Поздний рейс (часть 6. Финал, 1/2)⁠⁠

Утро у Олега не задалось.

Вчера вечером Дима впервые на его памяти пришёл с обычной для выходного дня посиделки с друзьями вусмерть пьяным. В самом этом факте Олег не видел ничего трагичного - он по юности тоже иногда злоупотреблял, и не раз его, почти не стоящего на ногах, приносили домой чуть менее пьяные друзья, обычно старавшиеся избежать встречи с отцом Олега, у которого, как многие убедились на собственном опыте, была очень тяжёлая рука.

Олег никогда не хотел быть похожим на папу - у него была самая обычная несчастливая семья с забитой молчаливой матерью и мрачным тираном отцом, который мало чего сумел добиться в своей рано оборвавшейся жизни и, не осознавая собственного несчастья, делал несчастными других. Отец нередко приходил со смены в отвратительном настроении, матерился сквозь зубы на все, что его окружало, и допоздна мрачно сидел в одиночестве на кухне, постепенно затуманивая алкоголем мечущийся разум; а, напившись, зачастую поколачивал ходивших по квартире на цыпочках сына и жену. Собственный алкоголизм, впрочем, не мешал отцу особенно зло отыгрываться на Олеге, когда тот приходил домой пьяным; поэтому сам Олег Диму за алкоголь отчитывать не собирался, и уговаривал Настю последовать его примеру.

Встретив у порога едва стоящего на ногах сына, Настя кое-как сдержалась: поджав губы и скрестив руки на груди, она молча смотрела, как, неловко покачиваясь, Дима развязывает шнурки на кроссовках. Справившись, наконец, с обувью, он поднял голову и, наткнувшись замутнёнными глазами на осуждающий взгляд матери, неожиданно пробормотал:

- Ненавижу.

Увидев, как глаза Насти недоуменно расширились, он продолжил пьяно буровить, непослушными пальцами пытаясь расстегнуть молнию на куртке:

- Всю жизнь мне испоганили. У всех семьи как семьи, один я вечно на страже, вечно опекаю этого дебила. Будь моя воля - давно бы отправил его в детдом.

Справившись наконец с курткой, Дима швырнул ее на пол, прошаркал, цепляя стены, в свою комнату, упал, не раздеваясь, на кровать, и почти моментально захрапел, оставив окаменевшую Настю и застывшего Олега стоять в коридоре. Младший давно уже спал, посапывая, в своей кроватке, и, к счастью, не стал свидетелем пьяных откровений одного из самых близких людей - старшего брата.

Далеко за полночь Олег, сидя на кухне на корточках у сотрясаемой беззвучными рыданиями Насти, все ещё силился придумать, как успокоить безутешную мать, и пытался убедить самого себя, что сказанные в пьяном бреду слова нельзя воспринимать всерьёз. Когда за окном начал заниматься по-осеннему поздний рассвет, Олегу наконец удалось увлечь выплакавшую последние слёзы Настю в постель и самому забыться недолгим тревожным сном, прерванным почти сразу же беспощадным звонком будильника.

Кое-как очнувшись и растолкав Диму, Олег на автомате приготовил завтрак, который ещё вчера казавшаяся крепкой его семья поглощала практически в полном молчании. Смурной и едва проснувшийся Рома, почувствовав со свойственной детям проницательностью царившую на кухне напряженную атмосферу, зашёлся протяжным воплем, увидев разложенные в неправильном порядке столовые приборы. Услышав первый крик, Дима, все ещё не протрезвевший после вчерашнего, резко вскочил из-за стола, схватил рюкзак и куртку и, громко хлопнув входной дверью, покинул квартиру.

Глубоко вздохнув, Олег собрал со стола грязную посуду, закинул ее в раковину и, подхватив все так же заходившегося криком младшего, унёс его в комнату, с тяжелым сердцем оставив мрачно молчащую Настю в одиночестве.

Сорок минут спустя, завезя кое-как успокоившегося Рому в детский сад, Олег остановил машину у ворот школы, в которой работала Настя, и задумчиво откинулся на водительском кресле.

За окном стояло промозглое осеннее утро; люди в одинаковых однотонных одеждах с одинаковыми постными лицами сплошным бурлящим потоком стремились в сторону железнодорожной станции, вливаясь, словно полноводная горная река после таяния снегов, в бесконечный застилающий платформы людской океан.

- Ты знаешь, - прервал наконец Олег затянувшееся молчание, - мне невыносимо больно от того, что я услышал вчера ночью, но это не отменяет того факта, что Дима - прав. Он просто высказал то, что мы с тобой и без того чувствуем, но в чем боимся признаться даже самим себе. Мы ведь и правда в последние несколько лет забыли, что у нас есть ещё и старший ребёнок, и что его детство тоже ещё не прошло, хотя ему из-за в сущности наших с тобой проблем пришлось сильно раньше времени повзрослеть. Да что там Дима - мне самому все чаще начинает казаться, что я на самом деле не живу, да и жил ли я когда-то вообще? Смотришь вот так иногда на какую-нибудь молодую парочку, которая со счастливыми лицами гуляет где-нибудь в парке, звонко смеясь и горящими глазами глядя друг на друга - и прямо чувствуешь их уверенность в том, что вся жизнь ещё впереди, все дороги открыты, все им по силам и все самое лучшее с ними ещё не произошло. Смотришь, и думаешь - когда и как я успел упустить все эти чувства? Когда я скатился к бесконечной круговерти одних и тех же проблем, за которыми не видно ни парка, в котором ты прямо сейчас вместе с этой парочкой, ни золотистых листьев, которые гоняет по уютным тропинкам ветер, ни улыбок - когда я сам вообще в последний раз искренне чему-то улыбался? Мне все чаще кажется, что я просто старая, потрепанная, выцветшая декорация - стою где-то в сторонке и наблюдаю, как проносится мимо весёлой пьесой чужая жизнь. Со дня на день пьеса с моим участием закончится, декорации разберут - и меня вместе с другими такими же наблюдателями сначала спрячут в тёмной запылённой кладовке, а потом и вовсе выкинут в мусор или сожгут. Спектакль продолжится - с новыми актерами, новым реквизитом, по абсолютно новому и незнакомому мне сценарию - но уже без меня. Кто вообще вспомнит о том, что я когда-то был? Дима, у которого я собственными руками украл кусочек детства - самой счастливой поры, которая вообще может быть? Рома, живущий в своём собственном мире и лишь изредка выглядывающий к нам - его родным, которые непрестанно носятся вокруг него и пытаются всеми силами вытащить его из этого мира в наш, настоящий? Я не знаю, как быть. Я не знаю, как жить - так, чтобы в конце пути, оглянувшись, понять - я был не только наблюдателем за чужими жизнями, я и сам действительно жил. Эти ежедневные электрички - я каждый раз задыхаюсь, заходя внутрь, мне хочется рвать на себе одежду, растолкать всех и выпасть наружу прямо на ходу - выпасть и задышать, наконец, полной грудью, заорать, пока вконец не сорву голос, упасть на траву и почувствовать ее запах, увидеть краски в окружающем меня мире. Но вместо этого я выхожу, как всегда, на конечной; как всегда, спешу по серым бесцветным улицам в такое же удушливое метро, потом сижу до позднего вечера в опостылевшем бесцветном офисе - работая изо всех сил, как будто за какой-нибудь новой выполненной задачей я увижу, наконец, свет - но каждый раз, оглянувшись, понимаю, что вокруг все тот же беспросветно чёрный тоннель. Я в тупике, Насть. Я правда люблю вас - и тебя, и мальчишек, люблю всем сердцем, но - кажется, от меня уже ничего не осталось. Я просто бездушная, лишенная воли, сломанная машина, которая день за днём выполняет один и тот же бессмысленный алгоритм; я как будто в липком и страшном сне, и у меня никак не получается проснуться.

Олег замолчал, съёжившись на сиденье, как сдувшийся воздушный шарик, положив руки на руль и слепо глядя, как дворники беспощадно размазывают капли начинающегося дождя по лобовому стеклу.

Настя, сидя на соседнем сиденье с неестественно выпрямленной спиной, рассеянно смотрела куда-то в сторону, погружённая, казалось, в пучину собственных мыслей - Олег даже не был уверен, что она слышала хотя бы одно выстраданное им годами и наконец сказанное слово. Несколько минут спустя она, так и не нарушив затянувшееся со вчерашнего вечера молчание, открыла дверь и вышла на улицу, оставив в машине зонт; еще несколько длившихся целую вечность мгновений Олег смотрел в ее удаляющуюся и все такую же неестественно прямую спину, пока Настя, наконец, не скрылась в дверях своей школы.

Сглотнув скопившуюся во рту желчную горечь, Олег переключил дворники в более частый режим и повернул ключ в замке зажигания.

Машину он, как обычно, оставил на стоянке возле станции, среди таких же одиноких и брошенных мокрых автомобилей - из его подмосковного города никто не выезжал по утрам иначе, чем на электричке.

Привычным жестом приложив проездной к валидатору, Олег прошёл через турникет и чертыхнулся, взглянув на часы - до отправления его прямого экспресса оставалось меньше минуты. Перейдя на бег, он рванул по лестнице, ведущей на нужную ему платформу, расталкивая и опережая пассажиров, спешащих на другой, обычный поезд.

На платформе уже не было ни единого человека - соскочив с лестницы и проклиная осточертевшую ему одышку, Олег ещё ускорил темп, устремившись вдоль бесконечного блестящего тела электрички к ближайшим открытым дверям и мельком увидев, как что-то шевелится на рельсах в тени вагона.

В последний момент, когда он уже почти добежал до освещенного лампами дверного проема, из тени в его сторону резко выстрелило что-то длинное и тонкое, ухватив его за ногу - Олег оступился, теряя равновесие, по инерции сделал ещё несколько шагов, споткнулся ещё раз и с грохотом упал в промежуток между вагонами; ударился обо что-то головой и, почти оглушенный, сполз прямо на рельсы.

В ту же секунду все двери электрички закрылись, и поезд тронулся с места, постепенно набирая ход; когда последний вагон проехал мимо практически пустой платформы, глазам нескольких пассажиров, которые уже успели сойти с лестницы и стояли в ожидании следующей электрички, открылось лежавшее на рельсах тело Олега, разрезанное колёсами многотонного экспресса практически пополам.

Олег уже не услышал раздавшихся на платформе криков ужаса - взглянув стекленеющими глазами в затянутое рваными тучами небо, он вздохнул в последний раз - полной грудью - улыбнулся и умер.

***

Макс толкнул открывшуюся с протяжным тоскливым скрипом дверь и прошёл в затянутое в полумрак пустое помещение. Негромко тренькнул висящий над дверным проемом колокольчик; из подсобки, позёвывая и потягиваясь, через пару мгновений вышла на звук и направилась к стойке администратора худая жилистая девушка.

- С добрым утром, Ань, - Макс поставил на пол объемную спортивную сумку и широко улыбнулся.

- Привет, Макс, - девушка, перебарывая зевок, включила во всем помещении свет и открыла толстую потрепанную книгу учёта. - И чего тебе не спится утром понедельника, жаворонок ты перекормленный?

- Спорт это жизнь, - рассмеялся Макс и окинул взглядом усеянную разноцветными зацепами отвесную и местами наклонённую под острым углом стену скалодрома. - Как неделю начнёшь - так она и продолжится. Сейчас ребята подтянутся, включишь нам сауну заранее, чтобы успела нагреться?

- Угу, - слегка угрюмо, как будто возмущённая чужой и чуждой ей утренней бодростью, буркнула Аня и включила несколько спрятанных в тени на столе тумблеров. - Распишись и топай переодеваться.

Макс подошёл к стойке, привычно внёс своё имя и дату рождения в журнал регистрации посетителей, взял ключ от шкафчика, подхватил сумку и прошёл в раздевалку.

Он любил такие ранние походы на ещё пустой, не забитый людьми скалодром, в помещении которого они с парнями, как правило, оказывались единственными клиентами. Ему нравилось ощущать, как под нагрузкой перекатываются мышцы на его крепких мускулистых руках, он искренне любил присущий его спортивным активностям соревновательный дух, который сопровождал его на протяжении практически всей сознательной жизни; пожалуй, только в такие моменты - взбираясь на очередную стену или скалу, выпрыгивая из очередного самолета с парашютом и пронизывая лежащие где-то далеко внизу облака, оседлав очередной мотоцикл, гидроскутер или сноуборд - он чувствовал себя по-настоящему живым. Ему всегда было тесно в спертом воздухе ограниченного четырьмя стенами офиса, и он часто с глубокой тягучей тоской посматривал на парящих в небе птиц, по-чёрному завидуя их подлинной, но не осознаваемой ими свободе - жалея, что он не способен по их подобию расправить крылья и воспарить, оставив все житейские заботы и невзгоды где-то далеко внизу, на покинутой им земле.

Макс распахнул сумку, переоделся в перепачканную магнезией футболку и обтягивающее трико, натянул скальные туфли - и улыбнулся, услышав снаружи раздевалки весёлый гомон его подошедших соратников. С чем ему действительно в жизни повезло - так это с людьми, искренне и с такой же, как у него самого, страстью, разделявшими его увлечения. Он точно знал, что такой близостью по духу с таким количеством людей могли похвастаться очень и очень не многие - большинство его сверстников, едва перешагнув черту 30-летнего возраста, мгновенно превращались из вчерашних лёгких на подъем и поддерживающих любую активность юношей и девушек в серьёзных и практически раздавленных бесконечными делами взрослых мужчин и женщин с навеки залёгшей меж бровей озабоченной складкой, которые могли рассчитывать на общество только столь же загруженных взрослыми делами людей. Сам Макс был из тех вечных, независимо от прожитых лет, перенесённых горестей и любых внешних факторов детей, которые, даже видя в отражении в зеркале потрёпанного жизнью старика, недоумевают, как может внешний вид так не соответствовать внутреннему содержанию. Он не хотел и не собирался взрослеть - никогда.

Дверь раздевалки отворилась, впустив внутрь троих подтянутых и крепких мужчин, с такими же объемными, как у Макса, спортивными сумками.

- Прикинь, подлетаю я к ней сзади и хватаю за ногу - а она как завизжит, как начнёт дергаться - чуть по лицу мне не зарядила! Я ее инструктора по плечу похлопал, отвалился, а она все визжит - глаза закрыла, руками за парашют держится, а внизу - поля зеленеют, облака в речке отражаются, красота! Я ей кричу - открой глаза, вниз посмотри, насладись видом, а она - «Ни за что, я высоты боюсь», и дальше визжать, без остановки. Симпатичная, даже в очках - ну, как приземлились, я телефончик стрельнул, разумеется, - закончил какую-то свежую байку один из парней и заразительно рассмеялся.

Макс, не слышавший начало истории, поддавшись общему веселью, засмеялся вместе с остальными.

- Ну что, мужчины, готовы? Наперегонки сегодня, как обычно? - Макс хлопнул по плечу Илью, весельчака и балагура, не упускавшего ни одной возможности познакомиться с красивой девушкой и не отличавшегося постоянством в своих симпатиях.

- А то, здоровяк! - Илья, невысокий жилистый парень, подошёл к своему шкафчику и стал сноровисто переодеваться. - Ты, я смотрю, ещё поднабрал маленько? - он окинул взглядом мускулистую фигуру Макса. - Помашу тебе с верхнего зацепа, пока ты будешь свою тушу наверх затаскивать. Сегодня я в форме, всех вас, старперов, обойду. Готовь денежки - последний платит за всех!

- На словах мы все Львы Толстые, - Макс покровительственно улыбнулся Илье, самому младшему в компании, и поиграл мышцами. - Не помню, чтобы мне за вас, сосунков, когда-то приходилось платить. Переодевайтесь пошустрее и погнали, - он закинул вещи в шкафчик, захлопнул дверцу и вышел из раздевалки.

Макс окинул взглядом все такое же пустое помещение скалодрома - только Аня, тихонько посапывая и уронив голову на руки, сладко дремала, сидя за стойкой - и стал разминаться, с наслаждением ощущая, как кровь начинает все быстрее и быстрее струиться по его венам, а по телу постепенно разливается блаженное тепло.

Пару минут спустя дверь раздевалки с шумом распахнулась, выплюнув из своего чрева ещё трёх готовых к покорению вершин скалолазов.

- Ань, - окликнул администратора Макс, продолжая разминку. - Аня, - повторил он и увидел, как девушка, встрепенувшись, наконец подняла голову. - Пояса страховочные нам выдашь?

Девушка со стоном поднялась с нагретого места и, зазвенев связкой ключей, поплелась в подсобку.

- Разминаемся, не филоним, - Макс окликнул весело балагуривших в сторонке парней и повернулся к ним лицом, показывая упражнения разминки.

- Знаем, плавали, - проворчал Стас, самый серьёзный и рассудительный из всей компании, начав выполнять наклоны вслед за Максом и пихнув Ваню - последнего из спортсменов, засмотревшегося в телефон.

- Блин, ребят, - вынырнула из подсобки Аня, - по ходу, кто-то из инструкторов с собой ключ от шкафа с инвентарем вчера уволок, - она беспомощно развела руки в стороны. - Пояса я вам выдать не смогу, простите. По ходу, накрылась ваша тренировка - ребята только часам к 11 сегодня подтянутся, - Аня взглянула на большие настенные часы, которые показывали 7:22 утра.

Макс переглянулся с товарищами, с лиц которых постепенно сползали бодрые улыбки. Он оглядел неприступную теперь и такую манящую, как запретный плод, стену с зацепами, задумался о чем-то на секунду, затем кивнул головой, словно приняв какое-то решение. Он снова вспомнил птиц, парящих на потоках ветра, распахнув крылья - ему тоже нужно было оторваться от земли.

- Ну что, Илюх, - с усмешкой взглянул он на насупившегося товарища и стал подвешивать на пояс небольшой мешочек с магнезией - Ты вроде хотел free solo попробовать? Тут, кажется, сам Бог велел. Страховка это для детишек, пора поработать по-взрослому.

Своё первое и пока единственное восхождение без страховки Макс совершил полгода назад, в Крыму, на скале Кошка. Альпинизмом он занимался довольно давно и имел неплохой опыт восхождений, но в экспедиции выбираться получалось довольно редко - работа не отпускала. В той поездке на полуостров Макс решил совместить приятное с приятным - и одним ранним утром, когда солнце только показалось из-за горизонта, как следует размявшись, он начал восхождение по относительно несложной трассе без страховки. Забравшись через 20 минут на вершину, он стоял, широко расставив ноги и подставив лицо все более ярким и тёплым солнечным лучам, и, чувствуя, как его волосы треплет легкий летний ветерок, глубоко дышал сладким и свежим горным воздухом, слегка прикрыв глаза. Это были совершенно особенные ощущения - такой степени концентрации, как там, на почти отвесной стене скалы, вцепившись крепкими пальцами в практически незаметные и неощутимые щели в камне, Макс не ощущал никогда ранее - каждое его движение было максимально выверенным и четким, а в голове не было ни одной посторонней мысли - во всем необъятно огромном мире остались только он, скала и неустанное движение вверх.

Когда Макс вернулся из отпуска, все его соратники, многие из которых никогда не лазали в настоящих горах, раскрыв рты, слушали рассказ о восхождении и об охвативших Макса в финале эмоциях, и в глазах многих из них он видел горящий огонёк желания - адреналиновые наркоманы, как и любые другие зависимые, находились в постоянном поиске дозы.

Сам Макс достаточно давно осознал собственную зависимость - он не представлял себе жизнь без постоянного риска; его занятия были для Макса больше чем хобби - он подстраивал под них всю свою жизнь, а не наоборот. Как и все прочие наркоманы, став зависимым, он непрестанно ходил по краю - и понимал, что, скорее всего, как у любого другого наркомана, у него однажды случится передоз; но он никогда не стремился приблизить этот момент и перейти черту - напротив, Макс постоянно старался сдерживаться и не рисковать понапрасну. В том, чтобы забраться на стену скалодрома без страховки, подстелив на пол побольше матов, неоправданного риска он не видел.

Стас, Илья и Ваня недоверчиво переглянулись.

- Не думаю, что это хорошая идея. Пойдём лучше попаримся и на работу - можем вернуться вечером и полазать, лично мне не горит, - Стас, как самый рассудительный, всегда прислушивался к голосу разума.

- Да, не знаю, как вы, а я пасану, - поддержал его Иван, сделав шаг назад.

Макс взглянул на Илью; несколько мгновений они, не мигая, смотрели друг на друга, и вскоре Макс улыбнулся, увидев, как в глазах Ильи постепенно загорается яркий огонёк - отражение огня, горевшего в его собственном взгляде.

- Ну погнали, здоровяк, - Илья вернул улыбку.

- Так, стоп, господа, - вмешалась в разговор Аня. - Без страховки никто никуда не полезет, не страдайте ерундой, - в ее голосе слышалось все возрастающее беспокойство. - Я несу ответственность за вашу безопасность внутри этого помещения, и повторяю ещё раз - наверх вы не полезете!

- Да ладно тебе, - в кровь Ильи уже начал толчками поступать адреналин - он принял брошенный Максом вызов и, как всегда, отступать ни в коем случае не собирался. - Мы отказ от претензий подпишем, но успокойся - никто из нас сегодня падать не планирует.

Макс кивнул - он ни минуты не сомневался, что Илья не отступит - дух соперничества и адреналиновая зависимость управляли его жизнью так же сильно, как и жизнью самого Макса.

Макс энергично ринулся подтаскивать маты под один из рассчитанных на парное восхождение маршрутов средней сложности, с которого они обычно начинали свои тренировки; Илья тут же пришёл на помощь, попутно окликнув остальных:

- Так, мужики, если не полезете - так хоть таскать помогите, нечего стоять столбом!

Стас и Ваня, нерешительно переглянувшись, подчинились его повелительному тону и, схватив один из матов, потащили его в общую кучу.

Пару минут спустя Макс и Илья, запрокинув головы, стояли под первыми зацепами, прикидывая наиболее безопасный маршрут и разминая пальцы, которым вскоре предстояла нелёгкая работа.

- Ребят, может, не надо? - Аня сделала последнюю попытку вмешаться, но от неё только отмахнулись.

- Сосредоточься, никуда не спеши. Зацепы выбирай надежные, не прыгай, не уверен в одном - поищи другой, - увещевал Илью Макс на правах наставника. - Как доберёмся до крайнего, хватаешь строп руками и спускаешься, как в школе по канату - медленно и перебирая руками, фиксируя ногами положение. Не вздумай съезжать, как в кино - ладони сожжешь и сорвёшься.

- Да знаю я, не учи ученого, - хмыкнул Илья и примерился к первому зацепу. - Готов?

- Аккуратнее, мужики, - напряженно бросил Стас, державший один из стропов для создания противовеса во время предстоящего спуска; второй строп был зажат в руках поджавшего губы Ивана. - Не хочу вас потом от пола отскребать, ещё туфли мне забрызгаете.

- Готов, - ответил Макс. - На старт, внимание - рванули!

Илья и Макс довольно резво полезли вверх, практически моментально подбирая следующие зацепы для рук и ног; Илья, более цепкий и лёгкий, почти сразу вырвался вперёд и к середине трассы опережал Макса почти на корпус. Макс преодолевал трассу не спеша, двигаясь в ровном размеренном темпе - на каждом следующем зацепе он проверял, насколько надежно зафиксировано все его тело, и время от времени окунал руки в магнезию в мешке за спиной.

Спустя несколько минут Игорь добрался до самого верхнего зацепа на трассе на 15-метровой высоте, ликующе заулюлюкал и кинул взгляд вниз на все так же отстающего Макса:

- Ну что, старпер? Я же говорил, я тебя сегодня сделаю!

В этот момент Макс, нарушив собственную рекомендацию, в прыжке схватил очередной зацеп - и тут же с громким возгласом отдернул руку - как будто обо что-то уколовшись - повиснув на одной левой руке. Макс задёргался, пытаясь дотянуться до ближайшего зацепа, но тот был слишком далеко - снизу заорали ребята, увидев, как рука - его единственная точка опоры, начинает медленно соскальзывать; через несколько секунд Макс висел практически на кончиках пальцев, безуспешно пытаясь нашарить что-нибудь правой рукой или нащупать какой-нибудь из ног на что опереться; он изо всех сил напрягал моментально вспотевшие пальцы в попытке удержаться, спастись - и в последнюю секунду, когда его рука почти соскользнула с зацепа окончательно, рискованно спустившийся с другой стороны вниз Илья схватил его ослабевшую руку, подтянул Макса обратно на зацеп и обмотал вокруг его пояса висевший немного в стороне строп.

- Ну что, альпинист хренов, по-прежнему не будешь за меня платить? - нервно засмеялся Илья, зафиксировав Макса чуть ниже на зацепах, с которых тот совершил чуть не ставший роковым прыжок.

- Ладно, уговорил, сегодня победа за тобой, - пробормотал непослушными губами Макс, пытаясь перевести дух.

- То-то же, - хмыкнул Илья и схватился за тот же зацеп, который минутой раньше пытался покорить Макс.

Странная колючая ветвь, до той секунды неподвижно обвивавшая зацеп, размашисто хлестнула его по руке, огнём опалив запястье; Илья вскрикнул, отдёрнул руку - и, не удержавшись, камнем рухнул вниз с высоты практически 5 этажа, мимо наваленных в несколько слоев матов.

Стас и Ваня рванули к скрючившемуся на деревянном полу хрипящему другу, под которым медленно растекалась темно-бордовая лужа крови, и замерли, не в силах оторвать глаза от обломков торчащих из его ног и грудной клетки костей.

- Скорую, Аня! Звони живее в скорую, чего застыла! - заорал Стас окаменевшей девушке и присел рядом с истекающим кровью Ильей, не зная, как помочь, как остановить кровотечение из открытых переломов.

Пару минут спустя с высоты нескольких метров на маты упал спустившийся сверху белый, как мел, Макс; подбежав к Илье, он взял друга за голову и посмотрел в его закатившиеся от боли глаза, пытаясь унять охватившую тело крупную дрожь:

- Держись, братишка, ты только держись! Не отключайся, прошу тебя, смотри на меня! Где там скорая, сука, где скорая? На помощь, кто-нибудь, НА ПОМОЩЬ!

За спинами шокированных и пытающихся хоть как-то помочь Илье друзей, едва слышно шурша, скользнула к выходу спустившаяся со стены странная колючая ветвь.

Продолжение отдельным постом.

P.S. С телефона очень неудобно дробить комментарий на несколько частей - потратил полчаса и решил выложить постом, прошу простить.