ТОП научно-популярных видео недели (20.03.22 – 26.03.22)
Здравствуйте! Это подборка лучших научно-популярных видео за неделю, по версии подписчиков SciTopus.
На пятом месте «Воскресить динозавров и «похоронить» древние бактерии. Анна Иванова. Ученые против мифов 16-15», АНТРОПОГЕНЕЗ РУ:
На четвёртом месте видео «Аналоговые компьютеры возвращаются? Часть 2 Veritasium», канал Vert Dider:
Видео «Падение огромного астероида - это хорошо? / Луны из газа / Астрообзор #101», опубликованное на канале Космос Просто, заняло третье место:
Полина Кривых заняла второе место благодаря видео «Мифы о мозге / Полина Кривых»:
Самым популярным видео недели стало «Как САНКЦИИ меняли историю?», GEO:
Если вам интересна научно-популярная тематика, то вам может быть полезен наш полный список всех научпоп каналов.
ТОП научно-популярных видео недели (03.01.21 – 09.01.21)
Здравствуйте! Это подборка самых научно-популярных видео за неделю, по версии подписчиков SciTopus.
На пятом месте «Откуда появились зубы? Ярослав Попов», канал Государственный Дарвиновский музей:
На четвёртом месте видео «Научпоп | Канал «Объективный Взгляд» – Беседа с Евгением Глебовым о популяризации науки» от канала Евгения Миронова:
Видео «Парадокс холодного Солнца», опубликованное на канале Космос просто, заняло третье место:
Канал SciTeam занял второе место благодаря видео «Полина Кривых о болезни Альцгеймера»:
Бонусным видео недели, по результатам голосования в нашей группе ВКонтакте, стало «Comedy science show «Наука в мемах» | Иван Меренков, научный сотрудник Сколковского института», опубликованное на канале ИЦАЭ:
Также рекомендуем посмотреть видео «Против поправок о просветительской деятельности», опубликованное Сергеем Поповым:
Самым популярным видео недели стало «Почему обезьяны стали ходить на двух ногах? | Андрей, Маруся и другие обезьяны | 2-я серия», канал АНТРОПОГЕНЕЗ РУ:
Если вам интересна научно-популярная тематика, то вам может быть полезен наш полный список всех науч-поп каналов.
Конкурс для мемоделов: с вас мем — с нас приз
Конкурс мемов объявляется открытым!
Выкручивайте остроумие на максимум и придумайте надпись для стикера из шаблонов ниже. Лучшие идеи войдут в стикерпак, а их авторы получат полугодовую подписку на сервис «Пакет».
Кто сделал и отправил мемас на конкурс — молодец! Результаты конкурса мы объявим уже 3 мая, поделимся лучшими шутками по мнению жюри и ссылкой на стикерпак в телеграме. Полные правила конкурса.
А пока предлагаем посмотреть видео, из которых мы сделали шаблоны для мемов. В главной роли Валентин Выгодный и «Пакет» от Х5 — сервис для выгодных покупок в «Пятёрочке» и «Перекрёстке».
Реклама ООО «Корпоративный центр ИКС 5», ИНН: 7728632689
Полина Кривых о психологах в сериалах
Полина Кривых, психофизиолог, лектор и ментор Школы лекторов фонда "Эволюция" об ошибочном представлении психологов в различных сериалах.
Благодарим за предоставленное помещение библиотеку "Научка".
Оператор: Александр Захарченко.
Дизайн: Роман Трубицын.
Стенограмма: Анастасия Макаренко.
Привет, меня зовут Полина, и сегодня мы поговорим о том, что же не так делают психологи в разных сериалах.
В первую очередь, мне кажется, что эту тему очень важно обсуждать, потому что из-за того, что психологи в сериалах ведут себя как-то не так, у нас создаётся неправильное впечатление об их работе. В отличие от медицинских сериалов, [после просмотра которых] мы не пытаемся повторить то, что мы видим, например, в том же самом «Докторе Хаусе» или «Клинике», когда мы смотрим какие-то сериалы про психологов, у нас возникает ощущение, что мы можем сделать вот точно так же, и это огромное заблуждение.
Начнём с самого банального. Если мы вспомним, как в принципе психологи обычно представлены в фильмах, то это или исторические личности, то есть фильмы про Фрейда, фильмы про Юнга, фильмы про других каких-то конкретных психологов, или же психологи выступают в роли такого deus ex machina, вспомогательного двигателя сюжета. Поход к психологу или просто наличие психолога позволяет вывалить на зрителя огромное количество дополнительной информации про героев, совершенно не думая о том, как это встроить в сюжет, вы просто вводите героя-психолога.
Ну и, наконец, третий вариант самый далёкий от истины, который формирует большую часть мифов. Очень часто в фильмах или сериалах психологи представлены как такие супергерои, которые умеют читать мысли, считывать человека, понимать, кто когда врёт, кто когда не врёт, и огромное количество других условно магических вещей, которые мы не умеем делать на самом деле.
Поэтому давайте разбираться, какие в принципе бывают психологи, чем они отличаются друг от друга и что конкретно не так делают в сериалах. Самое важное с чем нужно разобраться в первую очередь – это отличие психолога, психиатра и психотерапевта.
Начнём с психиатра. Психиатр – это врач. Он получает медицинское образование, и поэтому он имеет право выписывать таблетки. Психотерапевт и психолог получают психологическое образование, и они могут выписывать таблетки, только если получат какое-то дополнительное медицинское образование.
Дальше кто с кем работает. Психиатр чаще всего работает со случаями патологий, то есть когда у человека есть какой-то определённый диагноз, какое-то психическое расстройство, и психиатр пытается ему помочь излечиться. Психотерапевт может работать как с нормой, так и с патологией. И возвращаясь к психологу, психолог – это более широкое понятие, чем психотерапевт. Психологи делятся на условно разные типы, в зависимости от специализации. Психологи могут быть: нейропсихологи, патопсихологи, те же самые психотерапевты, психофизиологи, социальные психологи, спортивные психологи... Это всё разные типы психологов, в зависимости от специализации, и психотерапевт – один из многих, вопрос в том, что он занимается непосредственно психотерапией. Довольно часто можно встретить, что психотерапевты в своём самоназвании подчёркивают, в каком терапевтическом подходе они работают. На примере трёх самых известных подходов: гештальт-психотерапевт работает в гештальт-подходе, когнитивно-бихевиоральный психотерапевт работает в рамках и используя методы когнитивно-бихевиоральной, или когнитивно-поведенческой, психотерапии, ну и старые добрые психоаналитики работают в подходе психоанализа.
Прежде, чем говорить о том, какие ошибки совершают психологи в сериалах, отдельно хочется подчеркнуть, совершенно замечательно, что другие герои этих фильмов и сериалов приходят к психологам и психотерапевтам на приём. Они готовы к тому, что в сложной жизненной ситуации им могут оказать нужную поддержку, в том числе профессиональную поддержку. И вот теперь пойдём по конкретным сериальчикам.
Начнём с сериала «Шерлок». Там, неожиданно, да, есть несколько сцен, когда и Шерлок, и Ватсон приходят на персональную психотерапию. В частности, вот к вопросу о том, что герои сериалов молодцы, что приходят на психотерапию, тот же самый Шерлок, его очень сложно представить в кабинете психотерапевта. Это абсолютно не сочетается с тем образом персонажа, который у нас есть. Но при этом Шерлок понимает, что в конкретной ситуации, обойдёмся без спойлеров, ему нужна профессиональная поддержка. И он за ней приходит.
В принципе, в сериале «Шерлок» показано не так много непосредственно сеансов психотерапии, чтобы в принципе говорить о каких-либо ошибках или их отсутствии. Но очень интересно, что, во-первых, показано как работает система. То есть, когда Ватсон возвращается после войны с посттравматическим стрессовым расстройством, его направляют к психотерапевту, чтобы он как-то это проработал. То есть, это в рамках государственной программы.
Самое важное, что подчёркивается в сериале «Шерлок», это история про нормальность похода к психотерапевту. То есть отсутствие стигматизации. Стигматизация – это ситуация, когда что-то не очень известное и понятное вызывает у нас какой-то страх и отторжение. Например, во многих обществах существует стигматизация психических расстройств, то есть мы их боимся, мы их не понимаем. И точно так же, вот, например, в России, довольно сильно стигматизирован сам факт похода к психотерапевту. И в этом плане сериал «Шерлок» как раз подчёркивает, что это абсолютно нормально даже для тех героев, которые, казалось бы, никогда не должны были бы в нашей картине мира вообще на такое пойти.
Следующий сериал, о котором я хочу поговорить, это сериал «Ганнибал». Самое важное, что в этом сериале показана продолжительность терапии, то есть у нас есть не один какой-то конкретный сеанс, не одна встреча с психотерапевтом, а их много, и они последовательны. Если человек действительно хочет проработать какой-то свой вопрос, он должен понимать, что чаще всего это займёт несколько сессий, а не так, что все проблемы решатся сразу за одну сессию. И в сериале это очень хорошо показано, потому что главный герой Уилл, он ходит на терапию буквально в каждой серии, и получается такая протяжённость.
Также, что интересно, Ганнибал, который как раз психотерапевт, он терапевтирует не только Уилла, но мы ещё видим, что у него есть какие-то другие постоянные клиенты.
Также интересно, что Ганнибал ходит на супервизию. Психотерапевты тоже люди, у них могут быть какие-то свои проблемы, свои нерешённые вопросы, и они должны научиться как-то не переносить их на своих клиентов для того, чтобы эффективно решать проблемы клиентов. Поэтому психотерапевты время от времени ходят на супервизию к другим психотерапевтам, то есть ходят на психотерапевтические сеансы к другому специалисту для того, чтобы разобраться с какими-то своими проблемами и вопросами и после этого быть готовыми уже как-то работать снова со своими клиентами и пациентами.
И ещё один очень интересный момент: в одной из серий Ганнибал обращается за консультацией к фМРТ-специалисту. Он хочет поставить Уиллу довольно конкретный диагноз и понимает, что для полноты клинической картины ему нужно получить снимок фМРТ, поэтому он обращается к ещё одному специалисту, отправляет Уилла на фМРТ и смотрит на результаты. На самом деле в обычной жизни так и происходит: если у нас есть психофизиологи, если у нас есть какие-то методы визуализации мозга, и они дополняют клиническую картину, нет никакого смысла от них отказываться.
Следующий сериал, о котором я хочу поговорить, это «Теория большого взрыва». Понятное дело, что сериал очень большой, поэтому я хочу сосредоточиться на одной очень конкретной сцене, которая на YouTube называется «Как работает настоящий психотерапевт». Там вот эта каноническая сцена, когда мама Леонарда, пока она поднимается по лестнице, якобы терапевтирует Пенни.
Главная ошибка и абсолютно неэтичная вещь, которую совершает мама Леонарда – она начинает терапию без запроса. Пенни не просит её провести с ней терапевтический сеанс, у неё нет какой-то конкретной задачи, какого-то конкретного вопроса, который она хочет решить. И вот эта абсолютно банальнейшая и избитая фразочка, которую произносит мама Леонарда «хочешь поговорить об этом», это ни в коем случае не уточнение запроса, это просто комичное клише, которое авторы вставили в сериал. В нормальной жизни правильная ситуация, когда человек приходит к психотерапевту, у него есть какой-то запрос, какой-то вопрос, который он хочет обсудить и решить. Причём это может быть чётко сформулированный вопрос («я хочу обсудить конкретную ситуацию, конкретную проблему»), или же это может быть общий запрос («мне нужна профессиональная поддержка, поэтому я и пришёл к психотерапевту»), и дальше психотерапевт поможет каким-то образом это сформулировать.
Вторая ошибка, второй неэтичный момент, которую совершает мама Леонарда – она рассказывает Пенни про Леонарда какие-то личные подробности, а потом она рассказывает Леонарду какие-то личные подробности про Пенни, которые она узнала, пока они шли по лестнице. Это абсолютно неэтично. Дело в том, что хороший психотерапевт никогда никому не расскажет подробности жизни своего клиента. Единственным исключением может служить супервизия, когда психотерапевт приходит к другому психотерапевту, но опять же, это другой психотерапевт, который не будет рассказывать ничего из того, что он услышал на сессии.
Ещё одна ошибка, которую совершает мама Леонарда – это полное несоблюдение структуры сессии. Стандартная психотерапевтическая сессия длится примерно 40 минут – час. Понятное дело, что бывают исключения, в зависимости от разных подходов и конкретных случаев, но это такое вот среднестатистическое время. Нормальную психотерапевтическую сессию провести за пять минут, пока ты идёшь по лестнице, просто невозможно. Потому что у любой психотерапевтической сессии, опять же, есть определённая структура. Особенно если это первая сессия, как в случае Пенни и мамы Леонарда. Сначала происходит какой-то контакт, после этого идёт непосредственно сама сессия, у которой, опять же, может быть разная структура какая-то внутренняя в зависимости от подхода, в котором работает психотерапевт. И в конце обязательно есть какое-то завершение сессии, какой-то выход из сессии, чтобы у клиента не было ощущения, что «вот, наше время кончилось, всё, до свидания», и его выставляют из кабинета. Нужно как-то плавно к этому подвести и, возможно, обсудить, что будет на следующей сессии. Вот помните, что мы обсуждали, что чаще всего это несколько последовательных сессий. Вот это всё важно проговорить. И, соответственно, мама Леонарда ведёт себя абсолютно ужасно. Мало того, что она начала терапию без запроса, на самом деле не понимая, с чем конкретно она работает. Она не установила сеттинг, она довела Пенни до слёз и после этого она никак не дала Пенни выйти вообще из этой абсолютно ненормальной такой квази-терапии. Она просто хлопнула дверью и оставила Пенни в слезах, в абсолютно разобранном состоянии. Терапия так не заканчивается. Хотя у меня язык не поворачивается назвать это терапией.
И такая вишенка на торте: мама Леонарда очень часто использует какие-то термины. И это нормально. Да, конечно, представитель любой профессии использует какие-то термины для того, чтобы лучше описать ситуацию, которую он видит. Но при этом в ситуации общения с клиентом, если ты используешь какой-то термин, важно проговорить, а что он вообще означает, потому что клиент совершенно не обязан иметь психологическое образование и понимать, о чём ты тут говоришь. Поэтому когда мама Леонарда постоянно использует какие-то термины, создаётся ощущение, что она просто давит Пенни каким-то вот таким интеллектуальным авторитетом. И это тоже абсолютно некорректная ситуация для установления сеттинга психотерапевт-клиент. Хотя, о чём мы говорим, если вся «терапия» была так себе.
По поводу нашего отечественного продукта – сериал «Психологини». У меня есть много комментариев, которые хотелось бы сказать, но давайте я остановлюсь на самых основных. В этом сериале мы, опять же, видим ситуацию, когда главная героиня просто сыплет терминами одним за другим, не особо пытаясь их пояснять или поясняя их, но делая это настолько просто и топорно, что смысл просто выхолащивается и суть абсолютно теряется. Более того, сюжет крутится вокруг трёх подруг, и такое ощущение, что они постоянно сидят на кухне и пьют винишко.
И, неожиданность, это не психотерапевтическая сессия. Более того, ни в коем случае нельзя психотерапевтировать друзей и родственников, и иногда даже друзей друзей. Именно за счёт того, что, ну представьте, вы встречаетесь с человеком и понимаете, что вы психотерапевтировали его девушку или парня. Очень неловкая ситуация получается, когда вы знаете о его второй половинке больше, чем он сам, возможно. Именно поэтому профессиональный терапевт не возьмёт на терапию ни друзей, ни родственников, ни, в некоторых случаях, друзей друзей. В то время, как вот психологини, абсолютно не задумываясь, пытаются как-то очень топорненько терапевтировать друг друга. Более того, сериал начинается с кейса, в котором одна из девушек, которая работает как психотерапевт, соблазняет своего клиента. Ну, думаю, вы сами догадались, насколько это неэтично и непрофессионально. Если бы об этом действительно кто-то узнал, её надо увольнять.
Мы с вами поговорили о сериалах, и понятное дело, что охватить все сериалы было бы слишком занудно, но мне отдельно хочется отметить, что огромное количество разных психологов в сериалах просто не представлены. И в фильмах тоже не представлены. Есть психофизиологи, которые пытаются изучать соотношение мозга и психических процессов. Но с ними не так интересно снимать детективные или приключенческие сериалы. Есть нейропсихологи, которые занимаются очень многим и, в том числе, постинсультной реабилитацией. Про них тоже не особо интересно снимать фильмы или сериалы. Есть ещё огромное количество психологов, которые работают и то, что они делают – это очень важно. И, конечно, нельзя забывать про всех тех психологов, которые непосредственно двигают науку, занимаются наукой, ставят эксперименты. Ну серьёзно, кто про это снимет фильм? К сожалению, пока никто. А все эти психологи существуют, и они тоже очень-очень классные. Главное, они совершают ошибки гораздо реже, чем психологи в сериалах.
Полина Кривых: научный взгляд на "Головоломку"
Спрашиваем у психофизиолога, лектора и ментора Школы лекторов фонда "Эволюция" Полины Кривых об устройстве наших эмоций, памяти и личности на примере мультфильма "Головоломка".
Благодарим за предоставленное помещение БЦО "Современник" (http://kr-cbs.ru/lib/bsv).
Отрывок из мультфильма «Головоломка»:
«Никогда не гадали, глядя на человека, что там у него в голове? А я знаю…»
Интервьюер: Полина, удачно ли сравнение, которое применяется в мультике, в целом? Такие как «острова личности», сон, долговременная память, зона абстрактного мышления...?
Полина Кривых: Давай начнём «раскручивать» с памяти. Всем психологам, особенно психофизиологам, нравится, как в мультике изображают именно память. Там каждое воспоминание – это такой шарик. Во-первых, что красиво, – это то, что каждый шарик окрашен цветом какой-то эмоции. И мы видим, что в начале мультика каждое воспоминание – это какой-то один цвет, одна эмоция, а в конце мы видим, что эмоции начинают смешиваться.
По сути, во-первых, это демонстрация, что Райли становится более зрелой, и у неё уже начинают появляться не только полярные эмоции (только радость или только печаль), а уже они могут как-то между собой смешиваться. Потом очень красивая метафора, когда Райли засыпает и Радость нажимает какой-то рычаг – и все воспоминания за день начинают куда-то сливаться в обработку…
…и они все так падают, падают, падают. У нас во время сна примерно так и происходит. Есть такой процесс, называется консолидация. Это когда информация переходит из кратковременной памяти в долговременную. И как раз во время сна эти процессы наиболее активны. То есть эти маленькие человечки, которые ходят вдоль рядов воспоминаний и решают: так, это старое воспоминание, мы его сбрасываем и никуда не сохраняем – или наоборот: это воспоминание классное, мы его сохраняем и переносим дальше куда-то в долговременную память – вот это примерно так и работает.
И там ещё есть очень красивый кадр, когда мы смотрим на все эти ряды долговременной памяти – и они немножко напоминают извилины коры головного мозга. Мы как раз чётко знаем, что воспоминания – они где-то по коре рассредоточены. Точно локализовать не можем, но где-то там.
Интервьюер: А зона абстрактного мышления?
Полина Кривых: В принципе по мере взросления человек действительно формирует абстрактное мышление. То есть мы начинаем с чего-то очень конкретного, очень предметного, а потом постепенно доходим до уровня абстракции. Но те уровни абстракции, которые показаны в мультике, – они скорее просто красивые и художественные, а не те реальные стадии, которые мы проходим.
Интервьюер: Есть ли аналог пультовой, которая изображена в мультфильме, – такого главного центра, где сидят эмоции, какая-то главная зона в мозге, которая отвечает за эмоции?
Полина Кривых: Да. Мы считаем, что это лимбическая система. То есть у нас есть кора головного мозга – и там в глубине есть целая система. Она похожа на небольшой пончик, как любят смеяться зарубежные коллеги, и вот этот «пончик» и управляет нашими эмоциями. Это группа разных подкорковых структур, и все они вместе объединяются и работают. Например, мы можем сказать, что поясная извилина отвечает за осознание и переживание эмоций, а другие структуры помогают собрать вместе разную информацию из окружающего мира, чтобы понять, какие эмоции мы испытываем, осознаём ли мы их, и как мы их переживаем.
И здесь такой интересный момент: мы немножко сложнее, чем Райли (ну, мы с тобой – точно, потому что мы уже взрослые). Лимбическая система действует чётко как в мультике: испытываешь эмоцию – эмоция начинает направлять поведение. Вот к пульту подошёл Гнев – всё, человек начинает агрессировать и неадекватно реагировать. А у нас есть ещё префронтальная кора где-то примерно вот здесь (показывает на голову повыше виска – прим. ред.), и префронтальная кора работает на подавление лимбической системы. То есть если продолжать метафору, то по-хорошему у Райли постепенно над штабом, где сидят эмоции, должен появиться ещё один штаб, в котором сидит маленькая Райли, и, например, если к пульту подошёл Гнев, то эта маленькая Райли может сказать: «Нет, стоп, право вето, перестаём, контролируем, не делаем!» А префронтальная кора постепенно дозревает в процессе взросления. Есть разные возрастные оценки: кто-то говорит, что к 20 годам она созревает, кто-то говорит, что до 30 примерно, то есть у нас нет чётких данных, но в любом случае чем старше мы становимся, тем лучше мы можем свои эмоции контролировать.
Интервьюер: А сколько на самом деле существует эмоций? В мультике их всего 5 ведущих изображено (радость, печаль, страх, брезгливость и гнев – прим.ред). А как на самом деле? И есть ли какие-то главные?
Полина Кривых: У нас много разных классификаций эмоций. Я, наверное, даже все рассказывать не буду. Потому что кто-то выделяет 10 базовых эмоций, кто-то выделяет 12, тут нет какой-то чёткой истории. Но, что интересно, конкретно мультик «Головоломка» консультировал Пол Экман. У него есть нейрокультурная теория эмоций, и он выделяет 6 основных. В мультике убрали удивление. То есть все эмоции в теории Экмана точно такие же, как в мультике, но решили, что Удивление – недостаточно интересный персонаж для визуализации, непонятно, как его рисовать, и, наверное, у 11-летней девочки он был бы очень похож на Страх, потому что удивление и страх довольно похожи. Поэтому удивление решили убрать, а всё остальное в полном соответствии с теорией Пола Экмана, который консультировал мультик.
Пол Экман
Интервьюер: Герои долго не могли понять назначение Печали. Но оказалось, что печаль помогает вызывать у окружающих эмпатию, сочувствие, утешать и вызывать тем самым радость. Есть ли у печали человека функция? Развилась ли печаль для социального взаимодействия или социум начал в процессе реагировать на печаль? И печалятся ли несоциальные виды?
Полина Кривых: Отвечаю про печаль, зачем она нам нужна. Мне кажется, что мы немножко упрощаем, если понимаем печаль как чистую печаль. С точки зрения психологии это нужно понимать скорее как эмпатию, то есть способность сопереживать какому-то человеку. Причём, как очень чётко было показано в мультике, печаль – это не просто умение выслушать. Это немножко сложнее – умение поставить себя на место другого человека и понять, что же он чувствует. Мы называем это “theory of mind”, то есть теория познания, когда мы постепенно научаемся понимать, что может быть в голове другого человека.
Причём там очень интересные последовательные фазы развития. Например, маленькие дети очень часто не сформировали свою theory of mind, поэтому они не понимают, чтó другие люди знают. Вот представь, что папа звонит с работы своему ребёнку и спрашивает: «А что ты делаешь?», а ребёнок говорит: «Я вот с этим вот играю» – и ребёнок не понимает, что папа далеко и не видит, что ему ребёнок показывает. Для ребёнка ситуация выглядит так, что то, что он знает, знают и все остальные. Но потом мы вырастаем и понимаем, что другой человек нас не видит и если мы ему говорим «вот это», то нужно называть этот предмет.
Когда мы смотрим на маму (в мультфильме «Головоломка» – прим. ред.), то у неё за пультом сидит Печаль. И когда мы смотрели этот мультик с моей мамой, то она посмеялась, что, наверное, печаль сидит за пультом всё то время, пока ребёнок взрослеет. Потому что печаль – как эмпатия, и мама максимально пытается понять, что чувствует её ребёнок, что с ним происходит, что ему сейчас нужно или не нужно. Вот такая красивая мысль.
Интервьюер: В мультфильме отображено появление у подростка сложных эмоций (мы немножечко про них уже поговорили). А насколько удачно оно изображено – светлая грусть, страх с брезгливостью – и насколько эмоции подростка сложнее, чем эмоции ребёнка? Правда ли, что у ребёнка эмоции проще?
Полина Кривых: Да, определённо правда. Здесь мультик довольно чётко показывает это цветом. Ребёнок мыслит довольно полярно. То есть вот есть какое-то впечатление – и оно однозначно окрашивается в какой-то цвет: в зелёный, если это отвращение, в красный, если это гнев… А по мере того, как мы взрослеем, мы сами можем у себя заметить, что очень часто мы испытываем не то чтобы противоречивые эмоции, но именно что-то сложное и даже иногда не можем назвать, что конкретно мы испытываем, но проговариваем, что смешанные эмоции – те же самые, например, радость с печалью.
Там, кстати, ещё очень интересный момент, что у мамы все эмоции условно «девочки», у папы все эмоции условно «мальчики», а у Райли Гнев и Страх – «мальчики», а остальные – «девочки».И вот (обсуждала с коллегами) есть гипотеза, что таким образом пытаются показывать как раз становление личности, идентичности подростка. Райли же играет в хоккей – это довольно мужской вид спорта, мужская игра. И получается, что иногда какие-то её эмоции могут быть более «мальчиковыми». Но, скорее всего, когда она вырастет, все её эмоции станут (условно) как у мамы.
Интервьюер: Можно ли вытащить какие-то воспоминания из условной «пропасти забвения» (мы помним, в мультфильме была такая пропасть забвения)? И проводились ли эксперименты – может быть, связанные с гипнозом – по изъятию таких детских воспоминаний из раннего детства, которые человек уже забыл, но посредством каких-то таких манипуляций может вспомнить?
Полина Кривых: Гипноз – это довольно своеобразный метод. Некоторая часть научного сообщества верит в его существование как метода, а некоторая считает, что гипноз работает как способ погружения в трансовое состояние для терапевтической работы, но при этом не работает как инструмент, чтобы что-то вытаскивать.
Элизабет Лофтус
Кроме того, здесь сразу вспоминаются эксперименты по имплантации воспоминаний Элизабет Лофтус. И получается, что очень велика вероятность, что если человек внушаемый (это наша личная особенность: мы все в какой-то мере внушаемы, просто кто-то больше, кто-то меньше), если человек хочет что-то вспомнить (условно) под гипнозом, то гипноз – это просто сеттинг, обстановка, в которой ему удобно придумать себе какое-то воспоминание и поверить, что оно настоящее, таким образом его имплантировав. И мы не можем сейчас точно отделить имплантированные воспоминания от настоящих, даже если посмотрим с помощью фМРТ, то есть визуализируем активность мозга. Таким образом, человек под гипнозом может говорить, что он вспоминает свои детские воспоминания, но реально он мог их вот сейчас придумать и поверить, что они настоящие.
Интервьюер: В мультфильме апатия началась, когда идея-фикс засела в главном центре и эмоции не могли воздействовать на поведение.
А как в реальности?
Полина Кривых: Здесь мы больше уходим от моей профессиональной области в область чисто клинической психологии. Но вообще, если бы у Райли была настоящая апатия, то она легла бы на кровать, ни с кем не разговаривала, ничего не ела и плевала в потолок. То есть ей бы не хватило внутренней энергии, внутренней готовности что-то делать. В этом плане в мультике не чистая апатия, а скорее эмоциональное охлаждение, снижение эмоциональной чувствительности, но до чистой апатии Райли всё-таки не дошла.
Интервьюер: Воображаемые друзья. Мы все помним, что у Райли был когда-то воображаемый друг, которого она забыла. До какого возраста вообще нормальным считается иметь воображаемого друга?
Полина Кривых: Мне кажется, здесь воображаемого друга можно понимать не только как воображаемого друга в чистом виде, но ещё и как проявление защитного механизма личности под названием регрессия. То есть когда Райли становится плохо и у неё начинают рушиться «острова личности», она начинает по своим реакциям немножко откатываться назад. Ведь преобладание гнева или отвращения – это скорее реакция шести-семилетнего ребёнка, то есть кого-то помладше. И, мне кажется, здесь воображаемый друг может восприниматься как метафора регрессии: мы уходим в детство, когда нам было хорошо, и начинаем реагировать соответственно – как в детстве. Там есть красивый момент, когда они улетают на тележке с песенками – и воображаемый друг спрыгивает, то есть вместе они долететь никак не могут. И мне кажется, что это тоже красивая метафора: Райли становится целостной, и отбрасывает регрессию, и начинает принимать решения и выбирать тип поведения, который соответствует её возрасту, а не откатывает её назад.
Интервьюер: Вообще для чего дети придумывают себе воображаемых друзей?
Полина Кривых: Очень разные могут быть причины. Но основных, наверное, две. Во-первых, если ребёнку скучно, то с воображаемым другом можно как-то повзаимодействовать, поиграть, пообщаться. И ещё воображаемых друзей придумывают для того, чтобы повысить чувство комфорта. Таким образом, на воображаемого друга ребёнок может проецировать какие-нибудь идеальные образы – например, образ идеального друга или образ старшего или младшего брата или сестры, если ребёнку очень хочется его иметь. Мне кажется, очень часто эту роль у детей играют любимые мягкие игрушки. Ведь у любого ребёнка, у нас у всех были какие-нибудь любимые-любимые игрушки – они вполне справляются с ролью воображаемых друзей: по-честному, мы же с ними разговаривали в детстве.
Интервьюер: В мультфильме мы видим такой момент, когда Райли, родившись, открывает глаза и видит перед собой папу с мамой. В реальности же какой минимальный возраст человека для того, чтобы у него начали формироваться воспоминания? Действительно ли они формируются прямо с младенчества или [новорождённый] ребёнок ещё не способен их формировать?
Полина Кривых: Когда я пересматривала мультик, меня очень удивил как раз этот кадр с новорождённой Райли, потому что когда ребёнок только открывает глаза, он, скорее всего, видит всё очень расфокусированно, и даже маму с папой чётко разглядеть не получается. И там же сразу воспоминания начинают формироваться. Вот здесь тонкая грань. С одной стороны, мы не можем точно утверждать, когда воспоминания начинают формироваться (или, по крайней мере, я не видела таких данных), но в принципе автобиографическая память начинает формироваться у человека около четырёх-пяти лет. То есть мы можем помнить отдельные воспоминания примерно в этом возрасте. Причём помним их такими эмоциональными вспышками: чаще всего это, например, день рождения, или какая-нибудь поездка, или какой-нибудь очень хороший день с родителями. Но мы не помним всю перспективу, а помним отдельные вспышки в районе четырёх-пяти лет. А потом уже воспоминания начинают формироваться более конкретные, и мы можем примерно вспомнить себя в шесть, в семь лет и дальше.
Интервьюер: Эмоциональные вспышки – это воспоминания или события, связанные с наиболее сильными эмоциями или не обязательно?
Полина Кривых: Да, это обычно очень сильные эмоции. И, опять же, мультик очень красиво это показывает. Любое эмоционально окрашенное воспоминание мы запоминаем лучше, чем нейтральное. И, кстати, печальные воспоминания запоминаются ещё лучше, чем радостные. Так что в какой-то мере доминирование Печали в конце может иметь также и такой смысл.
Интервьюер: Да, кстати, про эмоциональное окрашивание. Когда Печаль берёт шарик, он окрашивается в другой цвет, и мы видим её преобладание. А что ты можешь рассказать про эмоциональное окрашивание?
Полина Кривых: Тут даже не столько про окрашивание, сколько про механизм доставания воспоминаний. Если продолжать метафору шариков, что у нас есть долговременная память, там лежат шарики с воспоминаниями, и мы какой-то достаём – в тот момент, когда мы его достаём и начинаем вспоминать и проигрывать [его] у себя в голове, если подойдёт печаль, то воспоминание действительно изменится, и мы обратно в долговременную память уберём уже изменённое воспоминание. В этом плане мультик довольно корректен.
Интервьюер: В мультфильме мы видим наличие глубинных воспоминаний – драгоценные пять шариков. Действительно ли они существуют?
Полина Кривых: Действительно, у нас есть воспоминания, которые светятся – условно – ярче, чем остальные. То есть мы помним их лучше, они очень сильно для нас эмоционально окрашены и очень для нас важны. Но при этом, во-первых, мы не нашли, чтобы где-то в коре головного мозга у нас были более важные воспоминания и менее важные, а во-вторых, всё-таки скорее нельзя говорить, что одно воспоминание является основополагающим или краеугольным для формирования какой-то стороны личности. И вот эта метафора, когда в головном центре не было уже радости и печали и все остальные эмоции пытались вставить какой-то шарик с другим воспоминанием, чтобы «остров» не рухнул, – вот это как раз показывает, что если бы мы теряли вдруг какое-то воспоминание, то «острова» бы рушились просто из-за отсутствия воспоминания. А у нас такого не происходит: мы всегда выстраиваем стороны своей личности, опираясь на несколько факторов, на много воспоминаний сразу.
Интервьюер: А если стереть все воспоминания, наша личность сохранится?
Полина Кривых: Отличный вопрос, очень философский на самом деле. Мне кажется, частично ответит на этот вопрос рассказ про одно психическое состояние – про нарушение памяти. Оно называется фуга. Это история, когда человек живёт обычной жизнью, а потом вдруг в какой-то момент он забывает абсолютно всё: он забывает, кто он, откуда он, как его зовут и так далее. Чаще всего в панике человек берёт билет на самолёт или на поезд и уезжает куда-нибудь в другой город. Приезжает, начинает абсолютно новую жизнь, выстраивает новые связи, заводит новую семью (такое тоже бывало!), живёт так несколько лет. А потом вдруг в какой-то момент он вспоминает свою прошлую жизнь и в этот момент забывает всю предыдущую. А дальше вопрос в том, чтó мы определяем как личность. «Личность» – это психологический термин, у которого, наверное, больше всего определений существует. Кто только ни пытался сказать, что это такое! Таким образом, в зависимости от того, какое определение мы возьмём, можно говорить, что, по каким-то определениям, нет воспоминаний – нет личности, а кто-то говорит, что личность – это что-то большее, поэтому даже при отсутствии воспоминаний она может сохраниться как основная суть, если уже сформирована, конечно.