Каким был бы мир без войны по версии Роскомнадзора
В свете последних известий.
Извините, душа болит, но если войны нет по заявлению Роскомпозора, то вот, что мы получим:
«Звёздные спецоперации: скрытая угроза»,
Г. Уэлш «Спецоперация миров»,
Л. Н. Толстой «Спецоперация и Мир».
«If you want peace - prepare to special operation».
Желаю мира над головой, и чтобы эта война, как бы ее ни называли, закончилась как можно скорее.
А я?
Поцоны, а меня заберут в армию воевать? Я ефрейтор, связист. Но я не хочу быть связистом, хочу решать серьёзные боевые задачи
Про «Мы своих не бросаем»
С популярным в последние дни лозунгом «Мы своих не бросаем» очень легко согласиться. И я с ним тоже согласен. Мои родственники живут в Донецке, они, со слов матери, несказанно рады, что им светит прекращение военных действий (правда, ценой начала более масштабных). Только хорошо бы ещё разобраться, где кончаются эти свои, которых мы не бросаем, и начинаются чужие. Потому что мирное население Украины, которую сейчас бомбят ВС РФ, все эти мужчины, женщины и дети — это тоже свои. Не говоря уже о тех русских, которые живут в Украине, а их немало. Как быть с ними? Как не бросить их, когда прямо сейчас начинаются военные действия? Более того, солдатики обеих сторон, которых в большинстве против их воли призвали в армию и отправили на бойню — это тоже свои. Как бы и их не бросить? А вот насчёт того, являются ли своими руководители стран, которые довели ситуацию до международных военных действий, у меня есть очень большие сомнения. Если уж не бросать своих, то всех своих. Как быть с этим, уважаемые не бросающие своих?
Норвегия, Япония, Нидерланды, Израиль, США, Британия и Южная Корея эвакуируют граждан из Украины
https://m.lenta.ru/news/2022/02/11/es_us_uk/
Что происходит?
Советник президента США по национальной безопасности Джейк Салливан призвал граждан страны немедленно покинуть территорию Украины. Об этом сообщает РИА Новости.
«Мы не можем предсказать будущее. Но риски достаточно высоки», — объяснил Салливан. По его словам, США не будут посылать за своими гражданами на украинскую территорию военных, так как «не станут рисковать их жизнями».
С призывом к своим соотечественникам не оставаться на Украине выступил и Евросоюз, передает издание «Страна.ua». Ранее с похожими заявлениями выступили Норвегия, Япония, Нидерланды, Израиль и Южная Корея.
Про День Победы
Война не меняется. Во все времена это была кровь, грязь, и безумие. Но любая государственная идеология, вольно или невольно, подчищает память, оставляя только пафосный героизм в блестящей милитари обертке. Реальной жизни на войне в фокусе внимания оставалось всё меньше и меньше. Как результат – на постсоветском пространстве вокруг Дня Победы сформировался самый настоящий культ, со своим каноном, молитвами, жрецами, идолами и святыми мощами.
И трагедия здесь в том, что религиозный подход не оставляет места живой, человеческой памяти. А она всегда противоречива. Реальные люди, со своими достоинствами и недостатками превращаются в картонных героев, где нет места человеческим слабостям, нет места рефлексии. Все догмы надо воспринимать без оглядки, включая тотальную дегуманизацию врага (а вместе с этим, и адепта культа).
Как итог вместо дня памяти получаем день патриотического угара, используемый в политических целях. В таких условиях фотография деда на дощечке под лозунгом «Можем повторить» и «На Берлин» – это не почитание памяти воевавшего предка, это издевательство над ней. Готовить людей к новой войне, прикрываясь памятью о старой – преступление и кощунство. (С)
Ответ на пост «Самый честный рассказ о войне»
После прочтения вот этого поста вдруг подумалось.
Скоро 9 мая. Вот все эти люди, которые вопили "1941-1945. Можем повторить!" , а они щас где? Хочется спросить у них: "Как вам демоверсия мира в условия мирового пиздеца?
Ноете, что негде постричься и пивка в Праге не выпить? А как вам житье в блокадном Ленинграде, где полная изоляция и хлеб в пятерочки не доставляют?
Ах маска трет и жмет? А противогаз не хотите?
Полиция мешает бегать по улице, запретили торговые центры и требуют сидеть дома? А сидеть в убежище не хотите? Зная, что когда выйдете, вашего дома может быть уже и нет. И только кучка дымящихся руин на его месте.
После знакомств с демоверсией, нет никакого желания приобретать оригинал. Верните мне нормальный мир, пожалуйста.
Самый честный рассказ о войне
Когда я учился в школе, помнится, накануне девятого мая к нам приводили ветеранов – участников Великой Отечественной войны. Их тогда было немало в нашем поселке. Многие из них еще работали.
Их приводили к нам нарядных, в костюмах, увешанных орденами и медалями, вручали им цветы и вязали на шею галстуки. Вот и в тот раз должны были вместо уроков устроить в школе "День Победы" и привести кого-нибудь из стариков. И те, как обычно, должны были нам рассказать что-нибудь для "повышения чувства патриотизма". Надо сказать, нам это нравилось. Потому что в войнушку мы и сами любили поиграть, так почему бы не послушать как это было у них – у дедов. А потом, наслушавшись этих рассказов, мы бегали по огородам и садам, рыли окопы и блиндажи, стреляли, взрывали, бросались в штыковую, а если надо, то и умирали. Но не абы как, а – красиво. То есть "как в кино". А если попадали в плен, то стойко переносили пытки. Но это если ты партизан. Или советский офицер.
Я тогда учился то ли во втором, то ли в третьем, но не суть важно.
Ветераны приходили к нам и делились воспоминаниями о войне.
Если честно, рассказы их я не помню.
Вернее, они смешались у меня в один сплошной фильм о подвигах и преодолениях.
Больше всего мы любили, когда к нам приходил учитель по труду Асет Сманыч. Он тоже, говорили, участвовал. После его рассказов нам казалось, что он самый храбрый и самый главный солдат нашего поселка. Мы его за это уважали и хотели быть на него похожими.
Каждый год накануне праздника он приходил к нам в класс и с ходу начинал свое повествование.
И мы замечали, что с каждым разом медалей у него становится больше
И фашистов, которых он убил лично, соответственно, тоже. Мы тогда не очень разбирались, какие из этих наград боевые, а какие юбилейные, но они так красиво мерцали в свете утренних лучей и всякий раз изящно звякали, когда Асет Сманыч "заряжал" свою винтовку и разил метким выстрелом врага. Рассказы свои он изображал в лицах, играя голосом, то повышая его, то понижая, а то и вовсе переходя на шепот. Постепенно он расходился так, что с шумом разворачивал карты на доске и указкой показывал нам направления танковых прорывов по всему фронту.
В принципе, он всегда пересказывал нам одни и те же случаи, но всякий раз они обрастали новыми подробностями. И мы слушали, раскрыв рты и затаив дыхание, но смело "шли" с ним в бой, штурмуя очередную высоту. И мы думали: какой же он все-таки крутой, наш агай. И как ему повезло, что он был на войне и что ему удалось как следует повоевать!
А однажды к нам привели старика Жангали…
Жил у нас в селе такой дед.
Невзрачный. Неказистый.
Все его звали Аксак Жангали.
Потому что он был хром и, когда ходил, сильно припадал на левую ногу. Говорили, что его ранило где-то там, на фронте.
Работал он сторожем.
Охранял поля. На большее он не был способен. У него в плохую погоду голова кружилась и в глазах темнело. И нога ныла. Поэтому начальство его не грузило и не особо доверяло.
Жил он со своей старухой Зейнеш. На отшибе, неподалеку от фермы.
Детей у них не было – не дал Господь. Вот они и коротали свой век вдвоем. Жили так себе, не жировали.
Из хозяйства только лошадь да пара овец. Ну и по мелочи там – куры, цыплята. Коза еще у них была.
Все.
Помню, в тот день завуч СеменПалыч с нашей классной руководительницей Майрам-апай привели его к нам.
Усадили старика на стульчик прям посредине перед доской и торжественно представили.
И как-то забавно это смотрелось: зачем нам его представлять, думали мы, его ж и так все знают. Но так надо было, вот и сделали как надо.
Завуч сказал, что Жангали-ага тоже воевал и даже дошел до австрийского города Линц. Т
ам его ранило, и он, подлечившись, снова вернулся на передовую и продолжил воевать. И так дошел до города Котбус. Потом он сказал, что Жангали-ага сейчас сам расскажет, как он славно воевал, как победил фашистов и как получал за свои подвиги награды от советского правительства.
Насчет наград завуч, конечно, загнул, решили мы.
Или забыл.
Потому что Аксак Жангали пришел не в костюме и не было на нем никаких наград.
Он был одет, как обычно, в свой неизменный, выцветший от времени то ли плащ, то ли куртку.
На ногах – кирзачи.
И вообще он был немножко странноватый, этот Аксак Жангали. Многие его не понимали за это. Сторонились.
Например, он не любил, как все, Новый год.
Или то же девятое мая.
И кино еще про войну не любил.
Если по телевизору начинали крутить такое кино, то он ругался и сразу же выключал.
А еще он ни разу не пришел в клуб, где давали концерт в честь ветеранов…
В этот день он обычно запирался дома и потихоньку выпивал. Да и пил он тоже странно. Расставит стаканы по кругу, нальет в них водки, а сверху по кусочку хлеба положит и так сидит. Один.
Долго сидит.
О чем-то думает.
Уставится в одну точку и сидит.
Потом залпом выпьет свой стакан, крякнет и идет спать.
Кто так празднует? Вот и не поймешь – праздник это для него или что?
Ну, в общем, завуч еще раз сказал, чтоб мы все внимательно послушали рассказ Жангали-ага и, радостный, хлопнул за собой дверью.
Мы все уставились на старика. Тот все не начинал. Сидел, мялся. Видно было, что не очень ему это все надо. Что не привык он к такому вниманию. Что все это его сильно напрягает.
Да и вообще…
Тут наша классная поспешила на помощь, сказала:
– Расскажите, Жангали-ага, вы же, говорят, были в пехоте? Это так?
– Мхм, – кивнул дед.
– И дошли со своим полком до самого немецкого города Котбуса? Так?
– Нет, - мотнул головой дед, – наш полк расформировали еще в Польше…
– Да? – обрадовалась классная. – Как интересно. А расскажите, почему расформировали? Ребятам это будет очень полезно. Так ведь, ребята? – обратилась она к нам.
– Да-а! – выкрикнули мы по привычке хором.
– Вот видите, – засияла наша классная, – ребятам хочется знать, как вы нашу родину защищали, как слушали Левитана, как ждали писем из дома и как встретили день победы... Ну расскажите.
Дед все мялся.
– Да чего там рассказывать? – пожал он плечами.
– Ну как что? – засмеялась классная. – Вот же перед вами сидит новое поколение.
Им ведь нести дальше знамя. Им нужно передать ваш опыт и знания.
Ну вот вы же начали про свой полк. Как вы с ним дошли до немецкого города Котбус…
– Да не осталось почти никого от нашего полка! – вставил дед и тут же осекся. – А тех, кто остался, раскидали по частям.
– Что вы говорите?! Наверное, у вас там было много друзей-однополчан? Расскажите о них! Вы же воевали вместе. Как говорится, бок о бок!
– Друзей… – задумчиво повторил старик и снова замолчал. Мы все смотрели на него и ждали, что он вот-вот начнет рассказывать нам о своих друзьях-однополчанах, о том, как они громили вместе врага, потом отдыхали в перерывах и пели под баян любимые песни и как затем "советское правительство вручало ему награды"…
Но дед почему-то отвернулся к окну, нахмурился, черты его заострились, губы задрожали, вены на морщинистой шее вздулись, и он… заплакал.
Да, он заплакал. Сцепил пальцы, опустил голову, и по редкой бороде его предательски потекли слезы.
И весь он как-то сжался, скрючился на стульчике.
Прям как мальчишка какой. Он и на самом деле сделался вдруг таким маленьким и таким жалким. И произошло это так неожиданно, так резко, что нам сделалось не по себе. В классе мгновенно все стихло. Слышно было, как бьется муха о стекло, застряв между рам. И в коридоре, в дальнем его углу, кто-то со скрипом прикрыл окно. И мы все тоже почему-то заплакали.
Училка наша растерялась. Забегала. Кинулась сначала к старику:
– Жангали-ага, Жангали-ага, что такое? Что с вами?
Бросилась к нам:
– Ребята, ребята, а с вами-то что? Успокойтесь! Да что случилось-то?!
А мы и сами не поняли – что случилось.
Никто из нас не был на войне и понятия не имел, что она вообще из себя представляет. Но, глядя на плачущего старика, нам на минутку вдруг показалось, что мы узнали о ней что-то новое.
Что-то настоящее. Правдашнее.
Мы вдруг поняли, что нет там никакой красоты и не может быть там никакой радости, а есть только ужас и дикость. И горе. И страх. И боль потерь. И звериная жестокость.
И слетело на миг все пустое. Все наносное. Мы вдруг реально почувствовали ледяное дыхание войны и ее неизлечимую скорбь. Мы поняли, что война их не отпускает.
А старик…
Он ведь с нами даже не поговорил. Он толком ничего и не сказал. Но что-то случилось. Что-то произошло такое, что заставило нас ему поверить.
Без слов и без картинок.
И в нас проснулось то, о чем мы в мирной жизни забываем.
И не помним. Простое. Человеческое.
А именно: со-страдание. Со-участие. Со-чувствие. Милосердие. И нам стало страшно. И жутко. И больно.
Вот мы и плакали.
А дед вздохнул тяжко, утер слезы рукавом и ушел.
Больше его в школу к нам не звали.
(С) авторский блог режиссера Ермека Турсунова