Я не думаю, что этот домик был построен для людей⁠⁠

Это перевод истории с Reddit

Я подумал, что гора полая.

Не в геологическом смысле — без провалов, без пещер на топографических картах. Я имею в виду, под ногами она казалась неправильной, будто идёшь по коже чего-то, что задержало дыхание.

Я трижды повторил это себе по дороге. Шутка, которая не сработала. Я снял домик, где обещали полнейшую изоляцию, ни одного соседа на мили вокруг. Такое место, где тишина — главная опция.

На фото были деревянные стены цвета поджаренного тоста, труба достаточно толстая для сотни зим, терраса, занесённая снегом. Инструкция хозяина была простой: ехать по просёлочной дороге, мимо закрытого кемпинга, свернуть на служебную колею за ржавыми скотными воротами. «Ключ в кодовом ящике, — писал он. — Дрова в сарае. Если что-то нужно, меня обычно можно найти через контору лесников в городе».

Никто не знал, что я еду.

Мне нужна была тишина. Телефоны — выключить, почта — забыта. Никакого городского шума, притворяющегося жизнью. Просто ничего.

Последняя палочка сети исчезла около полудня. Чем выше я поднимался, тем теснее смыкались сосны. Мимо кемпинга, мимо столов для пикника, что выглядели окаменевшими, мир редел, пока даже ветер, казалось, неуверенно притих. Когда я протиснулся через скотные ворота, тишина надавила так сильно, что у меня заложило уши.

С деревьев сочилась чёрная смола. Не янтарные бусины — смоляные, тёмные как дёготь жилы, стекали по коре в снег. Там, где они касались, снег проваливался, будто что-то толкало его снизу навстречу.

Домик стоял на овальной поляне — скорее отсутствие, чем пространство. Терраса перекосилась, труба просела, дверь была слишком новой. Когда я вошёл, пыль поднялась, как запотевание на зеркале.

В целом всё было нормально. Холодно, но нормально. В углу — буржуйка, каркас кровати, будто сколоченный двенадцатилетним, на окнах плёнка-усадка, вздувшаяся по швам. Термометр на стене показывал тридцать восемь градусов. Я накормил печь из сложенных дров. Первый чурбак разгорелся, наполнив воздух тем самым запахом, которого пытается добиться любая «ароматическая свеча с ароматом домика».

Тишина не смягчилась. Если уж на то пошло, надавила сильнее — как негласное правило.

Первую ночь я попытался спать на диване, поддерживая огонь. Около полуночи печь икнула — дым прижал комнату сверху, прежде чем тяга выровнялась. Я подумал, что хуже уже не будет, пока не услышал скрежет.

Не шуршанье. Не мыши. Медленное волочение под половицами, камень о камень. Дерево едва сдвинулось, будто что-то проверяло вес наверху.

Я приложил ладонь к полу. Почувствовал. Ровно. Намеренно. Потом пропало.

Я не спал.

К утру я убедил себя, что это морозное пучение, или лёд в грунте смещается. Что-нибудь естественное, скучное. Но следующей ночью скрежет вернулся, множась, бродя под печью, под ванной, под моей кроватью. Половицы то поднимались, то опускались в такт. Не человеческий, не животный. Слишком ровный. Будто сам пол дышал.

Я прошептал «Нет», просто чтобы услышать что-нибудь человеческое.

Я не уехал. Пока нет.

На следующее утро я вышел на террасу с кофе. И тут линия леса двинулась.

Между соснами проскользнуло нечто выше самих деревьев. Мгновение оно выглядело столбом коры. Потом накренилось, и трещины разошлись, открывая бледную массу, шевелившуюся под бронепластинами. Голова свисала вперёд, без глаз, без рта — пока хрящи не разошлись кольцом, влажно и намеренно.

Звук был не животный. Конструкционный. Как будто здание решило рухнуть.

Я рванул внутрь и задёрнул шторы, будто это могло помочь.

Грузовик не завёлся. Панель загоралась, стартер тянул, но двигатель молчал. Когда я снова посмотрел к лесу, их стало больше. Ряд. Они не шли — росли. Пластины защёлкивались по мере роста, рты раскрывались без звука, пока воздух не завибрировал так, что у меня застучали зубы.

К утру они исчезли.

А вот пол — нет.

Проснувшись на следующий день, я увидел, что доски вокруг кровати влажные. По полу тянулись чёрные жилы, едва пульсируя, и сходились к печи. Чугун просел на четверть дюйма к земле, словно что-то снизу тянуло его вниз.

Я позвонил в контору лесников. Оставил вменяемое голосовое — слова вроде «возможно, морозное пучение» и «вопрос безопасности». Никто не перезвонил.

К полудню у тишины появился пульс. Снег падал строго вертикально, без ветра, накапливался на террасе равномерно, словно его туда укладывали. Ночью печь снова дала сбой, выплюнув дым в комнату. Я открыл дверь проветрить — и застыл.

Один из них стоял на краю поляны. Ближе, чем раньше. Пластины шевелились, высота менялась. Он смотрел без глаз.

Я захлопнул дверь. Щёлкнул засовом. Притащил комод к двери спальни, хотя туда и не собирался. Сел в темноте с топором на коленях и монтировкой из сарая в руке.

В полночь пол вдохнул. Подо мной поднялась каждая доска. Труба печи выгнулась, будто её дёрнули. Температура упала на шесть градусов за минуту.

Я выдрал половицу. Под ней был не грунт, а тонкие чёрные крупинки, пронизанные пульсирующими жилами. Когда я перерубил одну топором, она сшилась мгновенно. Земля под фундаментом пульсировала, упираясь в каркас домика, как лёгкое, выдыхающее мне в рёбра.

Я сделал единственное, что пришло в голову: огонь.

Сдёрнул плёнку с окон, развёл второй костёр в старом очаге под ковром, кормил его книгами, бумагами, всем, что горит. Пламя лизнуло вверх, но дым распластался под потолком, словно сверху прижали крышкой.

Снизу звук попытался сложиться в слово. Не речь — лишь её форма. Тридцать ртов, разом угадывающих гласные.

С меня хватило.

Я схватил рюкзак, шарф, топор, налобный фонарь. Снова влез под пол, вбил монтировку поперёк шва у печи. Фундамент сжал её, металл согнулся, и я высыпал ведро с золой из печи в щель. Угли вспыхнули и погасли, будто снизу их выдохнули.

Я не стал ждать доказательств. Я побежал.

Поляна стала меньше. Деревья наклонились внутрь. Земля цеплялась за подошвы, зернистая, как будто идёшь по мешку с фасолью. Высокая фигура ждала у кромки, меняя рост, под пластинами перекатывалась бледная масса.

Я метнулся к единственному просвету, похожему на коридор, и рванул.

У меня за спиной домик выдохнул. Звук сорвал с моей спины тепло.

Я не помню, как перескочил ворота. Только шплинт между зубами, цепь, сдающаяся, и дорога, расправляющаяся, пока мир наконец не зазвучал живым. Птицы. Вода. Снегоочиститель, скребущий лезвием.

На первой заправке я оставил ещё одно голосовое: «С землёй у того домика что-то не так. Пол дышит. Что-то в лесу. Пожалуйста…» Я остановился, прежде чем сказать ест людей. Сказал причиняет людям боль.

Никто не перезвонил.

Это было недели назад.

Я думал, я в безопасности. Но прошлой ночью, у меня в квартире на третьем этаже, тишина сдвинулась. У меня снова заложило уши. Я прижал ладонь к полу и сказал себе, что меня вылечит фактура.

И тогда я услышал.

Тихое волочение, перекладывающее что-то зернистое. Не громко. Не близко. Просто звук тысяч рук под полом, которые двигаются, вспоминают.

И я не думаю, что оно хочет меня вернуть в горы.

Я думаю, гора идёт сюда.

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit