Андрей Ильин + Рассказ

Наблюдал я эту картинку в Москве.

В метро.

В час пик.

Итак…

Вечер. Вагон. Народ. Давка. Злобные пассажиры. А с какого перепуга им быть добрыми, когда они как шпроты в банке друг на дружке висят? И масло с них давится. И еще эта дамочка на ноге… И на другой – тоже! И пахнет, что интересно, не шанелями, которыми все облиты, а совсем другим.

Едут…

Раньше, помню, в метро читали. Книжки. И еще учебники. И конспекты! И даже рукописи редактировали и гранки правили. Честное слово!

Теперь – нет!

Теперь – выживают! Борются за место под… поручнем. Толкаются. Маются.

Лаются.

Или обвисают безжизненно – сломленные и побежденные.

И, кажется, нет другого исхода! И вот это и есть предбанник Страшного Суда... Очередь…Давильня…

Но… позвольте, что это?!... Там, впереди? А? Вроде как просвет!

Нет притиснутых друг к другу голов. Пустота там, воздух, пространство.

Как такое быть?

Да нет – не может! Невозможно!

Но ведь – есть! Ну точно!

Так чего ж вы здесь, а не там?

И вы начинаете загребать, плыть в толпе, отталкиваясь от торсов, протискиваться, дрейфовать, приближаясь к заветной цели. К свободе. Течете. И кто-то рядом тоже гребет, спуртирует, надеясь на удачный финиш.

Приплыли.

Увидели.

Ё-моё…

Впереди, точно, пустота, кружком метра полтора! То есть люди, вдруг кончаются, обрываются уступом и дальше ничего. И все те пассажиры, что попали в круг – стоят, пыхтят, краснеют, ногами в пол упираются, за друг дружку держатся и друг дружку толкают.

Работают.

Трудятся.

Аж кряхтят.

И от того, что они руками и грудью толкаются круг имеет форму усеченного конуса – внизу, где ноги они друг к другу ближе, а где головы - дальше. Воронка такая, закрученная в смерч.

А в середине той воронки, как положено - глаз тайфуна. То есть вокруг все бушует и напрягается, а там тишина и благодать. Штиль.

Соответственно внутри того «глаза», равноудаленный от всех краев, стоит солдатик. В бушлате. Совершенно свободно стоит. В толкучке. В давке. В самом эпицентре. Такая у него непонятная привелегия.

Хотя нет – понятная.

Теперь – понятная!

Потому что стоит он, как я упоминал, в бушлате. А бушлат тот - грязный.

Нет, я неправильно сказал – сильно грязный.

Нет, опять не то. Он по гаражному грязный! Как если бы им - картер протирали. Текущий. У ЗИЛа тысяча девятьсот лохматого года. А после под мотор подстилали, когда раскидывали на коленке и закончив – подтирали.

И водилы, которые случились в той давке, шмыгали носами и принюхивались, точно вернулись на родную автобазу.

Такой был бушлат.

Заслуженный.

Насквозь!

Именно от него пассажиры теснились к периферии, принимая наклон в сорок пять градусов. Особенно дамочки. В натуральных шубах. И светлых модных пальто. Те напирали на толпу как бульдозеры, прессуя и уминая пассажиров до состояния студенистообразной массы

Вот от чего солдатик ехал свободно.

И ехал он так две остановки.

А потом сказал:

- Мне… на следующей… выходить.

Негромко так сказал, ни к кому конкретно не обращаясь.

Мол, желаю выйти, о чем своевременно предупреждаю.

И случилось невозможное. Спрессованная в брикет толпа, стала, кряхтеть и двигаться. Дамочки в шубах врубились шпильками в пол, как альпенштоками, напряглись, побагровели, сказали:

- Э-эх!

И стали напирать, двигать, сжимать, стискивать, отгребать толпу в отвалы. И толпа подалась, сдвинулась и стала выпирать вверх и вбок и громоздиться, но, все равно сжималась и отступала. И те миниатюрные дамочки – 60-90-60 – рыча выдали на пике такие лошадиные силы, что их хваленый катерпиллер отдыхает. Потому что дамочки были главной заинтересованной и движущей силой.

И кто-то там, в конце, хрипя заорал:

- Вы что совсем охренели! Дохнуть же невозможно!

Потому что все выдыхали, но вдохнуть уже не могли.

Но дамочки все-равно упирались, толкали, уминали и отваливали.

И так была пробита щель, ведущая к дверям.

И эта щель стала расползаться и увеличиваться и превратилась в туннель.

А потом в проспект.

И дамочки, втыкаясь шпильками, стояли насмерть как противотанковые ежи, и из-под их кокетливых шапочек падали пряди с которых, на песцовые воротники, капал непривычный им трудовой пот.

- Держа-а-а-ть!

И они держали. И сдвинуть их было никак невозможно. И если бы еще немного из толпы, точно, потек бы сок, который можно было закатывать на зиму в банки.

Но поезд остановился.

Зашипели и раскрылись двери.

Из которых посыпались пассажиры.

Из всех! Кроме одной!

Из той никто не выпал – из той, не спеша, руки в карманах, вышел солдатик. Один!

В бушлате.

И пошел себе к эскалатору.

И тут бастионы пали! Толпа сомкнулась, как щеки тисков. Тихо и безнадежно пискнули раздавленные дамочки. Люди слились в экстазе и стали однородной массой, которая качалась при торможении в одну сторону и в другую - когда поезд трогался. Они были едины и неделимы!

И было невозможно представить, что между спрессованными телами протиснулся хотя бы нож!

И все ехали, молча, привычно, единонародной массой...

Оригинал тут

"Вот вы говорите силовики — разные там ФСБэшники, ГРУшники, ОБЭПовцы и прочие, крутые как вареное яйцо, парни с чем-то чистым, горячим и холодным… Которые любого в бараний рог, так что не пискнуть! Ну так принято считать.

И вот листаю я интернет, где народ обсуждает кто из них крепче будет, кто кого при случае завалит и кого больше опасаться надо. Аргументы приводят, сравнивают, выводы разные делают. Не правильные. Потому что кто говорит – ФСБ, кто-то ГРУ, кто-то СК… Ошибаетесь граждане, все эти Джеймсы Бонды с нулями в нашем славном прошлом. Потому, что нынешние секретные агенты забывают в своих карманах квитанции, которые хотят в бухгалтерию ГРУ сдать и разве что удостоверения в автобусах Лондонов и Нью-Йорков не предъявляют, требуя бесплатного проезда в их общественном транспорте. Но дело даже не в этом. А в том, что есть у нас одна служба, которая – единственная и о которой никто не знает и даже не догадывается… И только я, совершенно случайно!.. Но только об этом чуть позже и под большущим секретом!

Но вначале про нашу общую борьбу с разными злостными элементами.

Вот, допустим выявил я коррупционера, который миллионы гребет из честных граждан их вымогая. И, конечно, я как законопослушный гражданин, беру трубку и звоню по горячей линии, которая вредителей разных жечь до пепла должна, коли она зовется — горячая. Набираю номер и ожидаю что мне ответит суровый голос защитника отечества, который скажет:

— Спасибо товарищ за вашу помощь, мы теперь мигом оперативную группу сколотим и в машину прыгнем, чтобы того мздоимца за руку схватить и примерно наказать.

Таких слов я жду. И таких реакций.

Только никто мне не отвечает, а играют в уши приятную музыку, как будто я в консерваторию позвонил. И еще просят не бросать трубку, потому что мой звонок очень важен для них. Ну я и не бросаю, потому как не хочу подводить служивых людей, с которыми мы одно дело делаем на благо нашей с ними Родины! И вот одно отделение я уже прослушал и без антракта и буфета, начинаю слушать второе. Звучание хорошее, чистое, нареканий нет.

Потом звоню в другое важное ведомство, чтобы узнать какой у них там сегодня репертуар. И, честно говоря, подбор музыкальных произведений по этой горячей линии мне нравится гораздо больше. Наверное, там профессиональный музыковед трудится.

И, в принципе, я доволен, так как приобщаюсь к мировой культуре, жаль только, что мне не объявляют чье произведение мне предстоит услышать. Тут явная недоработочка – уж коли создаются «горячие линии» для прослушивания популярных музыкальных фрагментов, то надо бы объявлять кто композитор, в чьем исполнении будет звучать сей опус, когда и где он был записан. Ну я думаю наши силовики устранят сей казус, и тогда истинные меломаны смогут наслаждаться мировыми шедеврами по всем «горячим линиям» и телефонам. И еще бы хорошо, как-то дифференцировать музыкальные направления, чтобы по одному номеру играли джаз, по другому, допустим, классика, а где-то шансон. Все-таки, раз на эти линии выделяются наши с вами деньги, надо учитывать наши интересы и музыкальные склонности.

Или вы мне не верите? Тогда попробуйте позвоните. И послушайте. Может там репертуар обновили?

Но я не только слушал. В одно место я, не поленился, сходил. Для интереса. Собственными ногами. Пришел.

— Вот, — говорю, — На лицо страшные злоупотребления, воровство и коррупция с низу до верху.

И по наивности своей, думал теперь мне станут жать руки, благодарить и посылать по месту работы благодарственные письма, потому что я редкостных коррупционеров помог вычислить и словить. А вот — хренушки!

Смотрит на меня человечек служилый и взгляд его скучнеет.

— Дел, — говорит, — у нас шибко много, а оклад маленький. А вы нам еще чего-то тут притащили.

И начинает про свою трудную жизнь жаловаться. И намекает — а не шли бы вы товарищ куда подальше, потому как мы тут трудимся рук не покладая, вон и пасьянс на мониторе открыт, который никак не сходится и коньяк в сейфе стынет!

Только я не пошел, потому что обиделся. За державу.

— Нет, говорю, снимайте с меня показания и все чего там положено. Тем более у меня доказательства имеют место быть. И мириться с произволом чиновников на местах я не желаю, а хочу бороться, искоренять и очищать ряды.

Посмотрел он. Полистал.

— Эх! — говорит, — Серьезное дельце. Но… недоработочка у вас тут, товарищ серьезная.

— Как это? — удивляюсь я.

— А так – доказательная база слаба, чистосердечных признаний, экспертиз и, опять же, свидетелей мало. Не изобличили вы, товарищ, преступников! Нехорошо!

— Я думал это ваша работа! — поражаюсь я, потому что читал и в сериалах смотрел, что сыщики сами должны ловить, раскрывать и припирать к стенке.

— Наша работа, это — наша работа, — вздыхает «следак», — А ваша, как сознательного гражданина, провести следствие, изобличить преступников, а уж потом к нам приходить.

— Так он же не хочет изобличаться и признания давать, он же юлит, вещественные доказательства скрывает, свидетелей запугивает и вообще ведет себя как злостный негодяй и преступник.

— Ну тут я вам помочь не могу, — разводит руками служивый,- Тут вам надо приложить максимум стараний, потому как мы не можем подозревать человека просто так, а только когда у нас есть все на то основания и доказательства.

Ей богу! Не вру!

И тут я спрашиваю:

— То есть, допустим, если я выявил банду маньяков, то должен их проследить, скрутить всех скопом, и ножички, и пистолетики, которыми они жертвы резали и стреляли, в полиэтиленовый пакетик положить, как вещдоки и еще признательные показания с бандитов получить, свидетелей сыскать и жертвы предъявить? И уже тогда в полицию обращаться?

— Ну да, примерно так, — соглашается служивый, — Только чтобы все по закону, чтобы протоколы по всей форме и признания добровольные без мер физического воздействия и при захвате банды, чтобы без оружия, а то придется вас привлечь по статье… И тогда мы их на скамью подсудимых посадим, если, конечно, присяжные согласятся.

Такие у нас нынче порядки! И тут, я вопию во все горло — да неужели у нас в стране нет настоящей, которую разнообразные казнокрады и воры боятся, как огня государевой службы? Ау!..

А вот есть такая! И я ее вычислил! Только — никому об этом, потому что она глубоко законспирированная и действует под ничего не значащей вывеской, как та Контора, о которой я детективы пишу!..

Готовы?.. Тогда запоминайте — зовется она ГИБДД. Причем не просто ГИБДД, а 5 СБ ДПС ГИБДД на спецтрассе ГУ МВД по г. Москве.

Чего вы ухмыляетесь, я же всерьез! Документик мне в руки попал, где один гражданин написал не куда-то, а в ОБЭП, то есть в Отдел по Борьбе с Экономическими Преступлениями. Это как ОБХСС при Советской власти, коего больше КГБ боялись, потому как они любые, самые запутанные дела раскрывали, на должности не оглядываясь, и под статью, а то и под «вышку» преступников подводя.

И тот человек, раскрыв особо опасное преступление, написал в данный орган. Который должен распутывать и возвращать народу! И… получил ответ. Который я процитирую. Потому что такой ответ, я, даже будучи писателем с хорошо развитым воображением, придумать бы не смог! Не по силам мне такие повороты сюжета, честное слово! Это же не просто мозг надо иметь, а сильно воспаленный!..

«Ваше обращение от 04.10.18 id обращения 48…54 зарегистрировано 04.10.18 № 3/187714……46 и находится на рассмотрении в 5 СБ ДПС ГИБДД на спецтрассе ГУ МВД по г. Москве…»

Вот и выходит, что есть в стране Служба, которая не играет по телефонам музыку, а бдит и преследует! И ежели вы узнали про какую-то ОПГ, то не тратя время сразу звоните в 5 СБ ДПС ГИБДД на спецтрассе ГУ МВД по г. Москве и они, взяв в руки полосатые палочки враз наведут порядок, накостыляв тем бандитам по самое их первое число.

Или террористы… Какая там «Альфа» или «Бэта» с «Гаммами», до которых не дозвониться. Сразу набирайте 5 СБ ДПС ГИБДД на спецтрассе ГУ МВД и говорите, мол — знаю где затаились террористы с пулеметами, гранатометами и взрывчаткой. И те гаишники сразу скажут – «Не бойтесь товарищ, мы на страже!» и с теми дубинками и голыми руками… Потому что, как видно, собрались там такие отчаянные ребята, которым даже бронежилеты и каски «Сфера» не выдают, потому как они и без них любого ворога одной левой.

И по шпионам – в ним!

И — по взяточникам!

И по всем другим вопросам, как к дяде Степе.

Вот, думаю, может их еще в Сирию отправить, чтобы они всех там своим полосатым оружием разогнали и не надо будет тратить средства на керосин для авиации. Пусть Президент наш просто им письмо напишет и — попросит. И всех – дел! Потому что если он в ФСБ напишет, то все-равно ему ответ придет, что – «с вашим вопросом разбирается 5 СБ ДПС ГИБДД на спецтрассе ГУ МВД по г. Москве …» Так чего время терять. И Министр Обороны туда же может – мол одолели империалисты, которые со всех сторон с ракетами и танками напирают, отгоните их от наших священных границ. И инспекторы, единым строем… и тем НАТО так настучат. И побегут вороги от наших рубежей сломя голову, а наши бравые гаишники будут их догонять и еще штрафовать за превышение скоростного режима, пересечение двух сплошных и проезд перекрестков на запрещающий сигнал! Так им – так!

Так что, граждане, не все у нас плохо, как кажется, коли на страже нашего с вами мирного труда стоят гаишники из 5 СБ ДПС ГИБДД на спецтрассе ГУ МВД , которые и есть наша главная надежда и опора.

Ну или тут иной расклад и может к тому 5 СБ ДПС ГИБДД на спецтрассе ГУ МВД по всех переадресуют, потому что они лучше других умеют формулировать, просить, пугать и получить? Так как профессионалы этого дела, прошедшие огонь и воду на обочинах дорог и в отделах разборов. Такие — рыцари без страха и опаски упреков. Потому как годами воспитывались, огрубели и закостенели. А другие Силовые Ведомства, наверное, еще стесняются. Вот и перекладывают…

Но не верится. Потому что хочется надеяться на лучшее, на то что служат там истинные супермены и супервумены с душой, руками, головой и палочками, которые единственные способны противостоять преступному элементу и зарвавшимся чиновникам. Ну коли к ним все сигналы переадресуют.

Наверное, так.

Только вы об этом никому – ни-ни. Потому что дело это сугубо секретное и никто в стране про тех профи не знает и даже не догадывается, зачем это письма, адресованные в ОБЭП переправляют в 5 СБ ДПС ГИБДД на спецтрассе ГУ МВД по г. Москве …

Но коли кто сомнения имеет и думает, что автор детективов все это для красного словца завернул — пусть со скринами ознакомится. А после сей секретный документ сотрет, сожжет и пепел по ветру пустит. А не то остановят вас на трассе…

И про меня никому не слова, а то как бы чего не вышло. Как бы за разглашение этой гостайны мне головы не лишится. Или прав.

Так что ничего я вам не говорил, а вы – не слышали!"

Оригинал - http://a-ilin.com/творчество/тайная-служба-россии/

Тег мое - рассказ мой, скриншоты тоже мои.

Едва ли кто-нибудь еще себе такое позволял.
И вряд ли
Случилось то в те славные застойные времена, когда весь советский народ в едином порыве перевыполнял очередную пятилетку, а советская армия была как никогда могуча. и боеспособна. А в чем выражается боеспособность армии?... Не-ет, не количестве стоящих на боевом дежурстве ядерных боеголовок, а в чистоте подворничков рядового и сержантского состава и блеске начищенных медных блях на их поясных ремнях. Потому как, говаривал мой ротный

- Ежели у тебя сапоги не чищены и ремень на я… ну короче вблизи колен болтается, то как ты, раздолбай эдакий, Родину защищать будешь, когда на нас счас враг нападет ? А?

Посему выходло, что Родина моя обречена, когда ее независимость зависит от чистоты моих нечищеных сапог.
А кто должен Родину спасти, кто назначен поддерживать боеспособность армии и флота? Так точно – комендатура. Страшней которой в армии зверя нет! Оттого видно и метят их, как особо опасных представителей военной фауны специальными метками – красными повязками или бляхами на груди. И охотятся они в точности как волки шастая стаями по своей территории и прячась в засадах, вблизи мест скопления потенциальных травоядных жертв – у постбищ, водопоев и лежбищ. И как заметят одиночную жертву – счас выскакивают загонять ее и рвать в куски.

И когда видишь ты ту повязку или бляху, то и ведешь себя как назначенное на съедение травоядное, т.е. спасаешься паническим бегством или впадаешь в кроличий столбняк - все в тебе обрывается, и сыпется ошметками куда-то в сапоги и руки начинают предательски трястись и хочется зажмуриться и не сопротивляться, чтобы тебя сожрали побыстрее.
- Слыш-ка, военный, шагай сюда… Да-да, ты голубь ясный…
И далее заведенным порядком…
Увольнительная, форма одежды, приветствие… И так тебя и эдок и по-одиночке и всем патрулем в самой извращенной форме, через параграфы уставов.
- А ты знаешь, папин сын, что в человеке все должно быть прекрасно и в первую очередь обмундирование. Кто это сказал?
- Министр обороны?
- Антон Павлович это сказал – мамкин ты недоносок, - Классик сказал,- В рот те коромысло! Усек?
- Так точно!
- Классик сказал, а ты его не в хрен собачий не ставишь. Антон Павловича!
Это что у тебя?
- Это… ремень
- Понятно что не лифчик. А чего он на причинном месте болтается?
- Никак нет.
Ремень затянут так, что дохнуть невозможно.
- А это чего?- и капитан сует за ремень два жестких как напильники пальца, - Ты живот-то не раздувай!- и давит своими напильниками будто собирается мне харакири сделать, -А? Это что?- и демонстрирует мне свои пальцы.-
Это раз!
А это – два!
И выворачивает ремень наизнанку так, что у меня позвоночник трещит.
- Вот здесь на внутренней стороне что написано? А ремень солдата – это лицо армии. А у тебя на лице какая-то хрень написана. Что написано?
- Фамилия,- хныкаю я, еще на сантиметр погружаясь в глотку хищника.
- А почему написано?
- Что б не украли.
- А где в Уставе написано, что б ремни пачкать?
И далее по тексту: сапоги, пуговицы, прическа, портянки… Что?!...Что??!!!- не портянки?! Носки?!! … ваши! В смысле - вашу!... Ну это уж дальше куда?! Если ремень лицо армии, то портянка – дух его! А тут носки! То есть, с точки зрения комендатуры – полный развал боеспособности Вооруженных Сил! Лучше секретный танк на сторону загнать, или с ядерной боеголовки чего спилить, чем вместо портянки носок на себя надеть. Это меньше подрывает обороноспособность страны. Потому что, по мнению комендатуры носок вместо портянки - это бунт – Броненосец Потемкин какой-то, резня офицеров, вражий флаг на мачте и призывы к свержению устоев! За это бы расстрелять на месте.
Жаль что нельзя.
Но можно – почти расстрелять!
- Следуйте за мной.
Куда?
Туда!... Куда Макар вот этих самых телят гоняет. На убой.
И все и потекла жертва по пищеводу в отведенное для травоядных место – перетираться , перевариваться и перековываться.. И когда будет она переварена и исторгнута, вид у нее будет бледный, жалкий и противный. Как у той самой субстанции с которой того солдатика смешали и в которую превратили.

Такая была армия. И такие комендатуры. Где не то что комендант, начальник патруля был бог и царь в едином облике, от которого всецело зависело жить тебе или нет. И это не преувеличение. При мне был случай, когда рядовой губарь, получивший на московской Губе привесок в виде суток ДП, тут же повесился, посчитав, что его скорые 24 часовые муки перевешивают весь остаток его жизни.
Слаб оказался солдатик.
И может в том и есть суровый закон естественного отбора в армии.

Потому как на то щуки и поставлены, что б караси не дремали.
И чтобы слабые особи выбраковывались, как тот повесившийся солдатик. Отчего весь вид в целом будет крепнуть. И получается, что – санитары леса.
Лучшим был Иосиф Виссарионович – тот резал подранков стаями, отчего травоядные бегали шустро, ставя удивительные рекорды

И вот с этом то монстром столкнула меня жизнь
Как того кролика с удавом.
Но это была присказска. А вот вам сказка.

Москва. Июль. Жара. Парадка. Из ПШ. То есть полушерстяная! А еще рубашка. И майка. И галстук на шее как петля! И ботиночки, которые и зимой и летом… А в метро народу что сельдей в бочке – не продохнуть. И все дышат, греют атмосферу. И пот по спине ручьем течет в штаны.
Эх… скинуть бы китель!...
Ну или хотя бы пуговки расстегнуть.
Ну или галстук ослабить.
Но – нельзя! Никак! Служба-с! Сам хоть сдохни, но честь армии не урони!
Поднимаюсь по эскалатору, а сам весь сжимаюсь. Жду архангелов с бляхами, которые всегда начеку. А кругом мадамы полуголые, в юбченках выше предела солдатских мечтаний, а под юбченки ветерок задувает – прелесть как прохладно. И чего я не шотландец.
Иду.
Кручу башкой, ловлю глазами все зеленое, что шевелится. Если шевелится – ем глазами и честь отдаю.

Вроде пронесло.
Сажусь под мужиком в пиджаке, что на постаменте стоит и кушаю себе эскимо на палочке.
Хорошо!
Живой я, не слопанный!...
Через полчаса придет сюда прапорщик

Скушал эскимо, палочку облизал и от полноты чувств отправился по городу Москве гулять. Потому что имел такую привычку – знакомиться с архитектурой столицы - где еще неизвестно когда окажусь.
А пойду-ка я вон по той улочке,- решил я – пройду минут двадцать, потом поверну направо, выйду на Садовое кольцо и по нему на троллейбусе А вернусь аккурат к сроку.
Так решил и туда и пошел – достойный сын всех вооруженных сил.

А так как что я знал где таятся патрули, то позволил себе расстегнуть ремень (!), снять китель и фуражку (!!), рассупонить галстук (!!!) и даже расстегнуть две верхние пуговицы рубашки (!!!!). То есть приобрел совершенно непотребный и гнусный вид, примерно как дембель неделю употреблявший в плацкартном вагоне поезда Москва-Владивосток.

Ну а чего ж, я же знаю где в Москве патрули.
Иду. Развязной гражданской походочкой. Ухмыляюсь - двусмысленно - встречным девицам и их молодым мамам.
Шаркаю подошвами об асфальт.
Вихляю форменными бедрами.
Плюю на носки ботинок.

То есть демонстрирую свою околодембельскую борзость.

И иду так минут пятнадцать.
Хороша Москва-столица – домики с лепниной окна с наличниками. И церквушка вот…
Но, пора поворачивать.
А некуда. Нет перпендикулярных улиц.
Наддаю ходу.
И вижу… Ага, вон какой-то проулочек. Ну то есть не сразу, а за старинными воротами и идет он вдоль длинного жилого дом. И ворота слава богу - приоткрыты.

Захожу я в них. Иду. И хоть бы какой хрен меня одернул! Иду. Наблюдаю – каких-то военных, которые чего-то там ломами в асфальте ковыряют. А как меня узрели, ковырять перестали, ломы побросали и так на меня смотрят!,.... ну так смотрят… ну точно я Леонид Ильич собственной персоной на прогулке с авоськой и без охраны.
И под теми остекленелыми взглядами я вовсе распоясался и такую походочку изобразил и такую мимику – нате, глядите, что такое есть борзость, без пяти минут дембеля.
Они и глядят – аж челюсти на воротники уронили.

И хоть а уже чувствую, что делаю что-то не то, а все ж таки иду. А военные все стоят – и смотрят!... И ломы и челюсти с асфальта не подбирают…

Прошел я мимо. И… в тупик уперся. Потому что никакого переулка там не было. А была стена. И надо было разворачиваться.
Ну я и развернулся. И обратно пошел. И тут только стало до меня что-то такое доходить. И те военные с ломами, и челюсти их на асфальте, и гимнастерки без ремней и взгляды обалделые.
И хоть не понял я что по чем, но пальчики мои шаловливые, сами собой собой, стали застегивать пуговички на рубашке. И галстучек подтягивать И ручки сами собой в кителек засунулись. И ножки стали торопиться.
И когда я проходил обратно мимо тех военных, то боковым зрением заметил, солдатика с автоматом, а подальше еще одного. И увидел нескольких офицеров курящих подле крыльца. И все они смотрели на меня и сигаретки тлели в их пальцах и они забывали пепел стряхнуть. И еще один, кажется подполковник, вывалился по пояс из окна второго этажа и молча показывал на меня пальцем и рот разевал как карп на сковородке.
И все это было как на замедленной пленке - все замерло и не движется и можно рассмотреть детали…
Что за чертовщина?!

И от такого изобилия погон, я все быстрее ножками перебираю и пальчиками, которые обмундирование в порядок приводят.

А подполковник уже рот открывает и еще тихо кричит – Держите… Его…
Но пленка пошла, пошла и кадры стали крутиться быстрее .

И я уже почти бегу. К воротам. И вижу подле ворот полосатую будочку и возле нее солдата в парадке, в белом ремне, с пристегнутым штык-ножом. И вижу… Мать моя женщина! – штук пять желтых «бобиков» на которых намалеваны эмблемы комендатуры города Москвы.
И подполковник уже орет в голос – «Взять его!» и часовой при штык-ноже растерянно смотрит на меня и начинает закрывать ворота... Ведущие к спасению…
И я бегу, придерживая фуражку и, в последний момент, выскакиваю в щель ворот, выбегаю на улицу, оглядываюсь растеряно и вижу….
Вижу!....
Вижу!!!...
Вывеску… На которой белыми буквами написано – «Комендатура города Москвы».
КОМЕНДАТУРА

Уже вторую неделю N-ская дивизия торчала в полевых лагерях, интенсивно готовясь к учениям, на которые должны были пожаловать большие чины из Арбатского военного округа. Боевая подготовка в основном сводилась к тому, что солдатики с утра до ночи полировали боевую технику, подметали дорожки между палатками и подкрашивали зеленой краской траву.
Все было готово к приему высоких гостей, когда случилось ЧП.
Озвучил его начмед, ввалившийся в палатку комдива.
- У нас эпидемия.
Хорошо бы триппера,- подумал комдив.
Но оказалось что не триппера, оказалось что солдатики животиками маются. Перед самым приездом высокого начальства. Впрочем, по закону подлости - всегда перед самым...
- А ты куда смотрел клистирная ты трубка?- взревел комдив.
Начмед вторую неделю смотрел на дно лабораторной мензурки, где плескался чистый медицинский спирт. Потому что пребывал в отрыве от семьи и бдительного надзора за ним его дражайшей супруги.
- Прошляпил!!
И комдив нехорошо глянул на петлицы начмеда, где ядовитый гад сладострастно обвивал собой рюмку. Не иначе спирта.
- Что думаешь делать?
Начмед забормотал что-то про стационары, дезинфекции, карантины, анализы и прочую их медицинскую чухню.
- Не мямли!- рявкнул комдив,- Хрен тебе на рыло, а не карантин! Тебе дай волю ты на все палатки свои кресты понавесишь!
- Но эпидемия может разрастаться…
А если верно, если эта зараза распространиться и солдаты перед лицом вполне вероятного противника обгадятся? На глазах Арбатского начальства? А те истолкуют это как трусость и упущение в политико-воспитательной работе? А?
- А чтобы ты делал в боевых условиях? А, лепила?- в лоб спросил комдив.
Начмед задумался.
- Посадил бы всю дивизию на горшок, да в каждый заглянул, чтобы масштабы оценить.
- Ну так и действуй, как в боевых! Гиппократ ты хренов. Сутки тебе на все про все!
Комдив спешно собрал штаб и поставил боевую задачу.
- Товарищи офицеры, прошу к столу!
Развернули карту, в углу которой были густо налеплены штемпели «Секретно» и «ДСП».
Стали подбирать подходящий плацдарм, куда можно было бы передислоцировть вверенные подразделения. Не без труда, но нужный квадрат вычислили – не так уж близко, но так чтобы рядом не было населенных пунктов и чтобы вместить весь личный состав дивизии. Привязались к топографии. Высчитали маршрут. Назначили время начала операции – завтра в пять часов утра.
Сверили часы.
Но тут вылез начтаба. В том смысле, что хоть они и мотострелковое подразделение, но если посчитать, то на всех моторесурсов не хватит. Ну потому что часть автопарка была отослана в подшефный колхоз, возить вместо артиллерийских снарядов турнепс и брюкву и не весь личный состав был пехотой, а были еще танкисты и артиллеристы, которые обычно передвигаются своим ходом.
- Ну так и пусть… своим…- погорячился было командир.
Но быстро представил гигантскую, лязгающую и скрежещащую броневую колонну, всю в лучах фар и черных выхлопах солярки, которая, перемалывая в пыль дороги и вытаптывая рощи отправилась в квадрат 3512 по большой нужде.
Н-да… Ну нельзя же до ветру на танках и системах залпового огня ездить. Это же сколько горючки… И, опять же, моторесурс…
- Тогда так, тогда пусть идут пешим порядком.
- Танкисты?
- Танкисты – трак им в… Ничего, не переломятся.
Но пешим ходом пошли не только танкисты. Так как выяснилось, что не все машины на ходу, что часть водителей пьяны в хлам и что не хватает горючки, которую те самые водители обменяли в деревне на самогон.
Подразделениям были поставлены новые задачи. Простые и максимально приближенные к боевым - ранним утром, чтобы местное население не тревожить, совершить марш-бросок и выйти на исходные позиции в квадрат…
За три часа до подъема в лагере сыграли тревогу, выведя личный состав на плац и проведя проверку.
- Чего такое случилось, война что ли?- шептались солдаты. Тогда отчего оружие не выдали?
Постояли, погадали, переминаясь с ноги на ногу. Тут подвывая подъехали тентованные УРАЛы.
- По машина-ам, бего-ом, марш!
Попрыгали через задние борта, упали на скамейки и тут же, навалясь друг на дружку заснули.
Но не всем повезло - кое-кто затопал на своих двоих.
Утро. Серая муть расползается над полями и перелесками. В тумане сопят, топают и копошатся тысячи военнослужащих.
Шлеп-шлеп-шлеп.
- Шире шаг, маму вашу .
Качаются в полумраке стриженные головы.
Гудят, пробуксовывают на грунтовках грузовики. Носятся вдоль колонны взмыленные командирские УАЗики.
- Где второй взвод… ваш.
В смысле вам… Всем…
Второй взвод, как водится, заплутал в темноте и куда-то там сгинул. Совсем. Поставив под угрозу выполнение боевой задачи. Потом нашелся. Но совсем не там где нужно. И не весь. Зато потерялся первый…
- Как потерялся? Давай командира на связь!
Развернули рацию.
- «Фиалка» вызывает «Ландыш». Как слышите меня! Как слышите? Прием!...
В конце концов как-то все образовалось, отставшие подтянулись, пропавшие нашлись. Колонна бесконечной змеей выползла на большое, поросшее травой поле.
- Стой… Раз-два!
Встали. Разбредаться и курить запретили. Командиры куда-то побежали.
Вдруг над полем, над замершим личным составом, рявкнул подобно ерихонской трубе мегафонный глас комдива.
- Дивизия!- я-я-я…- эхом разнеслось по округе…- Ставлю боевую задачу!-у-у-у…Сейчас пять тридцать утра. Чтоб к пяти сорока, все как один… И если хоть одна сволочь… то буду считать дезертиром… в дисбате сгною…
Пауза. Хруст микрофона.
- Слышь, замполит. Добавь ты от себя. Воодушеви личный состав на подвиг, найди слова, не зря же ты в училище пять лет основоположников мусолил.
Замполит взял микрофон.
- Солаты партия и правительство доверили нам большое, архи важное задание…, - начал привычно замполит…
А что собственно доверило партия и правительство ? Доверило - снять порты и сходить, ну да…, по большому… Значит верно – дело не маленькое… Большое дело…
А на большое дело надо вдохновлять.
Конечно можно было бы, как те, сорок первого года выпечки, политруки, воодушевляя воинов своим примером, первому рвануть… Но подавать личный пример в таком деле как-то не хотелось.
И замполит, отставив казенщину, перешел на задушевный тон.
- Сынки!...- проникновенно крикнул он,- Надобно сынки постараться для общего дела… Надобно так постараться…
- Шоб усим про-ся,- немедля нашел кто-то подходящую рифму.
- Разговорчики в строю!
- Не подведите сынки!
На чем торжественная часть была завершена.
- Командирам рот к комбатам! Быстро!
Ротные развернули планшеты, уточнили планы на местности. И задачи подразделений
- Первый взвод первой роты занимает исходные от ориентира три двенадцать до этой вот балочки. Соседями справа у вас будут танкисты…
Это только кажется что в туалет сходить, это как два пальца... А вы попробуйте усадить разом на горшок десять тысяч человек. Да так, чтобы они друг дружкой не перемешались, чужим горшком не воспользовались и содержимое его не потеряли! И чтоб разом, в отведенные сроки, без самоотводов и пререканий... Нет, такое только армии под силу! Да и то не всякой, а только хорошо организованной и вымуштрованной. Нашей армии. Армии победителей!
- Командирам подразделений довести личному составу задачу.
Так сказать на тактическом уровне.
- Значит так, вояки,- объяснили командиры – по команде, каждый долбодон, роет возле себя ямку, садится, опять же по команде на карачки и разом, справляет туда естественные нужды. Кто не понял?
Рядовой Садыков, чего не ясно?
- Товарищ капитана, зачем много ямок, одна лучше, копать быстро можно.
- А вот я сейчас прикажу взводу вырыть яму три на два и три в глубину и пока ты ее Садыков до краев не наполнишь все будут тут в поле ковыль околачивать. Понятно выражаюсь?
- Ты что Садыков,- зашипели со всех сторон.
- Так точно!- отрапортавал Садыков, уже готовый исполнить приказание командира не щадя живота своего.
- Повторяю приказ для особо тупорылых – каждый копает ямку взаду у себя, на полштыка лопатки, удалив из нее посторонние предметы! И чтоб наш взвод, самым первым был и чтоб больше всех! Если у кого увижу ямку полупустую – сгною! Что б до самых гланд все из себя вон! Или я из вас, как тюбики с зубной пастой вот этой самой рукой! Да еще загну и закручу, что б уже из всех противоестественных щелей полезло!
Ну потому что командиры они ведь не медики и не знали сколько этого самого будет в самый раз и как водится в армии подстраховались привычно рассудив что лучше всегда если больше и если быстрее.
- Всем ясно?
- Так точно тарищ капитан,- вразнобой ответили бойцы.
Комдиву доложили о готовности.
- Командуйте,- устало приказал комдив.
Вперед выступили комбаты.
- Батальон!... - Все замерли, подтянулись, устремились на командира, - Слушай мою команду…
Голос такой, что мурашки по спине побежали.
- Первый взвод первой роты прямо, остальные на месте…- пауза - Шагом… Арш!
Топнули разом сотни сапог, так что земля дрогнула и где то всполошились галки.
Разом, с левой ноги, шагнул первый взвод, пошел занимать отведенный ему плацдарм.
- Второй взво-од…
- Третий взво-од…
Тронулись солдатики. Ожило, задвигалось, зашевелилось поле – куда ни глянь, разбегаются цепочки зеленых фигур, стоят замысловатые, но ровные геометрические фигуры, как на параде.
Замерли.
- На-лево, на ширину руки – марш!
Сдвинулись. Растянулись. Подравнялись.
- Кру-гом!
Повернулись.
- Копать!
Выкопали.
Опять – Кру-гом! Приготовиться к оправке!
Тут ведь важна одновременность, а то придется дивизии до вечера с голой ж… на лугу просидеть, опоздавших дожидаясь.
- Ремни-и-и… Снять!
Звякнули медные, начищенные бляхи. Повисли на шеях ремни. Тысячи ремней на тысячах шей.
- Штаны-ы… Спу-у-стить!
Команды, конечно, не уставные, но понятные.
Разом упали хабешные брюки. Взблеснули в поле тысячи голых задниц.
- Са-адись!
Присели. Каждый над своей ямкой.
- Тужься!
И сколько глаз хватало – сидели и тужились и кряхтели наши доблестные, сверху зеленые, снизу бледные воины рьяно исполняя приказ.
И сразу же командиры забегали, заглядывая солдатам, да не в глаза, а туда чем они тужились.

Продолжение в комментариях...

Все мужики мечтают быть суперменами.
Потому что это, наверное, здорово – быть суперменом, или кем-то типа Брюса Ли, или даже сенатора Шварцнеггера – чтобы любого громилу-злодея одной левой через бедро и все взоры сразу на тебя и восхищенный шепот дам, а ты так скромненько в сторонке и все бросаются благодарить и даже ценными подарками и поцелуями в щечку, а ты вежливо, но твердо отказываешься и говоришь,- «Да что вы, пустяки какие. Для меня это как рюмочка простокваши до обеда, для аппетита. Не стоит, не стоит. Ну разве только чай из блюдечка у вас на кухне вечерком, до полуночи, а если транспорт не ходит то до утра.» И все с тобой хотят чай на кухне и даже замужние и даже многодетные дамы. И ты уступаешь, потому что заслужил, как супермен и супергерой, с которым не зазорно, даже если замужние и многодетные.
Конечно, все так хотят.
Но не всем такое удается.
Лично мне – повезло – я смог. Я был тем самым суперменом. Ну просто как крепкий орешек.
И случилось это не где-нибудь в Нью-Йорском небоскребе, а в обычном городском рейсовом автобусе, в котором я ехал, не помню уж откуда и зачем. Ехал, держась за поручень и ни о чем таком героическом не помышлял. И никто на меня не смотрел, потому что в упор не замечали какого-то там очкарика с книгой в руке.
И так бы я благополучно и доехал, если бы на следующей остановке в автобус не забрался один тип. Такой малоприятный – два десять ростом и около того же в плечах. Он вошел, слегка упрессовав пассажиров и встал.
И мы поехали дальше.
Только этот дядечка, отчего-то стал приставать к стоящей рядом даме. Все вначале подумали что это его жена, потому что они вместе вошли. Хотя на самом деле порознь. Но ведь людям вслух не объяснишь. Хоть потом пришлось.
Ну вот стоят они, а тот дядя все чем-то недоволен и говорит ей, что мол она не так стоит.
Она ему ответила.
Тогда он сказал что она мало что не так стоит, она еще не то говорит. И не тому. А она сказала – какое его собачье дело, как она стоит и чего говорит, когда она ему не жена и точно бы сдохла в день свадьбы, если бы это было не так!
И тут все услышали, что она ему не жена. И стали его хором стыдить.
А он послал всех далеко и не по маршруту по которому все ехали, а совсем в другую сторону и гораздо дальше. И снова стал приставать к даме и брать ее за руки.
Как мне показалось – вполне даже вежливо. В конце-концов, может ей даже нравиться подобное напористое ухаживание – дамы они ведь очень загадочные создания – говорят - отстань от меня немедля или даже пошел вон, а сами за руку держат цепко и не отпускают и еще к себе тянут. Может и здесь – так же. Наверняка – так же.
И, значит, лучше всего им не мешать и на них не пялиться, проявляя вежливость. Может прямо сейчас, прямо здесь чье-то счастье строится.
И пусть себе строится.
А мне бы только до своей остановки доехать и сойти.
Но, видно, дама эта имела склонность к более агрессивному флирту, потому что стала мужика провоцировать, выдергивая из его рук свои. И стала возмущаться:
- Да что же это такое делается, граждане!
И все стали смотреть осуждающе и говорить ни к кому не обращаясь:
- Что-то много нынче хулиганов развелось и куда только, мимо них, милиция смотрит.
И еще, все стали поглядывать на меня.
А одна старушка выразила свое спорное мнение, сказав что:
- Куда нынче джентельмены повывелись, которые способны были бы за честь дамы постоять!
Я конечно, ее услышал и с ней в душе согласился. И даже оглянулся, чтобы посмотреть, куда они действительно подевались? И хоть бы одного увидел! Кругом были только женщины и нас двое – я и тот дядя.
Тут я, конечно, стал вспоминать, нет ли у меня дел на следующей остановке.
А дама стала ругаться и требовать чтобы к ней не приставали с гнусными предложениями.
И тоже стала смотреть на меня.
И все стали смотреть.
В упор!...
А я стал интересоваться что там за окном.
А дядя только смеялся и притирал даму к сиденьям
Конечно, даме, было страшновато от такого напора, потому что в ухажере было полтора центнера живого веса. И все сплошь мускулатура.
И тогда женщина взяла и заявила, что тот мужик пьян. Хотя в трубочку он не дышал.
Но, наверное, ей было виднее, потому что она была к нему ближе.
И когда женщина сказала - что он пьян – все стали опять возмущаться и говорить - что кто должен обуздать пьяного хулигана. И стали кивать на меня. Хотя я не пойму отчего такая диспропорция, когда я должен кого-то обуздывать, когда там были дамы гораздо крупнее меня.
Но так получилось, что взоры сошлись на мне и стали меня испепелять. Хотя, лучше бы того мужика - до углей.
И часть пассажиров отодвинулась, освобождая мне проход к мужику.
И тогда я понял, что деваться мне некуда и, на всякий случай, стал прикидывать шансы на успех.
Они, конечно были… Конечно!... Но не у меня. У него.
Потому что был он на две головы выше, поперек, как я вдоль и весом как три меня.
Но все, хоть и молча, но требовали от меня решительных действий. И мне пришлось сказать:
- Что… вы… пристаете к женщине?
Вообще-то я сказал по-другому, хоть по звучанию так же. Я сказал:
- Что? (вопросительный знак) Вы - пристаете к женщине?
В смысле уточнения – пристаете или нет?
Но он услышал все не правильно. Он услышал – как хотел.
И обрадовался.
- Опач-ки!- крикнул он,- Там кто-то чего-то сказал?
И придвинулся ближе.
Теперь женщины смотрели ободряюще – мол не бойся, он тебя не убьет. Сразу.
А мужик меня спросил:
- Тебе больше других надо?
- Мне? Нет,- честно ответил я.
Если той женщине не надо, то мне и подавно!
- Я вообще сейчас выхожу.
И собрался уже выйти, потому что вспомнил-таки срочное дело именно на этой остановке. Но только дядя, с легкостью профессионального боксера, прокрутился вокруг поручня и встал, перекрыв мне выход к двери. И встал на верхней ступеньке. И стал улыбаться. Кровожадно.
Женщины в мою сторону уже не смотрели, наверное считая, что потом на меня насмотрятся - на опознании.
Но одна, все же вступилась за меня, сказав:
- Мужчина, как вам не стыдно! Вы - вон какой, а он… Не приставайте к нему.
На что мужик ответил:
- А к кому тогда – к тебе что ли?
И стал приставать к женщине.
Но тут автобус остановился.
Мужик стал тянуть женщину за собой к двери. А она упиралась.
И все опять посмотрели на меня.
И я, хоть не хотел, сказал:
- Оставьте ее… Или я буду вынужден принять меры.
Меру я мог принять одну, но жестокую – засадить этого мерзавца на пять лет за тяжкие, а возможно несовместимые с жизнью, моей жизнью, телесные повреждения, причиненные им – мне.
И, наверное, я бы привел свою угрозу в исполнение, но тут произошло черт знает что. Потому что мужик сказал:
- Тогда выйдем!
И притянул меня к себе и к выходу. Но тут, как раз, автобус сильно качнуло и двери с шипеньем открылись. И тот дядя, может быть потому что был выпивши, а может потому что стоял на самом краешке, потерял равновесие и, отпустив меня, стал заваливаться и рушиться вниз, раскидывая в стороны руки и выпучивая глаза. Он падал как герой американских вестернов в 3D кино – широко, красиво, мощно… Там было на что посмотреть… Там можно было посмотреть на полтораста килограммов стальных мускулов, которые вываливались на остановку, крича: - А-а! – и хватаясь ручищами за ускользающие поручни.
Асфальт оказался ближе поручней.
Раздалось – шмяк!
И голос оборвался.
Только там, на самой нижней ступеньке, остались валяться его безжизненно раскинутые ноги. В ботинках пятьдесят какого-то размера.
Автобус тронулся и ноги выползли и упали из прохода. Дверь, шипя, закрылась.
И все, дружно повернув головы, посмотрели назад.
И увидели гороподобную тушу, лежащую на асфальте раскинув во все стороны конечности. И эта туша не подавала признаков жизни. И уже ни к кому не приставала.
Эта туша напоминала убитого на корриде и валяющегося на арене быка.
И все опять повернулись и теперь стали смотреть на меня.
И наступила гробовая тишина.
И в этой тишине, та женщина, к которой приставал мужик, сказала:
- Спасибо!... Вам…
- Не за что,- ответил я.
Потому что было - не за что.
Но они этому, конечно, не поверили. Так как слышали, как этот, молодой человек, сказал, вступаясь на даму, тому лежащему там на дороге бугаю: - «Ах, оставьте ее!»…- И еще сказал:- «Или я буду вынужден принять к вам меры!» И когда тот бугай, его не послушал и схватил его в охапку, он что-то такое с ним сотворил, что никто даже не понял, но после чего тот громила, упал, как подкошенный, так что даже не смог никакого сопротивления оказать и вывалился наружу и остался лежать на остановке, как мертвый.
И когда победителя стали благодарить, он сказал:
- Да ладно, пустяки какие…
Как-будто он каждый день защищает одиноких дам от посягательств злодеев и маньяков. Будто это для него привычное, и совершенно обыденное дело.
А может так и есть, наверное - так…
Вот как все это выглядело.
Если смотреть со стороны.
Глазами женщин.
И когда эти дамы приехали домой, они конечно же рассказали своим любимым, что с ними приключилось. И их мужья и приятели, наверное, хмыкнули в ответ:
- Подумаешь, просто он был каратист – вот и все. Каратисты – они все на вид дохлые, а попробуй их тронь. Например Брюс Ли…
И, конечно, стали рассказывать про удар коброй и петухом и про Шаолиньский монастырь.
Но дамы, не дослушав, спросили: – А ты бы так смог? Если бы меня…
И приятели ответили:
- Ну конечно! Как нечего делать!
А мужья ответили:
- Я что с табуретки упал?
На что жены, мечтательно вздохнули и прошептали:
- А он - смог!
В смысле – я.
И, наверное, каждая пожалела, что не взяла мой телефончик, ну чтобы сообща вручить ценный подарок и грамоту от ОСВОДа и пригласить на чай с баранками и долго смотреть на меня влюбленными глазами, и, возможно, оставить у себя переночевать.
И я тоже, запоздало, пожалел – чего это я не раздал им всем свой телефончик, ведь такая история случается раз в жизни. И то – не у каждого. У меня – случилась. А я, дурак, свой шанс упустил…
Такой шанс!...
Э-эх!...

Человек предполагает, а Господь располагает…
И кто б знал, что ждет нас за следующим поворотом.
Вот стою я посреди России на обочине дороги с задранной рукой. Позади пятьсот, впереди втрое больше.
Теперь автостоп – спорт, а для меня, тогда – всего-лишь средство передвижения.
Допустим надо мне добраться из пункта «Ч» в пункт «М» который расположен за две тысячи верст. Беру я с собой чемоданчик и сажусь… да нет, не в поезд, а в… троллейбус номер пять, который следует до АМЗ. Еду остановку, другую. Вот в троллейбус заходит мой приятель.
- О, привет!
- Привет.
- Куда едешь?
- В Москву.
- Ха-ха-ха,- заливается приятель,- На троллейбусе?
- Ага, на нем.
- Ха-ха-ха. Ну ты скажешь – на троллейбусе в Москву.
Хотя почему «ха-ха» - когда точно – в Москву!
Доезжаю я до конечной остановки, выхожу, топаю еще метров двести до поста ГАИ и задираю руку. И все – через сутки я на месте.
А еще через неделю возвращаюсь обратно из пункта «М» в пункт «Ч». Но до того еду на… Казанский вокзал. А там толпы, потому что лето, потому что пора отпусков, потому что во времена социализма в отпуска вся страна разом снималась с насиженных мест и отправлялась путешествовать. Отчего на вокзалах было не протолкнуться.
Стоит народ по двое суток, толкается, потеет, спит сидя на жестких скамейках залов ожидания, жует прогорклые вокзальные беляши, и тихо свирепеет.
Обязательно заглядываю в кассы. Ай как славно!...
Стоят бедные граждане, часами стоят, а то и сутками, локтями ощитинившись, толкая друг дружку. Орут.
- Куда лезешь?...
- Осади, не напирай!...
- Вас здесь не стояло!...
Пот, вонища, злоба, маета…
Смотрю я на все это безобразие и про себя радуюсь… Тому что мне в тех очередях не стоять, на тех скамейках не спать и на боковушке подле туалета двое суток не мучиться. А хочется надеяться, что покуда они все еще в очереди строят, я уже дома буду! Причем бесплатно!
И в тот раз надеялся…
Но только что-то не срослось.
Под Пензой я встал. Вмертвую.
Машины проносились мимо обдавая меня мелкой взвесью брызг.
Вообще-то я считаю себя профессионалом автостопа и здесь все сделал правильно – встал где надо и как надо. И голосовал так, как положено. И хоть бы что.
Час…
Другой…
А тут, как назло, еще конкуренты объявились – на трассу из кустов выползла пара – мужик лет сорока и дама, кажется, на сносях. Ну точно – на сносях – вон, живот на подбородок лезет.
Ну что за напасть!
Хуже нет, голосовать на пару с любителями – такие все машины распугают.
Ну вот что они делают, что творят!... Парочка выбегала на дорогу, прыгала под колеса шарахавшихся от них грузовиков, чуть на колени на асфальт не бухалась.
Машины гудели и неслись мимо.
В их тени у меня не было никаких шансов.
Надо было отрываться.
Я чертыхнулся и бросив свою выгодную позицию, побрел вдоль обочины навстречу движению.
Мне необходимо было удалиться от бездарной массовки, чтобы остаться одному, чтобы обратить на себя внимание водителей.
Ну вот, теперь можно.
Я поднял руку…
Есть!
Первая же машина затормозила. Это был замызганый, с местными номерами, ЗИЛ-фургон, который раньше бы я своим вниманием не удостоил. Но теперь я и ему был рад.
Я вскочил на подножку.
- Куда?- спросил водитель.
- Прямо,- ответил я.
Вряд ли этот ЗИЛ ехал далеко, но, главное, что отсюда. Есть на трассе такие нечастые, «черные» зоны, где вопреки всему и даже здравому смыслу машины не останавливаются.
- Ладно, садись… А эти с тобой?…
Я обернулся и увидел бросившуюся навстречу ЗИЛку парочку. Увидел как смешно, неуклюжими прыжками, вразвалку по-утиному, придерживая двумя руками низ живота, бежит беременная. Как ее обгоняет муж. Как он, вдруг, замедляется, сообразив что машину остановили не они. Как его догоняет и на него с разбега натыкается его жена.
- Ну кто едет-то?- поторопил меня водитель.
Втроем в ЗИЛе было не уместиться.
Муж с женой стояли тяжело дыша с разочарованием но и надеждой глядя на ЗИЛ. И было понятно, что если они теперь не уедут, то они останутся тут до ночи и до утра и будут жить на этой обочине до скончания века.
Если б она была еще не беременна…
Ладно, черт с ними!....
- Слышь, возьми лучше их,- предложил я.
Водила пожал плечами. Ему было по барабану кого везти, коли он уже остановился.
- Садитесь, быстро!- крикнул я.
Парочка не поняла.
- Ну чего встали – садитесь!
И, вдруг, все поняв муж с женой подбежали к машине. Теперь они боялись не успеть.
Я спрыгнул с подножки.
- Забирайтесь…
Мужчина стал подсаживать беременную жену в кабину, та охала и хваталась руками за дверцу и за живот.
- Да лезь же ты лезь,- торопил ее муж и, одновременно, обращался ко мне,- Ну парень, ну ты!... Ну спасибо! Ну ты человек. Век не забуду.
Сунул мне руку, сжал ладонь.
Его жена выворачивая голову, благодарно улыбалась мне, часто-часто кивала.
- Спасибо вам. Ой спасибочки!
- Далеко собрались?- спросил водитель.
Муж назвал город, километрах в двухстах.
Я хлопнул дверцей.
Машина тронулась
Но мужик высунулся в окно и еще мне что-то долго кричал и показывал и большой палец. Чуть из машины не вывалился, чудак.
Очень скоро я пожалел о своем поспешном благородстве.
Машины проносились мимо моей задранной руки. Я терял терпение и терял лицо, начал суетиться. И чем больше суетился, тем меньше у меня было шансов отсюда уехать.
Идиот,- ругал я сам себя,- То же мне рыцарь печального, потому что мокрого и продрогшего образа!... Расчувствовался как гимназистка – им ехать два, ну максимум три часа, а тебе – тысячу верст! У них, если что, деревня рядом, всегда можно вернуться в теплую избу. А тебе куда с трассы ночью деваться?
Доброхот хренов!
Попутку я, все-таки, поймал. Проехал полчаса, потом еще полчаса, задремал. Проснулся от толчка.
Машины впереди осадили. Где-то далеко маячил ГАИшник с жезлом.
- Чего стоим?
- Да хрен его знает!- ответил водитель,- Смотри-ка…
Я посмотрел.
И увидел…
Под откосом, в пятидесяти метрах от дороги, перевернутый, со смятым в гармошку кузовом, с расплющенным передком валялся ЗИЛ-фургон. Тот самый! Кабины у него просто не было, кабина была искромсана и вскрыта, словно банка консервным ножом. На земле, вкруговую, были разбросаны рваные железяки, осколки стекла и какие-то вещи.
На обочине стояла машина скорой помощи с включенной мигалкой. По тому, как лениво бродила мед бригада было ясно, что спасать им здесь некого. Живых в ЗИЛе не было. Да и вряд ли кто мог уцелеть - фургон сорвало с дороги и перевернуло, потом еще раз и впечатало в какой-то столб.
- Эк его размолотило!- вздохнул водитель, проезжая мимо,- Не повезло… Помолчал и добавил,- Такая она трасса, никогда не знаешь что за следующим поворотом ждет. Хорошо если водила один был…
- Не один,- глухо сказал я.
- А ты почем знаешь?- подивился водитель.
- Знаю. Я сам их в кабину посадил.
И верно, там, за машиной ГАИ и скорой помощью, на земле, рядком лежали три черных полиэтиленовых куля, со смутно угадываемыми очертаниями человеческих тел. Из одного пакета выбилась и полоскалась по ветру и пыли прядка светлых волос.
- Блин!.. Выходит - они вместо тебя!
Я посмотрел на мешки. И вспомнил мужика и его беременную жену, как она бежала смешно подпрыгивая и придерживая руками живот, как жалостливо смотрела, как я передал им остановленную мной машину и как мужик жал мне руку и высовывался в окно показывая большой палец…
Всего-то пару часов назад!
Нет, это не они, это я должен был лежать в том мешке. Это меня, должно было мять и плющить в кабине, рвать в куски мое тело.
Меня!
Не их!
Я разменял предназначенную мне смерть на две чужих. Вернее на три, если вспомнить о еще неродившемся ребенке. Я уступил им машину и тем забрал их жизни. А они меня еще за это благодарили, кричали, что век не забудут. Вот только век их оказался короток…
Я ехал и молчал.
И водитель молчал.
Через два часа КАМАз пошел на съезд, а я встал на обочине с поднятой рукой. Мне оставалось ехать еще почти полторы тысячи километров.
Но я уже не мог с уверенностью сказать доеду ли я. И не мог знать что ждет меня за тем, за следующим поворотом…
Потому что человек предполагает, а располагает им не он…

P.S. Сколько раз после того я не рисковал жизнью, сколько не умирал и спасался, а вспоминаю отчего-то именно этот случай. Возможно оттого, что те, последующие смерти, я «искал» по своей воле, а эта нашла меня сама и сама же отпустила, забрав взамен три чужие жизни.
И можно только гадать – почему все решилось именно так.
И понять и, возможно, принять, что в этом мире решения принимаем не мы. И что в любую следующую минуту может случиться другой размен, но уже не в мою, уже в чужую пользу.
В любую… в следующую… минуту…

Это не моя история, но моего друга, аж с детсадовских времен, который оттрубил срочную на Тихоокеанском флоте, да не на какой-нибудь калоше, а на флагмане «Адмирал Синявин», вблизи начальства, так, что даже однажды живого Брежнева видел!

А флот наш тогда был хоть и могуч, но неоднороден. Были свеженькие, муха на палубе не сидела, ракетоносцы, а были такие дедушки русского флота, которые еще при царе горохе по морям ходили.

Внешне посудины эти были вида самого грозного, с орудиями главного калибра, куда запросто матрос мог живьем влезть и так на дембельский альбом, по пояс наружу высунувшись, сфоткаться . Но коли присмотреться то были они латаны-перелатаны

И кроме всего прочего, кишели они крысами.

Крысы - это тема для флота особая. Крысы корабельные одновременно с мореплаванием появились. Они еще с древними греками в Карфаген плавали и с Христофором Колумбом Америку открывали. А у Магеллана, по случаю голода, шли по дукату за тушку. Нет кораблей без матросов, и без крыс тоже. И потому легенд про них моряками сочинено – масса. Самая расхожая - про то, как крысы с обреченного корабля первыми бегут, порой когда он еще в порту у стенки стоит. Мол, чуют. Говорят, с Титаника по швартовым канатам их десятки бежали! Туда – миллионеры, обратно крысы!

Но это, так сказать, сказки-легенды.

Быль - она скучнее будет.

В жизни крысы сильно морякам жизнь портят - жрут что ни попадя – от продуктовых запасов до электрокабелей высокого напряжения включительно. Рассказывают , что при Генералиссимусе они как-то сожрали особосекретный пакет, облепленный сургучными печатями, отчего отцы командиры сменили свои мостики на тачки, а кителя на телогрейки и пошли валить лес в Игарке.

Такие это вреднючие создания. И избавиться от них нет никакой возможности! Потому как корабль - это такая махина с такими никогда и никем не посещаемыми закутками и укромными уголками , с тысячами метров трубопроводов и полостей что выловить там крысу нет никакой возможности!

Ладно у подводников, там можно задраиться, притопить у стенки ракетоносец и, напялив химзащиту и противогазы, распылить по отсекам какое-нибудь боевое ОВ – ну там хлор или зарин. И подождать пока все крысы подохнут, потому что бежать им с субмарины некуда!

С надводными судами дело обстоит хуже.

Так вот мой рассказ по корабль, который еще при Николае-кровавом со стапелей сошел, японцам в качестве трофея достался, и нам по контрибуции обратно отошел.

Корабль был большой и железный. И крысы там, конечно, были. И были какие-то особенные, наглые, с японским прищуром, не иначе потомки микадо. И достали они всех так, что дальше некуда – то мешок перловки попортят, то кабель связи перегрызут, то китель капитана испоганят, то на физиономию проверяющего ночью спрыгнут.

Ну как с ними бороться?!

Конечно, их травили.

И кошек на борт притаскивали. Но те кошки, оказались бесполезны по причине подверженности морской болезни и нежелания ползать по холодному железу. Пардон, блевали кошки на бортовой качке и орали хуже чем в марте, просясь на берег.

В общем создалась безвыходная ситуация.

А посредством чего в советской армии решались таковые неразрешимые задачи? Верно – посредством личного состава. Потому что то, с чем не способен справиться никто, с тем запросто может совладать личный состав – если всем скопом. И если, конечно, его хорошо простимулировать. А что есть лучший стимул для солдата – опять верно – ранний дембель или отпуск на родину. Отчего по дембельскому аккорду дембеля за неделю такое творят, что иному СМУ не под силу!

К примеру, призывает командир части дембелей и спрашивает – кто хочет пораньше домой свалить?

Все хотят!

Ну тогда постройте мне вон там зданьице в два этажа с крыльцом и беседочку рядышком со скамеечками и урной для окурков. В общем, все в точности как в сказке про Ивана дурака – а сооруди мне добрый молодец к утру хрустальный дворец, а не то голова с плеч.

Ну, у Ивана-дурака, ладно, конек-горбунек волшебный имелся. А у дембелей за душой ни хрена подобного. Кроме желания побыстрей домой свалить.

- Лады,- говорят дембеля – сделаем, как два пальца.

Хотя вообразить невозможно, чтобы за неделю целый дом построить!

- А стройматериалы дашь?

- А вот хрен вам на каждое отдельно взятое рыло, чтобы слюней до земли не распускали. Со стройматериалами я и сам построю,- ответствует командир,- Ухари нашлись!

- Ладно,- говорят дембеля.,- А как насчет техники?

- А вот тот же предмет, тем же макаром, но с изнанки, да по самые гланды - а не технику вам. Техника мне самому нужна.

- Тогда может людьми подсобишь?

- А моей жены вам не нужно? А то я дам! И еще тещу подгоню и сам в подсобники на разгрузку встану. Может, хотите?

Не-ет…

Не хотят…

Но как же можно построить за неделю дом без материалов , техники и людей?

- А это меня ни разу не …, пардон - волнует,- говорит командир,- Техники и них у долбодонов нет!... А вы выродите и скажите что нашли! Дембеля вы или хвост собачачий! Прошлый призыв мне за пять дней казарму сладил, любо-дорого, а вы сопли по воротникам мажете!...

Впрочем, я никого не неволю - дело это дело сугубо добровольное,- сладко говорит командир,- Можете отказаться. Но тогда вы у меня, проститутки мужского рода, месяц на карачках, как новобранцы над унитазами простоите и на дембель 31-го после вечерней поверки пойдете, в старом, второго года носки, х.б.. Ясно?

- Так точно!

- Ну тогда время пошло!... Отсюда и до дембеля!...

И что вы думаете – через неделю домик стоит свежекрашенный, и крыльцо при нем, и беседка со скамеечками, и плевательница – любо-дорого посмотреть.

А то, что где-то стройматериалы пропали, и кран с экскаватором на неделю угнали, чтобы покататься, а после бросили, и что молодые неделю на ходу засыпали и пепельница хромированная из гарнизонного дома офицеров пропала - это никого ни разу! Или как говориться в армии – кого е… пардон, может обеспокоить, случившееся не с ним несчастье?

Вот какие чудеса может творить наш, на всю голову, доблестный личный состав!

Отсюда и кидают его в прорыв – хоть урожай спасать, хоть радиацию в Чернобыле лопатами грести, хоть крыс изводить.

- Значит так,- говорит командир той самой посудины – прабабушки всего русского флота,- Не можем по другому - будем как всегда! Будем бороться с трудностями вверенным нам личным составом! Доведите до сведения матросов, что тот, кто мне больше крыс сдаст, тот у меня в отпуск к девкам поедет! Слово офицера!

И что тут началось!....

То, что должно было!...

В первый же день притащили сто крыс. Причем крыс находили, отчего-то, только матросы третьего года службы, а новобранцы ну хоть бы одну. Ну, видно, у старослужащих глаз был зорче.

Притащит матросик крысу, сунет боцману под нос.

- Фамилия?- спрашивает боцман.

И ту фамилию в особый гроссбух заносит и ставит против цифру один. То есть, значит плюс одна крыса. Ставит и кидает крысу за борт.

Во второй день крыс было сто пятьдесят. И пришлось за ними туда лазить, где, отродясь, никого не заносило. И чего там только, заодно не отыскали. В том числе заначку в виде царских бумажных рублей и самурайский меч-кладенец.

- Ладно,- сказал командир,- Начало положено.

В последующие дни крысиный поток не ослабевал. И уж куда только эти бедные создания не забивались, их все-равно находили, загоняли, отлавливали и тащили боцману

- Фамилия?- спрашивал боцман и ставил в гроссбух очередную цифирку и бросал за борт очередную крысу.

Через неделю, вопреки ожиданиям, число сдаваемых крыс лишь увеличилось. И прибывало бы и дальше, кабы корабль не вышел в море. А то, наверное, во всем Приморском крае все крысы и мыши перевелись бы напрочь, по причине того, что матросы наладили товарно- меновую торговлю с береговыми пацанами, давая за дохлую крысу флотские значки и знаки различия.

По выходу в море крыс сдавать стали меньше.

Но потом, вдруг, опять больше.

- Фамилия?- интересовался боцман,- Петров? Ага…,- и ставил цифирку. И майнал крысу за борт.

А через полчаса тот являлся вновь с новой крысой.

- Петров? Ну-ну…,- радовался боцман.

Цифирка и бросок крысы в открытое море.

Полчаса и - новая крыса.

- Петров?! Хм… Ты где их, мамкина радость, берешь?

- Так ловим, та-ащ боцман.

- Ага… Лады… - цифирка и бросок крысиной тушки за борт. Как говорится - на корм рыбам.

Падает крыса в воду, прибивается к борту и тащится вдоль него, стукаясь о железо, к корме. Но рыбкам не достается! Ни-ни!

Потому что на корме со здоровенными самодельными сачками толпятся морячки. А кое-кто, чтоб наверняка, за кормой на веревках висит, дабы быть ближе к добыче

- Вижу!... Вот она, по правому борту идет,- кричит сигнальщик,- Сейчас выскочит!

И разом, десяток сачков, черпают море.

Хлоп!

Есть крыса!

Попалась!

И счастливчик волочит крысу вверх.

- Молодец!- хвалит удачливого ловца старослужащий,- Давай ее сюда.

Крысу вынимают из сачка и тащат… Да нет, не боцману, а тащат в сушилку, где укладывают под калорифер и сушат и расчесывают гребенками и вообще наводят полный марафет, что в твоем салоне красоты. Ну, или крысоты…

И вот крыса-утопленница совсем как новенькая – сухая, гладкая с блестящей шкуркой.

И вот теперь уже тащат ее боцману.

- Фамилия?... Маму твою… Опять Петров! Ты их что рожаешь?

- Никак нет – ловлю. Согласно приказанию командира.

- Ладно, иди.

Цифирка и бросок крысы за борт.

Уже в шестой или седьмой раз!

- Вижу! По левому борту! Сейчас выскочит!

Сачки в море, черпают воду - вот она крыска! А скорость корабля, между прочим, узлов пятнадцать и волна набегает так, что древки сачков в дугу заворачивает, а тех что на канатах висят из стороны в сторону мотает аки флюгера.

Хлоп!... Поймали!

Тащи ее, родимую, в сушилку, в восьмой, между прочим, уже раз!

Посушили, причесали и к боцману.

- Петров?!!… Бабушку твою…

Цифирка, бросок…

И так бы это и продолжалось, и тот пяток несчастных крыс оборачивали до бесконечности, кабы не случай.

А случай был таков.

Шел п