Кровь капает с моей иглы.
Я совсем не похожа на хирурга: никаких холодных стерильных скальпелей, масок и запаха антисептиков. Только яркая лампа за плечом, только уютные кресла, только шаль, наброшенная на плечи.
Только любимая игла и ножницы с узорными ручками.
Я бы могла сойти за обычную швею, если бы не пятна крови. Она везде: на игле, на пальцах, на моей юбке. Я не ношу перчатки, даже салфетки на колени не стелю, хотя было бы удобно.
Но это мешает работе.
Клиентка полулежит в кресле: глаза приоткрыты, но она без сознания. Она в том месте между сном и реальностью, где я творю своё искусство.
Пальцы осторожно вытягивают иглу. Ещё одна рана закрывается.
Все женщины в моей семье обладают особым талантом к шитью.
Я много знаю о промыслах, секреты которых передаются из поколения в поколение. Художницы по миниатюрам с их увеличительными стёклами и тонкими кисточками. Резчицы по кости, работающие в облаках белой пыли. Мастерицы, которые способны зашивать даже сердца.
Это не просто магия — сердце не починить одним заклинанием или зельем. Это — ремесло. Рука, накладывающая стежки, должна быть опытной и уверенной. Каждое движение, каждый щелчок ножниц отрабатывается годами.
Но что-то магическое в нашей работе, конечно, есть. Я никого не вскрываю, не развожу рёбра, не зашиваю мышцы. Я достаю на свет сгусток энергии, их душу, их чувства — называйте, как хотите.
Мы в семье зовём это просто сердцами. Так проще и понятнее.
В наших руках они истекают кровью. И правда, какой смысл идти к мастерице, если у тебя ничего не болит? Если твоё сердце не пронзили насквозь, не разорвали, не истязали так, что раны больше не получается скрыть?
Мне приходилось зашивать сердца с множеством тонких порезов. Латать маленькие на первый взгляд, но очень глубокие раны. Собирать вместе лоскутки и обрывки: долгие часы работы, усталость в шее, сосуды в глазах, лопнувшие от напряжения.
Но в грудь моих клиенток всегда возвращаются аккуратные сердца без единой дырочки.
Этой девушке — красивые русые кудри, большие синие глаза — кто-то оставил несколько глубоких порезов. Я сижу над ними почти час, пока не обрезаю нитку. Сердце пульсирует на ладони, будто нетронутое.
Готовое жить.
Мягким движением возвращаю его в грудную клетку. И минуты не проходит, как её веки начинают дрожать. Она поднимает голову. Смотрит на меня неуверенно, будто не понимает, что происходит. Улыбается.
— Уже всё?
Я лишь киваю.
Когда мне было лет двадцать, я боялась, что наша работа будет никому не нужна. Не в мире психотерапии и нежной любви к себе. Но прабабушка, которая, кстати, подарила мне ножницы, лишь рассмеялась.
— На сердцах всегда будут раны. И никуда нам от этого не деться, — сказала она.
Она была права. Я не успеваю выводить с одежды пятна крови и разминать больную шею. Очередь на мои сеансы не становится короче: возможно, пора взять отпуск.
Сердца всегда будут истекать кровью.
Но и мы всегда будем рядом.
152/365
Одна из историй, которые я пишу каждый день — для творческой практики и создания контента.
