В белом⁠⁠

«Какая горькая хрень… — выкрикнул пьяным голосом Костя, отодвигая от себя тарелку с рисом. — Горько. Сска, горько.» Гости, сидящие за столом, косо посмотрели на кричащего паренька, но не с укоризненным взглядом, а с жалостью. То, что он вопил «горько», это не потому-что напился — горечь с желчью наружу выкипала. Все это понимали. «Душа болеет у Коськи, — шепнула одна тетка другой. — они же свадьбу должны были сегодня сыграть, а видишь как оно получилось? Ой, страшно. Невеста в закрытом гробу, а вместо свадьбы — похороны». Тетки поохали, поахали и снова уставились в тарелки с рисом.

Когда поминки закончились, Коську из столовки вытащили почти без сознания. В таком виде его и приволокли домой двое друзей.

Дома пахло застоявшейся смертью, спиртом и формалином. Парню сразу вспомнился гроб, стоящий на табуретках посреди комнаты. Стало тошно, закружилась голова.

Диван нехотя встретил Костино тело, прогнулся под ним со скрипом. Лежа, парень вслушивался в гнетущую тишину. Она забивала ноздри и горло своей спертой духотой, сдавливала уши тикающими настенными часами. «Тик-так, тик-так» — каждым щелчком забивалось гвоздем в голову Кости. Тик-так.

Нет, он все-таки не мог находиться в этом доме без нее. Еще чувствовал аромат, присутствие, хотелось позвать ее, чтобы она заворчала с кухни «Костя, у тебя ноги есть? Ненавижу когда ты общаешься со мной из другой комнаты.»

Включил телевизор, чтобы тот тишину тяжелую перекрикивал, не давал мыслям гноиться и зачервиветь внутри черепной коробки.

Стоило закрыть глаза, как весь мир начинал крутиться со скоростью света, содержимое желудка подбиралось к горлу. За тазиком идти не было никаких сил, из последних приходилось держать тяжелые, как пудовые гири, веки. Он даже не знал, сколько времени бездумно валяется, за окном уже стемнело и зажглись уличные фонари. Изредка потявкивали соседские сторожевые собаки.

Парень таращился в чернеющие на потолке тени от раскачивающихся за окном веток, думая о случившийся с ним трагедии, жалея себя и упрекая одновременно, как вдруг напротив окна промелькнул силуэт. Костя даже не сразу сообразил, внутри это или снаружи. Приподнялся, удерживая себя на локтях, стал в окно пялиться. Долго всматривался, вслушивался. Никого там нет, котяра наверное, успокоился парень и уже почти рухнул в прежнюю позу, но силуэт проплыл еще раз, и теперь совершенно отчетливо было ясно — дома Костя не один.

До выключателя с дивана не дотянуться, пришлось вставать и шарить по стене рукой, заодно поддерживая себя. Свет, заливший пустую комнату, ударил по сонным, остекленевшим глазам — молодой человек невольно прикрыл их ладонью. Убавил громкость телека. Дома по прежнему тишина и никого вокруг, только стук часового механизма усердно продолжал бить по мозгам.

Выглянул в окно, выискивая пьяным взглядом что-то, что могло бы отбросить тень, но кроме одинокого деревца ничего не увидел. Блеклый фонарь освещал кусок улицы и еловые, уже припорошенные снежной пудрой, ветви, разбросанные по улице. Свет падал на шапку снега, осевшую на дровенице и остывал холодея. Ни души.

От сердца отлегло, Костя расслабился. Вспомнил, что оставлял несколько дней назад пару бутылок пива в холодильнике и зашаркал шерстяными носками в сторону кухни. Ватные ноги то и дело путались, намереваясь обмякнуть, трясущиеся руки обессилено достали алкоголь, небрежно отковыряли зажигалкой откручивающуюся пробку и, спустя секунду, жидкость полилась в горло. Костя жадно глотал пиво и не успокоился, пока первая бутылка не опустошилась полностью. После этого он открыл вторую и пошел обратно в комнату, к телевизору, так и замерев в коридоре. Перед ним маячил силуэт человека. Он был прозрачным, похожий больше на сгусток дыма, который не спешил рассеиваться. Плавал над полом, вдоль стены с фотографиями в рамках, будто бы рассматривая их. На фотках были двое молодых — Костя и Юля. Юле нравилось фотографироваться и еще больше нравилось потом любоваться собой на изображениях. Дал бы ей Костя волю — она бы завешала этими рамками все стены. Силуэт совсем не замечал Костю, а парень не верил своим глазам и не мог отвести их в сторону.

«Добухался» — промямлил молодой человек, посмотрев на бутылку в руках и та выскользнула у него из вспотевшей ладони. Пиво с брызгами разлилось по полу, шустро впитываясь в ковер.

Беспомощно осел на пол, застонал, схватившись за голову. «Нет, нет, так не бывает… Это белочка, точно белочка. Я же три дня не просыхал.»

Когда Костя приподнял тяжелую голову на стену с фото, сгусток дыма уже исчез. Однако парню от этого стало лишь еще беспокойнее — одна рамка покосилась, хотя минуту назад все висели прямо. На фотографии улыбающаяся, счастливая пара. Это изображение было сделано ровно за день до смерти Юли. Защипало глаза, боль сдавила грудь. Опьянение, казалось, выветривалось из организма, от этого Косте сделалось еще горьче и противнее — алкоголь маскировал черноту в душе, а теперь она полезла из всех щелей. Мысли, воспоминания навалились на и без того перегруженную голову, поэтому Костя не сразу обратил внимание на дуновение холодного потока воздуха, щекочущего его шею. Будто легкое прикосновение нежных, но ледяных пальцев. Только вот дверь закрыта и окна забиты утеплителем — сквозняк не мог проникнуть в дом. По коже пробежали мурашки, мышцы отказывались шевелиться окаменев. А к шее и теперь уже к волосам отчетливо кто-то прикасался. Это невозможно было спутать с ветром, кожа в мгновение превратилась в гусиную, холод растекся по организму страхом, плавно перетекающим в ужас и панику. Да и в комнате будто сильно похолодало. И тут, тихим шепотом, в ухо парню кто-то произнес «Мне бы ватки хоть немного. Чуть-чуть помялось, Кось.»

Костя нашел в себе силы, дернулся, резко повернулся назад и обомлел. Над ним, немного сгорбившись, стояла тень.

Костя бы закричал, что есть сил закричал бы, но мимо него скользнула еще одна тень. Она выплыла из спальни и медленно двигалась в сторону кухни. Парня затрясло от страха. Он заметил еще несколько подобных силуэтов, снующих по дому в разные стороны, будто это были живые люди, занимающиеся своими бытовыми делами. Только тишина по-прежнему угнетала. Костя не слышал даже ход настенных часов. Телек работал без звука, напротив, на диване тоже сидели темные фигуры.

Последние силы собрал, попытался встать с пола. Получилось с трудом, но этого хватило, чтобы добраться до двери и понять — друзья закрыли его снаружи. Поискал ключи, нет нигде. Прошипел озлобленно: «Вот же суки».

Кинулся к окну, дернул ручку, потом, в панике, стал дергать закрашенные краской шпингалеты, только увиденное в окне, было будто ударом кувалды по затылку: на границе темноты и луча фонарного света стоял кто-то в пышном, белом платье. Костя сразу узнал наряд. В таком он хоронил свою невесту. Вспомнил, как прямо в их доме, местный умелец — бывший медбрат, уволенный за пьянку, приводил ее тело в приемлемый вид, после того, как по ней проехал грузовик. Как на мертвую надели подвенечное платье, по какому-то верованию, ну и скрыть ломанные кости. Во внутрь максимально набили соломы и ваты, чтобы «выровнять» тело, после сшили белыми нитками. Хотели привести в красивый вид, к богу спокойно отпустить, но сотворили ужасающую сознание куклу и по итогу гроб все равно закрыли. Поэтому никто чужой не мог знать, что ее похоронили в платье. Только самые близкие. Парень готов был убить, голыми руками задушить того, кто придумал эту мерзкую шутку. Саданул со злости по стеклу, оно с треском рассыпалось десятками острых льдинок по полу, поранив руку Кости. Потом, поврежденной конечностью, измазав весь подоконник красным, парень вновь принялся открывать запечатанную раму. Наконец, с хрустом, вырвал, матернулся, и почти уже выпрыгнул из окна, как образ невесты рассеялся в темноте, будто пыль. Тут перехватило дыхание, паника накрыла с головой. Костя не верил в паранормальщину, но только что видел сам: был человек, раз — нет его. Неужели все это алкоголь и разыгравшаяся фантазия, судорожно думал парень.

«Никаких призраков нет и быть не может! И шептать тоже никто не мог. Просто я сошел с ума. Свихнулся.»

Сел на подоконник обреченно, в задницу тут-же впились осколки стекла. Костя хрипло выругался и, зарыдав, рухнул на пол. Вспомнилось ему, как последний раз он смотрел в глаза мертвой Юли. Они, остекленевшие, словно упрекали парня в том, что он допустил смерть любимой. Не заметил, как многотонная грузовая махина, пятившись назад, смяла под собой хрупкое тело девушки. Водитель был пьян и, проскочив задним колесом по живому препятствию, не остановился — проехал еще и передним. От Юли ничего и не осталось почти, лишь изуродованное, исковерканное тело. Когда ее отец увидел, что стало с его дочерью — слег с инфарктом в больницу. Костя бы и сам слег, да прямиком под землю, но алкоголь спасал. Забывалось иногда.

Мысли рассыпались вдребезги, как хрустальная люстра, упавшая с потолка, когда холодный шепот раздался вновь. «Вата. Костик, ты помнишь, где она лежит? Я никак не могу вспомнить.» Только теперь парень не только слышал голос, он видел его хозяина. Точнее хозяйку. Перед ним совершенно точно стояла Юля, в том платье, которое так долго сама себе шила на свадьбу. Ее глаза-стекляшки сверлили дыру в мозгу Кости. В горле застрял колючий ком, запершило, захотелось откашляться или глотнуть воды, ощущения были такие, будто кто-то шлифовал гортань наждачкой. Скреб острием ножа при каждом сглатывании.

«У меня тут немного разошлось, надо ватой заполнить и зашить нитками.» продолжала шептать девушка в платье, показывая пальцем себе на живот. Туда, где был грубый шов, где ей внутрь напихали ваты и соломы.

«Юлечка, — замямлил Костя пьяным голосом, — прости меня, Дорогая моя. Я не должен был...бросать тебя, не должен был. Я все исправлю, клянусь.» рухнул на колени, зарыдал, бубня что-то нечленораздельное. Когда поднял голову, то мертвой невесты уже не было. Не было и темных, дымчатых силуэтов — теней. Только холод сковал весь дом, стены и пол заиндевели. Дыхание вырывалось наружу синим паром, а Костя никак не мог понять, почему это произошло. Потом увидел свою руку в крови, вспомнил про разбитое, распахнутое окно.

Куда бежали его ноги, он не знал. Утоптанная тропинка сменилась не глубокими сугробами, значит он свернул с дороги. В лес, если судить по веткам, хлещущим парня по лицу. Его ноги в одних носках и руки без перчаток уже превратились в ледышки, однако Костя не обращал на это внимания. Выскочив из окна, он и не подумал о том, что нужно одеться. Его тянуло туда, где все должно закончиться.

Только на следующий день, под вечер, друзья Кости нашли его на кладбище, замерзшим на смерть. Он сидел у своей невесты, поджав колени, обхватив их руками и уткнув в них голову. А могила была выкопана, гроб разломан, памятник валялся в стороне. В гробу никто не лежал.

Люди решили, что это сотворил Костя, в порыве полного отчаяния, а как он все провернул без лопаты — так не поняли. Потом долго еще недоумевали, куда он мог деть тело мертвой девушки. Искали в лесу, в окрестностях, искали дома и в подвале. Не нашли. Махнули рукой, лишь бы забыть быстрей.

Только лишь в сжатом, заледеневшим кулаке парня — уже после того, как удалось его раскрыть — увидели клочок окровавленной ваты.

Автор: @Felix Beck; за идею спасибо @MoranDzhurich,