Улетевшие⁠⁠

Раз. И стены дрожат. Давит на грудь темнота и тело гудит, словно шестая струна на гитаре. Делаю тяжелый вдох.

Два. Тугой ветер бьет в спину. Душа рвётся ввысь, и сознание несётся сквозь потолок. Перекрытие за перекрытием — бетонные плиты гнутся и лопаются, словно мыльные пузыри.

Три…

— Ну здравствуй, братец. Давно не виделись.

Холодный ветер, звёзды и облака под ногами. Настя, словно ведьма из гоголевских рассказов, парит в воздухе на фоне народившегося месяца.

— Летим быстрее, — говорит сестра. — Нужно успеть до рассвета.

Мы закрываем глаза, вытягиваем ноги, будто перед прыжком в воду, и рвём облака телами. В ушах свистит ветер. Воздух становится вязким и липким, он давит на спину и засасывает в себя, словно трясина. Мы летим всё быстрее. Быстрее… Ещё быстрее.

Звезды на небе превращаются в полосы. Облака сливаются в белую плёнку. Прошивая пространство, мы с Настей оставляем позади километры тайги. И, наконец, замедляемся, увидев на горизонте огоньки города.

— Чуть правее, — говорю я сестре. – Возьми ближе к реке.

Город под нами спит. Ни единой души на улице, ни единой вспышки автомобильных фар. Только тёмные пустые дороги, и редкие огни в квартирах.

В доме на перекрестке свет не горит.

— Осторожнее, — шепчу я, ступая на балкон. – Не зацепись за…

— Ай! Шайсе! — Настя взвизгивает от боли. – Ну вот на хрена они его здесь повесили?!

Сестра потирает ожог на запястье. Дует на место, которым нечаянно коснулась креста.

— Зачем пихать на балкон распятие? – ругается Настя. – Больше негде что ли повесить?

— Ты же знаешь маму…

— Да знаю-знаю. Вечно она боится нечистой… Ай! Да блядь!

Настя отдёргивает ладонь от ручки балкона. Я поднимаю глаза и вижу нарисованный мелом крестик над дверью.

— Сейчас, подожди… — приподнимаюсь в воздухе и закрываю крест ладонью. – Давай. Держу, проходи.

Сестра закрывает глаза и шагает сквозь дверь. Я иду следом.

Родительская спальня встречает запахами цветов, накрахмаленного белья и крема для рук. Глаза быстро привыкают к темноте. Мягкий ковёр. Обои с треугольными узорами.

Тихое дыхание с постели.

— Осторожнее, — шепчет Настя. – Не разбуди только.

Ступая на цыпочках, мы подходим ближе и садимся на край кровати. Смотрим долго и неотрывно… Смотрим, как глубоко дышит отец. Как дрожат во сне мамины ресницы.

Настя протягивает руку. Прикусив губу, осторожно касается маминых волос. И тут же отдергивает ладонь.

— Я не… Лин…

— Тише, сестрёнка. Всё хорошо.

Настя отворачивается. Я опускаю взгляд. Вижу боковым зрением, как плечи сестры вздрагивают в темноте.

— Папа совсем седой… — замечаю шепотом. – Или может, просто во сне так кажется?

— Не кажется, — тихо отвечает Настя.

Мы сидим долго. Поправляем сбившееся одеяло. Дышим запахами цветов и крема для рук. Держимся с сестрой за руки.

— Вернись к ним, Лин. – говорит Настя. – Зачем тебе эти путешествия. Какой к чёрту роман? Просто взгляни на них…

— Настя… ты же знаешь.

Сестра молчит. Затем разжимает мою ладонь, убирает руку и тихо произносит:

— Знаю.

Она еще раз пытается дотронуться до маминых волос… Обжигается.

И встаёт с кровати.

— Летим, — говорит она дрожащим голосом. — Скоро рассвет.

Я медлю несколько секунд. Затем встаю следом. Иду к балкону, но, сделав пару шагов, останавливаюсь у комода.

— Смотри.

Настя оборачивается. Заблестевшими глазами смотрит на фотографию. Там на качелях в летнем дворе – двое ребятишек. Девчонка с растрепанными пшеничными волосами. И лопоухий малец, улыбающийся во все щёки.

В груди становится тесно. Воспоминания уколами тревожат память.

— Здорово было, — шепчет Настя. – Тепло.

И взмывает в воздух. Вылетает на улицу сквозь замерзшие оконные стёкла. Я стаю ещё пару мгновений. Смотрю на то, как глубоко дышит отец. Как ворочается во сне мама. Вдыхаю запах дома.

А затем закрываю глаза и улетаю следом.

***

Тишина. Холод. Запах вербены и табака.

— Юра…

Молчание.

— Юра.

— Что?

— Они были здесь.

— Что… Кто… Боже, чего тебе не спится…

— Юра, они здесь были.

— Да кто был-то, господи боже мой? Совсем уже… Эй, ты чего? Ты плачешь что ли?

Темнота. Сбившееся дыхание.

И след двух ладоней на оконной изморози.

— Они были здесь… Наши дети.

Источник: Лин и голоса (группа с рассказами).