Еще в конце 20-ых годов XX века, товарищ Сталин отлично понимал, что Советский Союз в скором будущем ждет тяжелая война с Западом. Но вот беда, страна находилась в сложном экономическом положении. СССР был ослаблен Революцией и Гражданской войной. Тыл был ненадежным, и он бы не смог обеспечить всем необходимым Красную Армию…

Чтобы быстро устранить огромное промышленное отставание, укрепить экономику, превратить СССР из слабой аграрной страны в мощную сверхдержаву, Иосиф Виссарионович приступил к индустриализации Советского Союза. Товарищ Сталин однажды высказался следующим образом:

«Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».

Нужно отметить, что и Российскую империю крайне сложно назвать страной с мощной экономикой. Ведь о чем говорить, если в 1914 году 84% населения проживали в сельской местности. Городскими жителями были лишь 16%. Между тем, в США этот показатель урбанизации достигал 40%, в Германии ‒ около 55%, а в Англии ‒ 78%.

Экономика царской России была достаточно слабой. Многие предприятия принадлежали иностранцам, которых интересовала лишь прибыль, а отнюдь не развитие производства. Сложно поверить, но перед Первой Мировой войной в царской России не могли выпускать даже шлемы, а лопаты закупались в Японии.

Не все хорошо было и в сельском хозяйстве. Большая часть земель принадлежала помещикам и кулакам, которые попросту сдавали ее в аренду безземельным и малоземельным крестьянам. Урожайность была низкой и во многом зависела от погоды. Минеральные удобрения практически не использовались, а механизация была в зачаточном состоянии. Пахали крестьяне как в прадедовские времена на лошадке.

Разумеется, Гражданская война также нанесла значительный вред и без того слабой экономики. И несмотря на то, что большевики пытались улучшить положение страны, например, проводя активную электрификацию, ведя борьбу с неграмотностью, но этих мер все же было явно недостаточно.

Иосиф Сталин взялся за индустриализацию, чтобы в сжатый срок многократно усилить страну. Благо, что в те времена на Западе бушевал мировой экономический кризис, носивший название «Великой депрессии». У Советского Союза была возможность массово скупать новейшие западные технологии и оборудование, заводы и фабрики. Приглашать ведущих западных специалистов. Эти меры позволяли быстро получить новейшие наработки, не тратя десятилетия на собственные разработки.

Во время индустриализации массово строились советские предприятия и важные промышленные объекты. Активно внедрялись новые технологии. Советские специалисты, работавшие вместе с иностранными инженерами, получали ценный опыт, и уже сами могли обучать молодые кадры.

В Советском Союзе создавались новые школы, ПТУ, техникумы, институты, в которых получали качественное и бесплатное образование. В них обучались будущие слесари и токари, агрономы и инженеры… Молодое будущие страны, которые в последующем внесли неоценимый вклад в ее развитие.

В сельском хозяйстве также проводились коренные преобразования. Мелкие крестьянские хозяйства объединяли в колхозы и совхозы, в которых создавали станции МТО. Лошадок на полях заменили трактора. Внедрялись минеральные удобрения. Использовался качественный семенной материал. Все это позволило повысить урожайность и высвободить миллионы крестьян, которые активно потянулись в города, став рабочими на заводах, шахтах, фабриках…

Успешная индустриализация позволила меньше, чем за 15 лет, превратить СССР из слабой аграрной страны в мощную сверхдержаву. Повысить уровень жизни советских граждан. Сделать Советский Союз независимым и самодостаточным в военном и экономическом плане… А вот о том, какие зверства творили нацисты в СССР в годы Великой Отечественной войны, читайте в статье: «Нам нужны русские земли, но без русских!»

Источник инфо для статьи: Е. Прудникова Ленин — Сталин. Технология невозможного

Наш Чат для общения: «ФениксЧат»

(В связи с многочисленными просьбами в коментариях здесь - Урал против Юга - продолжу тему индустриализации. Вернее - начнем с начала)

В конце 1920-х годов группировка большевиков, победившая в борьбе за власть после смерти Ленина, загорелась новой идеей.

Аграрную Россию с убитой промышленностью они решили сделать мировым индустриальным гигантом, причем – в считанные годы.

Почему было принято такое решение?

Как любил говорить один из моих начальников: «Концепция поменялась».

Практически все 1920-е годы Советская Россия жила ожиданием мировой революции, считая себя не более чем первой ласточкой. И это не было прекраснодушными мечтаниями, к подобным ожиданиям были серьезные основания. Ведь самым впечатляющим активом большевиков было вовсе не одно из крупнейших государств на планете.

Самым большим активом большевиков была коммунистическая идея.

С одной стороны, жители европейских стран, в кровь измочаленных Первой мировой, жили так трудно, как никогда до этого. Особенно это касалось проигравших немцев, вынужденных платить репарации кровью своей экономики. С другой стороны – беспрецедентное падение уровня жизни сделало коммунистическую идею невероятно популярной, число ее сторонников исчислялось миллионами и вовсе не случайно главным Бабайкой для европейских элит в те годы являлся Коминтерн, которого они боялись как огня.

Именно поэтому главная тактическая задача большевиков в первые годы Советской власти формулировалась кратко – выжить. Просто выжить, не упустить власть, протянуть какое-то время и дождаться того счастливого дня, когда за первой ласточкой долетит вся остальная стая. И вот тогда всем своим Коммунистическим интернационалом мы будем строить на планете рай земной.

Если говорить о конкретных персоналиях, то следующей должна была долететь Германия – некоторые большевистские вожди в этом не сомневались даже в конце 1920-х.

В 1928 году главное СМИ страны, газета «Правда» обещала: «Соединение самой могучей техники и промышленности Германии с сельским хозяйством нашей страны будет иметь неисчислимые благодетельные последствия. И та, и другая получат громадный толчок к развитию. Только тогда наше сельское хозяйство получит дешевые и лучшие машины в нужном количестве и сможет дать такое количество продуктов, что хватит накормить с избытком не только двухсотмиллионное население, но и всю Европу».

А еще через две недели Григорий Зиновьев писал в той же «Правде» о последствиях неминуемой и скорой революции в Германии:

«Союз с победоносной пролетарской революцией может быстро и радикально обезвредить опасные стороны нашего нэпа. Союз пролетарской Германии и Советской России создал бы новую фазу нэпа, ускорил бы и упрочил бы развитие нашей государственной промышленности и подрезал бы в корне тенденцию новой буржуазии занять господствующее положение в хозяйстве нашего Союза Республик».

Однако если перейти от романтики революции в область практической политики, то прагматикам уже в конце 1920-х стало понятно – мировой революции не будет, объявленный обреченным капитализм оказался весьма живучим и, очень похоже, устоял везде, кроме как в России.

Эльзасская Советская республика во французском Страссбурге, Гилянская Советская Социалистическая Республика в Персии, Тарнобжегская народная республика в Польше, Советская Венгрия и Советская Словакия – все эти государственные образования так и не удержали власть и очень быстро канули в Лету, а осуществляемые в 20-х годах Коминтерном попытки устроить революции что в Германии, что в Болгарии, что в Польше неизменно проваливались. Даже в маленькой Эстонии попытка экспорта революции обернулась лишь массовыми убийствами коммунистов и сочувствующих.

На всей планете Советскую власть удалось установить только в Монголии и в Туве, но это были явно не те достижения, на которые рассчитывали большевики Советской России.

И это – в самые смутные и голодные годы! Что уж говорить теперь, когда Европа худо-бедно начала отходить от военной контузии и жизнь понемногу налаживалась. Жизнь, кстати, вскоре подтвердила самые худшие опасения – допущенные к выборам в начале 30-х немецкие коммунисты оказались только третьими, уступив нацистам и социал-демократам. А следующие выборы лишь подтвердили, что народная поддержка коммунистической идеи становится все менее массовой – в выборе между «красным» и «коричневым» немецкий народ предпочел нацизм, который вскоре получил и полную власть в стране, причем абсолютно честно и предельно демократично.

Нет, стратегически никто не собирался отказываться от великой мечты в виде серпа и молота на всем Земном шаре, но коммунисты-прагматики уже поняли, что тактику придется менять, а с коммунистами-романтиками что-то делать.

С пронзительно ясностью приходило понимание, что Советскому Союзу придется выживать в одиночку, причем выживать в максимально враждебном окружении.

А когда речь заходит о выживании, романтика революции, политика и пафосные речи о пролетарской солидарности быстро уходят на задний план, а авансцену занимают прозаическая экономика и скучные цифры.

Какие шансы были у Советской России устоять и продержаться во враждебном окружении не пару лет до мировой революции, а при игре «вдолгую»?

Минимальные.

Потому что, повторюсь, выживание – это экономика, но экономика России была тяжело больна еще до революции, а Первая мировая и последовавшая смута Гражданской войны едва не добили ее окончательно.

Примерно со второй половины XIX века Россия все увереннее шла по пути Турции, дрейфуя из держав самого первого ряда в безнадежно отстающий второй, а то и третий эшелон. Такое периодически случается в мировой истории, та же Польша или Китай, «болевшие» пару столетий так, что над ними не глумился только ленивый, не дадут соврать.

Поэтому выбор у Советской России был совсем небогат – либо совершить невозможное и модернизировать свою экономику до уровня ведущих мировых государств, либо сдохнуть.

Других вариантов не было. Никаких. Ни «может рассосется», ни «да ну, кому мы нужны, отсидимся», ни даже «не всем быть чемпионами, второй дивизион тоже престижный».

Нет – только два варианта: «упереться, построить и выжить» либо «лапки и сдохнем».

«Погодите! – скажут мне любители хрустящих хлебобулочных изделий. – Что значит «экономика была тяжело больна»? Да мы ух! Да темпы развития экономики России были одними из самых высоких в мире!».

А я даже спорить не буду, а использую ачивку «звонок другу».

Был такой забытый ныне большевик, латыш Александр Петтович (Петрович) Спундэ.

До революции – пламенный большевик с баррикадами, ранениями, тюрьмами и сибирскими ссылками, после революции был отправлен служить Советской власти в финансовый сектор, одно время даже исполнял должность главного комиссара Народного банка РСФСР (так тогда именовался Центробанк). Потом – «левый коммунист», в 1931 году по здоровью вышел на пенсию.

Это его и спасло.

Правда, из партии в 1938 году его все равно исключили, но не сажать, ни стрелять не стали, хотя из Москвы выслали.

На жизнь зарабатывал сначала бухгалтером межрайонной конторы по электрификации сельского хозяйства в городе Кирове, а потом кассиром в одном из отделений Госбанка, которым когда-то руководил.

Все годы нахождения на пенсии Спундэ посвятил изучению экономической истории СССР и, отработав в кассе, вечерами писал большой научный труд на эту тему, который до сих пор целиком не опубликован. Частью этой работы являются «Очерки экономической истории русской буржуазии», где он достаточно подробно разбирает вопросы, которые до сих пор вызывают бурные дебаты в соцсетях.

А вот теперь мы возвращаемся к тому, что Александр Петтович в своем исследовании говорит про «самые высокие темпы роста».

«Иногда для доказательства быстрого капиталистического развития предреволюционной России указывают на высокие темпы роста ее промышленности. В период от 1860 до 1913 года среднегодовой прирост выплавки чугуна составил 5,1%, добычи каменного угля — 9,2%, нефти — 14%, протяженности железных дорог — 7,4%.

Но при анализе этих цифр надо принимать во внимание не только чрезвычайно низкий начальный уровень отсчета. С точки зрения оценки того, насколько и как возрастала сила русской буржуазии, не менее важно и другое.

Темпы роста русской промышленности в том случае, если она имела целью догнать Запад или хотя бы перестать отставать от него, должны были многие годы непрерывно возрастать. Условия для этого (территория, население, дешевые рабочие руки) были. На самом деле имело место обратное.

Если разбить все пореформенное время на два периода: 1860—1880 и 1880—1913 годы, то обнаруживается, что ускоряют свой среднегодовой рост только выплавка чугуна (1,4% в первый период и 7,35% во второй) и производство хлопка (3,5% и 4,7%).

Остальные отрасли замедляют свой рост (добыча золота — 2,9% и 0,4%, добыча угля—12,7% и 8%, добыча нефти—19,7% и 3,2%, производство сахара— 11,7% и 5,5%). В результате к 1913 году разрыв в промышленном развитии Европы и России не уменьшился, а увеличился».

Вот что «не уменьшился, а увеличился» - Александр Петтович совершенно прав. Я не буду пытаться объять необъятное, а проиллюстрирую тогдашнее состояние российской экономики на примере только одного сектора – горно-металлургического.

Почему металлургия?

Во-первых, эта отрасль напрямую и теснейшим образом связана с судьбой моих героев, выпускников металлургического факультета Горной академии. И без рассказа о металлургии мне все равно не обойтись.

А во-вторых… Чтобы раскрыть это «во-вторых», приведу одну цитату. В 1929 году в газете «Правда» вышла историческая статья под названием «Год великого перелома». Написал ее главный сторонник варианта «упереться, построить и выжить» Иосиф Сталин. В ней он, в частности, сказал следующее:

«Мы добились за истекший год в основном благоприятного разрешения проблемы накопления для капитального строительства тяжелой промышленности, взяли ускоренный темп развития производства средств производства и создали предпосылки для превращения нашей страны в страну металлическую. В этом наше второе и основное достижение за истекший год».

Почему так важно было создать «страну металлическую»?

Потому что без этого все остальное было бессмысленно.

Как мы все учили в школе, сначала на Земле был каменный век, потом бронзовый, затем железный.

Так вот – ничего не изменилось. Не знаю, в курсе ли вы, но мы все до сих пор живем в железном веке.

Железо и сегодня, в двадцать первом веке, является самым активно используемым человечеством материалом. Да, конечно, в последние десятилетия его доминирование перестало быть тотальным, и доля в общем раскладе существенно снизилась из-за массового распространения пластика и все более широкого использования алюминия.

Но первое место по широте применения оно за собой сохранило. И перспективы его вытеснения оттуда пока не просматриваются – еще никто и близко не подобрался.

Человечество пока так и не смогло найти равноценную замену чугуну и стали, поэтому на планете Земля железо до сих пор «намба ван».

Это сегодня. Что уж говорить про начало двадцатого века, когда из железа производилось приблизительно все.

Поэтому все было просто – или у тебя есть собственная металлургия, или можно даже не начинать. Ты ничего не слепишь за неимением пластилина.

Чтобы стало понятно – в какой ситуации оказались мои герои на стыке двадцатых и тридцатых, мне придется хотя бы коротко рассказать, как отечественная металлургия дошла до жизни такой.

Сейчас будет немножко скучно, потерпите...

(это глава из моей книги "Двинулись земли низы-2". Продолжение - завтра)

_____________

Моя группа во ВКонтакте - https://vk.com/grgame

Моя группа в Телеграмм - https://t.me/cartoon_history

Моя страница на "Автор.Тудей" - https://author.today/u/id86412741

Есть у меня такие довольно занятные наградные часы.

Часы интересны по нескольким причинам.

Прежде всего обращает на себя внимание название часов: ЗЕНИТЪ. Данные часы произведены швейцарской часовой компанией Zenith, причём сама компания до 1911 года носила название Georges Favre-Jacot (GFJ) и была названа так в честь отца-основателя компании.
Российский рынок был очень важен для GFJ/Zenith, и компания выпускала для него большое количество относительно недорогих часов при высоком качестве. Но практически все эти часы имели название Georges Favre-Jacot или Георгъ Фавръ-Жако.  Торговую марку Зенитъ компания зарегистрировала лишь в самом конце 1908 года и часы с таким именем были мало распространены, так как обыватели предпочитали покупать уже хорошо зарекомендовавшие себя бренды Georges Favre-Jacot и Георгъ Фавръ-Жако. Сейчас часы с названием Зенитъ на рынке винтажных часов встречаются очень нечасто.
Показанный экземпляр часов был произведён около 1911 года, механизм с микрорегулятором, позолочен и достаточно неплохого качества.

На задней крышке часов присутствует наградная гравировка, которая в расшифровке гласит: «А.И.Никонову
За образцовую работу по реконструкции Обогатительной фабрики
от Управления Колбоолово
4 ноября 1935 года»
Колбоолово – это оловянные рудники в восточном Казахстане. Кто такой А.И.Никонов выяснить не удалось.

Здесь самое интересное: каким образом часы 1911 года изготовления выступили в качестве наградных в 1935 году. Притом что поношенные б/у часы вряд ли могли использоваться в качестве награды – как-то это совсем уж несолидно.
И здесь об истории часов можно делать только предположения.

В начале 1930-х на Первом Государственном часовом заводе(1 ГЧЗ, позже МЧЗ) уже производили отечественные часы. Но их катастрофически не хватало, и они были в большом дефиците.
Вместе с тем после революции 1917 года Советская власть экспроприировала собственность всех часовых компаний, в том числе и Zenith. И в 1920-х часы со складов активно распродавались/раздавались в том числе и в качестве наградных красноармейцам, революционерам и активистам новой власти.
Тем не менее, довольно странно, что такие часы держали бы на складах до середины 1930-х, особенно учитывая, что они не золотые и даже не серебряные. Впрочем, у меня нет других предположений. А у вас есть предположения?

Мы часто недооцениваем масштаб перемен, которые принесла индустриализация. Переживший ее на собственной шкуре американский инженер Литтлпейдж, например, прямо именует происходящее «второй революцией»:

Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что события 1929 года и последующих лет были не менее революционными, чем последовавшие за 1917 годом. Я наблюдал второй общественный переворот вблизи, и могу засвидетельствовать, что он принес не меньше замешательства, горечи и страданий, чем революция 1917 года. Из второй революции проистекла другая гражданская война, когда брат пошел на брата, и русский на русского, точно так же, как в предыдущем десятилетии.

Я оказался посреди величайшего общественного переворота в истории, как его назвали компетентные люди, но мне не хватало подготовки, как я уже сказал, чтобы понять, что именно происходит, за исключением самых очевидных деталей.

И могу подтвердить, что замешательство в моей голове было не меньше, чем в головах большинства советских граждан, с которыми я встречался.

И действительно – в двадцатые, во времена НЭПа, жизнь не то чтобы была в шоколаде, но более-менее наладилась и устоялась. Казалось бы – ну слава богу, дожили и пережили Смуту, давайте теперь просто жить…

Но нет.

Знаете, на что это было похоже?

На человека, который очень неудачно сломал ногу, долго и хлопотно маялся в процессе заживления, ночами не спал, обезболивающие горстями ел… Наконец, все более-менее срослось, еще беспокоит, конечно, но с тем, что было – небо и земля! И он только выдохнул, вытер пот со лба – а доктор ему говорит: «Извини, брат, срослось неправильно. Будем опять ломать и заново сращивать. По-другому - никак».

Может быть, доктор и прав – даже скорее все, прав.

Но тебе от этого не легче.

И НЭП тут же заканчивается, и старая жизнь заканчивается, в стране объявляются грандиозные перемены, теперь мы все живем за-ради построения промышленности, чтобы не сдохнуть в обозримой перспективе. Опять мир вокруг рухнул, опять везде тотальный хаос, опять надо собирать себя в кучу и выживать – в том числе и в чисто бытовом смысле слова.

Рассказывает свидетель Джон Литтлпейдж:

«Как будто землетрясение поколебало основы привычной жизни. Мои старые знакомые в Кочкаре (рудник на Урале, который он модернизировал - ВН) ходили ошеломленные, как бы не представляя, что ударило по ним. Обычная деятельность рудника пошла прахом; лавки, рынок, деньги и частная жизнь — все было полностью другое.

Было ясно, прежде всего, что Россия вступила в период галопирующей инфляции, как происходило в Германии несколько лет назад. Когда я покидал Кочкарь, на один рубль все еще можно было купить четырех молодых цыплят, или сотню огурцов, или сотню яиц, или двадцать арбузов, или шесть фунтов мяса. Рынки ломились от разного рода продуктов, включая завезенные апельсины, лимоны и рыбу. В одежных и промтоварных магазинах еще предлагали широкий выбор импорта.

За те несколько месяцев, что меня не было, цены стали совершенно неуправляемыми. Масло, которое стоило пятьдесят копеек, то есть полрубля, за килограмм, теперь продавали по восемь рублей (на сегодняшний день масло наихудшего качества уже продают за шестнадцать). Яйца, стоившие рубль за сотню, теперь были по рублю штука. До этого мы могли купить полную телегу картофеля за пятнадцать рублей, а теперь должны были платить двадцать рублей за ведро.

Так много всего происходило одновременно, что никто из окружающих, казалось, не осознавал, что творится. Мои знакомые были слишком заняты и утомлены и не задумывались о происходящем. Хлопоты о том, чтобы достать достаточно еды и одежды для себя и своей семьи, становились все труднее с каждым днем и отнимали большую часть энергии и времени. Промышленность, кроме того, подстегивали все быстрее, таким темпом, что ни у рабочих, ни у служащих не оставалось сил».

Эти годы давно стали легендарными, а любая легенда приукрашивает действительность – в ту или иную сторону. Поэтому одни говорят, что индустриализация – это когда тоталитарный режим строит промышленные гиганты на костях сначала сосланных, затем вербованных кулаков. Другие злятся и кричат, что все было не так, был всенародный подъем, песня «Мы покоряем пространство и время, мы — молодые хозяева земли» и героическое выполнение мудрых планов партии по строительству промышленных гигантов.

Истина, как водится, где-то посредине. Подъем был, но не всенародный – а лишь у тех, кто искренне поверил в Великую Мечту. Это не специфика Советского Союза, это общечеловеческое. Настоящих буйных мало во все времена и при всех режимах – тут Высоцкий прав.

Но именно они учиняют любую глобальную движуху, будь то христианство в Римской империи или исламский фундаментализм в постиндустриальном мире. Эти вот буйные десять процентов населения и ведут за собой всех остальных – «нормальных».

Всегда.

А «нормальные», в общем-то, ничего и не хотят, кроме как спокойно жить и мирно работать, никому не мешая. Но нет – «Время выбрало нас!» - говорят им. Задача, решить которую подписались «буйные», как правило слишком глобальна, чтобы у кого-нибудь получилось отсидеться. Вот и приходится «нормальным» становиться полноправными соавторами подвигов, масштаб которых будет поражать людей еще не одно столетие.

И Литтлпейдж в общем-то, о этом же:

«Я провел это время среди рядовых индустриальной армии, потел и напрягался вместе с окружающими рабочими, чтобы удовлетворить возросшие требования к выработке. Мне никогда не казалось, что рабочие станут бунтовать.

Оглядываясь на те времена, полагаю, что люди были слишком заняты, чтобы думать о бунте. Их слишком третировали, чтобы могло организоваться какое-нибудь оппозиционное движение. Правдоподобно звучит, что лишь малая доля населения тогда поддерживала власти. В России было (и до сих пор осталось) много крестьян, большей части которых не нравилось то, что происходит.

Не уверен, что какая-нибудь группа людей пыталась сделать так много сразу в любой другой период истории, разве что в случае войны. То, что происходило, напоминало войну, да и на самом деле ею было. Коммунисты показали, что считают именно так, используя военные термины в газетах и журналах, радиопередачах и публичных выступлениях на шахтах, фабриках, деревнях, докладывая об одной «победе» за другой, на одном «фронте» за другим. Каждый, кто стоял на пути любой коммунистической кампании, получал ярлык «врага», и на этих людей обрушивалась всей своей мощью пропагандистская машина.

Однако сомневаюсь, что московские власти действительно желали проводить эту кампанию настолько жестоко, как получилось. Позднее я встречал немало людей, которых сурово наказали за некоторые принятые ими меры.

Неудивительно, что русские были слишком ошеломлены, чтобы думать о каких-нибудь мятежах. Такого перемалывания людей я никогда не видел раньше и надеюсь больше никогда не увидеть. С одной стороны, миллионы крестьян вырвали из родных мест, где они собирались прожить всю жизнь, и заставили на новом месте заниматься новой работой. С другой стороны, миллионы необученных или частично обученных мужчин и женщин кидали, будто вилами, в промышленность, которая возникала из ничего, под надзором других мужчин и женщин, которые почти столь же мало понимали в том, что происходит.

Последняя фраза – ключевая. При проведении индустриализации главным приоритетом была скорость. Не качество, не дешевизна – только объемы и скорости. Быстрее, быстрее и больше! Потому что даже плохой танк, с плохим двигателем и из плохой стали – все равно лучше, чем отсутствие танка.

Задачи были столь глобальны и всеохватны, что изначально было понятно – выполнить их в полном объеме невозможно. Выполнить их качественно – невозможно. Но можно было учиться на ходу, учиться методом проб и ошибок, выплачивая за эту учебу непомерную цену – и золотом, и железом, и кровью.

____________

/11 pro

Всегда, когда приходится бывать в Электрозаводе (Москва), ловлю себя на мысли, что текущее его состояние, со множеством всяких мелких бизнесов, запахом пекарен-кондитерских, ярко одетых людей с фотостудий похоже на космическую станцию «Забвение» из Стражей галактики. Там в голове мертвого гигантского целестиала сделали колонию. А я еще, помню, после просмотра фильма, удивлялся, как можно было такое придумать? Конечно, я находил аналогии с разложением тела и пр., но всегда не укладывалось в голове - что нечто, размером +\- с человека может вести себя также как опарыши, уютно устроившиеся в мертвом теле. Думал, что это чистая фантазия писателей комиксов и сценаристов, и в нашей реальности это не особо применимо.

Но первый раз оказавшись в этом монструозном «теле мертвого завода» я, пораженный атмосферой, понял, что возможно всё, было бы желание :)

https://photos.app.goo.gl/kPNAvRf7Y42yAUQJ7