Ищу детский рассказ "Взрыв"
Назывался "Взрыв", насколько помню. История про детей ушедших с партизанами. Подскажите автора. Заранее всём спасибо !
Назывался "Взрыв", насколько помню. История про детей ушедших с партизанами. Подскажите автора. Заранее всём спасибо !
Искренне благодарю всех, кто подписался и читал мою повесть. Цель у меня была только одна - популяризация детской литературы и чтения. Если хоть кто-то заинтересовался, чей-то ребëнок прочитал - мне уже очень приятно.
Уже через несколько дней Бала вполне походил на члена нашей семьи. Бывают ведь высокие люди — ростом более, чем два метра. Так вот и Бала теперь казался нам всем самым обычным человеком, только переростком.
Курочки наши несли каждый день десятков по пять яичек, и Бала с удовольствием съедал на завтрак десятка два яиц. Зато все люди в нашей округе были обеспечены молоком (козьим и коровьим) и шерстью (козьей и овечьей).
Бала ходил по округе очень аккуратно — не раздавил никого: ни единой кошечки и собачки, не говоря уже о других, более крупных животных. В конце концов великаны ведь держали коз, овец, коров и собак, и никогда они никого не растаптывали по неосторожности.
К концу лета дети всей округи уже знали моего великана. Кто теперь был чьим питомцем понять было совершенно невозможно: я — Балы или Бала — моим.
— Бала, Бала, покатай! — кричали мои одноклассники добродушному великану, и он устраивал им такие же волнительные катания, как и мне, когда я впервые с ним познакомилась.
Ребятня залезала на Балу, как на дерево. Мальчишки и девчонки садились Бале на плечи, забирались в ладошки. Теперь в нашей округе появился первый в мире живой аттракцион «Великан». Он вмещал одновременно не более двух человек (по одному в каждой руке великана), которые поднимались вверх на значительную высоту и затем резко опускались вниз. Спуск сопровождался шумом, гамом, криками ребятни и прочими эмоциональными всплесками отважившихся посетить аттракцион добровольцев. Живой аттракцион был гораздо более популярен, чем его хладнокровно-мёртвый железный аналог, который местные жители даже решили переплавить во что-нибудь более важное и полезное в хозяйственной деятельности. Живой аттракцион, которым являлся Бала работал по настроению и дарил детворе невероятные положительные эмоции. Хотя, впрочем, почему я говорю, что только детворе?! Ведь и среди взрослых были те, кто рискнули (я ещё после этого сделала вывод, что рискованность, отчаянность и страсть к приключениям передаются по наследству). Угадайте же, кто были эти двое сумасшедше-бесстрашных (но в то же время вполне адекватных во всех рациональных жизненных вопросах) взрослых людей? Конечно же, это были мои мама и папа — единственные взрослые, которые прокатились на нашем «Великане». Это были МОИ родители: чертовски понимающие, неутомимые и весёлые! Только они могли так запросто принять незнакомого великана в круг семьи.
— Скажи Бала, чувствуешь ли ты себя одиноким теперь? — спросила я своего великана в конце августа (прошёл ровно месяц с того момента, как Бала поселился у нас).
— Знаешь, Милочка, мне совершенно некогда думать о такой чепухе, как одиночество. У меня дел по горло, дорогая!
Представляете, сколько теперь у Балы было дел, в мире людей?! Их у него теперь стало гораздо больше, чем дома. Общение, знаете ли, занимает много времени, отнимает силы и энергию, но ещё (и самое важное) — взамен оно даёт гораздо больше: если и не наслаждение, то по крайней мере огромное удовлетворение, а кроме того взаимодействие с другими живыми существами дарит ощущение нужности и является прекрасным стимулом для работы. Это я сама поняла, глядя на Балу. Как говорил мой папа, «глаз у него горел», а уж мой папа в чём-в чём, а в горящих глазах разбирался.
— Завтра мы идём в школу, Бала, — сообщила я. — Теперь мы всё утро будем учиться, а что в это время будешь делать ты?
— Я? Да коров буду пасти... и подою, пожалуй, а то давно уже не доил, — ответил мне живо деятельный и находчивый товарищ, — а то что это всё люди коров за меня доят — непорядок!
— Значит, скучать не будешь? — спросила я.
— По вам-то скучать я буду, а без дела скучать не буду, — уверенно выдал Бала.
Я уже знала, что Бала прекрасно доит коров и коз, когда эти ласковые и жизнерадостные животные забираются на возвышенности. Бала подходит к холмикам, на которых стоят звери и ласковыми движениями своих огромных рук доит их. Бала научился этому ремеслу. Он справляется с задачей мастерски, и ему совсем не трудно.
— А ты пробовал новое молоко животных Калилов? — заинтриговала я Балу своим непонятным вопросом.
— Новое? — переспросил великан, удивлённо вытаращив глаза.
— Да, новое. И, конечно, самое полезное на свете. Десяти видов: маковое молоко, ромашковое молоко, васильковое молоко, колокольчиковое молоко... и другие.
— Ах, ты об этом. Да, молоко чудесно.
— И оно пахнет не только травами. Оно благоухает, как и мои цветы.
— А какое твоё любимое? — попросил рассказать меня Бала.
— Конечно, ромашковое! — немедленно ответила я.
И осенью Бала чувствовал себя великолепно. Четыре швеи сообща скроили и сшили осенний костюм для него. А трое сапожников смастерили ему ботинки из искусственной кожи, утеплённые мехом овечек. Двое работников завода по производству носков (завод этот находился в юго-западной стороне от нашего дома) перенастроили автомат для изготовления человеческих носков так, чтобы он несколько дней производил носки большого размера — аккурат для Балиной ноги. И этот аппарат «напроизводил» для Балы примерно две тысячи носков из тонких и толстых нитей — для тёплой и для более холодной погоды. А одна пожилая женщина, прознав об этом событии, тоже решила сделать для Балы что-нибудь этакое: необычное и грандиозное. У людей, как оказалось, давно уже гигантомания в головах была, а с приходом Балы появился и реальный повод выразить через конкретные «поделки» свою любовь к большому размеру. Так вот и эта бабулечка, которая услышала в новостях про две тысячи огромных, великаньего размера, носков, решила сама попробовать изготовить для Балы на зиму величественные шерстяные носки — хотя бы одну пару.
Она приехала в нашу округу, сняла мерки, закупила шерсти (впрочем, не совсем закупила — женщина только собиралась её купить, а уж добрые наши жители да и сам Бала отдали ей целых пять килограммов овечьей шёрстки для осуществления её затеи, с запасом) и поехала к себе домой реализовывать задуманное. Всего через неделю стараниями заботливой бабушки и её неживой помощницы — вязальной машины, носки были готовы. Бабуля торжественно вручила их Бале при огромном скоплении народа.
— А у меня, ребята, ещё шерсть осталась, — сообщила бабуля всем собравшимся, — кому её вернуть?
— А у вас внучата имеются? — спросила у бабушки одна из моих учительниц.
— Имеются, конечно. Целых шесть! — гордо заявила бабуля.
— Ну, тогда, я думаю, из нас никто не будет против, если из оставшейся шерсти Вы своим внучатам тоже носочков шерстяных наделаете. Вот и всё.
— Ох, спасибо, ребятушки. Спасибо, так и сделаю, — согласилась бабуля. Она даже от радости не побоялась на аттракционе-Бале прокатиться.
Послесловие.
Бала замечательно жил у нас до самого Нового года. В этот праздничный день он также был с нами, являясь украшением праздника и одновременно идейным вдохновителем многих чудесных, волшебных и поистине фееричных мероприятий, которые он, самостоятельно придумывая, сам организовывал и сам проводил для всех нас.
Он устраивал нам блестящие ароматические фейерверки, жонглировал ярко-светящимися фонариками, строил огромные горки для детей и целые снежные города...
Великан резвился на снегу, как маленький ребёнок, ведь в его краю снег выпадал нечасто. В новогодние каникулы мы с Балой ходили к Калилам — хотелось повидать друзей, узнать об их путешествии и наконец вернуть им всех животных.
Потом мы с Балой вернулись обратно домой с двумя тачками самых невероятных гостинцев, привезённых из самого дальнего далёка планеты.
Бала жил среди людей и в то же время продолжал общаться со своими родными великанами. Мой великан давал очень много людям, превосходя их в силе и эмоциональной мощи, а люди, в свою очередь, делали для него такое, чего он раньше и представить себе не мог. Например, когда дети топтались по спинке великана — получался великолепный массаж.
Люди и Бала совместной работой интеллекта творили невероятные вещи, открывая новые законы природы и разрабатывая новейшие уникальные технологии. Ум Балы пригодился в осуществлении гениальных научных прорывов, а его сила нередко применялась в производстве.
Бала пел летние концерты в полях, потому что его голос был крепок, могуч и красив. Песня его далеко разносилась по лугам... Бала продолжал писать сказки и научился сочинять маленькие истории о приключениях.
В общем, все мы сейчас довольны жизнью и очень счастливы вместе. А вот как в дальнейшем будут развиваться отношения людей и великанов (и вообще всех живых существ на нашей земле) — неизвестно. И я очень надеюсь, что если когда-нибудь что-то пойдёт не так, то та самая лучшая, самая первая и самая мудрая Балина сказка поможет!
На следующее утро я разбудила родителей пораньше (хотя они и так всегда вставали в обычные дни не поздно, лишь только в праздники и мои каникулы позволяя себе отдохнуть и выспаться).
— Папочка, мамочка, вставайте!
— Ну наконец-то моя дочь вернулась! — с радостью, но в то же время и со строгостью воскликнул отец. — Сегодня собирался идти искать тебя и силой возвращать домой!
— Ну папочка, не сердись. Я скучала. И тоже очень сильно рвалась домой. Но были обстоятельства...
— Мешающие тебе вернуться в родные пенаты?
— Да.
Папа нахмурился и спросил беспокойным голосом:
— Тебя что удерживали силой? Тебя пленили?
— Нет, нет же, папа, послушай, — начала было я, но отец не мог теперь угомониться:
— Ты в порядке. Тебе никто не причинил физического вреда?
— Нет!
— А морального?
— Морального тоже... Разве только, что кое-что было очень удивительным,
и я много нового узнала о жизни вообще...
— Да ты как будто бы даже повзрослела за эту неделю, детка, — отметила мама.
— Угу. А теперь и вам пора кое-что узнать. И это «кое-что» лежит на краю нашего огорода.
— О боже! Кто-то умер, кто-то погиб, и ты притащила сюда его тело? — вскрикнула мама, скукожившись от страха. — Так вот почему ты была такая грязная и такая встревоженная вчера?
— Да нет, и вовсе не это. Ничего такого нет, мама. Есть другое...
— Ну так что, что же такое лежит на нашем участке? — взволнованно спрашивали меня родители.
— Кое-что, тьфу, то есть кое-кто живой, — ответила я.
— Животное? Вчера ты что-то говорила про животных, — допытывалась мама.
В этот момент во дворе заголосили проснувшиеся коровы, козы и овцы, которые уже стали разбредаться по соседским владениям, судя по тому, что какие-то голоса были слышны очень отчётливо, а какие-то — нет (они раздавались как будто издалека).
— Да, мама, животные. Но есть ещё кое-кто...
— Да кто же?
— Один великан!
— Великан? — засмеялся папа и буркнул в сторону: «Ну и фантазии».
— Да. Настоящий великан, — настаивала я.
— И он разговаривает? — вопрошала мама.
— Да, разговаривает. Конечно, разговаривает.
— Как и мы?
— Да, мама. Почти в точности, как и мы.
— Невероятно. Но ведь если великаны не общаются с людьми, то как же они тогда могут говорить, как люди, объясни?
— Ну конечно же, говорит он немного по-другому, но понять-то можно, — ответила я, — впрочем, пойдёмте поговорим с ним — и вы сами всё поймёте, — закончила я.
Мама, папа, Тобик и я отправились в наш огород, где лежал уже проснувшийся Бала. Родители глазам своим не поверили, увидев длинное тело Балы, распластанное на траве.
Они подошли к голове Балы и поприветствовали его.
— Я очень рад знакомству с вами, — отметил Бала, — я не хотел вставать в полный рост, чтобы не напугать ваших соседей. Но теперь, если можно, с вашего позволения я, пожалуй, присяду на траву, хорошо?
— Конечно, — согласились родители.
Они совсем не боялись существа, более, чем в два раза превосходящего их в комплекции тела.
— Ту сказку о великане, который научился понимать, что Мила мне вчера рассказывала, Вы сочинили? — поинтересовалась мама.
— Да, я, — немного смутился Бала.
— Значит, наша дочка у Вас гостевала? — также обнаружил свою заинтересованность папа.
— Да, у меня.
— И что же Вы теперь намерены делать? — спросил отец.
— Пап, в своём письме мама предлагала пригласить тех, кто приютил меня, в гости к нам!
— Так значит, Вы наш гость, Бала? — догадался папа.
— Да, он наш гость, наш почётный гость, мама и папа! — заявила я.
Когда мои родители немного приспособились к новой ситуации, мы все вместе стали решать — как нам следует лучше разместить Балу у себя.
— Великан так великан, — неожиданно для меня рассудила мама, — нужно будет только узнать его вкусы и привычки получше, а потом придумать способ максимально безболезненно интегрировать нашего огромного друга в общество.
— Да мам, вот увидишь. Рано или поздно люди поймут, примут и полюбят Балу — это ведь совершенно естественно, правда? Ведь по сути нет ничего плохого в налаживании когда-то разорванных отношений.
— Да, дорогая.
Мы вместе с мамой, папой и Балой построили на убранном картофельном поле небольшой, но довольно удобный и тёплый шалашик для Балы.
— Зимой, Бала, снова возьмёмся за стройку, — объявил отец. — На зиму мы тебе построим огромный снежный дворец. Там будет не холодно — сошьём тебе несколько комплектов тёплой зимней одежды.
— Я «за»! — согласился Бала.
Мы почти добрались до дома поздним вечером. Землю окутала мгла, но мы знали куда идти. Я, наверное, вам ещё не рассказывала об одном удивительном явлении, которое бывает в наших краях. Я называю его «Светлячковая Ночь», а мама — «Небо Светлячков». Да-да, так и говорит, когда отправляет меня днём за цветами: «Допоздна не задерживайся, но если темень застанет тебя в дороге — Небо Светлячков тебе обязательно поможет». Не знаю почему, но у нас эти небесные фонарики водятся, а в деревне Балы и на близлежащих территориях — нет. Бала, конечно же, знал, о существовании этих чудесных насекомых, но никогда не видел своими глазами Небо Светлячков.
А это было воистину грандиозное зрелище. Всё небо покрылось яркими лампочками-точечками, и они замигали, запрыгали, устроили на нём невероятное свето-музыкальное представление. Почему музыкальное? Да потому что они мигали светом гармонично, ритмично и с особенным чувством. Была в этой световой игре какая-то своя, особая мелодия. И каждый светлячок в совместном оркестре играл свою партию. У кого-то были твёрдые, низкие «ноты» (разный тембр возникал из-за различной насыщенности света), кто-то исполнял изящные, затейливые украшения: заливистые трели, форшлаги и глиссандо. Кто-то из них, устав, прерывался на паузы.
— Красиво? — спросила я, когда началось небесное празднество.
— Спрашиваешь? — ухмыльнулся Бала. — Это такая невероятная красота, в ней такая сила и такая мощь. Она способна поразить в самое сердце и заставить содрогнуться. Даже страшно как-то становится от такой красоты.
— Только страшно?
— Нет. Ещё очень приятно!
— Знаешь, я называю это чудесное действие «Светлячковая Ночь», — поделилась я с Балой.
— Это очень подходящее название, — высказался Бала, — потому что то, что сейчас происходит на небе, это целый спектакль, это концерт, это импровизация и настоящий художественный пир в небесах. Так и хочется остановиться и смотреть, смотреть и смотреть на это.
На несколько минут мы замерли все. И взрослые животные, и их маленькие непоседы-детки смотрели на небо, задравши головы вверх. Артисты-светлячки продолжали петь для нас свои песни, а мы завороженно наблюдали.
— Пора идти, — грустно констатировал Бала.
— Не печалься, теперь ты сможешь наблюдать светлячковые концерты каждый вечер, — подбодрила товарища я.
— Я рад. Понимаешь, я потрясён тем, что это явление произвело на меня такое мощное впечатление. Да-а... такое обязательно нужно увидеть своими глазами. Ведь на страницах книги все краски будто стираются, меркнут и затуманиваются, и всё как-то блёкло...
— Конечно, ведь это же магия, — воскликнула я, — живая магия природы!
Скоро показались хозяйственные постройки нашего двора. Бала ступал теперь на землю очень осторожно, чтобы что-нибудь или кого-нибудь не раздавить. Малыши-животные мирно дремали в тачке, а Тобик проснулся и заливисто лаял, стремительно виляя хвостом от восторга. Он бежал впереди всех, и самый первый зашёл в наш дом. Я теперь тоже слезла с Балы и шла по земле. Огромный Бала наклонялся ко мне и общался шёпотом. А ноги его опускались на землю так мягко, что никто в округе и помыслить не мог бы о том, что где-то рядом, совсем недалеко от мирно спящих людей, гуляет самый настоящий великан.
— Ну что, — прошептал Бала, — я буду спать на траве, а утром — приходите с родителями, и мы познакомимся.
— Хорошо. Но ведь на земле ночью холодно, как же ты ляжешь? И что, если ты простудишься?
— Коровы, овцы и козы укроют меня со всех сторон, не волнуйся. А утром отогреюсь на солнышке.
— Утром нужно будет думать, где тебя размещать и как ты у нас будешь жить...
— Ты чего-то боишься? — прямо спросил меня Бала.
— Нет-нет, я только беспокоюсь о тебе, — ответила я.
— Ты точно не замёрзнешь? — снова спросила я (признаться, я не продумывала в деталях размещение Балы на ночлег в эту первую, самую сложную ночь, и теперь была крайне обеспокоена тем, что другу моему придётся спать на холодной земле, да ещё и под открытым небом).
— Милочка. Да даже если я замёрзну. Разве могу я сейчас расположиться как-то иначе? Не могу же я, в конце концов, спать стоя, как лошади или слоны? Ты думаешь, я смогу устоять всю ночь, пребывая во сне, на двух ногах?
Я улыбнулась. Мой великан, как всегда, был полон безудержного оптимизма.
— Ладно, спокойной ночи тебе, — прошептала я, и мы с Тобиком стремительно понеслись навстречу тёплому дому.
— Тобик? Ой, а-а, и Мила здесь? — вскрикнула мама, которая вышла в прихожую в ночной рубашке спросонья.
— Да, мамочка, я вернулась, — ответила я и бросилась маме в объятья.
— Как же ты долго, как задержалась! А Тобик. Он тебя провожал, верный пёс? — расспрашивала меня мама, нежно теребя за волосы одной рукой и одновременно лаская Тобика другой.
— Мама, прости. Ты знаешь, я не одна.
— Да вижу я, что ты не одна — ты с Тобиком.
— Я не совсем это хотела сказать, — замялась я.
— А что же? — недоумевала мама.
— А то...
— Ты привела тех людей, которые тебя приютили?
— Почти...
— Так где же они, почему не заходят?
— Э-э-э, — я не могла подобрать слова, — они не совсем люди.
— Что?
— Они не люди... Я привела, но не людей.
Мама засмеялась:
— А кого? Животных, что ли?
— Ага, животных: коз, коров, овец и ещё кое-кого, только он — не животное.
— Ну, ладно, — сказала мама, — завтра разберёмся. А теперь пора ложиться спать. Я и так уже до вашего прихода дремала.
— А папа дома?
—Папа сегодня дома — уже заснул.
— Ой, мама. Мне так много нужно тебе рассказать! — сообщила я.
— Это завтра. А сегодня, давай-ка немного отдохнём.
— Ну мама. Если мы немного не поговорим сегодня, я даже не знаю, как ты себя будешь чувствовать, когда наступит завтра.
— Ну ладно.
— Мам, а истории про великанов — правда? — не раздумывая ни минуты, спросила я у мамы.
— Я думаю, правда.
— Мы в школе совсем почти не затрагивали эту тему.
— Ну, да и ладно, — утешала меня мама, ласково поглаживая по грязным волосам, — надо будет завтра утром тебя намыть, а то грязная какая — просто ужас. Хорошо хоть платьице твоё переодели.
— Мам, а ты знаешь великаньи сказки? — спросила я.
— Это о великанах или которые великаны сочинили? — переспросила мамуля. Она уже, кажется, совсем проснулась.
— А и так, и так.
— Неа, не знаю, — ответила она, — не знаю ни тех, ни других.
— А хочешь я тебе расскажу?
— О-о! Это что-то новенькое, — с улыбкой выдала мама, — теперь у нас уже дети мамам перед сном читают сказки.
— Ага.
— А это будет сказка, которую сочинил великан или же сказка о великанах? — поинтересовалась мама.
— А и то, и то, — весело ответила я.
— Ну, ладно. И откуда же ты только её узнала? — шёпотом удивилась мама.
— А вот, — подумала я и рассказала маме Балину сказку о великане, который научился понимать.
— Ну как? — спросила я.
— Это прекрасная сказка! — сказала мама.
— Добрая?
— Добрая!
— Хорошая?
— Хорошая!
— И со смыслом?
— И со смыслом!
— Видишь, мам. Великаны — очень даже культурные и творческие создания.
— Угу. А ещё добрые, хорошие и со смыслом, да?
— Ага.
— Интересно — это тебе люди на границе рассказали, у которых ты гостила?
— Нет мам, не совсем так. Но я это знаю. Я знаю, что великаны вполне могут общаться с нами. Впрочем, ты и сама скоро это узнаешь, мама.
— Ладно. Только не говори мне, что ты познакомилась с великаном, фантазёрка. Великаны существуют, я знаю. Только они живут очень-очень далеко на востоке.
— Хорошо, не буду говорить, мамочка, что я познакомилась с великаном, — пообещала я маме, а потом прошептала: «А вот живут великаны не так уж далеко от нас, просто у них как-то необходимости никогда не случалось на наши территории заглядывать, пока я на границе не появилась».
— Что? Я не расслышала: что ты сказала? — спросила мама.
— Спокойной ночи, мамуля, — зевая, пролепетала я.
Утром следующего дня мы с Балой первым делом проводили Илу и Кали. Перед этим я долго разглядывала их огромные добрые лица, попеременно меняя руки — то меня к своей голове приближал жизнерадостный Кали, то — деликатная и нежная Ила, которая уже так сроднилась со мной, что совершенно не хотела расставаться.
— У меня будет один подарок для тебя, — сказала Ила.
— Ещё подарок? — удивилась я. По-моему, в течение всего того времени, что я находилась в деревне великанов, они только и делали, что чем-нибудь меня одаривали.
— Да. В нём тебе будет удобно.
— В нём? — переспросила я. Признаться, слова Илы меня заинтриговали.
— Да, в нём. Ведь это гамак. Я сделала его вчера.
Когда я увидела подарок, я была тронута тем, что Ила использовала для создания этой вещи самое дорогое, что только может быть у девушки — свои волосы! Да, да, Ила обрезала свои великолепные длинные великаньи волосы, заплела их в тонюсенькие косички (толщиной с канат, если мерить их размер в человеческих единицах измерения) и связала так, что получился прочный и удобный гамак, подходящий не только для меня, но и для совершенно любого другого человека — был у этого гамака некий запас длины для людей более высокого роста.
— Это... бесценный подарок, — прошептала я немного смущённо и как-то нелепо — неловко, будто ребёнок, только недавно ещё научившийся говорить, соединяя буквы в слоги, а слоги — в слова.
Ила засмеялась:
— В моём поступке (обрезании волос) была и практическая составляющая.
— Какая? — изумилась я.
— Видишь ли, дорогая, в дороге совершенно неудобно мыть волосы. Особенно такие длинные, как у меня, — призналась она.
Я улыбнулась. Мои великаны были такие замечательные. Вообще, в этих поначалу пугающих своим огромным размером существах было много интересного, которое мне постепенно раскрывалось. И самыми, наверное, приятными для меня качествами, которые я в них открыла, были старательность, целеустремлённость, чувство юмора и потрясающая, смелая честность, которая оставалась с ними в любых ситуациях.
— Ну что, до свидания! — сказали почти одновременно Калилы, выдвигаясь с двумя набитыми провизией тачками на дорогу.
— До свидания! — кричала я и негромко говорил Бала в ответ друзьям.
— Удачи в пути! — снова негромко добавил Бала, а Тобик потёрся мордочкой об огромные подножия ног хозяев.
Когда фигуры удаляющейся парочки скрылись из виду, мы с Балой молча, не сговариваясь, поспешили начать своё путешествие.
Нам предстоял не такой длительный путь, как Калилам — всего один день. Вернее, максимум один день, ведь великаны ходят намного быстрее, чем люди. Да и коровы с козами и овцами тоже.
Тачка с овощами и заготовками была уже собрана загодя. Так что волноваться нам было совершенно не о чем. Мы пообедали — я, Бала и Тобик, и медленно, разморившись от сытной пищи, выдвинулись на восток за коровами. Вернее, Бала, которого разморило после вкусного и калорийного обеда (ели мы не только фрукты-овощи, но и консервированное мясо крупных моллюсков) ленивой походкой направился к животным, а мы с Тобиком в это время торжественно восседали на его плечах: я на правом, а Тобик — на левом.
Пройдя десяток метров, Бала резко остановился и оглянулся назад. Он окинул взглядом свой дом и свою деревню и замер. А потом как-то сильно, глубоко выдохнул и зашагал уже вперёд бодро, свободно, размеренно, не притормаживая и не оборачиваясь.
Скоро мы дошли до наших коровушек, козочек и овечек.
— Ух, ты! — я увидела огромное стадо: голов триста — не меньше.
— Ага.
— Как же Кали их разом в охапке-то несёт?
— Ну, положим, несёт он их всех не за раз, — уклончиво ответил Бала, — и не всех на руках, а кого-то в тачке... А может, кого и не несёт — сами бегут.
— А мы как сделаем?
— Мы-то по-умному сделаем.
— А это как?
—Это... малышей повезём, а взрослые сами побегут. Хорошо?
— Хорошо.
В общем-то, это даже неудивительно, что мы с Балой именно так и сделали.
Бала сгрёб всех самых маленьких животных в тачку (хорошо, что взятая нами в путешествие тачка была самой большой из всех, которые имелись в хозяйстве у великанов Балиной деревни — места хватило и овощам, и малышам, которые, кстати говоря, припасённые Балой овощи во время пути и подъедали).
— Бала, они твои кабачки жуют! — закричала я Бале. Мне сверху проказы малышей были видны хорошо.
— Ну и пусть жуют. Чего мне, жалко, что ли? — отвечал Бала.
— А если всё сжуют, как ты питаться будешь?
— Ты думаешь, что вы меня не прокормите? — спросил Бала с лёгкой, едва заметной иронией.
— Нет, что ты, что ты! Я полагаю, что мы найдём, чем тебя накормить.
— Да ты не волнуйся, Милочка, я и сам смогу добыть себе пропитание, если что.
— И как же?
— Ну, у вас ведь есть же где-нибудь речка в окрестностях?
— Речка есть.
— Вот и здорово. Буду рыбу ловить.
— Ой, а ты нашу речку совсем без рыбы не оставишь?
— Неа. У меня ещё кое-какие козыри в рукаве имеются.
— Это какие же?
— А вот...
И Бала рассказал мне, что он когда-то изучал по книгам съедобные травы нашей природной зоны. Он сказал, что из этих трав можно готовить всё, что угодно: рагу, супы, салаты и даже десерты.
— Десерты из трав? — недоверчиво уточнила я.
— Да-да, десерты. Из трав, смешанных с фруктами и овощами.
— Это что-то совсем нестандартное, — заключила я.
— Ты полагаешь? — не соглашался Бала. — А знаешь ли ты, что свежие огурцы прекрасно сочетаются в десерте с лёгким творожным кремом и немного кислыми зелёными яблоками?
— Нет, не знаю, — сокрушённо покачала я головой.
— А знаешь ли ты, что в запахе зелёного лука есть нотки мяты?
— Никогда даже и подумать не могла об этом, — призналась я.
— А что пареная морковь издаёт аромат самой спелой малины?
— Нет!
— А что морковь и репа подходят друг к другу как сёстры, а сельдерей и яблоко — как братья?
— Совершенно не знаю.
— То-то, — сказал мой хозяин-великан, которому я за несколько часов пути изрядно натёрла плечо.
Тобик держался на Балином плече благодаря коготкам — он немного выпустил их, и они вошли под Балину кожу. Иначе бы Тобик непременно свалился, или Бале пришлось бы идти гораздо медленней, продумывая каждый шаг. Я видела, что Бала испытывает боль, но также примечала и то, что Бала старается не обращать на это никакого внимания. На светлой рубахе его уже образовались маленькие багровые пятнышки крови. Сам бы Бала, я думаю, их бы не заметил, если бы осматривал свою рубаху. Но мне-то они были видны — совсем небольшие и не очень тёмные — в тех местах, где недавно лежали лапки Тобика. Пёс время от времени сдвигался, переворачивался и ёрзал, пока в один прекрасный момент не заснул сладким сном. Бала укачивал маленького пёсика движениями своего тела. И вот, когда Тобик уже почти совсем расслабился, наверное, разгрызая во сне вкусную куриную косточку, которой любезно угостила его моя мамуля, случилось так, что Тобик чуть не свалился с огромной великаньей высоты на землю (свои коготки он убрал из кожи Балы, ведь во сне-то они ему были ни к чему).
— Ой, Бала, Тобик сейчас... — закричала я, но не успела закончить фразу. Я хотела сказать, что Тобик упадёт, потому что увидела, как его сонное тело накренилось и готово было полететь на землю. Но в этот момент предотвращать катастрофу уже было поздно — Тобик с огромной скоростью упал... нет, вернее плюхнулся на мягкую спинку самого пушистого маленького барашка, который, объевшись кабачков, мирно подрёмывал в нашей походной тачке.
— Ай! — закричала я. Я всё ещё была в шоке, ведь наш милый пёс мог серьёзно пораниться или вообще угробиться, если бы он упал на землю, да и упал бы как-нибудь неудачно. К счастью всё обошлось только одним единственным возмущённо-испуганным «Бе-е-е-е!» и непонимающе-испуганным «Ав-ау!». Все три участника происшествия: и барашек, и Тобик, и тачка — были целы.
Последнюю часть пути Тобик так и ехал в тачке — верхом на недовольном барашке. А я по-прежнему мужественно сидела на плече у «хозяина» и держалась руками за его огромную шею.
Утром за день до того, как Ила и Кали должны были отправиться в путешествие, мы с Балой начали своё общение на очень странной волне. Бала ничего не ответил мне на моё вчерашнее предложение о походе на запад, но в то же время, он вёл себя совершенно не так, как обычно. Всего за полчаса завтрака его настроение поменялось множество раз. Сначала он был задумчив, потом неожиданно весел, потом снова задумчив, потом опять испытывал некий эмоциональный подъём. Я никак не могла застать его в момент равновесия — мягкого спокойствия без меланхолии или без ироничной улыбки. В конце концов я не выдержала и спросила:
— Что с тобой? Ты какой-то не такой сегодня, сам не свой.
Он засмеялся:
— Ты думаешь, что всего за несколько дней смогла изучить меня досконально? Полагаешь, что ты знаешь, какой я на самом деле? Считаешь, что составила верное обо мне представление?
Что-то новенькое открылось мне в этот момент в характере моего обаятельного приятеля-великана. Таким безмерно уверенным в себе и харизматичным я его ещё не видела.
— Да, я считаю, что суть — хоть человека, хоть великана — можно понять почти сразу, лишь только немного пообщавшись.
— Ха-ха-ха-ха-ха! — наигранно-страшно рассмеялся Бала.
— Ты сегодня пойдёшь помогать Калилам? — сменила я тему разговора.
— Пойду. Пойдём вместе? — предложил он.
— Пойдём.
— Скажи, а в окрестностях твоего дома как добывают соль?
— Соль? — удивилась я. Мне стало очень любопытно, почему Бала вдруг заинтересовался этим. — Вообще-то, много соли мы не едим — соль никак не добыть в наших краях. Поэтому мы приобретаем её на западе и расходуем очень экономно.
— Хорошо. Я понял, — сказал Бала и принялся с наслаждением поедать сыр в прикуску со свежим хлебом. Маленькие для него помидорки он заглатывал, даже не прожёвывая хорошенько.
Но зато теперь Бала снова стал прежним Балой, тем Балой, которого я знала, казалось, всю свою жизнь — знакомым Балой, приятным Балой, родным.
Мы застали Илу не за приготовлением обеда, а за сбором провизии в дорогу.
— А чем обедать будете?
— Да свежими овощами перекусим. Сейчас надо сложить провиант в дорожную тачку, — ответила Ила.
— А Кали на полях?
— Да. Почти всё собрано. Осталось отвезти последние крохи мельнику.
Конечно, под «крохами» Ила подразумевала такую часть урожая, которой по человеческим меркам должно было бы хватить какой-нибудь небольшой семье как минимум на полгода.
— Ты привезёшь нам кое-чего необходимого? — спросил Бала.
— Конечно. А что тебе нужно?
— Тачку соли!
— С ума сошёл. Нет, если надо, то мы, конечно, привезём. Но зачем тебе одному целая тачка соли, до старости, что ли, решил солью запастись?
— А вот надо! — настаивал Бала на своём. — В тачку эту положите сначала всё то, что для себя повезёте, а если место останется, то и соль мою, пожалуйста, вместите.
— Хорошо-хорошо. Нам-то вроде как ничего такого и не надо. Это ты ведь у нас великий экспериментатор — будет тебе тачка соли, дружище, будет!
Оказалось, что великаны с западных территорий привозили огромные куски качественной и полезной морской соли с востока — так как у них поблизости не было моря, а были только реки и пресные озёра. «Впрочем, почти всё как у нас, — думала я, — только мы соль не такими огромными кусками привозим, и не с востока, а с запада».
— Вы с собой берёте две тачки? — спросил Бала у Илы.
— Да, решили две. Одну я покачу, другую Кали, — ответила великанша.
— Но ведь вы же хотели, чтобы Кали катил тебя на тачке? — вмешалась я.
— Да это же шутка была, — объяснила Ила. — Если мы оба устанем, то сделаем привал. В конце концов мы не совсем по диким местам пойдём — ведь там, где пролегает наш путь, везде живут великаны, так что всегда можно будет остаться у кого-нибудь на ночлег.
— А-а, понятно, — протянула я разочарованно, — я-то ведь и вправду подумала, что Кали будет катить свою возлюбленную на тачке во время путешествия. Это ведь так романтично.
— Бала, что тебе ещё привести? — участливо поинтересовалась Ила.
Бала произнёс какое-то непонятное название, а потом добавил:
— Если войдёт две или три штуки, привезите все. За это я вам с Кали буду очень признателен.
— Конечно, конечно. Мы всё привезём.
Я тут же поинтересовалась у Илы, что это за штуки такие. Она объяснила мне, что это просто крупные океанские моллюски. Раковины их Бала приспособит для всякого рода поделок, а само мясо, которое находится внутри — вполне съедобно.
— Его не только можно есть, но можно ещё и получать от этого колоссальное удовольствие, — весело вклинился в нашу девичью кулинарную беседу Бала.
— Да, мясо у них действительно очень нежное, — сказала Ила.
— Когда привезут, я обязательно дам тебе попробовать! — пообещал мне Бала.
Оказалось, что Бала был не только писателем, исследователем, натуралистом и хорошо начитанным, образованным великаном. Получается, что мой друг-великан был ещё и гурманом ко всему прочему.
Я вдруг подумала: Ила сказала «мясо», имея в виду мягкую внутреннюю часть моллюска. А едят ли великаны мясо животных? За все те дни, что я гостила у них, мы ни разу не питались им: ели только молочные продукты, хлеб, фрукты и овощи. Не обдумав эту тему хорошенько, я тут же ляпнула:
— А вы мясо животных едите?
Ила посмотрела на меня сочувственно: мол, такая маленькая, а такая кровожадная девочка, а Бала посмотрел на меня с какой-то укоризной:
— Не едим! — коротко бросил он.
— Потому, что его мало? — снова сглупила я.
— Нет, потому что нам животных жалко, — ответила Ила, — в нашей деревне и ещё в некоторых других животных не едят. А иные великаны, наверное, как и люди, промышленно мясо животных заготавливают.
— Ох, это точно, — вздохнула я, — это я понимаю. У нас ведь тоже у бабушки курочки есть, и свинки, и кролики. Так вот, когда кого-то из них забивают, мне тоже очень плохо становится: грустно, противно, муторно, неприятно и не по себе.
— Вот поэтому Бала и придумал: заменить мясо животных на мясо крупных моллюсков. Оно и питательное, и вкусное, и полезное, — сказала Ила.
— А моллюсков вам не жалко? — спросила я.
— Жалко, конечно. Они тоже вроде как живые... Но коров и овец жалко намного больше — с ними ведь мы общаемся, разговариваем, в руках держим.
— Ну, да, — поддержала я Балу. — А почему этих крупных моллюсков только две-три штуки можно в тачку поместить? Такие большие?
— Самые крупные экземпляры с тебя примерно шириной, — ответил Бала, — а те, которые поменьше — с полтебя. Вот так.
— Так это не крупные, а какие-то уже тогда гигантские моллюски получаются! — воскликнула я.
Бала с Илой весело засмеялись.
— Одним таким моллюском, наверное, неделю десяток людей можно кормить, — сказал Бала.
«Было бы неплохо иметь такое угощение для гостей наших снежных отелей зимой», — подумала я.
— Мне необходимо решить с тобой ещё несколько вопросов, — сказал Бала Иле.
Я поняла, что он хочет обсудить что-то с Илой наедине.
— Может, я пока Тобика покормлю? — предложила я.
— Ага, идите во двор, — сказал Бала, — да накопайте червячков пожирнее. Тобик с удовольствием или полакомится.
Пока мы с Тобиком прекрасно проводили время во дворе, Бала и Ила о чём-то деловито разговаривали. Гул их раскатистых голосов доходил и до нас, но слов во фразах было не разобрать.
Наконец, Бала вышел и подхватил меня на руки. Тобик побежал за нами.
— Почему Тобик бежит к нам? Может, нужно отправить его домой к Калилам? — спросила я.
— Нет. Им сейчас не до него. А с тобой псу даже очень хорошо, как я заметил. И вообще — на время отсутствия Кали и Илы Тобик остаётся с нами. Пусть же он теперь всё время будет в твоей компании. А я уж за вами двумя буду присматривать, — сказал Бала.
— Так значит, Тобик теперь наш пёс? — переспросила я.
— Угу, — пробурчал мой великан, а потом добавил: «Завтра с утра провожаем Калилов, а потом отправляемся в путь».
— В путь?
— Да, мы оправляемся к тебе.
— Прямо завтра?
— Да!
Не успела я обрадоваться, как тут же спохватилась:
— Ой, а как же овощи — твои и Калилов?
— Ха! У себя я уже всё убрал. А у них уберут соседи, уже договорились.
— А как же коровы? И овцы, и козочки, как же они? — снова недоумевала я.
— Ты говорила, у вас луга?
— Ага.
— Ведь это ничего, если они пощиплют травку там?
— Это здорово! — вскричала я.
Мы с Балой и Тобиком вернулись в хижину в самом приподнятом расположении духа.
Бала пришёл, когда уже совсем завечерело. Впрочем, было совсем не холодно — только немного темновато. Мы с Тобиком в обнимку лежали на сене, и каждый из нас, видимо, размышлял о чём-то своём.
— Ку-ку, — произнёс Бала, когда зажёг свечи. Свечи эти при горении распространяли по хижине невероятно сладкий, дивно пахнущий аромат.
— Мы здесь! — ответила я за себя и за Тобика. — Что за волшебные запахи бродят по твоему дому сегодня, Бала? — спросила я, стараясь поразить Балу тем, как оригинально я умею подбирать слова.
— Ты любишь литературу? — неожиданно спросил меня он вместо ответа.
— Ну, да...
— Это прекрасно. Тогда я тебе кое-что покажу... попозже. А запах — это я в воск для свечи пряную смесь из восточных растений добавил. Такие цветы и травы растут там, где Ила родилась. Она мне дала эту смесь. А пахнет приятно, ведь правда?
— Ага. А почему ты что-то про литературу спрашивал?
— Да просто я пишу кое-что.
— Что? Ты пишешь?
— Пишу.
— А... это книга, которую ты написал, там, такая, в сенной обложке?
— Угу.
— Но я не читала. Я только открыла, увидела, что она непечатная, и сразу закрыла.
— Ну-ну, ничего. А если захочешь, то после ужина я тебе почитаю?
— Конечно, хочу!
Вот так я узнала, что Бала — мой скромный и обаятельный, а также молодой и добродушный великан — является самым настоящим писателем.
После ужина мы с Тобиком прилегли на полу, прислонившись спинками к голеням сидящего на полу великана. И он прочитал нам одну из своих удивительных сказок (в том, что все его сказки удивительные, я убедилась позже, когда он прочитал мне их все до единой).
Вот эта сказка (я потом переписала себе от руки все Балины сказки), которая живёт теперь в моей тетради с сенной обложкой (обложка эта очень похожа на ту самую, Балину обложку):
Сказка о великане, который научился понимать.
Жил-был молодой великан. Он был очень славный огромный великан. Им могли гордиться все его родственники до пятого колена (родственников дальше пятого колена великан не помнил), а также соседи, друзья и знакомые. Всем было приятно, что они знакомы с таким большим, прямо-таки исполинским великаном (будто это достижение какое-то — быть огромным великаном, ну да ладно).
Все его любили с детства, а он всё рос, рос, и становился больше и больше. И все его любили — всё больше и больше, по мере роста, так сказать. Почему-то великаны очень уважали размеры и силу, хотя у живых существ есть ещё и душа, и сердце. Они ещё должны уметь ладить друг с другом и дружить.
Зря, конечно, все нахваливали размеры и силу великана, потому что он так и привык — быть самым большим, самым сильным, а значит и самым лучшим. Ему как-то забывали, наверное, объяснять, что лучший — это тот, кто при всех своих огромных личных достижениях, может замечать ещё достоинства и успехи других, может кого-то любить и уважать, кроме себя.
Шли годы. Великан обладал огромным ростом, силой и огромным авторитетом в обществе великанов.
У него не было друзей, потому что никто не мог сравниться с ним по силе и размеру, а те, кто был меньше его, были ему неинтересны. Часто он посмеивался над другими, чуть ли не наступая на них (ну, конечно же, он не наступал на них по-настоящему) и говорил:
— Какие-то вы все маленькие, ха-ха-ха, как таракашки!
И всё-таки он был не очень плохим великаном, потому что встретил и полюбил великаниху, женился на ней, и у них появились дети — маленькие великанчики. Но его маленькие великанчики, к огромному сожалению их отца, были не просто обычными маленькими великанчиками, детьми великанов. Они на самом деле были маленькими, чересчур маленькими даже для маленьких великановых детей. Это были какие-то великановые карлики, а не нормальные великаньи дети.
Когда такое несчастье, как появление маленьких-премаленьких, как тараканчиков, детей, случилось в жизни великана, он сначала долго не мог прийти в себя.
Смотрел он свысока на своих деток от крупной и рослой великанихи — пожалуй, самой подходящей во всём мире для него невесты, и удивлялся:
— Почему же они такие маленькие? Как такое вообще могло произойти, когда оба родителя просто огромны?
Но ведь такое может случиться с каждым. Просто в силу своей ограниченности великан и не знал об этом. Удаляясь ввысь от других, он всё больше удалялся и от реальной жизни. Он, оказывается, даже и не знал, что более мелкие существа, тоже как-то живут и, быть может, живут не менее насыщенной жизнью, чем он, и уж тем более, являются не менее важными, чем он, существами для матушки Вселенной.
Великану приходилось сильно нагибаться, чтобы общаться с детьми. Иногда он просто вставал на колени, а иногда и вовсе ложился, чтобы получше расслышать их невнятный писк.
Когда он в первый раз нагнулся, было тяжело — после этого долго ныли мышцы на теле, болели суставы и побаливало любящее отцовское сердце.
— Как же они такие будут жить-то? — спрашивал он у своей жены, которая в отличие от него, сразу безоговорочно приняла своих милых малышек в своё огромное материнское сердце. — Над нами теперь уже все великаны посмеиваются. Их таких мелких никто уважать не будет. И нас перестанут.
— А так и будут жить. А уважать их будут те, кто способен уважать. А кто не способен, так пусть и не уважает — нам то что! — отвечала жена. — Главное, чтобы они выросли хорошими и добрыми, а уж друзей тогда они себе найдут.
— Да каких друзей-то они найдут, мелкие такие? — сокрушался великан.
— А ты посмотри. Опустись и посмотри, — предлагала жена. — Смотри, сколько много разных живых существ здесь, внизу. — Она-то уже давно жила там, «внизу», где ползали её маленькие детки, где бегали самые обычные кошечки и собачки, где жили в траве бурундучки, морские свинки, ёжики и мышки-полёвки.
И великан опустился вниз. С тех пор он узнал много нового и сильно изменился. Он перестал смеяться над всеми малышами, с которыми отныне сталкивала его судьба. Своих детей он тоже понял и принял. А в один прекрасный день воскликнул:
— Одного не могу понять: как же был я раньше таким большим и таким глупым? Как мог я не понимать таких замечательных малышей?!
И с этого дня великан всегда был очень внимательным и добрым ко всем наинтереснейшим живым существам, которые были меньше его по размеру...
Вы представляете, какие чувства овладели мной после того, как Бала, своим немного взволнованным, но с очень искренними интонациями голосом прочитал эту сказку до конца. Вы понимаете, понимаете, понимаете? Это была сказка-полусказка, полусон и полуявь, полубыль, полумиф, полупризнание и полупророчество. Это была история про нас. В ней будто были все: и я, и Кали, и Ила, и сам Бала, и Тобик, и все-все-все живые существа на нашей планете: и маленькие, и большие. В ней будто смешались времена, территории, народы, прошлое, настоящее и будущее. Но в то же время в этой сказке никого из нас по-настоящему не было. Конечно, непонимающий великан-муж и отец — это не Кали, его добрая жена — не Ила, хотя она и похожа в чём-то на нашу добрую подругу. И всё же казалось, будто бы всё это про нас, и будто среди тех мелких животных, которые перечислялись в сказке, без сомнения, присутствовал и Тобик... и даже я.
— Это самая лучшая сказка, которую я когда-либо слышала, — призналась я.
— Брось, что ты. Это просто сказка... моё творчество, понимаешь?
— Понимаю.
Бала был так трогательно эмоционален. Он не мог, а может, и не хотел скрыть своё возбуждение.
— Просто... Просто вы с Тобиком — мои первые читатели. Ой, то есть слушатели, — говорил он.
Бала был, мне кажется, близок к тому, чтобы расплакаться. К счастью, он сдержал свои эмоции и свои слёзы тоже. Почему к счастью? Потому что ему потом (я знаю) было бы неловко передо мной. А ещё — потому что своими слезами Бала мог бы знатно вымочить нас с Тобиком, вот почему. Бала ведь великан, а потому и слёзы у него тоже крупные — не просто маленькие капельки, как у нас, людей.
— А ты думаешь можно сделать так, чтобы люди и великаны снова стали общаться? — спросила я.
— Не знаю. Никто об этом не думает: ни те, ни другие.
— Интересно почему...
— Не хотят, и не думают.
— А если захотят?
— Тогда, наверное, можно.
— Почему вообще бывает непонимание! — сердито бросила я.
— А потому, что различия становятся важнее, чем сходства. Чем что-то хорошее, что-то доброе, общее, вечное.
— Как у тебя в сказке, да?
— Да.
— А вообще, знаешь, Бала. У меня идея. Когда Кали и Ила отправляются на восток?
— Послезавтра.
— Так вот. В тот же день, сразу после их ухода мы с тобой тоже отправляемся в путь.
— Куда это? — удивился Бала.
— Пришло время людям и великанам снова начать общаться: мы отправляемся на зиму ко мне домой! — мгновенно ошарашила я великана своим предложением.
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Утром следующего дня в хижине Балы меня разбудили чьи-то настойчивые облизывания. Я открыла глаза и увидела... Тобика! Этот пёс был единственной ниточкой, которая теперь связывала меня с семьёй.
— Тобик! Тобик! Бала, Тобик вернулся, — закричала я, но оказалось, что Балы уже не было дома. Он оставил мне завтрак рядом с моей постелью.
— Мы совсем забыли про тебя, Тобик! Калилы, наверное, оставят тебя с нами на время своего отсутствия. Где же ты пропадал?
Тобик нежно лизнул меня, а потом я увидела на его ошейнике мамино письмо.
Трясущимися от волнения руками схватила я письмо и прижала к своему сердцу. «Ну же, читай, читай скорей!» — вопил внутренний голос, а его противник страх не сдавался: «Погоди, не разворачивай, не надо! Неизвестно, что ты там увидишь. Возможно, твоя мама в бешенстве, ведь прошло уже целых пять дней, как ты отсутствуешь. Ты слышишь: ТЫ ОТСУТСТВУЕШЬ! ТЫ ОТСУТСТВУЕШЬ! ТЫ ОТСУТСТВУЕШЬ!!!»
Но в скором времени я взяла себя в руки и развернула мамино послание.
«Милочка! Я очень волнуюсь и тревожусь за тебя. Надеюсь, с тобой ничего не случилось. Тобик — замечательный пёс. Я уверена, что такая ласковая и воспитанная собака может быть только у очень хороших людей. И всё же, дорогая, ВОЗВРАЩАЙСЯ скорей! Ты нужна нам. И если захочешь отдохнуть — отдохнёшь дома. К тому же, даже, если хозяева добродушно предлагают тебе остаться ещё погостить на каникулах — злоупотреблять их гостеприимством нельзя. Лучше поблагодари их и пригласи как-нибудь посетить наш дом. А сама, как получишь это письмо — возвращайся. Мы очень ждём!
P.S. Тобика отпустили не сразу, потому что он простудился ночью в пути. Отлежался в тепле, немного пришёл в себя и заторопился к вам. Сообщи об этом хозяевам, пусть немного поберегут пса — переохлаждение чревато последствиями.
Ну всё, торопись дорогая, очень скучаем.
Мама и папа»
Волна эмоций захлестнула меня с головой. Мамочка, папочка, дорогие мои, я, конечно же, должна вернуться. Но как?
Пока я размышляла, завтракала и играла с Тобиком, Бала и Калилы напряжённо работали. Бала собирал поспевшие овощи, сушил и солил их на зиму, а Калилы собирали рожь. Они на огромных телегах-тачках свозили зерно к великану-мельнику, который был рад поскорее переработать его в муку.
Бала заскочил на обед, принёс мне хлеба, сыра, молока и овощей:
— Прости, дорогая, сегодня нет времени даже на то, чтобы приготовить для тебя полноценный горячий обед — мы все трудимся, чтобы удалось реализовать твою гениальную идею с путешествием Калилов на восток. Ведь и мне лучше сделать как можно больше дел сейчас — потом мы с тобой будем заняты выпасом животных наших друзей.
— Да-да, я понимаю, — сказала я, — ты и так принёс мне еды на несколько дней. Разве могу я ещё настаивать на том, чтобы ты что-то готовил?
— О, Тобик! — встрепенулся Бала, увидев пса. — Обрадую Калилов после обеда. Как ты, дружок? Почему так долго?
— Оказывается, он заболел в первую ночь, — сообщила я, — и моим родителям пришлось ненадолго задержать его — не отпускать же хворающего беднягу сразу в обратный путь.
— А-а... Это ничего. Главное — Тобик жив, и он снова с нами. Хотя я был уверен, что с этой собакой ничего не случится — пёс очень умён и хорошо ориентируется на местности. Так значит, ты уже получила ответ от мамы?
— Да, — промямлила я.
— Теперь, значит, нужно снова Тобика посылать обратно к тебе домой.
— Зачем? — удивилась я.
— Ну как же? — сообщить твоим родителям, что ты остаёшься у меня.
— На лето? — поинтересовалась я.
— Почему только на лето? Можно и вообще. Живи здесь хоть всю жизнь! Мой дом теперь твой дом! — торжественно отрапортовал Бала.
— Скажи Бала, а ты не думал, что мои родные будут тосковать по мне, а я по ним? — спросила я напрямую.
— Ой. Вообще-то не думал... Но ведь тебе здесь будет хорошо!
— А школа?
— Я сам буду тебя учить. Поверь, со мной ты узнаешь много интересного и многому научишься.
— По книгам великанов?
— А что? Я буду брать тебя в руки, и ты будешь читать с высоты. Видно будет отлично, а страницы я сам буду переворачивать.
— Это здорово. Но, пойми: даже если я останусь здесь навсегда, мне ведь всё равно захочется видеться с близкими. Ила, живя с Кали, тоже скучает по своим родным, не так ли?
— Конечно.
— И я решила ей помочь.
— Да, да, ты молодец!
— А ты бы помог мне?
— Конечно, конечно помог... Ну так что — напишешь ответ, и вечером отправим Тобика, да?
— Пожалуй, отправим его завтра... или послезавтра, — ответила я. — Куда спешить — только середина лета? А Тобику нужно немного отдохнуть и оправиться после болезни.
— Ну, хорошо, — согласился Бала и побежал (точнее — пополз из хижины на коленках) работать дальше.
— А как же обед? — крикнула я ему вслед.
— Я уже пообедал, — ответил он.
Когда Бала ушёл, я стала размышлять, что делать дальше. Мама знает, что со мной всё хорошо и она в общем-то не сердится на меня за то, что я сейчас нахожусь в гостях. Но ведь она не разрешает мне оставаться в доме Балы надолго и настоятельно просит меня как можно быстрее вернуться домой. А Бала, в свою очередь, тоже любит меня и не желает со мной расставаться. Как же быть? Я не могу обидеть своим уходом ни маму, ни Балу. Бала в конце концов не сделал мне ничего плохого, а даже наоборот — ухаживал за мной и проявлял заботу и участие к моему самочувствию и настроению. Да и его друзья-великаны Калилы тоже. Рассуждая логически, я пришла к тому, что лучшим выходом будет наше всеобщее воссоединение — раз я нужна и моему великану, и моим родным, то нужно их как-то объединить.
— Вот так, Тобик, — сказала я. — Пожалуй, в ближайшие дни мы все станем путешественниками. Кали с Илой отправятся на восток, а мы с Балой — на запад, ко мне.
Тобик ничего не ответил, но посмотрел на меня с большим уважением. Я поделилась с ним сыром и молоком, и он с удовольствием разделил со мной трапезу.
После обеда я немного погуляла во дворе и похозяйничала на огороде у Балы. Мне было легче, чем ему, собирать мелкие овощи — огурцы, помидоры и морковь. Насобирав огромный чан, я вернулась в хижину. Я знала, что Бала тоже работает на огороде — вдалеке виднелся его силуэт, но я решила не подходить близко — зачем отвлекать трудолюбивого великана от работы?
В хижине заняться было абсолютно нечем. Меня манила только комната с книгами. Там был какой-то особый приятный дух учёности, философствования и поисков чего-то неизведанного.
Я обратила внимание на необычную книгу — у неё была какая-то особенная обложка. Сначала я не могла понять, из какого материала она была выполнена, а потом догадалась. Обложка была сделана из натурального сена: оно было аккуратно спрессовано и наклеено на бумажную основу. Такая обложка для книги приятно пахла лугом и обдавала каким-то теплом. И на ощупь была весьма приятна — сено не осыпалось и не казалось сухим и ломким. Может быть, Бала пропитал его какими-то маслами или покрыл сверху лаком.
Я очень хотела поскорее открыть и почитать эту загадочную книгу (в конце концов, в чтении книги нет ничего неприличного). Я только открыла книгу на первой странице, как увидела, что это была и не книга вовсе. Это был ежедневник, блокнот или дневник Балы. Я сразу поняла это, когда мой взгляд упал на крупные, написанные от руки буквы. Я была уверена, что буквы были выведены Балой. И хоть я и не видела никогда его почерк, но сразу поняла — это именно он. Во-первых, если размышлять чисто логически: а чей ещё почерк может быть в блокноте, который находится в комнате с книгами в хижине Балы? А во-вторых, как мне кажется, у каждого почерка (и совершенно неважно человечьего или великаньего) есть свой характер. Так вот: те «загогулины», крючки, петельки и палочки, которые я увидела в книге-дневнике, были по характеру очень похожи на их создателя: это были твёрдые, серьёзные, но в то же время удивительно добрые буквы.
Читать личные записи моего «хозяина» я, конечно же, не стала — это, как мне всегда говорили, просто не этично. Поэтому я постаралась быстро захлопнуть книгу, пока мой любознательный и хитрый разум не начал читать текст вопреки моего желания. Единственное слово, которое я всё-таки невольно выхватила из контекста, было слово «великан». Итак, Бала писал что-то о великанах. Это очень даже интересно. Я подумала, что мой друг расскажет мне о своих записках, если захочет. И ещё вдруг почему-то подумала об образовании: зная алфавит, оказывается, и читая книги, можно многому научиться. Оказывается, так много общего может быть между девочкой из страны лугов (так я любовно называла свой родной край) и великана, живущего в глухой великаньей деревеньке на востоке земли. Бала ещё удивлялся: откуда я так много знаю, а ведь я удивлялась не меньше: и его образованности, и его развитому уму, и его сообразительности, и его знаниям о действительности, таким правдивым, справедливым и неискажённым... и таким похожим на мои собственные умозаключения. Да, Бала был прав: он действительно многому мог меня научить. Да такой талантливый и интересный молодой великан мог бы даже на работу в нашу школу в качестве учителя устроиться!
... Я согнула мамино письмо пополам, а потом ещё раз пополам. А потом ещё раз, и ещё раз, и ещё раз. Получившуюся малюсенькую, почти квадратной формы, бумажку я положила в правый кармашек своего любимого платья. «Мамочка-мамочка, папочка-папочка, Бала-Бала! Как я вас всех люблю!» — шёпотом повторяло весь вечер моё сердечко.