Вечная глупость и вечная тайна. Глава сорок третья⁠⁠

Глава сорок третья.
Жажда смерти.

Осенью пятнадцатого года я захотел отдохнуть в санаторном отделении психиатрической больницы, но гладить салфетки и скатерти из ресторана в Хельсинки никто даже пробовать не хотел, процесс это был достаточно трудоемкий, заказчик придирался к каждой мелочи и звонил напрямую директору и грозился начать стирать свое бельё в другой прачечной. И тогда Ирина все же решила нанять специально для работы на прессе ещё одного человека. Выбор кандидатов она доверила мне. Приходили в основном мужчины в возрасте и с настроением брать больше и кидать дальше, не вникая в смысл работы. Я остановил свой выбор на пожилом зоотехнике, мужчине очень воспитанном, робком, но способным выполнять эту сложную работу, следуя отработанной технологии. За две недели я его неплохо натренировал и в то время мне было даже приятно ходить на работу. Закуток, в котором находился пресс отгородили от остальной прачечной, так что можно было поболтать о возвышенном. Андрей рассказал, как он ранее работал на предприятии разводившем осетров и поставлявшем эту дорогую рыбу и её икру в рестораны. Главное было в том, что человеком он был серьезным, не загуливал, не отпрашивался. Татьяна, конечно, попыталась на него пару раз напасть, но я сказал Ирине, что Андрей этого терпеть не будет и просто уйдет и с дебоширкой была проведена воспитательная беседа, после которой она старалась себя сдерживать в отношении эксклюзивного работника.

В больнице я отдохнул, но после этого меня отправили работать только у колландера и постоянно кидали то в одну, то в другую смену. А потом и вовсе доверили выполнять ответственный заказ - стирать пол тонны полотенец каждый день для сети парикмахерских. Стирать полотенца из каждой парикмахерской надо было отдельно, а потом еще сушить, складывать в ручную и раскладывать по пронумераванным мешкам. И все бы ничего, но стиральные машины надо было выпрашивать у тех, кто стирал основную массу белья, и то же самое с сушилками. В рабочие дни по утрам стирала обычно Ирина и с ней можно было договориться, но по вечерам и выходным приходилось делить технику с Татьяной и её сменщицей. Сменщица, хоть и ворчала, но с ней в конечном итоге я договаривался. Дело было в том, что если я не успевал до конца рабочего дня сделать свой заказ, то вся смена должна была мне помогать, потому мне особенно палки в колеса никто не ставил. А Татьяна была даже рада, когда я не успевал и потому практически не давала мне работать. И сколько я с Ириной об этом ни говорил, она отвечала, что я тоже должен на неё орать и даже врезать её по мозгам, чтобы отвоевать свое право на труд. Я на такое пойти не мог, мне была противна Татьяна и я не мог опуститься на её хамский уровень. Во время её истерик я только молчал и брезгливо морщился, выражая свое презрение не только к ней но и ко всему быдлу на свете.

К тому времени я уже каждый день выпивал ведро легкого дешевого пива, а без этого просто не мог заснуть и корчился от боли. Во время ежемесячных визитов к врачу, я слышал советы поменять работу и получал рецепты на новые препараты. Я скептически смотрел на перемену рабочего места, потому что убедился в том, что в каждом коллективе среди пролетариев находится тот, кто доминирует над остальными и отравляет им существование в той или иной мере. И главное то, что я отдавал себе отчет в том, что состояние у меня совершенно неподходящее для поиска новой работы. Все-таки у меня была третья группа инвалидности и уже психиатрический диагноз. Медицинскую комиссию я мало куда мог пройти.

В ту осень я начал созваниваться с другом Доктором. Он вечно был в нетрезвом состоянии, рассказывал мне о том, как он прекрасно живет, забирая просрочку из супермаркетов, со сбором металлов уже дело как-то не шло в холодный сезон. Узнав о том, что у меня третья группа инвалидности и семьдесят евро пенсии в месяц и бесплатный проезд по Риге, он вроде бы тоже захотел её получить, но не мог понять, как это сделать, сколько я ему не объяснял. Я много раз приглашал его в гости, но он не соглашался, звал к себе. Потом он на пару месяцев пропал...

В один мрачный вечер, когда я под воздействием пива смотрел авторское кино вдруг позвонил Доктор и рассказал о том, что произошло с его мамой. Его мама была очень образованной и воспитанной женщиной с аристократическими манерами. Она была следователем и капитаном КГБ, вела дела о нарушении полномочий среди сотрудников комитета. При советах она пользовалась множеством привилегий, потому и сын её учился в специальной школе в одном классе с будущим мэром Риги. Ей, конечно, было неприятно смотреть на падение своего сына, чудил он с подросткового возраста. Однако она никогда его не била, не повышала голос, не использовала нецензурных слов, но часами могла объяснять ему, что он не правильно себя ведет.

Как-то раз ей стало плохо, и она попросила сына вызвать скорую помощь. Он ответил ей, что сам врач и может оказать ей любую помощь. Как обычно он был сильно пьян, в квартире был страшный беспорядок и ему не хотелось, чтобы его бывшие коллеги по работе на станции скорой помощи узнали о глубине его падения. После осмотра мамы, он велел ей лечь спать и не капризничать, а утром его жена обнаружила, что его мама умерла.

И тут он начал рассказывать мне о том, как пошел к новой теще, просить пару тысяч взаймы, чтобы устроить маме пышные похороны. Теща деньги обещала дать, но под залог квартиры, которую он унаследовал от матери. Я спросил его, зачем ему нужны пышные похороны, если он так дурно обошелся с мамой, пока она была жива. А он понес какую-то ерунду про православие, русский дух и величие советского союза. Слушать все это мне было очень неприятно. Я понял, что он опустился на самое дно и всплыть у него уже не получится. За квартиру платила его мама, и без неё он её и так потерял бы. Конечно, он мог бы отправиться лечиться от алкоголизма и психических расстройств. Я ему даже это предложил, но он только оскорбился, заявив, что с психикой у него все в полном порядке и никто его лечиться не заставит. После этого я больше с ним не общался.

В конце осени у меня сильно разболелись коренные зубы на верхней челюсти. Все они были запломбированы, но болели корни и так, что вместе с ними болела вся голова. Денег у меня уже не было, кредитный лимит был исчерпан и потому я регулярно закладывал в ломбард свои электроинструменты, а бывало, что и компьютер. Дотянув до зарплаты на одном хлебе и пиве, я зашел в первую попавшуюся стоматологическую клинику и осведомился, есть ли у них хирург, который может удалять коренные зубы. В клинике была шикарная приемная с пальмами фонтаном и водопадом. Женщина в регистратуре высокомерно заявила, что у них лучший хирург в городе. И я оказался в кресле у совсем молодого парня, который сомневался в том, что зубы эти стоит рвать, сделал рентген и сказал, что корни у зубов гнилые и видит он такое впервые. Пару маленьких зубов он вытянул быстро, но вот с большим ковырялся часа два, что-то сверлил, тянул, делал дополнительные рентгеновские снимки, колол обезболивающие уколы. А потом дал мне таблеток, выписал направление и велел ехать в институт стоматологии.

Ехать было не очень далеко, но уже в автобусе у меня начала болеть вся голова. Я подумал, что этот дантист явно со мной сделал что-то совсем плохое, если не взял с меня денег. В институте еще пришлось пару часов посидеть в очереди из таких же, как я жертв не совсем компетентных зубных врачей, некоторые прибыли даже из других городов. Сначала меня сделали снимок всего черепа, а потом молодой веселый врач объяснил, что корни у моих зубов закручены штопором и вытащить их весьма трудно, а один из корней оказался в гайморовой пазухе и мне следует лечь в стационар на выходные, а в понедельник мне сделают операцию. Но он мог сделать мне операцию и немедленно, выписать мне антибиотики и больничный на две недели, в течении которых я не должен напрягаться, правда, за немедленную операцию надо будет заплатить сотню евро и за снимок черепа сорок. Лежать выходные в стационаре и ждать операции я не рискнул.

После операции я заехал на работу, продемонстрировал свою трезвость, развороченную десну и больничный лист, а так же чек на сто сорок евро. Мне, конечно, все посочувствовали, но сказали, что хоть я в этом и не виноват, однако человек я совсем ненадежный. Приехав домой я никак не мог заснуть, все думал, откуда взять деньги. После оплаты счета за квартиру совсем ничего не осталось. А еще надо было ехать к тому врачу на осмотр и снятие швов, а потом рвать еще один зуб, который рядом, а потом ещё два коренных зуба на другой стороне. Да и после этого у меня на верху оставались только передние зубы, и чтобы жевать нужно было заказывать вставную челюсть. Ситуация казалась мне безвыходной, с работы могли уволить, или начать мне платить минимум, ведь я уже не было незаменимым работником.

После пары дней мучений и фактически голодания я пошел в магазин. Пить пиво с не зажившей серьезной раной было очень опасно, а при одной мысли о крепких напитках меня выворачивало наизнанку, в то же время жутко хотелось нормально поспать, а не урывками. В конце долгих раздумий я приобрел пару литровых пакетов вина, ржаной батон и "бутербродную" колбасу, которую я поначалу есть не стал и только после вина смог заставить себя съесть бутерброд с этим месивом из крахмала, куриной шкуры и кишок. Проспал я много, но после пробуждения почувствовал себя совсем плохо, как морально, так и физически. В голове пульсировала мысль о самоубийстве, которую я отгонял мыслями о сыне и маме. В то же время я понимал, что своей жизнедеятельностью я только расстраиваю их.

После того, как у меня зажила десна, я заболел гриппом. В день моего рождения несколько коллег пришли ко мне в гости. Мне передали подарок - двадцать евро, на которые я тут же купил мяса и пива. Не знаю каким образом, но я оказался через пару часов дома у какого-то родственника одной из коллег и начал там наговаривать на себя всякие гадости, которые вскоре узнал весь коллектив.

Рождество директор решил не праздновать никак, помня о том, как мы себя вели в прошлом году в гостевом доме, потому он просто подарил всем работникам шерстяные шарфики и бутылки "молдавского коньяка".  Мне велели явиться на работу за подарком вечером, сказали, что на пару часов в самой прачечной накроют стол. Ехать на работу мне было действительно тяжело, ибо у меня и вправду в тот день поднялась температура и мучил кашель. Пить наливку, котрой Ирина всех угощала я отказался, ел разные бутерброды и салаты через силу. За столом разговорился с Александром, который посетовал, что после очередного загула не может купить дрова, чтобы обогреть свою съемную квартиру. Потом он как-то оказался у меня в гостях и пил подаренный нам "коньяк" закусывая бутербродами, которые мне дали в дорогу. И все бы ничего, если бы он не пригласил ко мне Оксану, а вместе с ней приехали и её дети, которые изрядно насвинячили и залили мне ноутбук, да ещё и мучили дегу. Смутно помню, что я убедительно попросил их больше ко мне не приезжать, но отдал им свой другой ноутбук у которого не работал монитор.

Я был на больничном и к врачу мне надо было идти не скоро, но Оксана и Александр прогуляли несколько дней. Мы брали пиво упаковками по шесть двухлитровых бутылок. Есть было нечего, но гости ушли только, когда закончились мои запасы табака для трубки, которую они научились курить. Я чувствовал полное бессилие перед своей болезнью и именно в тот момент потерял надежду на то, что смогу когда-нибудь измениться, что перестану пьянствовать, получу вторую группу инвалидности и буду спокойно и без стресса скромно жить со своим сыном. Тогда я взял одноразовый шприц, которым промывал себе уши от серы, нашел иглу от него и неудачно сделал себе инъекцию воздухом. Игла вошла слишком глубоко, проткнув вену насквозь, оставив на руке красное пятно. Гости поняли, что я собирался сделать, пробовали со мной поговорить, сказали, что им живется ещё хуже чем мне. Они даже решили приглядеть за мной, пока я не протрезвею, но курить было нечего...

Оставшись один, я долго искал острый обойный нож, чтобы перерезать себе вены в ванной, но не нашел и попытался это сделать затупившимся кухонным ножом, но неудачно. После этого я выпил все таблетки, что нашел, а было их довольно много. Не помню, как я после этого заснул на полу в кухне, а потом проснулся из-за рвотных спазмов. Я был очень недоволен тем, что остался в живых, но сделать ещё пару попыток себя убить у меня уже не было решимости. Несколько дней я лежал и корчился в похмельных муках, а потом отнес ноутбук в мастерскую и мне сказали, что нужно подождать месяц, пока заказанная клавиатура прибудет. До конца больничного я писал бесконечные тексты ручкой в тетрадке. В итоге я пошел и купил себе смартфон в лизинг, чтобы совсем не потерять связь с внешним миром.

Когда человеку совсем плохо, он готов ухватиться за любую соломинку, надеясь хотя бы ненадолго прекратить свои мучения. Вот и я на том этапе своей жизни подумал о том, что стоит мне найти женщину, и мне станет лучше. Попивая пиво я просматривал объявления о знакомствах на рекламном портале и практически всем подряд печатал письма. Кого там только не было! Там были женщины с выводком детей живущие в глубинке, там искали плотских утех пятидесятилетние замужние высокомерные матроны. Практически все они требовали от меня не только фотографий моей физиономии, но и документов о том, сколько я зарабатываю, и документов о том, что квартира принадлежит мне. Большинство из них прекращало со мной общение, узнав о том, что у меня нет автомобиля. Одна женщина откровенно написала, что доход в шестьсот евро в месяц - это никуда не годится для мужчины в расцвете лет.

И тут, когда я уже практически забросил это занятие, какая-то особа ничего не спрашивая напечатала свой номер телефона. Я позвонил, и впечатление после разговора было не совсем приятное, потому что говорил в основном я, а она молчала. И тут она предложила немедленно встретиться. Был пасмурный слякотный выходной, короткий день подходил к концу. Я ждал её около кафедрального собора и думал, что же с ней не то, если она сама предложила пойти на встречу с незнакомцем. Она оказалась достаточно привлекательной, хотя и не в моем вкусе. У неё был большие голубые глаза и длинные светлые волосы. На вид её было лет тридцать пять или сорок, но она сказала, что ей уже пятьдесят. Денег у меня было мало, потому я предложил ей погулять по парку.

Я повел её к памятнику Барклаю и начал рассказывать об этом генерале и вообще о войнах в начале девятнадцатого века. Шла она медленно, а потом просто повисла на моей руке. Присесть на скамейку не представлялось возможным и пришлось мне пригласить её в кафе на улице Мариинской. К моему удивлению она охотно согласилась выпить медового пива и очень развеселилась после пары кружек. Потом мы переместились в тесную пивную, где медовое пиво стоило дешевле и там она совсем распоясалась и предложила поехать ко мне, если я живу один.

Ехали мы на автобусе, где она начала меня тискать. Мы зашли в супермаркет около моего дома, знакомые кассирши осуждающе смотрели на меня, когда пробивали несколько двухлитровых бутылок дешевого пива и небольшой кусок мяса. Настроение у меня было какое-то мрачное, мне было жаль денег, которые я потратил на пиво в кафе и пивной, да и активность этой женщины как-то настораживала. И только когда она разувалась в прихожей я понял в чем подвох. Она похвасталась, что у неё инвалидность второй группы после автокатастрофы. Но это было не так страшно для меня в тот момент, больше беспокоило то, что она повторяла одни и те же глупости про стабильность, социализм и православие. Пока я готовил мясо, она на меня навалилась, и потребовала жесткого секса, и я ей не отказал...

Ночь я провел тогда очень бурную, а утром отправил её домой, а сам поехал на работу, совершенно не выспавшийся. Она до утра планировала нашу совместную жизнь, собиралась купить дорогой диван, говорила, что у неё есть сбережения и если что взрослый преуспевающий сын в деньгах ей не откажет, да и бывший муж тоже не бедный и всегда ей помогает. Она сказала, что её родители были молдаванами, приехавшими в Ригу работать на заводе. Она закончила какой-то пищевой техникум и тут же вышла замуж, благополучно забыв все, что зубрила четыре года. Никогда в жизни она нигде не работала. Муж постоянно был занят зарабатыванием денег, а она не особенно утруждалась домашними работами и воспитанием единственного сына, ведь у неё была мама пенсионерка всегда готовая помочь. Она рассказывала мне, как ездила одна по разным курортам и ходила по клубам с друзьями, пока на нашла замену своему занятому мужу. И только она переехала жить к новому мужчине, как с ней случилась авария. Новый кавалер не изъявил тратить деньги на её лечение и пришлось ей вернуться к мужу после очень долгого лечения.

На следующих выходных она обещала приехать ко мне и звонила несколько раз на неделе. И вот в субботу она рано утром позвонила и попросила меня её ждать дома и никуда не уходить. И потом до вечера она все звонила мне, говорила одно и то же, но все не могла доехать. Я понял, что она пьяна и общаться с ней мне как-то расхотелось. Но к вечеру она все же приперлась, привезла денег, которые мы истратили на пиво и мясо. Контактировать с её ненасытным телом моему телу было приятно, но она призналась, что у неё уже давно проблемы с алкоголем, да и с психикой тоже. А потом начала рассказывать, как ей помогает православие и принялась уговаривать меня пойти в церковь и покреститься. Помимо всего прочего она была очень неаккуратной, умудрялась за час все вокруг себя так разбросать, что все это мне приходилось потом полдня убирать и это меня очень раздражало. Она обещала в понедельник остаться у меня и все прибрать после выходных, но поехала домой, когда я поехал на работу. И пришлось мне потом после работы самому наводить порядок и готовить себе не очень питательные блюда из остатков продуктов.

К концу рабочей недели, в течении которой она почти каждый день обещала приехать ко мне, я решил прервать с ней отношения. До меня вдруг дошло, что нормальная женщина вряд ли будет общаться с таким малообеспеченным мужчиной, как я, да еще и с пьющим и курящим. А если какая и согласиться на отношения со мной, то это обязательно будет какая-то падшая особа, общение с которой точно не пойдет мне на пользу. Помню, как она заехала ко мне трезвая и скромная, сидела в кухне, курила и стряхивала пепел на пол и искренне не понимала, что это может меня раздражать. Я спокойно объяснил ей, что лучше нам больше не общаться, что у меня большие финансовые проблемы, что я собираюсь перестать употреблять алкоголь, что у нас с ней нет общих интересов. Она сказала, что может и книжки начать читать и пить тоже перестать, если я захочу, но будет лучше, если я куплю телевизор и мы вместе будем его смотреть, лежа на диване. И тут я признался, что меня просто тошнит от сильных лидеров, православия, коммунизма и телевидения, а ей не следует со всем этим расставаться, если ей все это близко. После этого я её выпроводил, отказав в прощальном поцелуе.