Вечная глупость и вечная тайна. Глава пятнадцатая⁠⁠

Глава пятнадцатая. Западня.


В конце осени Вера в Прейли встала на биржу труда, и записалась на курсы швей. Работать швеей она не собиралась, её соблазнили стипендией, которую платили учащимся на этих курсах для безработных. Платили двадцать пять лат в месяц. В этой связи она совсем перестала приезжать ко мне в Ригу. Я начал ездить к ней на выходных. Как-то раз, когда уже навалило снегу, и были довольно сильные морозы, я приехал в Прейли. Как обычно, мы мало говорили, и много совокуплялись, чтобы уменьшить вероятность возникновения ссоры. Она встала с кровати не одетая, повернулась ко мне боком, и я заметил, что её живот как-то сильно округлился. Я сказал, что ей надо бы сесть на диету, а то у неё живот, как у беременной.

- Я на четвертом месяце! – вдруг злорадно прошипела она. – На этот раз аборт ты меня не заставишь сделать! А ты думал, что я теперь бесплодная и ты можешь выгнать меня в любой момент? Нет! Теперь ты от меня так просто не отделаешься!

- Что ты несешь? Какой аборт? Ты что, и в правду беременна? Но мы же договорились, что сейчас не время, что лучше потом, когда будет свое жилье! Где мы будем жить с ребенком?

- Все наши договоренности недействительны! Теперь все буду решать только я, а если тебе что-то не нравится, то можешь валить прочь.

И после этих её слов, которые были изрядно сдобрены очень неприличными выражениями, я почувствовал, что она у меня что-то украла, похитила часть меня, взяла в заложники, и теперь начала шантажировать. Пришло и понимание того, что ничего уже исправить нельзя, никак, что бы я ни сделал. Она продолжала злорадствовать, а я понимал, что даже самоубийством тут ничего не поправишь. Она знала, как я сильно хочу ребенка, что я люблю его заочно и не смогу его бросить. Да что там бросить? Ребенок был в ней, и я уже не мог её ударить, что бы она со мной ни делала.

- Ты это… Не нервничай, тебе нельзя, если ты беременна. Успокойся. Все будет, как ты скажешь. А теперь мне надо немного побыть одному. Я пойду прогуляюсь.

- Никуда ты не пойдешь! Я тебе не разрешаю! Хочешь, чтобы у меня выкидыш был? Сам сказал, что мне нервничать нельзя!

Я все-таки оделся и направился к выходу. Она схватила меня за куртку, но я из неё выпрыгнул, и по морозу в свитере пошел в бар, где очень быстро напился водкой. И даже пьяный я не мог уйти от осознания того, что действительно, никуда я от неё больше не денусь. Будто на казнь я пошел обратно, к ней. Она орала, требовала отдать ей все деньги. Теперь она была борцом с пьянством. Остаток выходных был для меня пыткой. Пришлось молча выслушивать её брань в свой адрес и сумасшедшие планы на будущее. Она планировала сдать на права, купить автомобиль и начать на нем бомбить по окрестностям Прейли. Если ранее у меня были надежды на то, что когда-нибудь я её все-таки полюблю, то с того момента у меня уже не было таких иллюзий. Я окончательно решил, что она мой враг, которого мне не победить, который окончательно победил меня и так победил, что я даже не могу убить себя, ведь убить себя – значит оставить своего ребенка с этой ведьмой. Ситуация в тот момент мне казалась безвыходной. Я ей поверил, когда она говорила, что хочет измениться, что любит меня, а она меня обманула. Каким же я был болваном, когда возобновил с ней отношения!

Той ночью я почувствовал, что она перестала быть для меня сексуально привлекательной. Она, конечно, принудила меня к соитию, и я делал все, что она требовала, но мне это не доставляло никакого удовольствия. Конечно, я притворялся, что мне хорошо, но она чувствовала эту ложь, пыталась меня разоблачить, придиралась ко всему, орала, что ничего не чувствует. А мне в ответ на её крики и упреки, хотелось только рассмеяться. Теперь мне было безразлично, приятно ей или нет, закончила она или нет. Я, конечно, понимал, что лучше её удовлетворить, чтобы она меньше орала.

Когда я рассказывал всем о том, что скоро стану отцом, меня поздравили все, кроме мамы и Игорька. Они видели настоящее лицо Веры, и понимали, что ничем хорошим все это не закончится. Другим же, кто настоящее лицо Веры не видел, казалось, что отношения наши с ней теперь точно наладятся. Один из коллег даже предложил крупную сумму денег взаймы под честное слово, которой могло хватить на то, чтобы купить комнату в общежитии. Я, не раздумывая, отказался, ибо понимал, что при новых обстоятельствах буду пить больше, возможно потеряю работу, и тогда вряд ли смогу отдать долг.

Под предлогом экономии денег, я не ездил к Вере одни выходные за другими, только звонил и разговаривал с ней, стиснув зубы от бессильной злости. Эта не находящая выхода злость отравляла меня изнутри. О будущем, в котором мне предстояло жить с ней, я старался просто не думать, концентрировался на настоящем, в котором у меня было мало свободного времени. После работы надо было ехать на велосипеде по заснеженной дороге на велосипеде, потом качать воду, носить её в дом, топить печку, готовить еду. Иногда я еще умудрялся почитать какую-нибудь книгу, в основном короткие произведения Пикуля.

Как-то раз на хутор приехал мой дядя со своими малолетними сыновьями. Он неожиданно спросил меня, люблю ли я Веру, я ответил, что очень люблю, и сказал о том, что мы с ней ждем ребенка. В ответ раздались сердечные поздравления, а у меня была кислая мина, и никак не получалось украсить её хоть какой-то натянутой и вымученной улыбкой. Глядя на своих двоюродных братьев, я подумал о том, как плохо будет моему ребенку с такой мамой, как Вера. Захотелось рассказать дяде обо всех ужасах своего положения, но я сдержал этот порыв, подумав о том, что он просто не поверит мне. При нем она никогда не орала и не дралась, при нем и его семье она даже пить отказалась, создав себе репутацию тихони и скромницы.

Время до нового года пролетело очень быстро. На корпоративе в деда мороза нарядили меня, правда с тем условием, что я не буду пить водку после каждого вручения подарка. Я сразу сказал, что мне на следующий день надо ехать к беременной жене в Прейли, потому мне позволили уйти с корпоратива в более или менее трезвом уме. А монтажник Алдис, который собирался на новый год ехать в родную Малту через Прейли, обещал подбросить меня с ветерком и совершенно бесплатно.

Утром я ждал этого своего коллегу в условленном месте, недалеко от вокзала, но он опаздывал. Я позвонил ему и по голосу понял, что он не совсем трезвый. И в тот момент, мне бы взять, да пойти на автобус, но я не хотел обижать товарища, который ко мне вроде как со всей душой. Я ждал еще где-то полчаса и тут в сугроб возле меня врезалась машина Алдиса, а потом и он открыл дверь и вывалился в снег с совершенно безумным взглядом. Когда я не выразил желания с ним ехать, он уверил меня в том, что поведет его жена. Кое-как мы доехали до его дома, где его усталая жена предложила мне выпить водки и закусить салом. Потом мы поехали к его друзьям, которые одолжили ему автомобиль. Жена Алдиса никак не могла запомнить, как переключать передачи в доверенной ей машине, да и взяла с собой не те очки, которые следовало. Ехали чудовищно медленно. Меня то и дело просили подержать совсем маленького сына Алдиса, который ужасно громко орал. Дороги были почищены плохо и снег продолжал валить. Коллега мой продолжал пить из припасенной бутылки водки. Один раз мы едва не съехали с дороги, потом забуксовав на перекрестке, чуть не попали под несущийся грузовик. В Прейли я оказался поздним вечером. Вера с утра мне названивала, и ругала за то, что я все-таки пошел на корпоратив, не поехал к ней вечером.

Новый год был встречен скучно. Верина мама и её гражданский муж изрядно набрались, а Вера их била и кричала на них, да и на меня тоже. Я подарил ей очередной дешевый магнитофон, предыдущие она быстро сломала. Будущая мать выпила только шампанского и чувствовала себя из-за этого несчастной. Украдкой, постепенно я выпил спрятанную поллитровую бутылку водки, но злость и тоска не отпустили даже на время. Сходили посмотрели салют в центр города, а потом пораньше легли спать. Утром Вера озвучила свое решение выйти за меня замуж, то есть оформить брак официально. Я только покорно кивнул в ответ. Она сказала, что все это только ради ребенка, чтобы никто не упрекал его в том, что он незаконнорожденный.

- Но на свадьбу много денег тратить не будем, - заявил я. – Просто придем в загс, тихо распишемся и пойдем домой. Для ребенка самое важное, чтобы ему было где жить, и жить с комфортом. Надо накопить пару тысяч, а потом можно будет купить квартиру со всеми удобствами, но где-то на окраине Риги…

- Я не хочу жить на окраине! – перебила меня Вера. – Слабо тебе в центре квартиру купить? Или кишка тонка? Мне соседка сказала, что если на очередь встать, то можно быстро бесплатно новую квартиру получить, потому что сейчас строят очень быстро.

- Да будет тебе известно, уже давно никакого нового социального жилья не строят ни быстро, ни медленно. Много твоя соседка знает! Где она это услышала? От таких же соседок на лавочке?

Затем последовала пара часов криков, потом я побежал в магазин за пивом, после чего мы продолжили ругань. Впрочем, это только для меня был скандал, для Веры это был нормальный обычный разговор. Иной стиль общения давался ей ценой очень больших усилий. И тут я подумал о том, как же, черт возьми, она мучилась летом, когда вела себя со мной прилично. Да, она знала за что терпит муки, и теперь пожинает плоды своего терпения. Теперь она загнала меня в угол надолго и может расслабиться. Каким же облегчением для меня было, когда я зашагал к автобусной станции, зная, что как минимум месяц она меня не будет беспокоить!

Я решил подать заявление в ЗАГС на Тейке, рядом с работой, зашел туда, все разузнал, позвонил Вере, и сказал, когда приехать. Встречал я её вечером на велосипеде, решил посадить её на автобус и потом встретиться на остановке, но она побоялась стоять и ждать меня на темной остановке на окраине города, потому с уже большим животом влезла на багажник. Там, где дорога была почищена ехать было еще легко, но, когда доехали до обледенелого проселка, я предложил ей пойти пешком. Она попробовала пройтись по льду, получилось у неё не очень хорошо, потому она снова влезла на багажник, и принялась еще и колотить меня по спине, чтобы я ехал быстрее, а то она замерзла. Я до сих пор горд тем, что проехал с ней на багажнике по льду, с пакетами продуктов на руле эти три-четыре километра без единого падения.

Зайдя в дом, она сразу легла на тахту, укрылась одеялами, не сняв обуви и верхней одежды, и принялась не переставая голосить, пока я растапливал печь, разогревал суп, раскладывал купленные продукты. На следующий день предстояло сделать первый шаг к тому, чтобы захлопнуть дверцу западни, в которую я попал. Её крик сильно действовал мне на нервы. Я размышлял о том, что возможно со временем я привыкну к её крику, и буду воспринимать его, как некую музыку. А что ещё делать? Другого выхода не было.

Я договорился на работе об одном выходном дне. Мою работу, конечно, никто вместо меня в тот день не делал, просто приемщица не принимала заказы на следующий день. Рано утром, еще за темно я растолкал свою невесту, накормил яичницей с колбасой и сыром, напоил горячим чаем, обещал на базаре купить ей новые сапоги, только с условием, что она помолчит пару часов. Был сильный мороз, ниже десяти градусов и сияло яркое солнце. Вера терпеть не могла яркий солнечный свет, она была раздражена, но молчала, чтобы получить новые сапоги. До ЗАГС добрались без приключений, заявление подали без проблем. Копии паспортов свидетелей я раздобыл заранее. Свидетелем с моей стороны был Игорек, а с её - сестра Надежда. Осталось только пройти медицинскую комиссию. Для этого мы отправились в железнодорожный медицинский центр около вокзала. В регистратуре сказали нам приходить на следующий день в восемь утра. Тут я распахнул бумажник и нагло спросил, нельзя ли пройти медкомиссию в ускоренном порядке за дополнительную плату. И мне ответили, что запросто, от нас требовалось только сообщить свою группу крови и резус-фактор. Этого мы не знали, и пришлось женщине в регистратуре пофантазировать. Так, за полчаса и пятьдесят лат мы получили медицинские справки для вступления в брак.

Потом мы зашли на работающий еще вещевой рынок, где Вера выбрала себе кошмарные сапоги из дерматина на ватине, по крайней мере они были не на высоком каблуке. Но и переобувшись на в зале ожидания на вокзале, она заявила, что до хутора по проселку она не дойдет, потребовала, чтобы я позвонил маме и договорился о ночлеге с комфортом. Я позвонил, и мама, естественно сказала, что не пустит мою невесту в свой дом ни под каким предлогом. По этому поводу Вера пустила слезу, но не орала, решила давить на жалость. Я позвонил Игорьку, и тот согласился нас пустить, при условии, что я выставлю ему четыре бутылки глинтвейна. До Игорька от вокзала было тоже не очень малое расстояние, если идти пешком, но Вера его прошла очень бодро. Пока мы спали на его диване, Игорек пил горячее вино, топил печку, курил у открытого окна и слушал эстрадную музыку восьмидесятых годов. Вера была так зла, что так и не смогла заснуть, и не давала этого сделать мне. Утром я проводил её на автобус до Прейли. По пути на работу с ужасом думал о том, как же я буду с ней жить тогда, когда она переедет в Ригу насовсем.