Хочу я мужика, но сорок плюс,
А на малолетку я больше не поведусь.
Хочу я мужика, чтоб решал мои проблемы,
Надоело быть мамочкой, хочу быть королевой.
Небольшой отрыв от реальности, который я себе организовала, явно способствовал не только увеличению продуктивности творческой деятельности, но и стабилизации моей нервной системы. Иногда ей требовались такие паузы.
Вообще мир имеет свойство слишком сильно на меня влиять. Во время учебы в академии я, например, старалась реже появляться в библиотеке, потому что одна из сотрудниц как-то пренебрежительно, с неприязнью общалась со студентами. Авторитарные, строгие преподаватели нагоняли на меня страх. От стука каблуков одной из доцентш я даже вздрагивала.
И как это ни парадоксально, легко обижаясь, я не менее легко обижала сама. Возбудимая нервная система подразумевала вспыльчивость. В дискуссиях я легко впадала в раж, а в ссоре – в ярость. И многие, менее энергичные сверстники, очевидно, боялись уже меня – потому что неизвестно было, чего ожидать. Под настроение я могла быть милой и сладкой, как сахарная вата, и также едкой, как щелочь, и неприятной, как пробуждение по будильнику.
К примеру, если во время коллективного проекта кто-то из участников халтурил и не выполнял свою часть работы как должно, в выражениях я не стеснялась (а руководить подобными проектами почему-то приходилось мне, наряду с другими активными и «подающими надежды» студентами). Меня саму даже сравнивали с известными академическими ведьмами. Причем происходило это неоднократно, так что, вероятно, в подобных сравнениях была своя правда. И многие меня откровенно не любили – отчасти из зависти, отчасти из-за характера.
Может быть, пойди я по преподавательской стезе, со временем, лет через двадцать, я сама бы сделалась похожей на одну из тех, кто в восемнадцать наводил на меня ужас. Однако, к добру или к худу, такая дорога никогда меня не влекла. Прежде всего, потому что писать самой было гораздо интереснее, чем учить этому других.
Доделав сувенирные деревяшки, я сдала их в магазин (где моим изделиям были очень рады) и впервые за эти дни вышла в сеть. Там меня ждало около тридцати чатов с новыми сообщениями. Но при этом ничего важного – просто людям было интересно, куда я пропала. Ни Вик, ни Дэн ни писали. Я автоматически отметила отсутствие каких-либо действий с их стороны – и удивилась тому, что, оказывается, все это время бессознательно ждала, что тот или другой проявится.
С выставки и кофе прошло уже много времени, и тело напоминало об отсутствии ласки. Проклятое тело, как я порой ненавидела эту зависимость от чужих рук. И мечтала о том, чтобы все это просто выключить – и не нуждаться ни в ком. Быть совсем независимой, свободной, свободной…
Тем не менее давать знать о себе бывшим я не стала. Потому что я действительно не хотела их видеть. И не желала усложнять то, что и так было бесконечно сложным.
Зато написал Рустам. Один из поклонников, давно добивавшихся внимания. Я холодно отвечала на его знаки внимания, прежде всего из-за того, что он был намного старше, да и общих интересов у нас просто не было. Вообще я старалась не ввязываться в отношения с большой разницей в возрасте, они меня пугали.
Исключением была опять-таки случившаяся в годы учебы влюбленность в одного из профессоров. Артемий Викторович преподавал художникам социологию. Ему было что-то за сорок, и, кажется, он был женат и с детьми. Тем не менее он так хорошо, увлеченно читал лекции, что его на его занятиях я сидела исключительно за первой партой, слушала, открыв рот, и самозабвенно конспектировала каждое слово, включая междометия. А в те десять минут, что в конце пары он отводил на вопросы, просто засыпала его ими – и так делала, надо признаться, почти я одна. Многие студенты считали его странным, из-за неряшливого, совершенно не модного свитера, нечищенных ботинок, порезов от неаккуратного бритья. Все это вызывало косые взгляды и даже смешки, я же, признаться, вовсе не замечала подобных мелочей, они полностью перекрывались в моих глазах обаянием личности и каким-то нереальным, нечеловеческим интеллектом. Артемий Викторович определенно был одним из самых умных людей, встреченных мной в жизни.
Только после выпуска, уже с дипломом на руках, я вдруг как-то осознала, что интерес был взаимным, потому что лекции Артемий Викторович читал, глядя мне в глаза (больше он ни на кого так не смотрел) и даже стоя у моей парты. Заметно это было не мне одной (я в своем угаре почти не придавала этому значения). Одна из ленивых и бестолковых однокурсниц даже отказывалась со мной сидеть на социологии, мотивируя это тем, что «ты его манишь»…
А однажды после лекции профессор предложил мне взять в библиотеке какую-то книжку (убей не помню, что это было) и на следующем занятии спросил, прислушалась ли я к его совету. Я же, замученная текущей работой, совсем забыла про его слова, в чем со стыдом и призналась. Помню это обжигающее чувство неловкости, муки из-за неоправданных ожиданий. Просто сквозь землю провалиться хотелось.
«Ну ничего, ничего», – как будто утешая, сказал преподаватель, но его слова имели на меня мало действия. Я не любила подводить своих учителей. Наверно, причиной был природный перфекционизм, если я что-то делала, то отдавалась этому целиком, учеба не была исключением.
А может быть, если бы тогда я взяла ту книжку, мы стали бы общаться и…
Воображением принималось рисовать что-то несусветное. Ничего не могло быть, у меня был Вик, у профессора – семья… И все же, несмотря на это, какое-то чувство сожаления, непонятной тоски по несбывшемуся, до сих жило в моей душе.
Курс социологии закончился, и Артемий Викторович исчез из моей жизни. Потом, после выпуска, мы как-то случайно встретились на улице, обменялись обычными в таких случаях вопросами, неловко посмотрели друг на друга… и все.
Я старалась не давать волю многочисленным «а если бы», живущим в моей душе.
Ведь история не знает сослагательного наклонения, не так ли?
Это был единственный случай влюбленности во взрослого мужчину на моей памяти.
Тот же, кто добивался моего внимания сейчас, вовсе не был талантливым, увлеченным преподавателем. Он был хитрым, расчетливым азиатом, руководящем на стройке выходцами из Средней Азии. С двумя небольшими бизнесами (магазинчик овощей и фруктов и магазин бижутерии), почти взрослым сыном, живущем с бывшей женой и кучей амбиций.