Циничные теории (1)⁠⁠

Доброго времени суток, уважаемые!

Призрак бродит по миру. Призрак равноправия. Правда, не все понимают это равноправие одинаково. Сегодня я расскажу о последнем писке в борьбе против притеснений по расовому, половому, гендерному и прочим признакам, раздающемся из-за океана. Долгие годы эта новая борьба ограничивалась сотрясаниями воздуха в стенах университетских аудиторий. Но сегодня джинн вышел из бутылки. Тем более нужно разобраться, что за джинн, и с чем его едят. Помогут нам в этом два автора - Хелен Плакроуз и Джеймс Линдси, которые пару лет назад выпустили вот эту книжку:

Критичные Циничные теории. Как все стали спорить о расе, гендере и идентичности и что в этом плохого.

Коротко для ЛЛ: у каждого своя правда, а мир пропитан структурами угнетения - так говорили классики постмодерна. Который на самом деле не мёртв, а переродился в движения за справедливость. Активисты этих движений громко орут, но логикой в их речах не пахнет. А пахнет  миссионерством.

Нелёгкое и неблагодарное это дело - ковыряться в постмодерне. Слишком невнятны и далеки для понимания обывателем слова и поступки его адептов. Но надо. Постмодернизм возник где-то в шестидесятые годы в среде левых культурологов, которые разочаровались в идеалах социализма и кинулись в отрицание и скептицизм. Быть скептиком - не так уж плохо. Но когда Жан-Франсуа Лиотар стал описывать постмодерн как глубокий скептицизм в отношению смысла в основе жизни - это уже было за край. Отсутствие доверия к разуму - вот что стало общей чертой и современного активизма. Авторы настаивают, что он вырос как раз из постмодерна, при котором стёрлась граница между истиной и чувствами. Ценности эпохи Просвещения приземлились на помойке, и новое мировоззрение стало пускать корни в черепных коробках.

Истину, оказывается, не познать путём рассуждений и доказательств. Это - постмодернисткий принцип знания. Здесь проявил себя Мишель Фуко, который утверждал, что фундаментальных принципов познания истины не существует. Всё знание сконструировано., оно локально по своей сути. У каждого - своя правда. Незачем верить науке, ведь научная мысль ненадёжна. Это лишь нагромождение метанарративов, призванное защитить власть, а не самокорректирующий процесс движения к истине.

У постмодерна есть ещё один принцип, унаследованный от левых: убеждение, что общество состоит из структур власти, которые определяют, что и как допустило знать. Это - постмодернистский политический принцип. Власть решает, что такое хорошо и что такое плохо. Власть диктует истину. Разумеется, в своих интересах. Теория заговора? Похоже... Только это не заговор агентов, а система, как источник угнетения. В рамках этой системы наука служит интересам своих основателей - белых западных мужчин. Их репрессивные структуры власти - нехорошо. С ними следует бороться.

Печально, что, подобно теориям заговора, постмодернизм не обосновывает свои принципы. Они принимаются на веру. Теоретики постмодерна стремятся не к истине, а к стратегической пользе.

Следствием из этих принципов стали четыре сюжета постмодерна, которые можно угадать в действиях современных борцов за равноправие.

Размывание границ: истина не познаётся рассуждением, у каждого своя правда, потому трудно отличить науку от искусства, искусственное от естественного, человека от животного или от машины.

Власть языка: чрезвычайно важно фильтровать базар, ибо через слова власть промывает гражданам мозг и консервирует своё господство.

Культурный релятивизм: всё дозволено. Каждая мораль не лучше и не хуже других. Посему оставьте людоедов в покое, они так видят мир.

Утрата индивидуального и универсального: единица - вздор, единица - ноль. Нет никакой общей природы, а есть группы людей, у которых одинаковый опыт и восприятие.

Не особо созидательны они, эти принципы с сюжетами. И правда, отцы-основатели постмодерна не строили, они лишь ломали дом, в котором выросли. Они мастерили лишь инструменты разрушения, которые впоследствии попали уже в руки нового, деятельного поколения. Которое уже занялось прикладными вещами.

Конец восьмидесятых ознаменовался появлением новой группы теоретиков. Они перешли от деконструкции метанарративов к попыткам реконструировать мир к лучшему. Постмодерн не исчез, он просто мутировал. Борцам за справедливость оказалось недостаточным формальное равноправие полов и декриминализация ЛГБТ. Они решили избавиться от «предрассудков во взглядах, убеждениях и ожиданиях людей, а также в языке». Более того, они стали говорить, что истина таки есть, и она – в том, что есть власть, и эта власть угнетает меньшинства через язык и прочее. Доказательства? Какие доказательства, это и так ясно! Вот так научный подход сменился продвижением того, что должно. Так университетские профессора взялись за ремесло святых отцов.

Они говорят нам, что знание, власть и язык – это орудия угнетения. Это угнетение – и есть то, что на самом деле существует. Декартовское cogito ergo sum они переписали:

Я угнетён, следовательно, я существую... как и господство и угнетение.

Постколониальные исследователи стали пересматривать и переписывать историю по совету Эдварда Саида. Затем пришла новая волна феминизма с её «чем запутаннее, тем лучше». Джудит Батлер не желает давать определение не то, что постмодернизму, но и полу, гендеру и сексуальности. Белл хукс не понравилось в фемизизме его «белизна».

Белые мужланы стали объектом критике параллельно развивавшейся критической расовой теории. Кимберли Креншоу «открыла» интерсекциальность: угнетения сразу по нескольким параметрам: расу, полу, гендеру и т.д. Для неё сам факт существования организации, в которых почти не трудоустроено негритянок, вполне является дискриминацией. Она же стала говорить, что идентичности таки существуют, и они таки имеют значение. Одно дело – родиться чернокожим, а другое дело – быть им. Надо выступать за второе. То есть цвет кожи, на который Мартин Лютер Кинг призывал не обращать внимания, снова стал во главу угла.

Расизм? Боже упаси! Критическая расовая теория, вот!

Стали появляться всё новые теории типа квир или исследования инвалидности и человеческой полноты. Последние провозглашают, что инвалиды и толстяки «обладают собственным телесным знанием об ограничениях и полноте, и это знание ценнее научного». Во как!

Эти теории унаследовали родовые признаки постмодерна, хоть и с модификациями. Если Фуко сотоварищи отвергали идентичности, то их наследники уже считали их и угнетение объективными фактами. Политический же принцип, сфокусированный на ниспровержении укоренённой системы угнетения, был перенят полностью. Из теоретиков они стали практиками, которые бросают вызов господству гетеросексуальных белых обеспеченных западных мужчин и даже в науке требуют всё меньше ссылаться на труды этих мужланов, сколь бы логически ни безупречны они не были. Ведь это консервирует их господство. Лучше бы заниматься «другими видами исследований» – суевериями, верованиями, культурными традициями и убеждениями, личным опытом, а также эмоциями. Преподавание для них – политический акт. Преподу по матану вменяется за честь провозгласить свою политическую позицию в начале курса. Можно лишь покрутить головой, вспомнив, что учёный знает прежде всего то, что он ничего не знает, а активист – что он знаком с истиной, которую он несёт в массы.

В последние годы всё это дерьмо пошло из университетов в массы. Организации объявляют о своей инклюзивности, но только для тех, кто с ними согласен. А если у тебя повернётся язык сказать о существовании гендерных различий – могут попросить с работы. Как это случается с инженерами из Google. Ранние постмодернисты боролись с общественными догмами в форме метанарративов, а их наследники возвели на месте разрушенных идеалов новую внушительную религиозную мифологию, которую продвигают с миссионерским рвением. И попробуй только откажись повиноваться – растопчут.

Авторы рассказали по порядку о всевозможных фантастических тварях циничных теориях, расцветающих сегодня в западные общества. Циничными они являются прежде всего потому, что стремятся ниспровергнуть то, что было построено предками. Получится ли у них – покажет будущее. А пока – начнём по хронологии с постколониальной теории. Призвана эта теория ликвидировать колониализм и его проявления. Отец теории – Эдвард Саид – черпал вдохновение у Франца Фанона, который жил давно и постмодернистом побыть не успел.

Идея теории – противопоставление Западом Востока с целью принижения заявлениями типа «Мы – рациональные, честные, нормальные, продвинутые либералы, а они – суеверные, лживые, экзотичные, примитивные варвары». Так чувствуешь своё превосходство и оправдываешь угнетение. Во всём виноват этот западный дискурс, и потому историю надо переписать с позиции угнетённых. И она переписывается, причём не без продвижения множества порой взаимоисключающих политических взглядов. С претензиями на какое-то объективное знание приходится при этом распрощаться. Знание не открывается, а изобретается, в соответствии с канонами постмодерна.

Мало переписать историю, надо ещё сконструировать новый язык, ведь угнетённые не имеют доступа к речи, даже когда говорят сами за себя. Вы хотите понять, как такое возможно? Не пытайтесь, теоретики специально напускают тумана, чтобы их нельзя было вывести на чистую воду. Они пишут, например, что, отказавшись от категоричных описаний, можно подорвать колониальное господство. Мало того, что это невозможно опровергнуть. Это ещё и недоступно для понимания! Вот так вместо того, чтобы заняться материальными реалиями, теоретики погрузились в анализ речи и мышления. И что парадоксально: считая, что Запад угнетает Восток своими словами и мыслями, они тем самым предполагают, что белые западные люди и на самом деле в чём-то превосходят остальных. А ведь против этого стереотипа они как раз и сражаются.

Колониальный язык, выработанный столетия назад, создаёт нам проблемы. Но не только он. Разум и наука – тоже форма угнетения. Выход? Продвигать «восточные способы познания». И деколонизировать, деколонизировать, деколонизировать: увеличивать представительства меньшинств в университетах и перерабатывать в «правильном» ключе учебные программы. То есть отказаться веры в объективное знание, а проповедовать, что у каждого своя правда. Неважно, что оно не работает, что при этом индусу полагается познавать мир при помощи суеверий. Важно, что оно считается более справедливым.

Вот и слышим мы про то, что истории верить нельзя, потому что её пишут победители. Устранять этот недостаток предполагается не новыми исследованиями и логикой, а включением в анализ предубеждений, которые при этом нельзя критиковать. Европейская философия должна быть полностью отвергнута, включая даже понятия о времени и пространстве. Главное – исследовательская справедливость, которая выражается в «правильной» личности самого исследователя, а именно её социальном происхождении. Почему именно какие-то конкретные учёные должны производить лучший продукт – не объясняется. А ведь критерии качества науки – не исследователь, а соответствие практике его теорий.

Постколониальная теория не только неверна. Она ещё и опасна в своей беспечности: отвергая науку, она лишает миллиарды людей возможности улучшить свою жизнь. А привязывая нарушения прав человека к наследию колониализма (закрывая глаза, например, на ислам) – консервирует эти нарушения в бывших колониях. Авторы подытоживают: работа подобных теоретиков вряд ли поможет пострадавшим от гнёта колонизации народам. Скорее наоборот – они лишают их грамотности и наук. То, что при этом французы и американцы перестанут думать об африканцах, как о «больших чёрных задницах» – поможет мало.

Идём дальше. Ещё одна наследница постмодерна – квир-теория – почти полностью игнорирует биологию и утверждает, что пол, гендер и сексуальность – социальные конструкции. С тем следствием, что всё это дело можно изменить, и не раз. «Нормальности» быть не должно. Обоснование этого всего бессвязно, нелогично и запутанно. И эту запутанность квир-теоретики считают не недостатоком, а достоинством! Разумеется, это никакая не наука, а политический проект подрыва норм выбора половых и гендерных ролей и опровержения связи пола с сексуальностью.

Невменяемость квир-теории – это не баг, а фича.

В качестве «крёстных отцов» квира авторы первой называют Гейл Рубин, которая сделала пол «текучим» в интересах политической борьбы. Цель – подрыв доверия к академии через превращение её в подобие церкви. Если наука выдаёт неудобные результаты – тем хуже для неё. Если либерализм говорит об универсальной человеческой природе – забыть про него. Если феминизм рассматривает женщин как угнетаемый класс – отрицать и его.

Джудит Батлер стала отрицать связь между биологическим полом, гендером (ролевым поведением) и сексуальностью.  Поведенческие роли можно выучить, а гендер – это то, как человек действует, а не то, что он есть. Короче, забудем про хромосомы, гормоны и анатомию. Общество вбивает нам головы репрессивную иллюзию о мужчинах и женщинах в рамках колоссального социального заговора. Само существование категории навроде «женщина» ведёт к тотаритарным и репрессивным рассуждениям.

Ив Кософски Сэджвик – ещё одна основательница квир-теории. Она напирала на плюрализм и бессвязность. Чего ради вообще цепляться за разрешение противоречий? Берём подходящую идейку – и вперёд, в борьбу! Противоречия даже могут быть полезными: ведь так тебя трудно понять, а потому и трудно критиковать. Что ж, без комментариев... Когда Сэджвик пишет о принудительном поддержании явного абсурда, это вполне в русле постмодерна с его отрицанием объективной истины. Подобным образом можно замутить или «оквирить» всё, что угодно. Теоретики уже успели «оквирить» время, историю, жизнь и смерть...

Конечно, вряд ли такой дичью можно привлечь в свои ряды большинство членов общества. Недаром квир-теоретики переругались и с феминистками, и с геями. Когда понятие нормальности делается проблемой – дружить с тобой станут одни лишь фрики. Вряд ли стоит рассчитывать на то, что квир родит нечто продуктивное – уж очень он антинаучен и малопонятен. Нельзя игнорировать, что люди размножаются половым путём.

------------------------------------------------------

Не знаю, как вам, но мне противно это вот всё. Можете себе представить, что оно владеет сильнейшими умами эпохи? Я - нет, но судя по газетным заголовкам - это так. На вопрос - как такое могло случиться в храмах науки Запада - отвечать будут будущие историки. Я же рискну предположить, что без финансирования и медийной поддержки у них бы ничего не выгорело. Кто-то снабдил новых теоретиков и тем, и другим. Кто-то, кому было выгодно вырождение левой идеологии в то, что есть на данный момент.

Ссылка на конец.