Я жду людей. А прилетают птицы
____________
XIV
По крупицам. Собирая расколотое скрупулёзно, болезненно, раня пальцы об острые края маленьких осколков. Он чувствовал рядом одно тепло, но нуждался в другом. Пытался поймать её взгляд, но не смел подойти, да его бы и не пустили. Пока все шли вперед, Виктор возвращался назад. К той своей черте, за которой оставил самого себя. Вспоминал, записывал, говорил. Он довольно быстро принял назад Сашу и ещё некоторых городских, но стоило в поле зрения появиться кому-то из застенных, Осипов тот час застывал, внутренне борясь с чужой, но порожденной им самим ненавистью. Его уводили. Или уводили их, как получалось, дело-то в общем-то совсем не в этом.
Когда увидел, что Лена уходит в лес, долго смотрел ей вслед, решаясь пойти следом. Но всё же пошел, на собственный страх и риск. Ему нужно было ей что-то сказать, что-то важное, да только не вспомнить — что. Догнал, хрипло позвав. Там, внутри, скребся кто-то за плотно запертой дверью и с шумом втягивал воздух, пытаясь узнать тот нужный, необходимый запах давнишнего декабря. Было ли больно? Да. Чертовски. Светлым взглядом будто присыпала снегом тлеющие угли в его глазах, да только... какие же это угли, а если и так, то точно покрыты золой и серостью. Подался за ней, потянулся и почти сделал шаг, но пришла другая, уводя за собой. Слова рушили ту хрупкую пустоту, что была отвратительно осязаемой. Жаль.
*
Смотрел, как тянется вереница людей. Каждый из них верил в него, в его дело, в его возвращение. Смотрел хмуро на них, проходящих и улыбающихся, на тех, на кого мог просто смотреть, не чувствуя внутри злобы, которая возникала сама собой. Было проще, с каждым днём было проще. Да только если они и начали ему доверять, начали снова без боязни смотреть, не ожидая удара — он сам перестал себе верить. Они все понимали, жалели, сочувственно кивали головами, сами по себе что-то решали, присваивали какие-то титулы, звания, одаривали почестями и забирали их. Все это проходило мимо, Виктору это не было нужно. Он верил в людей, они верили в него. Да только этого было слишком мало.
*
– Матвей! – позвал, когда увидел проходящего неподалёку друга. Марина вскинула голову, выхватывая в отблесках костра приближающуюся фигуру мужчины. Виктор повернулся к ней, кивая в сторону, – ты иди погуляй.
– Но как же... ты уверен?
– Да, всё нормально, Маришк, иди.
Она медленно поднялась, глянула на подошедшего Матвея, встретилась с ним взглядом, но ушла, правда, то и дело оборачиваясь, будто боялась, что Осипов вцепиться старому другу в горло. Но тот вцепляться не стал, кивнул на поваленную березу рядом с собой.
– Закурить есть?
Матвей сел рядом, выуживая портсигар, вытащил самокрутку, подкуривая другу и забирая спички обратно. Молчали, смотрели на готовящихся ко сну людей, на то, как Сашка отдает распоряжения насчет дежурств.
– Ну как ты, в целом? – спросил, не удержавшись Матвей и будто тот час устыдился своего вопроса, даже отвернулся, чтобы не смотреть в глаза.
– Херово, как, – усмехнулся Виктор, – в голову вставили палку и перемешали содержимое. Хрен его знает, Матюш, что там в конце-концов будет...
– Но щас-то ты на меня вот не кидаешься.
– Не кидаюсь. Но не представляешь, как хочу.
Матвей повернулся в изумлении к другу. Видел, как дрожат у того пальцы, как ходят под кожей желваки. Пытался понять, куда устремлен его взгляд, да только смотрел он явно внутри самого себя. Матвей не боялся, нет, да и чего бояться, тут дочерта здоровенных мужиков, которые скрутят Осипова на раз плюнуть.
– Слушай, а это... у тебя с этой Маринкой-то было чо, а?
Он успел пожалеть о вопросе несколько раз. Виктор молчал, все смотрел куда-то, уже успела стлеть наполовину папироса. Но всё же он ответил, не поворачиваясь к другу:
– Нет, – правда, теперь Матвей, как и Виктор когда-то, чувствовал в речи друга явную ложь.
*
Людей охватило радостное возбуждение, когда все увидели, что до основного лагеря осталось рукой подать. День перехода во время которого нужно спуститься в раскинувшуюся низину. Многие старались побыстрее лечь спать, чтобы пораньше встать и двинуться в путь.
Правда, не все смогли заснуть, все обсуждали предстоящую встречу с друзьями, родными. Виктору было горько от того, что за общей радостью никто не вспомнил тех, кто пал в лесу, тех женщин. Курил, смотрел на засыпающий внизу городок, который стал пристанищем для многих людей. Там внизу ему нужно будет включиться в работу, там внизу многие ждут его возвращения, там никто не знает о том, что случилось. Им придется объяснять, они будут должны сами начать принимать решения, без него. Теперь он не имеет права говорить этим людям, что им делать, как поступать. Пусть этим занимается кто-то ещё.
*
Он видел Степку, когда тот бежал навстречу Лене. Видел, как она подхватывает его на руки и прижимает к себе. И что-то больно сжималось в груди. Видел, как мальчишка вырывается и бежит навстречу к нему и уже подавался вперед, чтобы подхватить ребенка на руки. Но его перехватил Матвей, чуть ли не подлете, усадил на плечо и увел. И слова старого друга резанули по душе так, что от возникшей злобы скрутило нутро, а кулаки сами по себе сжались в кулаки. Виктор застыл на месте, люди, что шли следом, обходили его, растворялись на улочках, встречали родных и друзей. Осипов выхватил взгляд Лены, хотел удержать его дольше, задать глазами тот единственно нужный вопрос. Но она отвернулась. Он и сам отвернулся после того, как потерял её спину среди других спин. Рядом возник Сашка, хлопнул по плечу:
– Идём, есть что обсудить
– Сань, я... – начал было Осипов, желая найти повод уйти от всех возможных разговоров в момент которых ему нужно будет сказать людям, что его не будет больше рядом, – давайте может... как-нибудь без меня?
– Что ты? Что? Всё, как юродивым заделался вздумал соскочить? – Сашка злился, это было слышно, это чувствовалась, – ты не думай даже, слышишь? Мне пофигу, что у тебя там в голове твориться. Люди в тебя верят. И будут верить. Ща жалеют, сочувствуют. Но вера их не пошатнулась. Ты не имеешь права соскочить, понял? Шевелись. Не заставляй мне тебя под дулом вести.
И дни закрутились. Бумаги, планы, списки. Много курил, мало ел. Он ценил то, что делали для него товарищи, да только бывали моменты, когда ему не хотелось видеть никого. Он думал о Лене, не мог не думать. Хотел придти, хотел увидеть Степку. Да только она всегда ускользала от него. Окликнет если, даже не обернется, уйдет. И не встретил её ни разу, когда была одной, только с кем-то. То Ясик, который только заприметив Виктора делал страшное лицо и было видно, что стоит сделать Осипову ещё один шаг — кинется не задумываясь. Это злило, Виктор чувствовал, как жаркой волной приходит эта злость. На себя, на Лену, которая даже не давала ему шанса объяснить. Которая не хотела его не просто слушать, даже видеть. И было невероятно сложно сдержать себя там, где хотелось закричать, где хотелось кинуться и заставить её наконец-то понять.
*
– На, держи, – заглянув в штаб, Матвей протянул Виктору куртку, – Лена там тебе... карман зашила.
– Спасибо, – прошептал Осипов.
– Ты бы это... Вить, – мялся Матвей, – больно ей, понимаешь?
– Да. Понимаю. Спасибо за куртку, – Виктор кивнул в сторону стола, – мне там ещё разбираться...
– Ага, ну ты это... Ладно, понял, в общем, покед.
*
– Вить, ты кушать будешь? – Марина была рядом. Хоть и гнал её, сначала вежливо, а потом уже в открытую, да только не уходила. Была рядом, приносила еду, сигареты и каждый раз замирала испуганной птичкой, когда закрывал перед ней дверь, выпроваживая прочь. Видела, что мучился и горько было, что не по ней, если бы могла помочь — помогла бы, но не могла. Не в её силах было заставить Лену поверить. Да и как можно поверить в то, что точно является ложью?
– Нет, ты поставь, я потом, – не поднимая головы от стопки бумаг, – спасибо.
– Тебе отдохнуть надо, Вить, может, приляжешь? – она прошла за спину, положила руки ему на плечи. Осипов напрягся, сжал карандаш в руках, ломая его пополам. Марина наклонилась к его уху, – а я побуду рядом...
– Не надо, – стряхивая её руки, Виктор поднялся, повернувшись к девушке. Она попыталась обнять за шею, но мужчина перехватил её за запястья, – не надо.
– Витенька, но нельзя ж себя корить, – она сдавлено ахнула, когда он с силой сжал её руки, попыталась вырваться, но он отпустил сам, выскакивая на улицу, – Витя!
Села на стул, закрыв лицо руками, заплакала. От безнадеги, от боли. Да только толку-то.
*
– Куда ты?! - Ясик возник словно из ниоткуда, встал на проходя, не пуская дальше.
– Яш, уйди, – зашипел Осипов, пытаясь обойти парня, – да уйди ты!
– Не пущу, слышишь? Не пущу. Иди туда, откуда пришел. Видел, как Маринка твоя к тебе просочилась. Иди отсюда нахрен!
– Слушай, пусти, а. Яш, слушай, я не хочу с тобой тут бодаться, пусти а то...
– А то что, а? А то что? – Парень толкнул Виктора в грудь. Осипов сделал шаг назад, тут же рванул к Яше, хватая его за ворот куртки.
– Не доводи до греха, уйди с дороги, Яша, мать твою
Но вместо ответа получил удар, а потом ещё один. И не миновать беды, Виктор чувствовал, как внутри клокочет злоба, как хочется задушить этого щенка, который стоял на дороге. Но кто-то Яшку схватил со спины, заламывая руки и оттаскивая назад. Парень плевался и матерился, пытаясь вырваться из цепкой хватки. Из темноты послышалась Сашкина ругань.
– Да ты и мизинца её не стоишь, слышишь? Ты предал её, слышишь, а она тебя всё ровно любит, сука ты, Осипов, да пусти ты! Не ходи к ней. Там Степка болеет, не ходи, а...
Виктор не слышал, что он говорил ещё, выхватил в тусклых отсветов из окон лицо Сашки, который всё ещё крепко держал Ясика, кивнул ему и ушел, вытирая кровь из рассеченный брови. Задел таки, паршивец.
___________
Продолжение в комментариях