Русско-персидская война 1826-28 гг. Ч. 1⁠⁠

Автор: Олег Дмитриев.

Примечание @Cat.Cat: очень длиннопост.

Перед войной

В 1801 году Российская империя окончательно закрепилась за Кавказским хребтом, официально включив в свой состав Картли-Кахетинское царство в качестве Грузинской губернии. Такое усиление России в регионе не могло не остаться без ответа других заинтересованных держав. Наиболее болезненно русская экспансия была воспринята Персией, рассматривавшей территории Закавказья как зону своего влияния. Османская империя, давний противник Персии, закрыла глаза на прошлые противоречия, и две державы объединили усилия, стремясь отбросить Россию обратно за Кавказский хребет. Последовавшая русско-персидская война 1804 – 1813 гг. завершилась подписанием Гюлистанского мирного договора, согласно которому Персия признавала переход к России Дагестана, Картли-Кахетии, Мегрелии, Имеретии, Гурии, Абхазии и ханств: Бакинского, Карабахского, Гянджинского, Ширванского, Шекинского, Дербентского, Кубинского. Смириться с этим постыдным поражением Каджарская династия, однако, не могла – её престиж, как внутри страны, так и за её пределами, серьёзно пошатнулся. Тут надо принять во внимание и тот щекотливый нюанс, что вообще-то Каджары, правившие в тот период Ираном, были тюрками, имевшими довольно мало общего с персами, по некоторым сведениям плохо разговаривали на фарси, а родоначальник династии, Ага Мохаммед Шах, известный также как «Шах-скопец», захватил власть в результате кровопролитнейшей гражданской войны, по ходу которой устраивал своим противникам различные традиционные азиатские развлечения:

В 1794 году, после пятимесячной осады, штурмом был взят последний оплот Зендов — Керман; город на три месяца был отдан воинам, большинство горожан перебито, 20 000 мужчин ослеплено, 8000 женщин отдано на потеху воинам, оставшиеся обращены в рабство. Из 600 отрубленных голов пленных была сложена пирамида.

Стоит ли говорить, что основная масса персидского населения своих правителей недолюбливала (мягко говоря), и легитимность династии постоянно находилась под некоторым вопросом. Серьёзное военное поражение поставило этот вопрос ещё острее, и надо было что-то решать.

Положение усугублялось тем, что Фетх Али-шаху внезапно взбрело в голову взять и поменять наследника престола — вместо старшего сына Мегмета-Али, который был лоялен России, он назначил преемником другого, более любимого сына, Аббаса-Мирзу, ссылаясь на то, что старший, дескать, рождён христианской наложницей, а значит не труЪ Каджар. Столь грубое нарушение принципа примогенитуры шокировало, кажется, всех. Мегмет-Али, за которым по-прежнему стояла большая партия сторонников, разгуливал по дворцу бряцая оружием, и в открытую заявлял брату, что они непременно сойдутся на поле боя. Сам Фетх-Али шах к этому относился с полным равнодушием, справедливо считая, что гражданская война произойдёт уже после его смерти, значит и проблема не его — после нас хоть потоп! Когда Алексей Петрович Ермолов, прибыв с посольством в 1817, увидел весь этот балаган, он сделал всё, чтобы от лица России не признавать права Аббаса-Мирзы на престол, вызвав лютую ненависть последнего.

Фетх-Али шах

Не обошлось и без пакостей от Великобритании. Интерес Великобритании к событиям в Закавказье объясняется относительной близостью региона к Индии, к этому моменту ставшей важнейшим элементом британской колониальной системы, а также выгодами, которые сулила торговля в Персии. Само собой, успехи России не могли не вызывать нарастающую обеспокоенность британской дипломатии, которая начала активно отыгрывать позиции. Во-первых, была совершена большая оплошность — британцам разрешили участвовать в составлении Гюлистанского трактата, и они постарались на славу, не внеся в мирный договор статью, чётко определяющую границы между странами (!), ограничившись расплывчатой формулировкой, что этот вопрос будет решаться потом. Впоследствии это стало причиной многочисленных пограничных конфликтов и бесконечных переговоров с Персией, которая, ссылаясь на эту неопределённость, требовала вернуть ей отобранные территории. Во-вторых, британские дипломаты прилагали огромные усилия к тому, чтобы оказывать влияние на Фетх Али-шаха и склонить на свою сторону его любимого сына и наследника престола Аббаса-Мирзу:

«В Тегеран и Тавриз являлись английские посольства со сказочной пышностью и блеском, так много значащим в глазах азиатских народов. Раболепно подчиняясь унизительным требованиям персидского придворного этикета, англичане в то же время с такой безумной расточительностью сорили деньгами и дорогими подарками, что все, окружавшее шаха и Аббаса-Мирзу, было закуплено и рвало обеими руками то, что можно было сорвать с англичан, отводя интересам государственным последнее место»

В третьих, были сделаны выводы о боеспособности персидских войск. Уже в 1814 году Великобритания заключила с Персией тайное соглашение, что последняя не будет пропускать через свою территорию в Индию какие-либо войска, Великобритания же со своей стороны обещала поддержать требования Персии о пересмотре Гюлистанского договора и в случае войны оказать помощь деньгами, инструкторами и оружием. Военные реформы и правда были проведены — английские инструктора по мере возможностей осовременили персидскую армию, по сути с нуля создав более-менее адекватные пехотные соединения, вооружённые мушкетами и обученные линейной тактике. Реорганизация армии вскоре принесла плоды: в 1818 году Персия успешно воюет с афганцами, а уже в 1821 году вторгается в турецкие владения в Закавказье, нанеся туркам несколько чувствительных поражений. Самомнение Аббаса-Мирзы при этом росло как на дрожжах, обо всех своих успехах он не забывал отчитываться Ермолову примерно в следующих выражениях:

«Победоносным войскам нашим всегда покровительствуют конные полки небесных сил, а потому действия неприятелей на ратном поле имеют против нас такую же силу, как звезды небесные против восходящего солнца... Пламенный меч наш, устремленный к поражению неприятеля,— есть молния, все сожигающая. И звезды светом победы освещают изображенную на счастливых знаменах наших луну. От пыли, несущейся никем непобедимой конницы нашей, место сражения померкло так, что если бы открытый сарбазами огонь не освещал его, то стрелы, лишающие жизни, не находили бы пути пронзать сердца неприятельские. Пять часов длился бой, и воюющие не различали белого и черного. Наконец, на закате солнца, от огня пушек, сокрушающих Кавказские горы, разрушилось и основание неприятельских войск»

Аббас-Мирза

Алексей Петрович, надо думать, читал эти напыщенные реляции с кривой ухмылкой, однако при этом не мог не отметить растущую воинственность и самоуверенность царевича.

Начало войны. «Акелла промахнулся!»

Между тем, русско-персидские отношения стремительно ухудшались. Вопрос о границе был поднят снова. Престарелый Фетх-Али шах поручил ведение переговоров своему любимому наследнику, который был и рад стараться, сразу поведя дело с максимальной дерзостью. С другой стороны, император Александр, желая любой ценой сохранить мир на южных рубежах, приказывал Ермолову не поддаваться на провокации и занять в переговорах пассивную позицию. Скрепя сердце, Алексею Петровичу пришлось подчиниться и пойти на ряд уступок — что, разумеется, только усугубило наглость персидской стороны. Аббас-Мирза объявил, что старые условия его больше не удовлетворяют, и передал новый список населённых пунктов и провинций, которые должны были отойти Персии: «Требования персидского принца простирались столь далеко, что он не только вдавался во внутрь ханства, но стремился завладеть всеми пашнями, пастбищами и лугами, принадлежащими жителям, и отрезывал в свою пользу почти четвертую часть Талышинского ханства». Самое же плохое было в том, что, почуяв безнаказанность, Аббас-Мирза начал сосредотачивать на российской границе войска, делая весьма недвусмысленные приготовления. Ермолов забил тревогу, отправляя Александру и министру иностранных дел графу Нессельроде рапорты о том, что Аббас-Мирза поддерживает деньгами бунтующих чеченцев и лезгин, что территориальные уступки только уронили престиж России, и вообще персы уже разворачивают армии на границе и вот-вот нападут, поэтому лучше принять меры. Но император, находившийся за тысячи километров в Петербурге, пребывал в благостной уверенности, что всё в полном порядке:

«Отдавая полную справедливость усердию вашему к пользам отечества и уважая мнения ваши о делах службы, я не могу однако же разделить опасений ваших на счет военных замыслов персиян против России. Быть может, что встретится еще много затруднений в переговорах с министрами шаха и Абаса-Мирзы; быть может, что они пребудут неуклончивы и долго еще не согласятся уступить то, чего мы, по уверению их, не имеем права требовать на основании точных слов Гюлистанского трактата. Но из сего трудно заключить, чтобы они решительно готовились к нападению и хотели силою овладеть уступленными и присоединенными к Грузии областями. До сих пор мы не видали в персидском правительстве признаков подобного ослепления, ни в шахе — воинственного духа; напротив того, все дошедшие до нас известия и самые донесения нашего поверенного в делах свидетельствуют о его наклонности к миру. <…> По сим причинам я не могу предполагать в шахе намерения действовать наступательно против России и ожидаю от Персии если не искренней дружбы, то по крайней мере соблюдения мира. <…> Итак, с нашей стороны нужно принять непременным правилом охранение существующего с Персиею мира. Все действия ваши должны быть устремлены к сей главной и полезной цели, и я желаю, чтобы вверенные надзору вашему сношения с Персиею были соответственно тому учреждены»

Между тем, положение самого Ермолова становилось всё более шатким. В придворных кругах его сообщения расценивались как попытка выдать желаемое за действительное — недоброжелатели считали, что генерал сам хочет спровоцировать военные действия. Но государь Александр Павлович по-прежнему благоволил «проконсулу Кавказа» (немалая заслуга в этом была графа Аракчеева, который постоянно оказывал Ермолову покровительство). Всё изменилось с внезапной кончиной императора. По выражению самого Ермолова, смерть императора «лишила его всего». Пришедший к власти Николай I, в противоположность своим братьям Александру и Константину, испытывал к Алексею Петровичу откровенную неприязнь. Накануне печально известных событий на Сенатской площади ходил слух, что Ермолов не примет присяги, и Николай лично отзывался о командующем так: «Я, виноват, ему (Ермолову) менее всех верю». И, хотя все подозрения, в конечном итоге, были опровергнуты, стойкое предубеждение и недоверие Николая к «проконсулу Кавказа» сохранялось. В Тавризе о произошедшем в Петербурге были осведомлены, туда дошли вести о восстании на Сенатской площади – в сильно преувеличенном виде. Аббас-Мирза полагал, что в России начинается гражданская война, а потому был уверен, что лучшего момента для нападения не представится, и оказывал серьёзное давление на своего отца, склоняя того к войне.

В июле 1826 года персы открыли боевые действия, внезапно вторгнувшись на территорию Карабахского и Талышского ханств. Начало войны складывалось неудачно для России. Численное превосходство было на стороне персов: Аббас-Мирза возглавлял армию, насчитывавшую около 60 000 человек. Общая численность Кавказского корпуса была примерно такой же – однако в тылу у него тлела непрекращающаяся война с горцами Северного Кавказа, оттягивавшая на себя значительную долю ресурсов и войск. Русские силы в приграничных ханствах были вообще очень малочисленны:

«Таким образом, общее число войск, охранявших весь край, состояло из казачьего полка, силой около пятисот коней, двух батальонов Тифлисского полка (третий батальон его был на Кавказской линии) и двух рот карабинеров, временно передвинутых сюда из Манглиса,— всего около трех тысяч штыков, при двенадцати орудиях легкой роты Кавказской гренадерской артиллерийской бригады»

Кроме того, даже эти небольшие войска были рассредоточены в связи с необходимостью держать под контролем важнейшие пункты и охранять население от набегов кочевников. Персидские силы, напротив, были собраны в ударные кулаки. Нападение было внезапным, так что разрозненные малочисленные гарнизоны не успели соединиться в единую группировку и были вынуждены действовать поодиночке. Таким образом, русские части оказались отрезаны друг от друга, образовывая только локальные очаги сопротивления. Татары и местные мусульманские беки начали массово переходить на сторону врага, обращая оружие против русских войск. На оккупированных территориях происходила резня христианского населения.

Специфика действий на Кавказе и в Закавказье была такова, что ввиду невозможности реквизировать продовольствие и фураж у местного населения по причине его нищеты, войска сильно зависели от снабжения — значит, следовало подготовить припасы и средства их доставки. Это обусловило стратегию, выбранную Ермоловым: перейти к обороне, оборонять только Грузию, поскольку только там русские силы могли получать достаточное пропитание. Это позволило персам действовать почти беспрепятственно и занять весь Северный Азербайджан, а также приблизиться к Тифлису — главному опорному пункту русского контингента в Закавказье.

Основная часть персидских сил, возглавляемая лично Аббасом-Мирзой, наносила удар на Карабах. Стремительное продвижение противника было задержано героической обороной крепости Шуша. Крепость при этом вообще не была приспособлена для выдерживания осады: её стены давно не ремонтировались, а внутри не было почти никаких припасов.

Ермолов, который прекрасно знал, что Шуша является скорее ловушкой, чем укрытием, предписывал крепость не занимать — но его приказание задержалось. Полковник Реут, оставшись без чётких инструкций, получая противоречивые, но полные паники донесения о стремительном продвижении огромных масс персов, принял решение срочно отходить в крепость. Другой части сил, расквартированной в Карабахе, которую возглавлял подполковник Назимка, он приказал идти на соединение с ним — но отряд был предан местными жителями, попал в окружение к персам и был почти полностью вырезан. Таким образом, полковник Реут оказался заперт в крепости, которая толком не была готова к обороне, имея всего пять егерских рот (1300 бойцов) и две пушки. Началась осада — Аббас-Мирза не желал оставлять в собственном тылу невзятое укрепление и рассчитывал, что подавляющее численное превосходство позволит ему быстро расправиться с защитниками. Однако гарнизон сумел сохранить присутствие духа и устоять. Вместе с армянами, которые предпочли присоединиться к русским, чем попасть в руки к персам, удалось частично восстановить стены, а принесённый ими с собой провиант позволил не умереть от голода. Видя, что русские не торопятся сдаваться, Аббас-Мирза приступил к действиям:

«Иностранные офицеры, находящиеся на службе у Аббас-Мирзы, принимали активное участие в осаде. Так, наёмные инженеры — англичанин Томсон, француз де Веге и итальянец Берварди, пытаясь разрушить стены крепости, подвели мины под крепостные башни и установили две батареи, немедленно открывшие огонь по Шуше. Однако английские пушки не могли разрушить укреплений, так как за ночь они возводились усилиями гарнизона и армянского населения. Враг предпринял ночной штурм. Героические защитники Шуши зажигали облитую керосином ветошь, освещали наступавшие ряды противника и меткими выстрелами отбрасывали персов назад. Ночной штурм был отбит. Аббас-Мирза пытался внести раскол среди находящихся в крепости армян и русских. Он приказал собрать несколько сот армянских семейств и направил их под стены Шуши, чтобы убедить сдать крепость, а в противном случае угрожал их вырезать. Армяне-защитники крепости ответили: «Мы не изменим русским. Лучше, чтобы погибли несколько сот человек, чем весь народ оказался бы под тяжким игом…»

Оборона Шуши продолжалась 47 дней и сыграла решающую роль в начальном этапе войны. Основные силы персов вместо того, чтобы ускоренным маршем наступать на Тифлис, сидели под Шушей, позволяя Ермолову собрать части для контрнаступления. Когда в конечном итоге Аббас-Мирза сообразил отправить вперёд 18 тысячный авангард, было уже слишком поздно. В Тифлисе был сформирован отряд под командованием Мадатова, который двинулся на выручку осаждённым и наголову разгромил имевший численное превосходство более чем в 4 раза авангард персов в Шамхорской битве, потеряв всего 27 человек. Едва узнав об этом поражении, Аббас-Мирза снял блокаду с Шуши. Не имевшая практически никакого стратегического значения крепость и её маленький, но стойкий гарнизон изменили ход всей кампании.

Казалось, в войне уже наступает перелом — русские войска оправились от первых неудач, Ермолов энергично командует и держит ситуацию под контролем, его орлы-командиры уже начали гонять персов. Однако из столицы ситуация виделась совершенно иным образом. Поражения в Закавказье вызывали глубочайшее неудовольствие в Петербурге. Известны слова Николая по этому поводу: «Неужели я так несчастлив, что едва только я коронуюсь, и даже персияне уже взяли несколько наших провинций; неужели в России нет людей, которые могли бы сохранить её достоинство?». Опасаясь быть обвинённым в военных неудачах и сдаче врагу большей части Закавказья, Ермолов отправил государю рапорт, в котором просил обратить внимание на тот факт, что он предсказывал начало войны, и обвинял Петербург в том, что политикой умиротворения тот только подтолкнул Аббас-Мирзу к нападению. Этот рапорт произвёл совсем не тот эффект, ради которого был написан. Ермолов своими резкими высказываниями вызвал гнев Николая Павловича и высших чиновников. На главнокомандующего обрушился град критики: «В военном кругу говорили, что он распустил войска, что в них нет порядка, знания службы, выправки, нет даже дисциплины, что и одеты они не по форме и с виду не походят на солдат. В министерстве иностранных дел упрекали его в крайне жестоких мерах с персиянами, а равно и с владетелями покорённых народов. Наконец, упрекали его в том, что он не принял никаких мер на границах, не успел соединить разбросанных постов, не усилил гарнизонов в приграничных крепостцах». Начальник Главного штаба И.И. Дибич в записке императору писал, что «на Ермолова никто не имеет влияния, кроме его собственного самолюбия». К этому добавлялось то, что вопреки приказам, он медлил с наступлением, понимая необходимость дождаться подкреплений и приготовить всё необходимое, без чего успешная кампания была невозможна. Даже героическая оборона Шуши была поставлена Ермолову в упрёк:

«…еще в 1817 году, донося покойному Государю об осмотре пограничных ханств с Персиею, Ермолов писал: «в Карабагском ханстве необходимо учредить крепость для довольно сильного гарнизона, в которой бы сохранять запасы на случай умножения войск для наступательной войны со стороны оной». Барон Дибич, не принадлежавший к числу друзей Ермолова, вероятно не преминул заметить, что 10 лет управляя страною и ожидая войны, Ермолов имел полную возможность осуществить собственное предположение, то есть снабдить крепость Шушу запасом на случай умножения войск, чего однако же не сделал»

Падение «проконсула Кавказа», по сути, было уже предопределено: он попал в немилость и к новому императору, и к его окружению. С другой стороны, обезглавить Кавказский корпус прямо во время войны было явно не лучшим вариантом. Поэтому Николай примет другое решение.

Список литературы и источников

Потто В.А. Персидская война (1826-1828). Т. 3. Ставрополь, 1994. 608 с.

Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. Т. 6. СПб., 1888. 756 с.

Ковалевский Е.И. Восточные дела в двадцатых годах // Вестник Европы. СПб., 1868. Т. 3. 484 с.

Захаревич А. В. Донские казаки и армянское население в обороне русских границ от персидских войск в начальный период кампании 1826 г. Центр понтийско-кавказских исследований. Краснодар, 1995

Шильдер Н.К. Император Николай I. Его жизнь и царствование. СПб., 1903. Т. 2. 830 с.

Щербатов А.П.. Генерал-фельдмаршал Паскевич. Его жизнь и деятельность. Т.2. 609 с.

John P. LeDonne. Grand Strategy of the Russian Empire, 1650-1831. Oxford, 2004. 261 с.

Автор: Олег Дмитриев.

Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_215787

Пост с навигацией по Коту