забавное, но поучительное сравнение магических школ в фэнтэзи-литературе.

автор: irene-dragon

Ольгу Громыко очень любят... ну, кто обвинять, кто просто так, что у нее, мол, "заимствования" у Роулинг. Чуть ли не плагиат.

В попытках найти, чего общего между Громыко и Роулинг, ответ один: ну как же, и там и там магическая школа.

Хочется пожалеть наших читателей фэнтези, которые даже не в курсе, что понятие магической школы придумала не Роулинг, и что была она далеко не первой, кто описал магическую школу в своих фэнтези-книгах.

Непонятно, почему Громыко (и заодно уж Роулинг) не обвиняют в плагиате с Урсулы Ле Гуин. Потому что школа на острове Рок была куда раньше, чем Хогвартс и Старминская школа.

Я могу объяснить это только тем, что господа критеги Земноморский цикл не читали. Их литературное образование началось в лучшем случае с Сапковского, а то и прямо с Роулинг.

А между тем концепция магической школы у Громыко прямо противоположна концепции магической школы у Роулинг. И совпадает с концепцией магической школы у Ле Гуин.

И у Громыко, и у Ле Гуин магия имеет социальную нишу в окружающем мире. Маг — профессия, причем профессия социально востребованная; существуют придворные маги, городские маги, даже бродячие колдуны не остаются без работы. Таким образом, и школа на острове Рок, и Старминская школа являются уважаемыми профессиональными учебными заведениями, на чьих выпускников есть социальный спрос.

У Роулинг магия социальной ниши в окружающем мире не имеет. Маги живут в отдельном мире, сосуществующем с обычным, но делающим вид, что его нет. Такой профессии, как маг, нету; маг — это не профессия, а принадлежность к миру. Хогвартс не является профессиональным учебным заведением: там обучают не специалистов, для которых магия станет профессией, а просто жителей магического мира. Это общеобразовательная средняя школа, после которой профессию дополнительно еще нужно получать.

И у Громыко, и у Ле Гуин ученикам магических школ преподается прежде всего определенный образ мышления. Ученики понимают, что в области духа и разума, знаний о мире и понимания его законов, им дано более, чем остальным, и одновременно осознают, что это накладывает на них определенные обязательства по отношению к этим остальным (и четко показано, что отказ от этих обязательств — это способ получения черного мага). Именно этот образ мышления и является основой их профессионализма.

У Роулинг никакого определенного образа мышления ученикам не преподается. Неудивительно: они живут в мире, где все такие же, как они, и цель Хогвартса — сделать их не отличными от остальных, а такими же, как остальные. Хогвартс готовит магических обывателей.

Из этого можно сделать массу мелких частных выводов, например о межфакультетском соперничестве в Хогвартсе и отсутствием такового в Стармине и на Роке. Но общая идея именно такова.

Тем не менее, в "плагиате" с Ле Гуин Громыко почему-то не обвиняют. (Впрочем, и я далека от идеи обвинять Громыко в каком-либо плагиате: вышеописанная концепция не Ле Гуин выдумана и вообще не выдумана, это вообще-то дух любого хорошего университета; но критеги ж университетов не кончали.)

Обидно, что самая неудачная реализация идеи магической школы — школа магических обывателей — стала в общем сознании читателей реферативным образом магической школы. Т.е. если возникает образ магической школы, сразу ссылаются на Роулинг, а остальные "списывают".

Впрочем, понятно, что именно из-за своей "обыкновенности" Хогвартс имел такой успех: подростки узнавали в нем собственные привычные школы. Школа на Роке, Старминская школа — это элитарные учебные заведения, не в том смысле, что для элиты общества (обучение и там и там бесплатно, нужно лишь иметь способности), а в том, что в них присутствует дух элитарности, ощущение "мы не такие, как все". Подростку из обычной районной школы это чуждо и непонятно. Подросток этого не сформулирует, но он не дурак и нюхом чует, что эти сказки не про него. А "Гарри Поттер" — про него. Потому что Хогвартс — это your average районная школа, по всем показателям, имеющим значение для читателя-подростка.

Поэтому подросток не будет читать Ле Гуин, а Громыко, может, и прочитает, да душою мимо пролетит. А Хогвартс — это да. Это, блин, останется для него единственным живым образом магической школы.

Если, конечно, подросток, став юношей или девушкой, не поступит в университет.

3. Суровые Минские Заводчики

Не прошло и месяца после разлуки с Фальком, как я с изумлением осознала, что без крысы мне скучно, ХОЛОДНО и одиноко — несмотря на рыбок, кроликов и даже ребенка.

Немного помаявшись, я списалась по Интернету со знакомой по минской выставке, у которой жило несколько крыс. Вообще-то с клубами любителей животных я стараюсь не связываться (увы, зачастую это клубы человеконенавистников), но тут мне захотелось конкретную крысу — черноглазую сиамку или гималайку, редкую в тот момент не только в Минске, но и в Москве.

Знакомая ответила, что сиамок в местном питомнике сейчас нет, зато есть кепочки, вот ссылка. Крысы были ничего такие, забавные. К сожалению, самую симпатичную крысявку уже забронировали. Я начала присматриваться к ее сестренке, но потом увидела фотографию их матери и разочаровалась. Я люблю длинномордых, как бультерьеры, крыс, а у этой пыся была коротенькая.

— А у вас нет «таких же, но с перламутровыми пуговицами»? — спросила я.

И тут знакомая совершила фатальную ошибку.

— Есть тут у нас один помет… — помявшись, сообщила она. — Только его пока никому не показывают…

Естественно, секретный помет меня безумно заинтриговал. Я стала ныть и клянчить, что ж там за крысы такие, и, наконец, добилась фотографий.

На одиннадцатой мое сердце екнуло. Крысявка была белоснежная, черноглазая, с темной «кепочкой» и воротником из мелких-мелких пятнышек.

— Все, беру эту!

Подруга замялась.

— Боюсь, тебе ее не продадут, — сочувственно сказала она. — Там очень заводчики суровые…

Это было последней каплей в чаше моей нелюбви к фанатичным заводчикам. Я, дипломированный биолог, недостойна какой-то крысы! Тайное общество минских крысоводов подпольно разводит их и распределяет только среди своих, а простым людям недоступны эти дивные создания!

— Давай координаты, — решительно сказала я. — Сейчас я их сама… разведу!

Получив координаты Суровой Минской Заводчицы (СМЗ) Ани, я с ходу взяла быка за рога, то бишь крысу за хвост.

— Здравствуйте! — медоточиво пропела я в телефонную трубку. — Я хотела бы приобрести у вас крысу номер одиннадцать Р-помёта!

— А откуда вы знаете о нашем секретном помёте? — подозрительно осведомилась заводчица.

— У меня свои секретные источники, — гордо сказала я. — Так как?

— Я вышлю вам анкету, вы её заполните, а потом поговорим более тесно, — сурово ответили мне, и я почувствовала себя неофитом в темной сырой пещере, в окружении фигур в белых колпаках и с чадящими факелами.

…По прочтении анкеты у меня остался только один вопрос: как эти нежные, капризные и болезненные создания смогли дожить до наших дней без опеки и заботы человека?! «Какой размер клетки» и «Чем вы собираетесь кормить вашу крысу» я ещё стерпела (правильные ответы, кстати, находились на сайте питомника, достаточно было скопировать). Но на фразе «курит ли кто-нибудь в вашем доме и сможете ли вы оградить крысу от его влияния» мой мозг вскипел. В анкете отчетливо не хватало пунктов «справка о доходах» и «заключение психиатра».

Засучив рукава, я принялась со злодейским хихиканьем заполнять анкету. Питание? Я буду ежедневно варить крысе осетрину и королевских креветок без соли, сахара и специй! Сколько у меня было крыс? Сотни! И все дожили до десяти лет, тихо скончавшись ночью во сне. Я до сих пор ежемесячно хожу оплакивать их на маленькое фамильное кладбище. Курильщики? Знаете, мой муж мне и самой давно уже не нравится, будет повод с ним расстаться! Размер клетки? Три на пять метров! К тому же крыса будет гулять весь день. Впрочем, нет: я выеду из квартиры и отдам ее крысявке в вечное пользование. Предварительно выполов все провода, увесив потолок гамаками и оклеив стены экологически чистыми обоями на собственноручно сваренном из кукурузного крахмала клейстере.

Между делом я показала анкету нынешней хозяйке Фалька.

— Ты с ума сошла! — возопила она. — Не смей брать у них крысу! Они же будут теперь ходить к тебе с внезапными инспекциями среди ночи, дабы понюхать, не пахнет ли воздух табачным дымом!

— У меня дверь железная, — неуверенно сказала я, прикидывая, не купить ли мне действительно крысу на рынке: и в пять раз дешевле, и никакой ответственности.

Ознакомившись с анкетой, СМЗ Аня многозначительно написала мне: «Подождите, я должна посоветоваться с коллегами».

Совещание длилось около часа. Видно, меня пробивали по черному списку — вдруг я маньяк-крысоед?! Я уже собиралась идти спать — как и все порядочные темные мессы, дело происходило глубокой ночью, — когда мне, наконец, пришел ответ: «Хорошо, я ее за вами запишу».

— Ура! — заорала я, напугав мирно спящего мужа, и с чувством выполненного долга отправилась в постель.

P.S. К сожалению, очень часто люди хотят купить крысявку «в подарок» («по приколу», «попугать тещу» или «на год Крысы», после чего подарок оказывается на помойке), «для разведения» (что потом с этим табуном делать, люди не задумываются) или ребенку в качестве живой игрушки, так что Суровые Минские Заводчики лютуют не напрасно. Но курящего мужа из дома выгонять все равно не стоит.

4. Крысявки

Через несколько дней, на всякий случай перечитав крысоводческие инструкции (вдруг меня ждет устный допрос на месте?!), я отправилась за Рыской, чувствуя себя оперативником, обманом внедрившимся в бандитское логово. И не зная, вернусь ли я с крысой — или с синяком под глазом.

К счастью, при личном знакомстве Суровые Минские Заводчики оказались куда более приятными людьми, чем представлялось по их анкетам. Покаявшись и потискав дюжину разнокалиберных крыс (одна меня укусила, разглядев мою черную и коварную сущность), я забрала Рыску и торжественно отправилась домой на такси.

— Это чего у вас там? — заинтересовался таксист, заметив крысявку в зеркало заднего вида: Рыска упорно вылезала из-под куртки с целью навеки поселиться в машине (последний шанс избежать скорбной участи моего домашнего животного), но я всякий раз успевала ее перехватить и запихнуть обратно.

— Да вот, крысу купила… домой везу…

— Что ж это за крыса такая ценная, чтоб такси ради нее гонять? — изумился мужик. — Вон у меня знакомая их даром раздавать не успевает…

Я вежливо промолчала, решив не пересказывать ему эпопею с покупкой крысявки. А то еще высадит, усомнившись в моем душевном здоровье.

Крысявка, которая у заводчицы была бодра и весела, по внесении в квартиру загоревала, сообразив, куда попала. Запущенная в клетку, она прямиком метнулась к пластиковому домику и забаррикадировалась изнутри салфетками.

Прошел час. Два. Три.

Я забеспокоилась и потыкала крысу пальцем. Крыса была подозрительно неживая. Я подергала ее за хвостик. Крыса в агонии вцепилась всеми лапами в подстилку, не желая покидать свой маленький уютный гробик. Не вышла она и вечером. И утром тоже не вышла. И еще три дня я видела максимум кончик ее мордочки в окошке. Что она там всё-таки не приклеилась, я определяла только по цепочке какашек в наполнителе, появлявшейся за ночь. Днем она не вылезала даже поесть, приходилось подсовывать лакомства к самому окошку, и то крысявка изображала чахнущую от туберкулеза девицу, которой все не мило.

Я уже всерьез прикидывала, как буду оправдываться перед заводчицей, уморив на чужбине ее кровинушку, но на четвертый день Рыска смилостивилась и при виде кусочка хурмы показала фокус: прошла навстречу мне сквозь стену клетки эффектнее и изящнее Копперфильда.

Увы, вместо бурных аплодисментов хозяйка издала вопль ужаса, сообразив, что эта поганка уже неделю невозбранно разгуливает ночами по комнате среди компьютерных проводов, а паче того — аквариумных шлангов. Оскорбленная в лучших чувствах крыса была засажена в треснутый аквариум, где и просидела два дня, сетуя на несправедливость судьбы, пока мне наконец не привезли новую клетку с более частыми прутьями.

Смирившись с тяжелой участью похищенной драконом принцессы, Рыска начала потихоньку обживаться на новом месте. Особенно ей полюбилась работа в соавторстве: крысявка ныряла ко мне за шиворот, перебегала в правый рукав, высовывала из него кончик мордочки и задремывала. Вскоре крыса перестала вздрагивать от стука клавиатуры и щелчков «мышки», а я приловчилась набирать одной левой рукой, чтобы не тревожить «соавторшу».

Еще у Рыски оказалась «очаровательная» привычка страшно скрежетать зубами, сидя у меня на плече. Звук был такой, будто она методично перекусывает по волоску из моей так старательно отращиваемой гривы. Нет, Фальк тоже пощелкивал зубами от удовольствия, все крысы выражают так свое одобрение, но Рыска открыла новую тональность в этом незамысловатом звуке. С ней можно было снимать фильм ужасов «Мышь»: когда главгероиня в полупрозрачном пеньюаре дрожит под одеялом в темном пустом доме, а отовсюду несется адский скрежет прогрызаемых монстрами бревен.

Саму крысявку больше всего расстраивало отсутствие у меня хвоста. Она спускалась по моей спине под халатом и принималась страстно лизать мне копчик, как корова плешь (между прочим, старинное народное средство лечения облысения!). Ощущения были… своеобразные. Я сидела и неприлично хихикала, прикидывая, сколько денег можно заработать, сдавая крысу в аренду стареющим нимфоманкам.

Увы, через неделю Рыска отчаялась вырастить мне хвост и крысотические массажи прекратила. Но тут как раз подоспела вторая крысявка от Суровой Минской Заводчицы Лизы.

Веста напоминала жирную полевую мышь, чем меня и подкупила. Благородный окрас циннамон на поверку оказался голубовато-серым с рыжеватым отливом. Позади веревочкой болтался короткий толстый хвостик. По бокам головы торчали круглые дамбо-ушки.

Рыска, еще утром казавшаяся мне большой и толстой, резко стала маленькой и худенькой. Вдвое младшая Веста была толще ее на четверть. И всего на треть короче.

Характеры у крысявок различались, как электровеник и валенок. Веста медленно и солидно обследовала новое жилище, по-слоновьи растопырив уши. Рыска металась вокруг (по потолку в том числе), как свежепойманная белочка, выпучив глаза от возмущения: «А-а-а, мне же обещали, что я буду любимой и единственной!» Но стоило ей перейти к лапоприкладству, как Веста опрокидывалась на спину и начинала истошно орать. Ошарашенная Рыска отступала, Веста же как ни в чем не бывало переворачивалась и шла дальше. Или продолжала есть. Или раскапывать наполнитель, напоминая мне программу для скачки длинных файлов — «продолжить с места обрыва».

Бедная Рысявка поминутно бегала ко мне за сочувствием, я чесала ей за ухом, крыса в порыве энтузиазма кидалась обратно и снова заваливала мелкую. Та снова орала, между этим делом сожрав креветку, тыквенную семечку и что-то еще из миски. После чего начала шататься от усталости и избытка впечатлений, как мышь, некогда пойманная моей кошкой. Та тоже так шаталась-шаталась, а потом упала и больше не вставала.

Я решила, что оставлять их на ночь слишком рискованно, и пересадила мелкую в другую клетку. Что тут началось! Доходяга вмиг ожила и повисла на обращенной к Рыскиной клетке решетке, отчаянно пытаясь сквозь нее протиснуться.

Я прослезилась и вернула Весту обратно. Она пулей шмыгнула в уже знакомый домик, где была тут же перевернута Рыской. На сей раз Веста орать не стала, а из последних сил приподнялась, обхватила морду сатрапки лапами и запечатлела на ней истинно брежневский поцелуй губы в губы. Рыска вытаращила глаза и окаменела, а мелкая разжала лапы и картинно рухнула на пол.

Я помялась у клетки пять минут, десять. Веста лежала недвижно и хладно. Я потыкала в крысу пальцем. Крыса не шелохнулась. Я подергала ее за хвостик. Крыса заорала и вцепилась в край домика. Я подумала, что где-то это уже видела, бессердечно махнула на нее рукой и отправилась спать.

Утром я проснулась с мыслью: надо пойти выкинуть мертвую крысу, пока ребенок не заметил.

Крысявки как ни в чем не бывало тепличными огурцами (в случае Весты — скорее киви) висели на решетке, требуя внимания.

— Симулянтки! — с чувством сказала я и выдала им по семечке.

Третья крыса по иронии судьбы оказалась настоящим пасюком. Только не диким, а из вивария, и не злобным монстром, а удивительно спокойным, полностью доверяющим человеку животным. Правда, со всеми пасючьими привычками и повадками — но об этом позже.

Забирала я ее в суровый двадцатиградусный мороз, а посему запихнула под горнолыжную, наглухо застегивающуюся куртку, дабы не повторять ошибок с перевозкой Рыски. Сделав лицо кирпичом («Что вы, какая крыса?!»), я села в такси — и через пять минут почувствовала себя отважным маленьким спартанцем, пригревшим за пазухой бешеную лисицу. Пасюковна во что бы то ни стало желала пролезть ко мне в рукав и отчаянно скреблась в подмышке.

Наконец я не выдержала и слегка прижала хулиганку рукой. Крыса заорала (мне почудилось, что водитель вздрогнул) и обмякла.

Я настороженно выждала пару секунд. Крыса не шевелилась и, кажется, начала потихоньку остывать.

Я красочно представила, как выхожу из такси, а у меня из-под куртки выпадает и шлепается на землю плоский крысячий трупик. И как я потом буду объяснять водителю, что «ничего не чувствовала, наверное, в гостях в рукав куртки на вешалке забежала»?!

До самого дома дохлая крыса лежала тихо-тихо, медленно сползая вниз (непередаваемые ощущения!), чудесным образом ожив, только когда я начала выковыривать ее из-под свитера, чтобы представить мужу.

Муж благосклонно почесал пасючку за ухом и изрек:

— Если будешь вести себя хорошо, будем звать тебя Пасей. А если плохо — Сючкой!

Вообще-то по документам крысу звали Rat, то бишь Крыса. Но до первой выставки об этом так никто ни разу и не вспомнил.

Я запихнула Паську в клетку. Рыска, уже смирившаяся с тем, что в последнее время я приношу домой всякую дрянь, бегло обнюхала новенькую. Пася, в отличие от Весты, на спину переворачиваться не стала (у пасюков это не принято), зато заорала вдвое противнее. На шум из домика выглянула заспанная Веста, и на ее морде появилось откровенно злорадное выражение: ага, не одну меня в этом доме угнетают! Решив, что знакомство прошло успешно, я убежала в магазин, а по возвращении обнаружила, что мелкие заключили пакт о дружбе и в обнимку спят в висящем на стене домике, а Рыска уныло сидит на полу под ним, и на морде у нее написано: «Навязались на мою голову!»

На следующий день все крысы стали ласковые-преласковые, наперебой подлизываясь к вожаку стаи — то есть ко мне. Чем я бессовестно пользуюсь до сих пор.

Сегодня уходим мы с работы - я и трое девченок. Как положено, ждем друг друга, чтобы запереть дверь и сдать ключи, и всем, естественно, приспичивает на дорожку.
Выстраиваемся в эдакую колоритную очередь у вожделенной двери - кстати, запертой, - и начинаем точить лясы. Пять минут точим, десять... Засевший товарищ не спешит освобождать нагретое. Я, как выпившая три кружки чаю, не выдерживаю и убегаю на второй этаж; по возвращении застаю очередь в непродвинутом состоянии и, ехидно и облегченно посмеиваясь, предлагаю девченкам последовать моему примеру. Увы, не все в нашей компании такие молодые, резвые и пессимистичные - они оптимистично верят, что дверь вот-вот откроется. Разворачивается следующий диалог (громко и весело):
Катя: - Может, он просто захлопнулся изнутри?
Наташа: - Как он мог захлопнуться, если там шпингалет?
Я: - Значит, зашпингалетился. А на втором хороший туалет, рекомендую. И кафель там розовый, и сливной бачок с пимпочкой, а тут банкой из крана смывать нужно.
Таня (примиряюще): - Да ладно вам, может, у кого-то просто живот схватило.
Я (с надеждой): - Может, там просто кто-то повесился?
Катя: - Да нет, я слышала, там кто-то скребется.
Я: - Это конвульсии, ногами по стенам.
Все: - Типун тебе на язык!
Я: - Зайдете писать, заодно и покакаете, гы-гы...
Катя: - Гоните отсюда эту мерзкую бабу, под нее кто хошь повесится.
Туалет: - Кхе-кхе...
Таня: - Слышали? Там кто-то живой.
Я: - Пока. Это предсмертные хрипы.
Туалет: - Гы-гы-гы!!
Наташа: - Какие-то слишком жизнерадостные у него конвульсии!
Я: - Смерть в туалете однозначно лучше жизни в этом галимом институте.
Вразвалочку подходит Володя.
Володя: - Что вы тут делаете?
Все: - В очередь!!!
Я: - там кто-то повесился, определенно. Живой давно бы не вытерпел и вышел. Или сказал что-нибудь. Нецензурное.
Катя: - Может, он сознание потерял?
Володя (обеспокоенно): - А где Леша?
Таня: - Два часа назад попрощался и ушел.
Наташа: - Вы думаете, он попрощался навсегда?
Катя: - Было бы неплохо!
Я: - Многовато для конвульсий. Это не он.
Катя (задумчиво): - Может, он долго храбрости набирался?
Я: - Долго в нашем туалете не высидит никто. Там слив не работает, а само оно не тонет.
Все: - Пошла вон, облегченная, два раза в одни руки не отпускать!
Я: - С вами тут постоишь, по третьему кругу захочешь.
Появляется Леша.
Леша: - А что это вы здесь делаете?
Все: - В очередь!!!
Я: - Я же говорила! От него хрен дождешься.
Леша (с вожделением): Хрен - дождешься. А кто там?
Я: - О! Кто там?!
Туалет: - Хи-хи!!!
Наташа (авторитетно): - Голос женский!
Катя: - А может, он тужится?
Леша: - Рожает, что ли?
Я: - Тогда это надолго...
Володя: - А что, на втором не работает?
Я: - Работает.
Володя: - Так чего мы здесь стоим?
Все: - Ну и иди на второй!
Володя: - Хитрые какие!
Я: - Пока будете думать, на втором тоже кто-нибудь повесится.
Катя: - На втором кого-то повесят, если она не заткнется!
Я: - "Вовочка, прекрати качаться на дедушке, не для того он повесился!"
Все (включая туалет): - Гы-гы-гы!!!
Приходит начальница:
Начальница: - Ух ты, как вас много!
Все: - В очередь!!!
Я: - Интересно, кто там все-таки повесился?
Начальница (испуганно): - Повесился?! Где?!
Все: - Слушайте вы ее больше!
Я: - Если бы слушали, давно бы пописали на втором.
Туалет: слив.
Все: - Ага!!!
Я (после трех минут напряженного ожидания): - Ну вот, довели человека. Слил и повесился.
Меня пытаются придушить вручную, но я не даюсь. Дверь открывается, и оттуда выходит красная, истерически хихикающая и икающая девушка с третьего этажа, по стеночке пробирается мимо нас и убегает вниз по лестнице.
Я (напеваю): - А мать осталась одна... а мать позвала колдуна, тот ударил в тамтам, мертвый негр встал и пошел...
Все: -Души ее!!!!
Но не догнали...
© ЖЖ Громыко