Мафусаиловы хляби (часть 7)⁠⁠

Натянув на нос шарф, Дарья аккуратно пересекла «минное поле», освободила дверь от хлама и потянула ее на себя. Дверь тоже рассохлась и перекосилась, а потому не желала сдаваться. Это в очередной раз убедило ее, что она на верном пути. Эту дверь не открывали очень давно. Женщина вцепилась в скользкую холодную ручку и изо всех сил дернула на себя, рискуя упасть на спину. Но не упала. На нее посыпались хлопья древней краски, дверь затрещала и с визгом приоткрылась. За ней Дарья с облегчением увидела не ряды ржавых плечиков, а узкую, деревянную лестницу. Многие ступени превратились в труху и обвалились, другие еще держались, но явно дышали на ладан. Перил не было. Лестницу с обеих сторон стискивали склизкие, покрытые инеем земляные стены.

Дарья подкрутила яркость фонарика и посветила вниз. Свет едва доставал до пола, но было видно, что у основания лестницы есть проход, пусть и сразу поворачивающий влево – в неизвестность.

«Вот будет смеху, если я сверну себе здесь шею, а они будут искать меня, как и Машку, в тайге…», - подумалось ей, но она стиснула зубы и ступила на ближнюю из сохранившихся ступеней.

Ступень даже не скрипнула под ее весом, и она, все более уверенно, спустилась вниз. За поворотом ее встретил темный, но чистый тоннель, по которому она медленно двинулась, держась за стену. Сердце истерично трепыхалось, глаза от напряжения и страха лезли из орбит, как у испуганной лошади. Она была готова к тому, что впереди, за одним из поворотов ее непременно поджидает некто… или нечто, и понятия не имела, что она будет делать, если это произойдет. Бежать? Кричать? Бороться? Не смешите. Если это произойдет, она просто… ну, просто схватится за сердце, как в черно-белом немом кино, и умрет на месте.

Вскоре проход сузился до минимума, и ей приходилось протискиваться между грудами битого бетона, которые ненадежной шаткой конструкцией были навалены вдоль стен почти до самого потолка. Значит, где-то близко!

Миновав очередной поворот, она оказалась перед глухим завалом. Положив фонарик на пол, Дарья принялась искать лаз, поднимая и оттаскивая в сторону тяжелые обломки. Она работала без передышки около двух часов. Поясница визжала, руки тряслись, пальцы вместе с перчатками превратились в окровавленные шерстяные лохмотья, когда она уперлась в совсем уж неподъемный кусок обрушившегося некогда потолка. Это было фиаско. Поначалу она не желала признавать поражение и продолжала слепо шарить по здоровенной монолитной плите, целиком перегородившей проход, в поисках какой-нибудь бреши или лазейки, прикидывала, смогут ли они сделать что-то вдвоем и понимала, что даже целая армия эвенкийских шаманов не справится с толстенным куском бетона без электроинструмента. И даже если бы была точка подключения, воспользоваться им не получится, ведь надо соблюдать тишину…

Она привалилась к стене и сползла вниз, усевшись на обломки. Заплакала. Фонарик светил уже тускло, прерывисто. Она выключила его и принялась шарить по карманам в поисках телефона. С ним она пойдет обратно. Внезапно она замерла и задержала дыхание. Тоннель что-то подсвечивало споднизу, словно где-то рядом была неплотно пригнанная печная заслонка, за которой тлеют угли. Приглядевшись, она поняла, что свет пробивается на стыке стены и пола и, тут же позабыв про усталость и израненные руки, кинулась расчищать пол. Толстенный советский бетон лопнул по шву, и брешь все расширялась, уходя под завал. Еще через полчаса тяжелой работы, Дарья легла на пол и боязливо заглянула в расчищенную брешь.

Только сейчас она задумалась о том, насколько шумела. Это там, наверху, ничего не слыхать, а здесь… Что, если он сейчас там? Притаился. И стоит ей только сунуть руку или ногу, как ее тут же сдернут вниз, а потом… Покосившийся потолок старого бомбоубежища не давал ей полного обзора. Она видела в паре метров под собой только кусок полопавшегося бетонного пола, озаренного подрагивающими свечными огоньками.

«Я туда не полезу», - мысленно разговаривала она сама с собой, - «Свалюсь, как куль с крупой, и непременно сломаю лодыжку… А как мне забираться обратно? Подпрыгнуть и подтянуться на руках? Не смешите… »

Она сняла пухлую куртку, по-пластунски, боком, протиснулась в брешь и, аккуратно свесилась по пояс. Обзор увеличился, и она сдавленно завыла.

По центру старого бомбоубежища, окруженное бесчисленными свечами, мерцало небольшое озеро, наполненное то ли ртутью, то ли жидким серебром. По его периметру тесным кругом лежали подрагивающие детские тела. Голова каждого была погружена по самые плечи в озеро, руки и ноги раскинуты звездочкой, касаясь рук и ног соседей по несчастью. Волосы, движимые подводными течениями, всплывали на поверхность, переплетались меж собой и снова уходили на глубину. Над центром чудовищного озера стоял почти осязаемый низкий гул, наполненный мельчайшими частичками, напоминающими зеркальную крошку.

Вцепившись израненными руками в острые кромки бетона, Дарья лихорадочно оглядела подземелье. Не считая детей, она была совсем одна. Метрах в трех от ее лаза, был еще один – гораздо шире – к которому вела корявая, сложенная из все тех же обломков, лестница на три высокие, шаткие ступени. Недалеко от «озерка» расположился пляжный лежак с отломанными подлокотниками, тут же корячилась маленькая газовая плита с притулившимся рядом пропановым баллоном; в глубокой тени притаились мешки: один с картошкой, другой – с капустой, поддон из-под кирпича, заваленный кухонной утварью и биотуалет-ведро с крышкой. Все это источало душный смрад нечистот и гнилых овощей.

У противоположной стены огромным ворохом под потолок была свалена одежда. Тут и там среди наваленных курток, башмаков, платьев и брюк топорщились мертвые конечности. Некоторые уже стали голыми костями, другие напоминали мощи, третьи еще истекали соками. Все это напомнило ей старые фото из концлагерей, где тела были свалены в кучу перед крематориями.

Содрогаясь от ужаса, Дарья перевела взгляд обратно на «озеро». Низкий гуд, который оно испускало, то усиливался, то ослабевал. Внезапно его прервал приглушенный взвизг, и поверхность запузырилась, пошла кругами, а ближнее к Дарье детское тело, отчаянно задрыгало ногами.

Центр озерца внезапно вспучился и натянулся, как полиэтилен, попираемый снизу пятерней с широко растопыренными пальцами. Разгладился и снова вспучился - уже смелее. Рука - узловатая, старческая - была словно одета в латексную перчатку с зеркальным напылением. В какой-то миг Дарья даже уловила в ней отражение собственного перекошенного лица.

В ужасе, Дарья задергалась, отталкиваясь руками и молясь, чтобы они не подвели, не заскользили. Выбравшись в безопасность тоннеля, она принялась лихорадочно и, как могла тихо, восстанавливать завал. В какой-то момент замерла, услышав приглушенный «чвак» из бункера, словно большой камень упал в наполненную до краев выгребную яму. Та тварь – без сомнения баба Надя! - которая тщилась выбраться из озера, явно достигла своей цели. Стараясь не дышать, Дарья включила фонарик на телефоне и начала пробираться к выходу.

...

Домой она добралась, когда небо на востоке уже начало светлеть. Бесшумно разделась и скользнула под одеяло. Грязная, пыльная, провонявшая плесенью и свечным дымом, то и дело вздрагивающая от пережитого потрясения, но и удовлетворенная. Мать не заметила ее отсутствия, а значит, не будет задавать вопросы, подозревать, и, быть может, мешать ее планам. Она чудовищно устала, но понимала, что поспать ей пока не удастся – слишком много дел. Может быть, после обеда получится придавить пару часов…

Когда Валентина Ивановна поднялась и пошла ставить чайник, Дарья отправилась в душ. На руки было больно смотреть, и она долго держала их под горячими струями, пытаясь отпарить коросты и струпья, а потом густо намазала их детским кремом. Три чашки крепкого, черного кофе, пока она запихивала в Машку детское морковное пюре из баночки, придали ей немного сил.

- А вы кто? – спрашивала Машка, нахально кривя испачканные морковкой губы.

- Я Даша, а вы кто? – рассеянно спрашивала Дарья в ответ, думая о своем.

- Даша? Это которая из Романовых?

- Из Романовых…

- Не верю! У вас совершенно другой типаж! Где вы видали хоть одну рыжую Романову? Я убеждена, что вы из Рюриковичей. Предоставьте вашу родословную!

Дарья устало пододвинула ей материнский журнал с Киркоровым на обложке, и Машка ненадолго заткнулась, с глубокомысленным видом разглядывая страницы. На кухню вошла Валентина Ивановна.

- Мам… мы сегодня уезжаем…

- Обратно в тайгу? - хмыкнула мать, потом пригляделась к дочери, и лицо ее посветлело, - в Красноярск? Ох, Дадуня! Это первое здравое решение за многие месяцы. Когда рейс?

- Я еще не купила билеты. Но точно знаю, что есть вечерний. На него и возьму.

- А у меня, как на зло, куча работы. Что ж, если сяду прямо сейчас, то смогу вас проводить.

- Я надеялась, что ты побудешь с Машкой, пока я съезжу в аэропорт… А провожать нас не надо, в прошлый раз мы нормально добрались… Думаю, часа за полтора управлюсь, если с транспортом не будет проблем. Метель вроде стихает…

Валентина Ивановна молча кивнула. Дарья с горечью видела облегчение на её лице, но не могла ее винить в том, что та рада избавиться от дочери и внучки. Тут и сама Мать Тереза растеряла бы всю свою святую благость.

- Может, Павлика попросить вас отвезти…?

Дарья замялась.

- К вечеру и решим, но мне не хотелось бы снова его дергать, он и так помог…

Когда мать увела Машку смотреть мультики, Дарья быстро оделась и вышла в подъезд. Метель все еще мела. Фасады домов с подветренной стороны были сплошь облеплены снегом, на тротуарах, с одной стороны, оголился асфальт, а с другой выросли снежные наносы. Похолодало. Снежинки превратились в ледышки и больно вонзались в плоть лица и голых рук.

Школа встретила тишиной. Уроки уже начались. Заспанный охранник, уже другой, но тоже совсем молоденький, позволил Дарье пройти к директору. Под его дверью она несколько раз глубоко вдохнула и постучалась. Ответа не последовало, и она приоткрыла дверь. За столом Олега сидела Анна Геннадьевна и строго глядела на вошедшую поверх толстенных очков. Губы ее приоткрылись, и Дарья каким-то недавно появившимся у нее чутьем поняла, что та уже собралась грозно воскликнуть: «Разве я позволила войти?!», но осеклась, увидев ее, Дарью. По спине привычно побежал холодок. Старая, да, потасканная и замшелая – да! Но Дарье казалось, что гроза ее октябрятского детства ни чуточки не изменилась. Вот сейчас поднимется из-за стола и гнусавым, заунывным голосом заведет свою шарманку «Только тех, кто любит труд, октябрятами зовут!»

- Я прошу прощения… А Олег Инн…

- Его нет, - перебила бывшая вожатая, - Убыл на семинар в краевой центр. Вернется к концу недели.

- Убыл… давно?

- Давно, - был краткий ответ.

Дарья не стала говорить, что не далее, как вчера, разговаривала с ним в этом самом кабинете. Что-то подсказывало ей, что Анна Геннадьевна сама об этом прекрасно знает.

«Боже», - думала она, разглядывая бывшую пионерку, - «Она словно ревнивая мамаша, охраняющая своего ненаглядного дитачку от поклонниц!».

- Хорошо…, - Дарья закусила губу, - Я зашла просто… попрощаться. Не могли бы вы ему передать привет и благодарность за все, что он для нас с дочерью сделал?

Анна Геннадьевна с крайним подозрением оглядела визитершу и через силу квакнула:

- Передам.

- Скажите, что заходила Дарья…

- Скажу.

Говорить больше было не о чем, да и не хотелось. Дарья вышла в коридор и огляделась. Она очень надеялась, что содержимое этой отвратительной паучьей ямы под личиной общеобразовательной поселковой школы она видит в последний раз. Из столовой доносились запахи готовящегося обеда – перловка и мясо с подливой – и у Дарьи привычно скрутило живот.

«Можно ли верить словам безумной пионерки?», - задавалась Дарья вопросами, пока спускалась на первый этаж, - «Уехал ли на самом деле или просто попросил ее оградить его от навязчивой бывшей ученицы, а сам прятался в это время в шкафу? Будет ли путь свободен вечером или … Зря я к нему ходила вчера…»

...

Поспать ей так не удалось, и к вечеру голова напоминала пустой чугунок, по которому кто-то колотит палкой. У нее было достаточно времени для отдыха после того, как она закончила с делами, но поспать не давали галдящая над ухом Машка, тесное нутро взятой в аренду малолитражки, в которой невозможно вытянуть ноги, даже отодвинув до упора сидение, и страх проспать появление Тамнаргуна.

После школы Дарья сразу поехала в аэропорт. Но, конечно, не за билетами, а за машиной. Еще в прошлый раз она обратила внимание на объявление на стойке регистратора «Прокат автомобилей» и взяла его на заметку. Метель утихла, но снегопад лишь усилился, и ей надо было подумать об укрытии для себя и Машки в ожидании молодого шамана. Алтанай написал, что тот явится на закате, встреча на детской площадке у кромки леса, но закат даже в феврале понятие неопределенное. Не торчать же с ребенком на открытом воздухе у всех на виду. Поэтому из аэропорта Дарья вернулась на малюсенькой машинке. Права она получила почти десять лет назад, но ни разу за это время не садилась за руль. Поэтому, неуверенная ни в собственных навыках, ни в маршруте, ни в давно забытых правилах, дождалась на остановке очередного автобуса и потихоньку двинулась за ним, послушно останавливаясь на всех остановках и отчаянно переживая, что тот может оторваться на одном из немногочисленных светофоров.

Строгое следование поговорке «тише едешь – дальше будешь», сослужило добрую службу. Дарья без приключений вернулась в поселок и кое-как припарковалась в тесноте соседского двора, заняв сразу два парковочных места. Дома, вместо вожделенного сна ее поджидало застолье – дядя Паша с женой зашли попрощаться. Через силу Дарья отсидела положенное время и, отказавшись от «посошка», ушла собирать вещи. Потом были долгие прощания и напутствия. Дарья крепко обняла и поцеловала мать, отстраненно допуская, что видит ее в последний раз, чмокнула дядю Пашу, еще раз поблагодарив за помощь, сердечно пожала руки теть Любе.

А потом они оказались с Машкой в студеных сумерках. Снегопад, наконец, прекратился. Дороги были почти пусты, и Дарья, пренебрегая всеми правилами дорожного движения, вскоре добралась до пункта назначения. Машка, пребывавшая некоторое время в привычной кататонии, встрепенулась и радостно затянула свое любимое «пыр-дыр».

- Скоро вернетесь домой, дорогие Пыр-Дыр, Госпожа Романова и Унылый Гомосек, - пробормотала она, до рези в утомленных глазах вглядываясь в кромку все более темнеющего леса, - И уж можете мне поверить, скучать я по вам не буду…

С последним проблеском дневного света, из леса появилась худенькая фигурка. Дарья едва не упустила ее, решив, что это кто-то из прогульщиков дождался окончания уроков и теперь возвращается домой. Но все же вышла из машины.

Мальчишка тут же направился к ней и забрался в машину, отогревая дыханием озябшие руки.

- Я тебя не узнала, - смущенно произнесла Дарья, оглядывая его вязаную шапку с козырьком, черный пуховик, джинсы, унты и рюкзак, который он скинул и кое-как впихнул в узкое пространство промеж острых коленок, - А где же…?

Дарья умолкла под насмешливым, колючим, как у всякого подростка, взглядом.

- Мое ритуальное облачение? Бубен? Ожерелье из сушеных пенисов? – он нервно хохотнул, - Не переживай, все в рюкзаке.

Дарья неуверенно улыбнулась в ответ. Шутит? Или, не дай бог, говорит правду? Тамнаргун поглядел через плечо на бубнящую Машку. Улыбка пропала из его глаз.

- Сколько их в ней? Ты посчитала?

- Трудно сказать… Постоянно появляются лишь трое. Но раньше было больше десятка. Может… я не знаю… как-то сами вышли?

- Ага, с по́том… или с говном? - мальчишка скривился, - Ты сама то можешь выйти? Думаешь, это так просто? Даже Алтанай, чтобы выйти, месяц морит себя голодом и медитациями! Так что не неси чепухи. Поехали.

Дарью возмутил его начальственный тон, но, приглядевшись, она поняла, что за нагловатым, подростковым нахрапом прячется обычный, человеческий страх. А она ведь даже не представляет, что ему предстоит и насколько это сложно… Он пришел не потому, что мечтал помочь, а потому… что дед его отправил пройти испытание. Скорее всего опасное, быть может, смертельно опасное… Стоит ли ждать от него уважения и терпимости?

Она принялась тыкать во все кнопки на приборной панели в поисках той, что включает фары. Некоторое время он насмешливо наблюдал за ней, а потом навалился на нее и дотянулся до неприметного колесика слева. За лобовым стеклом внезапно вспыхнула детская площадка, и Дарья аккуратно повела машину прочь от таежной стены.

- Ты… шел пешком? – спросила она.

- Я похож на идиота? – последовал ответ, - 30 километров по зимней тайге пешком?

- Тогда как?...

- Я прямой потомок Первого Медведя, а не праздношатающийся школьник! – воскликнул он, и Дарья уловила в его голосе возмущение, гордость и нервическую дрожь, - Я к чему спрашиваю про ее «пассажиров»… Когда она погрузится в зерцало, их должно сразу вымыть, но меня беспокоят те, что ушли на глубину. Те самые, которые редко появляются. Ты ведь не хочешь, чтобы они там и остались, когда твоя дочь вернется?

Дарья промолчала, ибо вопрос был явно риторическим. Озаботило ее другое.

- Ты говоришь, она погрузится в… зерцало…

- Зерцало Эрлик-Хана, конечно, - пояснил он.

Дарья сжала челюсти, вспомнив подергивающиеся детские тела… Неужели, дочери снова придется пережить это погружение?!

- Я боюсь ошибиться…., - Дарья задумалась, припоминая все чужие лица, которые за четыре месяца проступали на Машкином лице, как лица утопленников в озерной глади, - Их было двенадцать… кажется.

Тамнаргун задумчиво кивнул.

- Что ж, будем надеяться, что никто не зацепится. В крайнем случае, свозишь ее потом к Алтанаю, он вычистит. Еще вопрос…, - юноша замялся, - Зерцало, без сомнения, под контролем. Ты узнала, кто его пасет?

- Да. Но я нашла к нему другой путь. Он никем не используется.

- Уверена?

Дарья вспомнила, с каким трудом открыла присохшую и перекошенную дверь в бывшей каморке инструкторши, и кивнула.

- А уверена, что нам не помешают?

Дарья стиснула зубы. Как она может быть уверена? Она понятия не имела, где сейчас Олег. А еще… Анна Геннадьевна. Судя по ее колючему, подозрительному взгляду, она тоже в этом замешана. И, конечно, не забыть…бессмертную бабу Надю?..

- Я уверена, что не позволю никому помешать, - ответила она со всей твердостью, на которую была способна.

Тамнаргун окинул скептическим взглядом ее тщедушную фигурку, но промолчал.

...

Вскоре они были на месте. Дарья посмотрела на часы на приборной панели. Половина одиннадцатого. Сонливость прошла, но усталость по-прежнему валила с ног. Она оглядела темное, мрачное в этот поздний час здание школы. В коридорах первого и второго этажей теплился приглушенный свет, оставленный для охранника, но все кабинетные окна были темны. Можно ли верить им? Она поискала глазами окна школьного музея, бывшего когда-то «красной» комнатой, но и там было темно.

- Хочешь сказать, что зерцало под школой? – спросил Тамнаргун, наблюдая за ней, - Как удобно…

- Тут еще и детский сад через дорогу, - пробормотала она, выключила фары, положившись на свет фонарей и, проехав мимо школы, припарковалась в неприметном, темном закутке, - Здесь недалеко, но топать придется по глубоким сугробам.

...

Кое-как они, сменяя друг друга, дотащили сопротивляющуюся Машку до «лечебной физкультуры» и при свете фонариков устроились передохнуть. Здесь, на пыльном, вонючем диване, в непосредственной близости от пункта назначения, Дарья почувствовала нарастающий страх, а недавняя уверенность в собственных силах начала гаснуть. Она ожидала, что в компании ей будет не так страшно, но с удивлением и тоской поняла, что накануне, пусть и в одиночестве, ей было намного спокойнее. Смутно виднеющиеся в полумраке силуэты дочери и Тамнаргуна вселяли настоящий ужас, ведь в сущности с ней теперь двое детей, за которых она, как взрослая, несет полную ответственность.

Что, если их поджидает ловушка? Что она может противопоставить крепко сложенному и, без сомнения, решительно настроенному Олегу? Ведь ясно же, что, если он их застукает, то не позволит выйти живыми… Она содрогнулась и поднялась. Что толку мучить себя сомнениями. Узнать, свободен ли путь, они смогут только на месте.

В мельтешении фонарных лучей они спустились в катакомбы. Дарья оставила детей у входа, добралась до места и, встав на коленки, прислушалась, пытаясь уловить малейшие звуки за толстой стеной. Тишина. Она аккуратно разобрала бетонные обломки и, не дыша, долго вглядывалась в мерцание свечей идущее снизу. Ничего, кроме гула, что издавало Зерцало. Она помигала своим фонариком, и вскоре появился Тамнаргун, не слишком почтительно волочащий Машку за шиворот. Дарья достала из своего рюкзака моток бельевой веревки и, как могла, крепко прикрутила к торчащей из стены анкерной петли.

- Знаю, здесь невысоко, - ответила она на немой вопрос Тамнаргуна, - Но это только кажется. Забраться без веревки будет крайне затруднительно, тем более, если…

Она не договорила. Не хотелось еще больше нагнетать атмосферу. Она протиснулась в брешь, ухватилась за веревку и спустилась на пол бомбоубежища, тут же начав заполошно оглядываться. Никого! Если, конечно, не считать десятка плененных Зерцалом детей.

- Эй! – послышался сверху шепот, - Принимай девочку.

Дарья встала на цыпочки, вытянула руки и ухватилась за появившиеся в проеме лодыжки дочери. Та отчаянно дрыгала ногами и клялась бессмертием рода Романовых отомстить. Дарья дернула ее вниз и едва удержала. Следом шустро спустился Тамнаргун, мрачно поглядел на Зерцало и стянул шапку. Словно на похоронах.

- У нас мало времени, - произнес он, быстро копаясь в сумке и доставая оттуда множество странных вещей. Какие-то нанизанные на леску резные, деревянные погремушки, очки для подводной рыбалки с затычкой для носа, склянку с мутной, зеленоватой жидкостью, потрепанную книжку, вроде офисного ежедневника, завернутые в тряпицу толстые свечи, стянутый бельевой резинкой веник, вроде тех, что были в руках эвенков во время первого ритуала, сплетенные из сушеной травы перстни, которые он тут же нацепил на средние пальцы рук.

- Мало времени? – Дарья присела рядом на корточки, разглядывая вещицы, - Ты думаешь, кто-то идет?..

- Понятия не имею, но как минимум двое из них мертвы, - ответил он, кинув быстрый взгляд на кольцо из распростертых тел, - Зерцало небольшое, восьмерых должно хватить, но… надо быть готовыми, что оно закроется в любой момент.

- Закроется…, - женщина с тревогой всмотрелась в несчастных детей. Восемь из них по-прежнему подрагивали, но двое уже обмякли и застыли, их затылки всплыли и лениво покачивались на поверхности, словно в бочке с мазутом, - Если будет необходимо… Я готова сама туда сунуть голову. Только пообещай…

- Давай обойдемся без обещаний , - скривился Тамнаргун, просовывая голову в ожерелье из погремушек, - Там ты сгоришь в считанные минуты. Здесь от тебя больше пользы. Твоя дочь стабилизирует Зерцало, а твоя задача… оберегать меня.

- Отгонять духов? – Дарья покосилась на «веник».

- Дед сказал, что все популярно тебе растолковал, но, видать, вам – женщинам - надо объяснять дважды. Если кто-то нагрянет, пока я буду внутри, моя жизнь будет в твоих руках...

Мальчик торопливо подскочил к зерцалу и оттащил за ноги одного из тех, что уже не дрыгались. Дарья зачарованно глядела на мертвого ребенка. Лицо его было покрыто зеркальной пленкой. Эластичная и блестящая в первые секунды, она быстро мутнела и трескалась, превращаясь в сухую крошку. Очнулась она, только когда Тамнаргун протащил мимо нее Машку, ухватив одной рукой ее сзади за шею. У «зерцала» он пнул ее под колени, от чего она с возмущенным кряканьем осела, а потом сунул ее голову в омут. Машка забилась, но тут же обмякла. Ее ручонки принялись шарить вокруг и, нащупав руки соседей, ухватились за них и затихли.

- Ее… нужно раздеть?

- Сейчас это не обязательно. Одежда каким-то образом ускоряет расход энергии, но твоя дочь пробудет там совсем недолго, поэтому нет смысла возиться…

Дарья почти не слушала, застыв над дочерью. В голову внезапно хлынул поток давно умерших воспоминаний.

Она вновь оказалась в этой самой пещере, только тридцать лет назад. Блестящая, серебристая поверхность озера расходилась концентрическими кругами. Только не от центра к краям, а, наоборот. То и дело натянутая, как латекс, поверхность, вдруг затвердевала, змеилась трещинами, а потом снова мягчела, расправляясь.

На краю сидел Чибис, баюкая на руках тело маленького мальчика и сыпя проклятиями. Над ним, совершенно растерянная, стояла баба Надя и упрашивала:

- Виталька… Я шлущайно… прошти… не дерши жла… девощка помошет.

- Ты думаешь, так просто достать топливо, старая дура?! – завизжал Чибис и, отпихнув тело ребенка, пошел на старуху с кулаками, - Ты думаешь, его тут пруд пруди?!

- Я приведу ешо… Не шердишь…

На глаза Дарье упала теплая, подрагивающая рука, кто-то жарко зашептал в ухо: «Только молчи, милая… ни звука…» и потянул ее назад, в густую тень.

Даша не сопротивлялась. Все вокруг было таким чудовищным и непонятным, что не могло быть чем-то иным, нежели сном… Самым страшным в жизни, проживи она еще хоть тысячу лет. Она просто искала сменку, а потом ее схватили, поволокли куда-то во тьму подземелья…

Все отдаляясь, слышались глухие звуки ударов, сдавленные вскрики, шамкающие мольбы. Под теплой ладонью Дашины глаза закрылись, она обмякла, полностью оцепенев, положившись на неведомого взрослого, который тащил ее сквозь узкий с острыми зазубренными краями лаз. Несколько минут темноты, наполненной тяжелым, прерывистым дыханием и звуками торопливых шагов. Потом рука упала с Дашиных глаз, темнота чуть рассеялась. Даша испуганно глядела на смутный силуэт рядом, а потом громко всхлипнула от облегчения, узнав Олега Иннокентьевича. Учитель тут же зажал ей рот и покачал головой.

- Подожди… Мне надо немного прийти в себя, - голос его дрожал и срывался на фальцет, сам он то и дело испуганно дергал головой, прислушиваясь.

Девочка послушно стояла навытяжку, хотя все ее существо стремилось к свету, струящемуся с такой близкой и знакомой лестницы. Стоит только подняться пару пролетов вверх, мимо каморки бабы Нади, а потом еще один и… там они оба смогут прийти в себя. В безопасности родной школы.

- Хорошо, - он чуть сдвинулся, и лицо его спряталось в густую тень, - Ты хочешь наверх? К маме и папе?

Даша снова всхлипнула и энергично закивала. Рука больше не зажимала ей рот, но она уже не смела произнести ни слова.

- Мы и пойдем наверх, только… при одном условии. Ты мне пообещаешь, что никому, ни единой живой душе не расскажешь, что видела там. Никогда. Ни через год, ни через сто лет.

Даша снова закивала и сделала шаг в сторону, но Олег Иннокентьевич мягко, но решительно удержал ее. В голосе его появились какие-то неестественные, противные нотки, от которых все внутри похолодело еще больше.

- Пообещай, или, ей богу, я немедленно отведу тебя назад. Помни, я смогу сделать это в любой момент. И никто этому не сможет помешать. Тебе лучше держать рот на замке, а лучше совсем забыть, если не хочешь оказаться там… с остальными. Ну, что скажешь? Только тихо…

- Я… обещаю…, - выдавила из себя Дарья, глядя сквозь слезы на спасительный свет и, не удержавшись, захлюпала носом и, одновременно, описалась.

Олег Иннокентьевич, пряча глаза, притянул ее безвольное тельце к себе и ласково погладил по голове.

- Не плачь, милая. Все будет хорошо. Просто… ну, просто держи обещание. Если проговоришься, я обязательно узнаю, и… Ну все, Даша, беги…

Видя, что она, совсем зашуганная, не смеет шевельнуться, он подтолкнул ее. Она сделала шаг, второй, ожидая, что ее снова одернут назад, заставят что-то обещать… Но когда ничего такого не произошло, она зашагала быстрее, потом пустилась наутек, перепрыгивая через две ступеньки, пролетела мимо каморки и, вырвавшись на широкую, наполненную обеденными запахами (жареный минтай и пюре?) и солнечным светом лестницу в гардероб, вдруг задохнулась. Перед глазами замелькали какие-то блестящие мушки, сердце трепыхалось испуганной птичкой, мокрые колготки противно холодили ставшие словно чужими ноги. Она привалилась к стене и сползла на холодный мрамор ступеней.

Резкой трелью прозвенел школьный звонок, и коридоры тут же наполнились хлопающими дверьми, гулом голосов и шарканьем ног. Большая перемена, все торопятся в столовую. Слава богу! Никто не пойдет в гардероб и не увидит ее, Дашу, сидящую на ступеньках в обоссанных колготках… Постепенно свет перед глазами серел, мерк, последней мыслью перед долгим ничто, была: «Кто же дал звонок, если баба Надя… ну, где-то там, в мерцающей тьме… Неужели до сих пор ищет мою сменку…?»

Мафусаиловы хляби (Часть 8)