По просьбам подписчиков.
Шёл девятый месяц моей беременности, а именно, 37-я неделя. Пришло время подписать обменную карту в роддоме. Была середина декабря, валил снег, и до роддома мы чуть доехали. Несколько вопросов начмеда о моей беременности, и обменная карта подписана. Но мне хотелось ещё переговорить с заведующей отделением, так как судьба моя ещё не была решена окончательно – пускать меня в естественные роды или проводить родоразрешение путём операции кесарево сечение.
Дело в том, что плод третий месяц упорно находился в тазовом предлежании, и никакие доводы на него не действовали. Ни замысловатые упражнения, в которых мама стоит вниз головой, ни уговоры, ни разговоры… мы, извините, даже фонариком светили, правда, через брюшную стенку. Наверное, технологию применяли неправильно, потому что итог был один – плод сидел на попе ровно.
Однако предлежание было чисто ягодичным, плод женского пола, и в таком случае возможны роды через естественные родовые пути. Одним словом, было чего обсудить с заведующей. Но её предстояло подождать пару часов. Я послонялась по окрестным магазинам и пекарням, погуляла и наконец встретилась с зав.отделением. Стали планировать дату госпитализации, доктор вёл стандартный опрос и замерил мне артериальное давление. У доктора округлились глаза. Она нажала на кнопку тонометра ещё раз. «А давление, - говорит, - поднималось?» - «Было, - отвечаю, - в 34 недели, один раз, 140/90, больше не замечено. Я следила». И правда следила, я ж себе не враг. «160/110». Тут уже глаза округлились у меня. «Ну что ж, остаёмся», - резюмировала заведующая. Отлично…
Чувствовала я себя в целом неплохо, но как-то странно, как будто сильно устала. Выдали роддомовскую казённую одежду, таблетки, вкатили капельницу через инфузомат (специальый приборчик, вводит раствор в вену мееедленно, в час по чайной ложке). В общем, взялись лечить. Вечером приехал муж, привёз вещи по тщательно составленному мной списку (ведь без внятного тз – результат будет хз). Покатились больничные будни.
Но надо же больным как-то развлекаться. Для этого у врачей много способов припасено. Один из них – анализ мочи по Зимницкому. Для этого анализа моча в течение суток собирается в разные баночки, и каждые 3 часа в новую – смотри не перепутай! Идёшь ночью в туалет, смотришь – одна банка 0-3ч а другая 3-6ч, и вместо справления естественных надобностей тащишься обратно в палату узнать, который час. В туалете часов, увы, не имелось, но очень не хватало.
Анализ показал наличие в моче белка больше положенного количества, и был вынесен вердикт - преэклампсия-таки имеет место быть. Не очень приятная вещь, даже очень опасная. В итоге, взвесив все за и против, было принято решение о плановом кесаревом сечении в 39 недель. Если, конечно, жизнь не внесёт свои коррективы.
Давление держалось более-менее, общее самочувствие было неплохим, от променадов по отделению уже тошнило. Время шло медленно. Я судорожно дочитывала Комаровского в надежде понять, что же делать с новорожденным. Ребёнок пинался вовсю, ждал выхода наружу.
И вот день икс настал. Накануне я, естественно, нервничала, плохо спала, в общем, делала не то, что надо было. Утром предстояла лучшая процедура – клизма. Очистит все дурные мысли и заставит переосмыслить многое, да и вообще, постичь полный дзен. Моя операция была назначена на 9 утра, но в акушерстве очень мало предсказуемого. В результате навалившихся экстренных операций мою сдвинули на неопределенный срок. Однако капельницу мне уже успели поставить. Я была уверена, что это какая-то премедикация, успокоительное, отчего мне сразу стало очень хорошо и спокойно, хотя до этого жутко трясло. Это я только потом узнала, что это был просто-напросто антибиотик! В очередной раз удивилась силе эффекта плацебо и внушения.
Наконец за мной пришли. Пальцы не слушались, пока я пыталась написать мужу: «Поехали» и медсестра уже начала ругаться, что я всех задерживаю.
Взгромоздилась я на операционный стол, велено было наклониться. Анестезиолог сделал укол в позвоночник, которого я почти не почувствовала, после чего сказали срочно занять горизонтальное положение. По ногам разлилась приятная теплота, и я поняла, что перестаю их чувствовать. Мою голову изолировали от всего остального простынёй, и я осталась наедине с анестезиологом. «Начинаем», - услышала я, и почувствовала прикосновение в нижней части живота. Нет, больно не было совсем, но я чувствовала всё остальное: прикосновение, давление и т.д. Чтобы отвлечься, пришлось разговаривать с анестезиологом. Я вообще считаю (да простят меня господа анестезиологи), что это входит в перечень их профессиональных обязанностей – отвлекать пациентов, находящихся под местной анестезией. Меньше у пациента стресса – меньше осложнений.
От начала операции, как мне казалось, не прошло и двух минут, как началось выкорчевывание, по-другому не назовёшь, аж операционный стол затрясся. И почти сразу я услышала недовольное: «ААА!!! ААААААААААА!!!!». Я вздохнула с облегчением, крик был что надо. Буквально секунд через 20 мне представили результат со словами: «Хороший ребёнок». Ребёнок вопил, что было сил, был красивого сиреневого цвета и ножки держал в растопырку, отчего напоминал фантастического сиреневого лягушонка. «Привет, лягушонок!» - поприветствовала я её, и ласково потрепала за пятку. Потом ребенка унесли на взвешивание и первичный туалет новорождённого. «Девочка, 2570г, 48 см» - огласил неонатолог. «Ой, а чего какая мелкая?!» - спросила я анестезиолога (конечно, это же он виноват). «Нормальная, - ответил анестезиолог, - сейчас женщина была до тебя, она сама крупная, так ещё и ребенок 4800, всей бригадой выкорчёвывали...».
Ребёнка приложили на несколько секунд к груди и унесли. Я чувствовала, как меня ушивали, и этому способствовали подробные комментарии врача – он обучал ординатора. Боли по-прежнему не было. На всё про всё, как мне показалось, ушло не больше 20 минут. Сплочёнными движениями операционная бригада переложила меня на каталку. Ноги мои болтались, как толстенькие мягонькие плети, и это было… ну, необычно и немного противно. Покатились в реанимацию, красиво, как в фильмах, только лампочки мелькали над головой. В отделении реанимации, как только санитарочка помогла мне завладеть телефоном, начала всем написывать и принимать поздравления. Ноги свои я старалась не трогать, так как они были мне отвратительны – мягкие, тёплые и чужие. Велено было пить много воды, до утра надо было употребить 1,5 литра. Стоял мочевой катетер, так что в туалет бегать было не нужно, что было крайне удобно.
Нижняя часть тела отходила от анестезии, приходило ощущение боли внизу живота. С завидной периодичностью проходили врачебные осмотры. Для профилактики застаивания крови в матке врачи от души пальпируют живот, и вызывает это у родильниц такой неописуемый восторг, что они вопят об этом на весь этаж. Этот момент был самым неприятным за всё времяпрепровождение в роддоме, и он был очень быстротечен.
Вскоре стали приносить детей! Показать мамкам. Такие куклёныши запелёнутые. Добрая медсестра сама предлагала подержать ребёнка, пока мама его фотографирует. А как же, первая фотография! Важное событие. Было интересно. Но детей вскоре унесли, а нас ждали новые свершения.
Вторым испытанием стал подъём с кровати. Когда пришло положенное время (несколько часов после операции), врач скомандовала: «Встаём!». Было непросто, а что делать. Нам обозначили цель – дойти до туалета. Тоже нужное мероприятие. С этим было справиться реально, и мы справились.
Ночь в реанимации, и наутро основную массу пациенток перевели уже в отделение. А там – совместное пребывание, прилив молока и прочие радости новой жизни. Шов чувствовал себя неплохо и болел с каждым днём всё меньше. Сама себе задала вопрос, традиционный для родильных отделений: «Ну что, когда за вторым??» и поняла, что меня совсем не передёргивает от ужаса при этой мысли. А значит, можно будет вернуться.