Зима прошла, и наступила, как не трудно догадаться, весна. Учащиеся стали надевать более лёгкую одежду и заметно приободрились. Там и сям можно было наблюдать лёгкий флирт с интенсивным убалтыванием, натянутой смешливостью и так далее; кто-то с кем-то уже целовался на переменах или оставался в гостях до следующего утра. Виктория пока не находила себе места на этом празднике жизни. Не обладая живостью нрава и быстротой реакции, она могла производить впечатление холодной и чопорной особы, но дело было в другом – она страшно комплексовала из-за того, что большинство мужчин вокруг было ниже её. Даже Пётр Дызма был ниже её – а он-то ей, честно говоря, как раз нравился. Но свободное время он проводил на конюшне, а на конюшне у него, как у косячного жеребца, всегда было наготове какое-то количество сговорчивых дам. Это было ужасно. Виктория представляла себе, как после посещения манежа эти девушки, должно быть, переобувались из сапог для езды в изящные туфли на высоких каблуках, тогда как она, боясь прибавить себе хотя бы три лишних сантиметра, вечно прозябала на плоской подошве. Да и потом, ей никак не хотелось быть «одной из». Всё же с чего-то надо было начинать, и однажды, набравшись смелости, Виктория попросила Петра сводить её на конюшню и показать лошадей.
После занятий они сели на трамвай и отправились в путь. Конный манеж был частью большого конно-спортивного комплекса, соседствуя со стадионом и бассейном. Собственно, манежей было даже два – большой и маленький, и по бокам от них даже оставалось место для зрителей, а под зрителями, этажом ниже, располагались на две стороны конюшни с лошадьми.
- Ой, а чем это так странно пахнет? – спросила Виктория, войдя в манеж.
- Ну, не знаю, всю эту неделю опилки у нас сосновые, - ответил Пётр.
- Да нет, конечно, не опилки!
- Ну тогда лошадьми, а что тут странного?
Действительно, подумала Виктория, не курами же здесь должно пахнуть!
В маленьком манеже описывала круги вороная лошадь классических форм на корде, которую держал в руках некрупный прокуренный дедуля.
- Добрый день! – поздоровался с ним Дызма, - как холка у Неодима?
- Мазали вчера! – крикнул дедуля.
Пётр и Виктория спустились ниже, и перед ними открылся длинный ряд денников. Здесь нельзя было увидеть пёстрого разнообразия лошадиного племени – каждый денник занимал рослый, чётко выверенный механизм для добывания призов и медалей, и под кличками значилось небольшое разнообразие пород – чистокровная верховая, тракененская, буденовская.
У Виктории разбегались глаза, и в то же время ей казалось, что различия между лошадьми в основном определяются тем, как они ориентированы в пространстве денника и чем занимаются. Наконец, Дызма остановился у денника с табличкой «Неодим, Нетленный – Елабуга, буденовский мерин.»
- А что такое мерин? – спросила Виктория. Лошади в деннике она в первый момент не увидела.
- Евнух по-лошадиному, - ответил Пётр и в тот же момент, в ответ на знакомый голос, из денника послышались очень низкие, могучие и ритмичные звуки, напоминающие хрюканье, какая-то возня большого тела, и через несколько мгновений с пола поднялся здоровенный рыжий конь, густо облепленный опилками. Он тянулся к Петру, обдувая его сквозь решётку воздухом из ноздрей, и эти ноздри нетерпеливо раздувались, торопясь унюхать принесённый гостинец.
Пётр протянул на ладони яблоко и с досадой сказал:
-Опять придётся чистить! – открыл дверь денника и, надев на Неодима недоуздок, поставил его в проходе на развязку.
Чистка лошади – не слишком увлекательное занятие, но Виктории оно понравилось – впервые в жизни она находилась рядом с кем-то, кто был существенно больше её!
Почистив, поседлав и зануздав коня, Пётр повёл его в большой манеж.
- Можно мне? – робко спросила Виктория.
- Попробуй, - ответил Пётр, - бери покороче.
Виктория продолжила движение. Сперва всё вроде бы было нормально, но вскоре Неодим начал прижимать уши и дёргать головой. Виктория попыталась противостоять этим рывкам, и почувствовала – это было совершенно неожиданное ощущение – что, напрягая все силы, она противостоит лишь мягким предупреждениям лошади о её недовольстве, и стоит лишь лошади захотеть, как большая и сильная Виктория улетит далеко-далеко от одного взмаха лошадиной головы. Пётр взял поводья обратно.
В манеже Пётр сел в седло и минут пятнадцать проехал шагом, потом рысью – просто так, по кругу, а затем приступил собственно к тренировке – в манеже были расставлены учебные препятствия, и немаленькие – ведь Неодим был настоящей конкурной лошадью, а Пётр был настоящим спортсменом. Но смотреть на происходящее со стороны Виктории было уже не так интересно – ей очень хотелось влезть на лошадь самой! Когда занятие было закончено, Виктория сказала об этом Петру.
- На этого нельзя, - ответил Пётр, - но на другой стороне кого-нибудь подберём.
И когда Неодим был отшаган, снова почищен – и шерсть, и копыта, - и поставлен на место, на второй половине конюшни они взяли другую лошадь, предназначенную в прокат. И выглядела она совсем по-другому: серая кобыла мясной тувинской породы, даже при жизни похожа на колбасу, такая она была толстая и коротконогая. А морда у неё была нахальная и глумливая. Виктория с опаской погладила лошадь по холке и, как сказал Пётр, ухватилась за неё, целясь ногой в левое стремя. Лошадь принялась описывать круг, центром которого служил державший её за повод Пётр. Через несколько попыток Виктория всё-таки утвердилась в седле. После того, как стремена были подогнаны под неё, она почти доставала ногами до земли, хотя они были существенно разведены в сторону жирным лошадиным туловищем.
- А что теперь? – спросила Виктория, взяв в руки поводья так, как требовалось.
- Ударишь её в бока ногами – пойдёт, натянешь поводья – остановится. Для поворота натягивай повод той стороны, куда хочешь повернуть и поддавай ногой с противоположной. И следи, чтобы поводья всегда касались шеи. И вот тебе ещё хлыстик – для включения форсажа.
Виктория пихнула лошадь ногами по рёбрам, и она действительно двинулась вперёд. Но через десять метров остановилась. Оказывается, она пошла только потому, что её перестали удерживать на месте – а так вообще-то ей просто нужно было обнюхать свежую кучу навоза. Её оставила другая лошадь, с которой эта никак не пересекалась живьём в пространстве и времени – приходилось общаться опосредованно. Помочившись там же, лошадь под Викторией встала с сознанием выполненного долга – и дальше ни с места! Виктория и пихала её, и уговаривала, но ничто не помогало. Лошадь только сдержанно злилась, закладывая уши и стреляя глазами назад.
- Хлыстом, хлыстом давай! – крикнул Пётр.
Виктория, разозлившись, врезала хлыстом по жирной заднице и лошадь принялась извиваться, стремясь укусить Викторию за ногу – за ногами пришлось тщательно следить. В какой-то момент правильное положение поводьев, посыл шенкелем и удар хлыстом совпали, и лошадь-таки пошла. Она двигалась медленным шагом, изображая измученную клячу, влекущую плуг – уж так ей было тяжело, так тяжело… В конце манежа нужно было повернуть. Виктория натянула повод в искомую сторону, но лошадь, вывернув голову, пошла боком, как краб – но в прежнем направлении. Виктория попробовала повернуть в другую сторону, но лошадь вообще стала вращаться, наподобие вертолёта с отказавшим рулевым винтом, и продолжала неуклонно двигаться к открытым воротам манежа. Попав на поле, лошадь совершенно преобразилась и, взбрыкивая, принялась резвым галопом выписывать кренделя.
- Спасите меня! – закричала Виктория. На скачущей лошади она уже совершенно не понимала, где верх, низ, право и лево – её вестибулярный аппарат не был готов к таким испытаниям. Ей очень хотелось спрыгнуть, но она боялась это сделать, и продолжала судорожно охватывать ногами тело лошади, а руками цепляться ей в гриву. А лошади совсем не нравилось, что лишние визжащие семьдесят килограммов мешают ей гулять. В силу своей комплекции, она не могла бы толково козлить или встать на свечку. У неё родился другой план. Перейдя на мелкую рысь, она устремилась к большой и грязной луже в понижении рельефа. Вошла в лужу, опустила голову и стала деловито принюхиваться. Пётр, который уже успел подбежать, прекрасно знал, что это означает.
- Виктория, слезай немедленно! – закричал он.
- Как?! Что, здесь?! – затравленно ответила Виктория.
В тот же момент лошадь бухнулась в лужу. Виктория поняла, что настало время аварийного катапультирования. К счастью, она успела вытащить ноги из стремян – лошадь, извиваясь, опрокинулась набок (на спину не могла – мешало седло) и принялась барахтаться в грязи, весело болтая ногами. Эта грязь покрыла Викторию с ног до головы, и даже золотой цвет волос уже не проглядывал из-под тёмной жижи. Получив двойное удовольствие, лошадь перекатилась обратно и привстала, замерев в позе сидящей собаки, с расслабленным и задумчивым видом. В этот момент к ней подкрался Пётр и ухватил за повод.
- Вот свинья, - сказал он, - почти каждый раз одно и то же. Знаешь, в таком виде её нельзя оставить. Почисти её, ладно?
- Хорошо… - жалобно простонала Виктория, - а меня-то кто теперь почистит?
- Не расстраивайся. Всё могло бы быть и хуже. Гораздо хуже, если бы ты села на Неодима.
Виктория покидала манеж в расстроенных чувствах. Ей было очень обидно за всё. В мокрой, наспех отмытой одежде, ей было даже стыдно проходить через главный вход и она пошла через поле туда, где в заборе была дырка, достаточная для людей, но недоступная лошадям. И вдруг в кустах возле этой дырки она увидела... дохлую растерзанную лошадь. Огромные кишки были вытащены из распоротого брюха и лежали рядом на земле, шкура частично снята, и на туше, отделяя мышцы от костей, хлопотал с ножом Яганов, и что-то напевал себе под нос. Виктория озадаченно остановилась, а Яганов поднял голову и сказал:
- Здравствуйте! Как дела?
- Да уж не знаю, как и сказать, - ответила Виктория, - скорее никак, чем как-то. А что это Вы тут делаете?
- Заготавливаю препараты для нашей кафедры и конечно, пищу для себя! У меня договорённость с директором манежа – вся падаль здесь моя.
- А отчего померла эта лошадь?
- Колики и заворот кишок. А у Вас, я вижу, проблемы?
- Да! – не сдержалась Виктория, - у меня большие проблемы, и я думаю, что эти проблемы от Вас! Мне снятся кошмары и всё у меня валится из рук с тех пор, как я с Вами повстречалась. И я не удивлюсь, если окажется, что Вы и этой лошади устроили заворот кишок, чтобы её съесть!
Яганов вытащил из лошади окровавленные руки и встал.
- Не забывайте, - сказал он, помахивая на Викторию ножом, - что все наши поступки имеют свои последствия! Я просто помогаю Вам разобраться в себе. Это может быть трудно, иногда мучительно, но это необходимо. Пока что Вы даже не представляете, какая сила в Вас скрыта. Хотите, я избавлю Вас от кошмаров?
- Уж сделайте милость!
- А хотите сдать биологию лучше всех? У Вас будет учебная практика, и я могу провести её Вам одной по индивидуальной программе.
- Это условие избавиться от кошмаров?
- Угадали! – обрадовался Яганов.
- У меня нет другого выбора, - обречённо ответила Виктория.
- Это точно! Приходите ко мне завтра в шесть вечера. Я живу на Вишнёвой улице, дом пять, квартира двенадцать. И вот ещё что – одна, конечно.
На следующий вечер Виктория шла к Яганову, полная страха, надежды и любопытства одновременно. Должно было что-то произойти – она точно это чувствовала. Перед звонком двери её рука замерла в неподвижности: вдруг она войдёт в квартиру, а там… ну, вы поняли, о чём подумала Виктория. На фоне этих своих страхов Виктория и думать забыла о том, что Яганов вполне тянет на типичного маньяка и запросто её может убить или изнасиловать. В этом смысле она его почему-то совсем не боялась. Поколебавшись ещё какое-то время, Виктория уже потянулась к звонку, но ещё до того, как он сработал, дверь открылась, и появился Яганов одетый в обыденный чёрный тренировочный костюм и сказал:
- Добрый вечер! Вас-то я и ждал!
Он выглядел одновременно радостным и важным, и притом возбуждённым до суетливости.
- Проходите скорее сюда! – сделал он очень широкий жест и несколько раз сглотнул, - вот здесь я живу!
Обстановка квартиры привела Викторию в замешательство. Там ничего не было! Ни кроватей, ни столов, ни стульев, ни занавесок на окнах – ничего. Только один топчан в углу комнаты. А по всем стенам было развешано огромное количество картин в самых разнообразных рамках. Картины были выполнены в самой разной технике и стиле – маслом, акварелью и карандашом; реалистично, авангардично и импрессионистично, но на всех картинах были только птичьи яйца! Круглые, овальные и грушевидные, по одному и в виде целой кладки в гнезде; белые, пёстрые и прочие.
Усадив Викторию на топчан, Яганов удалился на кухню и вернулся с двумя тарелками какого-то салата. Поставил их на пол перед Викторией и сказал:
-Уважаемая фройлен Сименс! Нам предстоит долгое и трудное путешествие. Перед ним нужно запастись силами. Ешьте, прошу Вас.
- А что это? – боязливо спросила Виктория, - это не лягушки?
- Нет. Это всего лишь мухоморы. Лучшие мухоморы, которые мне удалось найти во всей Польше.
С этими словами Яганов взял одну из тарелок и принялся уплетать салат. Виктория последовала его примеру.
- Новичкам лучше есть с закрытыми глазами, - посоветовал Яганов.
Когда Виктория разделалась с мухоморами и открыла глаза, то увидела, что находится не в городской квартире, а в жилище из звериных шкур, натянутых на каркас из жердей, называемом ярангой. Вокруг всё так же висели картинки с яйцами, но на Яганове она увидела уже не тренировочный костюм, а нацменскую одежду из оленьего меха. На шее у него были бусы не бусы, кулоны не кулоны – в общем, множество верёвочек, на которые были нанизаны какие-то веточки, косточки, пёрышки и тому подобное.
- «Вот это да!» - подумала Виктория, - вот теперь он выглядит совсем так, как нужно!»
Яганов прямо на полу развёл огонь, достал бубен, красиво расписанный непонятными знаками, и, ударяя в него, завёл ритмичную и торжественную песню на неизвестном Виктории языке. Он был так серьёзен, как никогда более. Время от времени он срывал со своей шеи предметы, висевшие на верёвочках, бросал их в огонь и сосредоточенно закрывал глаза. Веточки и косточки сгорали с жалобными стенаниями, и искры вместе с дымом улетали вверх через отверстие в крыше яранги. Наконец, костёр догорел.
- Нам пора идти, - сказал Яганов, и вывел Викторию наружу.
Они оказались на открытой местности. С одной стороны – галечниковое морское побережье, с другой – слабо всхолмлённый рельеф, заросший кедровым стлаником; ещё дальше виднелись заснеженные вершины потухших вулканов. Виктория перевела взгляд на Яганова и увидела, что его внешность опять изменилась. Теперь он представлял из себя здоровенную птицу, совершенно чёрную от когтей до мощного клюва, и с эффектным лиловым отливом.
«Боже мой, - осенило Викторию, - да ведь он же не человек, а ворон! Как же я не догадалась об этом раньше!» Потом она обнаружила, что и сама не осталась прежней – на ней была старинная военизированная одежда, с металлическими нашивками для прочности и даже шлем, а в правой руке она держала небольшой и очень удобный меч. Виктория подумала, что всё это очень странно, но, вероятно, так и должно быть – мало ли кто встретится им по пути.
- Итак, - сказал Яганов и деловито потёр клюв о ближайший булыжник, - мы собрались здесь для того (он по-прежнему говорил так, будто бы перед ним было двадцать студентов), чтобы прочувствовать, что такое альтернатива. Наша жизнь – это как путь по рельсам. Но не все догадываются, что веток у этой дороги много, и они соединены стрелками. И уж тем более немногие умеют эти стрелки переводить. Надеюсь, что Вы хотя бы попытаетесь это сделать…
То, что ворон-Яганов по-прежнему говорил по-человечески, Викторию уже не удивляло. Она смутно вспоминала, что уже сталкивалась раньше с таким явлением. Но от общего волнения она не могла сосредоточиться и осознать, на каком именно языке он говорит – на немецком, польском или русском, ведь Виктория знала все три. А Яганов тем временем взлетел и крикнул:
- Следуйте за мной!
Это, конечно, не подразумевало, что и от Виктории требовалось подняться в воздух. Вдоль побережья дул достаточно сильный ветер, и двигаясь навстречу ему – и то не прямо, а кругами – Яганов давал Виктории возможность поспевать за ним. Несколько раз, видимо, радуясь, что всё задуманное получилось, он сделал щегольскую полубочку и по-своему мыкнул. Он то набирал высоту, почти превращаясь в точку, то снижался до самой земли, балансируя на встречном ветру без взмахов крыльями и оглядываясь в лицо Виктории, а когда поднимался снова, воздух гудел под его перьями. Виктория шла за ним и шла. Ноги у неё были длинные, а сердце молодое.
Через некоторое время ландшафт изменился. Скалы подступили к самому урезу воды, а по другую сторону от них почва становилась всё более и более зыбкой. Лужи превращались в мочежины, а островки среди них оставались всё меньше и меньше. Вскоре Виктория уже и не до всякого островка могла допрыгнуть, не замочив ног. К счастью, вода была не слишком холодной, и оказаться в ней даже по пояс было не так уж неприятно. Но хлюпанье Виктории не прошло незамеченным. В один прекрасный момент, когда она этого, конечно, никак не ожидала, из мочежины вымахнула гигантская лягушачья голова – величиной с небольшой стол! В одно мгновение к Виктории метнулась развёрстая пасть, усаженная множеством зубов. Но прежде, чем Виктория успела испугаться, она выдернула из ножен меч и рубанула им по этой твари. Ей крупно повезло. Ещё доля секунды – и чудовищная лягушка схватила бы её за ногу и увлекла на глубокое место, где Виктория, отягощённая своими кольчугами и латами, скорее всего, утонула бы и без посторонней помощи. А если бы она ударила на несколько сантиметров вперёд, меч встретился бы с черепом, прочным, как броня. Но Виктория угодила по самому началу позвоночника и перерубила его, и лягушка осталась лежать в луже бездыханной. И вот ведь что интересно – потрясшись немного после произошедшего, Виктория почти сразу успокоилась. Яганов приземлился рядом на кочке и сказал:
- Поздрвляю! Вот Вы и убили свой страх. Вы, кстати, рыбу любите?
- В каком смысле?
- В гастрономическом.
- Вообще-то да!
- Ну тогда Вам вдвойне повезло. Тащите свой улов на берег.
Виктория ухватила чудище за челюсть и, напрягая все силы, выволокла его по отлогому месту на сушу. Собственно, это животное оказалось не совсем лягушкой. У него был хвост, похожий на сомовий, а лапы совсем маленькие и похожие на плавники.
- Будем считать, что эта рыба, хотя, если говорить по правде – промежуточное звено, - сказал Яганов, - теперь отрубите мечом кусок повкуснее и пойдём ужинать. Я думаю, Вам больше нравится жареная рыба, а не сырая?
- Да я сырую-то и не пробовала.
- Ну хорошо. Только для Вас! Соберите ещё и хворост. Нам туда, - и он указал на скалы, у подножия которых действительно росли кусты.
Когда Виктория отнесла на удобный скальный уступ и «полуфабрикат», и топливо, и даже веток на подстилку, Яганов сложил хворостинки в узор наподобие солнца, встопорщил все перья на голове, отчего она стала на вид очень большой, и, поколыхивая приподнятыми над спиной крыльями, уронил на хворостинки трескучее и раскатистое заклинание, и они тотчас разгорелись.
- Вот здорово! – обрадовалась Виктория и сунула в огонь палочки с нанизанными на них кусками рыбы-лягушки. Вскоре еда была готова. Виктория быстро наелась, а Яганов всё продолжал ковырять кушанье.
- Восхитительная вещь! – сказал он, набрав под язык столько еды, что стал похож на пеликана и куда-то улетел. Он улетал и возвращался много раз, пока совсем ничего не осталось не только от жареной рыбы, но даже и от сырой. Последний раз он прилетел уже в темноте, когда Виктория спала, уставшая за день, закопавшись в ветки возле прогоревшего костра. Яганов сел на скалу рядом с ней и сказал:
- Никто не забыт и ничто не забыто.
И тоже заснул.