остывшей за ночь квартиры, чтобы узнать, кого же принесло на порог в третьем часу ночи. Но я почему-то встал.

Медленно мои пальцы двигались вдоль стены в поисках выключателя, так и не обнаружив его, хотя, казалось бы, в этом маленьком помещении все давно было заучено наизусть, поэтому ко входной двери я подошел в темноте и поначалу прислушался. Около минуты царила полная тишина, из подъезда не раздавалось ни единого звука. Я уже было подумал, что стук мне просто приснился, как вдруг прогремели два сильных, настойчивых удара, заставив вздрогнуть от неожиданности. Это уже была форменная наглость, испуг сменился злобой, и я, резко повернув ключ, рывком распахнул дверь. На лестничной площадке было пусто. Ни сверху, ни снизу не доносилось эхо удаляющихся шагов того шутника, что решил развлечься таким странным способом.

Тогда я не придал этому особого значения, так как жил на втором этаже, и некто вполне мог успеть выскочить из подъезда пока я открывал замок, хотя для этого ему нужно было быть очень прытким. Поежившись от устремившегося в квартиру холода, я поскорее запер квартиру и, наконец, включил свет в прихожей.

Упрощенная планировка моего однокомнатного жилища как ничто другое способствовала появлению сильных сквозняков, потому кухня, отделенная от комнаты лишь тонкой стенкой, обычно плотно закрывалась дверью с крепкой советской щеколдой. Очевидно, вчера я забыл это сделать, так как дверь была слегка приоткрыта. Адреналин уже схлынул, мозг медленно засыпал, потому руки автоматически закрыли засов, а послушные ноги донесли мое сонное тело обратно в кровать. Ночь, рассекаемая снегопадом, продолжала вытягивать свет из всего сущего, и я моментально провалился в сон без сновидений.

Прошел час или быть может всего пять минут с того момента, как я лег, и что-то снова потревожило мой слух. Вокруг была непроглядная темнота, я сел и прислушался. Секунда, другая, и вдруг появляется знакомый стук, но уже не во входную дверь, а в стенку из кухни в комнату. Он был почти осязаем в ночной тишине. Ледяная волна пронеслась по моему телу с головы до ног.

Постукивание усиливалось, учащалось, и медленно, но равномерно продвигалось вдоль стены в сторону прихожей. Я отчетливо понимал, что закрывал входную дверь и что сплю очень чутко, а потому никто не мог войти в квартиру, не разбудив меня при этом, однако настойчивый стук был реален. Тук — тук, тук — тук, все ближе и ближе к выходу из кухни. Тук — тук, тук — тук — вторило в такт мое, готовое вырваться из груди сердце. Разум пытался подобрать комбинацию логических действий для такой ситуации, но алогичность происходящего выворачивала поток мыслей наизнанку.

Я вспомнил все, что слышал о привидениях, домовых и прочих ночных посетителях, и не нашел ничего лучше, чем старый способ, о котором мне рассказывала еще прабабка, впуская на ночлег в свой деревенский дом. Она каждый раз повторяла — «Внук, если услышишь среди ночи возню в сенях или громкий звон посуды, то смело кричи на шум распоследними словами, которыми вы с ребятами перекрикиваетесь, пока бегаете в поле, да погромче, за это уши тебе драть не стану.» Распоследние слова мне в голову не шли, потому я просто вдохнул поглубже и, пугаясь собственного осипшего голоса, заорал — «Пошел к черту!».

Стук на мгновение затих, затем из за стены раздался визжащий, срывающийся в фальцет смешок и постукивание, уже куда более сильное и быстрое, устремилось к двери в прихожую. Я в ужасе вскочил с кровати и на ватных ногах в два прыжка выбежал из комнаты. Щеколда была все так же надежно закрыта. Пока я судорожно запрыгивал в одежду, не заботясь об аккуратности, постукивание добралось до двери.

Мы оба затихли. Я отчетливо различал глубокое дыхание доносившееся с той стороны. Немая сцена продолжалась пару минут, а затем дверь сотряс сильнейший удар. С потолка полетели куски старой штукатурки, петли натужно затрещали, но толстая щеколда выдержала. Последовал еще один удар, затем еще, но уже в окно. Загудели стекла, открылась оконная рама. Я, окончательно теряя здравый рассудок, одним прыжком выскочил из квартиры и бегом понесся во тьму пустых улиц, слыша вместо эха своих тяжелых шагов лишь леденящий душу «Тук — тук, тук — тук», теряющийся в вое холодного ветра.

Весь остаток ночи я бездумно бродил по району, греясь в подъездах и шарахаясь от каждой тени. Долго находиться на одном месте не получалось, подсознание, будто издеваясь, улавливало любые мелкие звуки и трансформировало в отголоски постукивания, снова и снова гоня меня прочь. Вскоре забрезжил поздний декабрьский рассвет, а за ним показались сонные собачники со своими не по времени бодрыми питомцами. Люди стали стягиваться к парковкам и остановкам, город ожил. Вся эта обыденная, серая суета вернула меня к ощущению реальности, а ночные страхи отступили. Остался только осадок от собственной глупой трусости и сильное желание поспать. Не смотря на это, мне совершенно не хотелось идти назад. Иррациональный испуг прошлой ночи еще действовал, но здравомыслие подсказывало, что мой дом — это моя, черт возьми, крепость. Нужно предпринять попытку доказать это, в первую очередь самому себе.

Медленно, растягивая каждую секунду пути в нечто несоразмерно долгое, я возвращался. Дорога длиной всего в пару кварталов заняла почти целый час. По мере приближения к жилищу тревога все усиливалась, потому, для подстраховки и внутренней уверенности, я пригласил к себе друга, который жил неподалеку, под предлогом помощи в подготовке к якобы предстоящему ремонту.

Приободрившись от его скорого согласия, я зашел в подъезд и через пару мгновений уже стоял напротив своей входной двери, прислушиваясь к звукам. Внутри было тихо.

Не без тревоги я повернул ключ в замке и вошел внутрь, быстро включив свет. Все выглядело точно так же, как в момент моего бегства. Из коридора виднелась незаправленная кровать в комнате, по полу тут и там были разбросаны кое-какие вещи, которые я уронил, пока в спешке собирался. Кухня осталась заперта. Глубоко вздохнув, я медленно отодвинул щеколду, стараясь делать это совершенно бесшумно, а затем, собрав волю в кулак, распахнул дверь.

Внутри все было на своих местах. Уже смелее я зашел внутрь, оглядываясь по сторонам, проверил дверь изнутри, оконную раму и пол. Нигде не было и следа чьего либо ночного присутствия. Затем мое внимание привлекла стена, разделяющая кухню и комнату. Отойдя от окна, я слегка постучал по ней, пытаясь воспроизвести тот звук, что слышался ночью. Постукивая, я начал медленно продвигаться в сторону двери. Тук — тук, тук — тук. «Пошел к черту!» — громкий крик внезапно раздался из комнаты. Я оцепенел, это был мой собственный голос, только с каким-то совершенно неестественным привизгом.

Пару мгновений я стоял не в силах пошевелиться от страха, а затем рванулся к выходу, с размаха ударив плечом кухонную дверь. Посыпалась старая штукатурка, но дверь не поддавалась. Щеколда оказалась закрыта с той стороны.

Я стоял, тупо глядя вперед, и тяжело дышал в попытке осознать происходящее. Зазвенел мобильный телефон, который остался на полке в коридоре. Пару секунд мелодия громко оповещала о входящем звонке, а затем прервалась. Мой голос с другой стороны двери спокойно отменял встречу с другом, который, насколько я успел разобрать, звонил предупредить о том что слегка задерживается, но прибудет с минуты на минуту.

Это стало последней каплей. В ужасе отступив от двери, я вскочил на подоконник и открыл кухонное окно, нужно было убираться отсюда любым способом. Внизу за прошедший месяц намело немалый сугроб, да и второй этаж был не то чтобы очень высоко от земли, потому, ни секунды не раздумывая, я прыгнул вперед, но зацепился карманом расстегнутой куртки за край оконной ручки. Рама со стеклом, звонко хлопнув, закрылась, резкий рывок слегка изменил траекторию моего падения и я весьма болезненно ударился, приземлившись далеко от центра того сугроба в который целился. Чертыхаясь и держась за отбитый бок, я кое-как встал на ноги и неожиданно для себя обнаружил, что эта оплошность, вероятно, спасла мне жизнь. В центре сугроба, слегка присыпанный вчерашним снегом, торчал острый обломок железной ржавой трубы, которая, если бы не случайность, с легкостью пронзила меня насквозь.

Быть может, это было просто совпадением, но в тот момент мой объятый паникой рассудок незамедлительно связал события, происходившие в квартире, и этот кусок трубы в единую, фатальную цепочку. Чей-то злокозненный замысел пытался провести меня по тонкому мостику между тысячами вероятностей прямиком к смерти. Так я думал в тот момент. Именно этот факт осознания чужеродного вмешательства придал мне сил, породив нечто вроде благородной злости. Я не бежал прочь в панике, а думал. Вернувшись в свой подъезд и сев около собственной двери я размышлял. Долго, очень долго, раскладывая все, что случилось, на иллюзорные полочки здравомыслия.

День сменился вечером, из квартиры не доносилось ни звука. Холод и дрема все сильнее наваливались на меня, а в голову, как назло, не шла ни одна дельная мысль. Прошел час с тех пор, как я в последний раз вставал на ноги, прохаживаясь по лестничной площадке. Сон валил с ног, и только пробирающий до костей мороз, сочившийся сквозь неплотные окна подъезда, хоть как-то бодрил. Наконец я понял, что сил больше не осталось. Я сломлен, голоден, страшно замерз и вот-вот усну прямо на полу. Все это напрочь вытеснило страх, отодвинув его на задний план.

Ключи от квартиры остались внутри, потому, я не придумал ничего более идиотского, чем просто постучать в свою собственную квартиру, в изнеможении навалившись на стену рядом. Прошло не более минуты, как вдруг дверь плавно приоткрылась. Смутно отдавая отчет в своих действиях, я схватил ручку, резко дернув ее на себя, заскочил в квартиру и захлопнул дверь, закрыв замок изнутри. Ноги подкосились от ужаса, я сидел в кромешной темноте коридора, тяжело дыша и ожидая своей участи. Неожиданно со стороны лестничной клетки раздались два сильных удара и разочарованный, визгливый вздох. Затем повисла звенящая тишина. Я, слабо веря во все происходящее, постепенно осознал, что все закончилось, что мне совершенно случайно удалось победить в этой странной, инфернальной игре, а затем услышал слабый стук в дверь к соседям напротив.

Тук — тук.

Эта история произошла со мной почти год назад. Моя соседка, пожилая женщина, попросила меня съездить на кладбище к ее покойному мужу. На дворе стоял апрель, снег сошел, земля подсохла, надо привести в порядок могилу после зимы. У самой у нее всю зиму болели ноги, и поехать она не может. А душа-то переживает за любимую могилу, вот она меня и попросила. Я, конечно, согласилась, жаль мне ее стало. Погода стояла хорошая, прогуляюсь, думаю, подышу воздухом, ей будет приятно, и мне хорошо.

Выбрала солнечный денек, села в автобус, включила музыку. Кладбище располагалось за чертой города километрах в трех. Автобус довез меня до конечной и высадил на окраине. Дальше добираться пришлось пешком, но меня это только радовало. Шла я легко и весело, пока не оказалась у ворот кладбища. Оно было старым и очень большим, и казалось порой, что могил здесь больше, чем живых людей в городе. Я зашла на территорию и осмотрелась. Людей не было совсем, да это и не удивительно. Был обычный будний день, народ трудился. А пенсионеры, видимо, посчитали этот день слишком хорошим для того, чтобы проводить его в этом скорбном и мрачном месте.

Я достала листок бумаги, на котором соседка нарисовала мне, как пройти к могиле ее мужа. Сказать было гораздо проще, чем сделать, и поиски затягивались. Сначала я свернула не там, пришлось вернуться, затем не заметила невысокую ель, которая служила ориентиром. Заплутав, я решила начать все сначала и снова вышла на основную дорогу. Теперь я была более внимательной, у могилы с синей оградкой повернула налево, прошла вперед настолько, чтобы ель оказалась у меня за спиной и остановилась у большого гранитного памятника, на котором была изображена молодая красивая женщина. «Так, — подумала я, — все почти получилось. Теперь нужно отыскать старую и заброшенную могилу с ржавой оградкой, а рядом с ней будет нужный мне участок». Я покрутила головой, но не нашла ориентира. Зато заметила бабулю в легком не по погоде темном платье. Она рвала траву на могилке и складывала ее в стороне, недовольно бормоча что-то. Подойдя к ней поближе, я услышала ее бормотание: «Все мимо ходят, по делам своим, а травинку сорвать — руки отвалятся! Травы-то сколько поросло, Господи-и», — и все в таком духе. Обычное старческое недовольство. Ее можно было понять.

— Извините, может, вам помочь?

Старуха застыла на секунду, потом неторопливо развернулась в мою сторону и уставилась на меня своими черными глазами.

— Иди, куда шла, помощница, — сказала она грубо.

Я слегка опешила от такого ответа и уже собралась идти по своим делам, когда заметила, что та часть могилы, где находятся ноги, разрыта, будто огромный крот вылез на поверхность. А платье бабули было в грязи от подола до плеч... И в седых волосах — что там, земля? Мне стало не по себе. Я метнула взгляд на памятник. С фотографии на памятнике на меня косилась та же старуха! Только лицо было чуть полнее и темней. Я так и застыла с открытым ртом, не смея пошевелиться. Бабушка, заметив перемену в моем лице, неторопливо обернулась, посмотрела на дыру в земле, затем снова на меня и издала что-то похожее на рычание. Этот звук и вернул мне способность двигаться. Я бежала так быстро, как только могла. Отбежав метров на двести, я обернулась проверить, не преследует ли она меня. Но старухи и след простыл, только разрытая земля говорила о том, что мне не почудилось.

Как я вернулась домой, я помню плохо. Долго еще приходила в себя, а бабушку, убирающую собственную могилу, до сих пор вижу в кошмарах.