Жак очнулся от того, что что-то острое впилось ему под ребро. Разум словно блуждал в тумане. Глаза почти не видели. Мужчина провел рукой под собой. Кожа ощутила холодную металлическую грань. Постепенно в тело возвращалось повиновение, и Жак отметил, что лежит он на странной неровной и ребристой поверхности. Но что это за место? Страшно болела голова, как будто от удара.
Где-то вверху вспыхнул прожектор, вырывая самого Жака и то, на чем он лежал, из тьмы. Мужчина внимательно оглядел пространство под собой. Он готов был поклясться, что всё это время его бессознательное тело покоилось на вершинах двух гигантских шестеренок. Жак аккуратно пополз к краю, но его макушка уперлась в какую-то преграду. Он вытянул руку. Ладонь уперлась в твердое стекло, чистое и идеальное настолько, что его практически не было видно. По крайней мере, не в таком свете.
- А…Наконец, очнулся. Я заждался, - голос был настолько неожиданным, что Жак единственная опорная рука чуть-было не соскользнула по металлу. Это грозило ударом о ребро шестерни.
- Где…где я? – голосовые связки не слушались, издавая еле слышный хрип.
- Ну как тебе сказать? Я бы назвал это чистилищем – ответили из темноты.
- Это какая-то шутка? Розыгрыш? Это мои друзья подстроили? Адриан или Эрик?
- Знаешь. Забавная штука – человеческий мозг. Ведь твое подсознание понимает, что никто бы не стал так подшучивать над тобой. Я же вижу, что голова у тебя болит до сих пор. Извини, не рассчитал. Что же за друзья такие, которые ради смеха ставят твое здоровье под угрозу? Но ты всё равно пытаешься найти спасительную соломинку и хватаешься, хватаешься, хватаешься за нее. Мы – люди – забавные создания. До последнего верим, что еще можно спастись, убежать. Даже когда лавина уже в трех метрах от тебя и жить осталось доли секунды. А вся эта медицина? Ищут философский камень, будто можно обмануть Смерть. Кстати, ты заметил, как только люди немного продвинулись в этом отношении, как судьба отомстила им самым жестоким образом. Согласись, хоть раньше люди и жили меньше, зато не боялись угодить под автомобиль или упасть в лифте с оборвавшимся тросом. Я уже не говорю про самолеты.
- Что всё это значит, черт возьми? – впасть в неконтролируемую истерику Жаку мешала только остаточная затуманенность сознания.
Вместо ответа раздался какой-то скрип, и в другом конце помещения вспыхнул другой прожектор, высвечивая громадное зеркало. Жак пригляделся. Открывшееся его взору зрелище поражало своей гротескностью. Он находился в прозрачном стеклянном кубе высотой примерно в три человеческих роста. Нижнюю его половину занимали две огромные продолговатые шестерни, примерно двух метров в диаметре. А на этих шестернях лежал он.
- Нравится? - спросил голос из темноты. Второй прожектор тут же погас. – Моё детище. Я называю его «Чистилищем». Немножко пафосно, не спорю, но все же мне кажется, что я заслуживаю право на некоторое самолюбование.
- Покажись, ублюдок, - Жак не понимал к чему клонит голос, но чувствовал, что ничего хорошего это ему не сулит.
- Гнев. Честно говоря, ты не казался мне подверженным этому пороку. Вот гордыня – да, было немного. Но гнев, - в голосе слышались издевательские нотки.
- Покажись, чтобы я мог тебя видеть, - Жак терял самообладание, тем более что голос казался ему смутно знакомым.
- Знаешь, что больше всего мне не нравится в современных людях? Их нетерпеливость. Оттого и столько грязи в мире. Нам не терпится получить всё и сразу, а потому мы оставляем столько следов. Но хорошо. Всё-таки я не рассчитал свои силы, так что прими это как мои извинения.
В круг света ступил хорошо сложенный лысый человек среднего роста. Жак понял, почему его голос казался таким знакомым. Это был охранник, недавно появившийся на входном пункте охраны в небоскребе, принадлежавшем корпорации, в которой работал Жак. Человек снаружи развел руками.
- Я знаю о чем ты думаешь. Ты пытаешься вспомнить мое имя. Я же вижу, что ты вспомнил мою должность. И, знаешь что? Ты бы помнил, если бы побольше внимания обращал на окружающих людей. Ведь я всегда ношу бэйджик с моим именем. Но мы все для тебя – просто муравьи. По твоему мнению, ты на небесах на своем…прости, забыл каком этаже. А мы в аду. Твоя гордыня – вот, что мешает тебе. Но не беспокойся, я помогу тебе.
- Зачем все это? – голос Жака постепенно обретал силу, но он из последних сил контролировал себя, чтобы не закричать. – Если тебе нужны деньги, то…
Охранник ударил по стеклу с такой силой, что Жак, невольно вздрогнув, замолчал.
- Видишь, в чем заключается род человеческий? Вы считаете, что все можно купить или продать. Скажи, когда ты появился на свет, то первым делом предложил своей матери кейс с деньгами? А куда ты будешь совать франки, когда попытаешься выкупить свою жизнь у несущегося на тебя поезда? Жизнь – это такой шанс.
- Ты пытаешься вразумить меня. Хорошо, я понял. Просто отпусти меня. Нужно ценить жизнь. Я понимаю.
- Ты ведь понимаешь, что это невозможно? – Жак понимал. – И не потому, что ты меня видел. Я умею исчезать. А потому что вы не учитесь. Может быть тебя хватит на пару месяцев, а потом всё начнется сначала, понимаешь?
- Послушай, чего ты хочешь? Мою жизнь? Мои деньги? Забирай, просто дай мне уйти.
- …Но я понимаю, - продолжал охранник, будто не слыша Жака, - почему Всевышний раз за разом дает вам шанс. У вас есть надежда. Даже в самый отчаянный миг вы не перестаете надеяться. К сожалению, из-за Его мягкосердечности, столько паразитов ушло безнаказанными.
- Ты считаешь себя Божьим Орудием, но сомневаешься в его делах? – Жак хватался за любую соломинку. Возможно, это выведет психопата из равновесия. Он попытается его убить своими руками, но ослепленный гневом совершит какую-нибудь ошибку и тогда Жак...Надо набраться сил для этого «тогда».
- Жак, Жак, мой дорогой Жак. Оставь при себе эту демагогию. Она позволяет тебе обольщать глупых клиентов, но не более. Я не орудие Его. Я орудие Провидения. Он слишком любит своих детей, чтобы быть к ним справедливым. Я лишь слежу за тем, чтобы одно дитя не навредило многим, вот и всё.
- Да что я такого сделал? – голос Жака сорвался на крик и он почувствовал, что хрипнет снова.
- А вот это мы сейчас и выясним. Ну что, желаешь исповедаться? – охранник сорвал темную тряпку с какой-то тумбы, которая до сих пор оставалась незамеченной, обнажая блок управления. – В чем-нибудь признаться?
- В чем? – Жак сам не заметил, как по его щекам потекли слезы страха.
- В своих грехах. Все мы не безгрешны.
- Почему я? – сквозь всхлипы спросил мужчина.
- Ты неправильно ставишь вопрос, - охранник побарабанил пальцами по панели управления. – Все вы спрашиваете «почему я», а, в сущности, правильным вопросом было бы «почему не я». Или, ты хочешь сказать, что не грешил в своей жизни?
- Есть куда более страшные люди. Насильники, убийцы.
- Жааааааак. Я считаю тебя умным человеком, не опускайся в моих глазах. Всё это самоуспокоение. Неужели ты думаешь, что можно творить, что в голову взбредет ради удовлетворения своих низменных желаний до тех пор, пока есть кто-то хуже? Разве гордыня и гнев – не смертные грехи? Разве ты никогда не лгал и не предавал? Даже по мелочи предательство остается предательством. Например, почему ушла твоя жена?
Этот психопат знал о нем всё. Сукин сын явно подготовился к встрече.
- Я изменил ей.
- Видишь? Ты причинил ей боль. Еще неизвестно, от чего ей было бы больнее – от измены или от того, что отрубил бы ей руку. Разве это не предательство? Плюс к тому, ты ведь лгал людям. Только не говори мне, что менеджер одной из крупнейших корпораций никогда не лгал и не подсиживал.
- Лгал, - почти шепотом произнес Жак. Надежда на спасение таяла словно кусок льда, водруженный на водонагревательный элемент.
- Все мы грешны, к сожалению. Пойми, я прошу тебя исповедаться не из праздного любопытства.
- А зачем?
- Я хочу дать тебе возможность освободиться от своей скверны. Вспомнить ее. Это подскажет мне, какое время тебе нужно на раскаяние.
- Что это значит? – Жак из последних сил ударил кулаком по стеклу. – Выпусти меня, больной ублюдок. Меня будут искать…
-…и не найдут, - перебил его охранник. – Чем больше у тебя грехов и чем они тяжелее, тем медленнее будут крутиться шестеренки, давая тебе время подумать о том, что ты сотворил со своей жизнью.
- Ч…Что значит крутиться?
- Ты падаешь в моих глазах. Я думал, ты давно обо всем догадался. Как только я включу «Чистилище», как шестеренки начнут затягивать тебя между собой. Конечно, поначалу ты будешь идти по шестерне, избегая центра. Но рано или поздно ты устанешь, и тебя затянет. Ты будешь вымотан, но свободен. Чем еще заниматься там, кроме как прокручивать свои грехи и каяться в них?
- Лучше просто пристрели меня. Пожалуйста, - от перспективы быть размолотым в муку у Жана помутилось сознание и он ощутил, как тошнота подкатывает к горлу. – Твои методы жестоки.
- Они очистительны. Я знаю, что ты боишься боли, но она, словно очищающее пламя, смоет с тебя всю грязь, что бы Он, - охранник воздел руки к потолку, - мог принять свое дитя таким же непорочным, как и в момент рождения.
- Почему…я?
- Я уже говорил тебе. Я не отделяю зерна от плевел. Я очищаю всех. Итак, - человек снаружи хлопнул в ладоши. – От чего ты хочешь освободиться? Покайся.
- Ниотчего, - внезапно Жак ощутил злость. – Пошел к черту.
- Жаль. Обычно так говорят те, чьи прегрешения бессчетны. Праведник сам знает, где он оступился. Ну что ж. Придется ставить низкую скорость. Ты сам виноват., - охранник слегка крутанул большой регулятор на панели.
Жак почувствовал, как железная махина под ним ожила. Медленно задвигались шестеренки, словно зубы, смыкаясь в центре, напоминающем пасть мифического и страшного чудовища. Жак поспешил вскочить на ноги. Только сейчас он осознал свою ошибку. Когда его затянет между шестернями (а рано или поздно это сучится), умирать он будет долго и очень мучительно.
Охранник развернулся и направился к границе светового круга. Жак, стараясь н