Лифт в преисподнюю. Глава 30. Я сейчас вернусь⁠⁠

Предыдущие главы

Когда Саша растворился в тумане, Марина всё так же оставалась у окна. Она следила за улицей. Мысли её были связаны с переживаниями о, мягко говоря, неважном состоянии их дел.

Тело сковало напряжение. Женщина чувствовала такую усталость, какая бывает вечером после переезда на новую квартиру. Хотя она почти не двигалась сегодня. И вчера. И позавчера...

«Стресс… Всё вокруг стало как-то… ужасно. Есть ли смысл искать что-то здесь? Или кого-то? Вытянет ли нас Саша?»

Тяжело выдохнув, она плохо гнущимися пальцами поправила тюль и повернулась к сыну. Мальчик строил башенки из банок с соленьями и тушёнкой.

Марина скривила напряжённое лицо — улыбнулась.

Веко на левом глазу несколько раз дёрнулось. Женщина быстро заморгала, чтобы не выпустить слёзы, но они прорвались. Внешне Марина оставалась спокойна, потому что привыкла плакать так, чтобы этого не замечал муж. И тем более ребёнок.

«Странное состояние, когда всё валится из рук, — продолжала она разговор с собой. — Можно было бы заниматься ребёнком. Чаще учить его читать, чтобы занять на день. Или что-то ещё такое делать. Но зачем? Есть ли за этими стенами мир для нас? Или всё вокруг изменилось так, что лучше и не видеть такое?»

Съедаемая противоречивыми чувствами, женщина сжала губы так, что они побелели. Её руки в это время неконтролируемо мяли давно нестираный тюль. Сын тихо играл.

«А может быть, ребёнка уже пора учить убивать зомби? Сейчас никому не поможет умение читать стишки, нужно знать, как бить этих тварей… Ч-чёрт, да что с моими мыслями…»

Марина взяла большую диванную подушку и положила у балконной двери, чтобы прикрыть сквозившие холодом щели. Взглянув в окно, она, кажется, увидела расплывчатую фигурку Саши.

«Далековато, чтобы всё разглядеть в этом тумане», — нахмурилась она.

Женщине показалось, что он шёл обратно. Но, приглядевшись, Марина поняла, что её муж, скорее всего, направлялся в сторону машин, стоявших во дворе.

Неожиданно мальчик быстро посмотрел на мать и, почесав мизинцем ухо, продолжил свою молчаливую игру.

Когда женщина услышала крик, то, вздрогнув, не сразу сообразила, что произошло. Потом ещё крик! Марина вскочила со стула и прижалась лицом к стеклу в надежде увидеть, что случилось.

Но Саши видно не было. Уставшим глазам удавалось разобрать какое-то мельтешение, которое, возможно, являлось её фантазией.

«А вдруг и крика никакого не было?»

— Миша, ты слышал? — обернувшись к сыну, спросила она, но не увидела ребёнка на месте.

Мальчик уже стоял рядом с ней у окна и смотрел на улицу.

«Значит, и он слышал. Не показалось! Это всё на самом деле. Чёрт подери! То, чего так боялись! Л-ладно, мы справимся».

Её руки затряслись, а голосовые связки издали слабый вой. Навернулись слезы, нос засопливил, дыхание спёрло, в глазах потемнело. Сердце дёрнулось и замерло, будто обмотанное стальной тонкой проволокой…

… Сын крепко держал мать за руку. В его глазах читалось сожаление о непонятном для него происходящем, мальчик тихо скулил и плакал. Тихо, очень тихо, ведь он знал правила.

Когда реальность перестала расплываться из-за слёз, и Марина смогла разглядеть испуганное лицо сына, это почти мгновенно вернуло её обратно в мир всё ещё живых.

Она всё вспомнила.

— Так, где топор? — скорчив гримасу боли и схватившись за сердце, сама у себя спросила женщина и тут же услышала шуршание. Миша вытащил названное ей оружие из-под подушки на стуле и двумя руками протянул матери.

Марина неуверенно взялась за короткую деревянную рукоятку и застыла. Она посмотрела в глаза своего сына, у которого, как ей показалось, последние события вызвали не только испуг, но и интерес.

«На сколько же я отключилась? Или дети от всей этой фигни отходят быстрее?»

В голове прошёл спазм боли. Левое веко дёргалось не переставая.

Всё время «до этого» Марине хотелось, чтобы что-то произошло. Изменилось. Появился вектор. Чтобы стало понятно, куда двигаться. Сдвинулись чаши весов жизни и смерти… И когда это случилось, стало страшно от того, как меняется привычный уклад. Уклад?

Женщина держала в своей бледной тонкой руке топор и не понимала, что ей делать дальше. Точнее понимала. Очень хорошо понимала, что делать. Но не знала, правильный ли это поступок?

— Главное выйти! Потом — дойти! А там Саша подскажет!

«Нельзя же бросать ребёнка здесь одного! Нельзя!»

Марина направилась к двери квартиры, ведущей в подъезд. Ей казалось, что она идет очень медленно, а всё вокруг вдруг стало таким красивым и ярким. Не чёрно-белым, как виделось обычно, а настоящим, живым.

«Но Саша бы меня там тоже не оставил!»

Взгляд женщины упал на скрипучий стул возле выхода из зала. Потом на оторванный кусок обоев на стене в прихожей, который раньше они всегда завешивали календарём, на обувь и одежду возле той двери, к которой она шла.

«Я имею право помочь мужу или нет? Или мне нельзя оставить ребёнка?»

Сын топал по пятам за матерью. Мальчик сейчас походил больше не на ребёнка, а на маленького человечка. У него было нечистое хитрое или даже злое личико. А глаза внимательно следили за той большой женщиной, что ступала впереди. В детских глазах был страх, любопытство и, возможно, что-то ещё...

Нельзя сказать, что в Мишиных глазках можно было найти действительно некую злобу. Произошедшую перемену в ребёнке вообще очень сложно перевести на язык взрослых. Но если бы кто-то и смог, то это, вероятно, означало бы, что в них проявился тот животный интерес ко всему происходящему, который толкает людей на рискованные поступки. Здесь же одновременно присутствовало и понимание того, что никакого его собственного участия не будет. Поэтому и страха в этих глазах было не так много. Пока мама не ушла.

Марина услышала позади себя детские шаги. Обернулась в последний раз к сыну, чтобы сказать, что…

Она даже немного отшатнулась, увидев странное выражение на детском лице. Но через секунду это наваждение прошло, и Марина снова «разглядела» своего мальчика в обычном его тревожно-молчаливом состоянии.

— Я сейчас вернусь. Схожу спрошу, что там у папы случилось, и приду назад. Понимаешь?

Сын бодро кивнул и отвернулся, сделав вид, что не испытывает интереса к происходящему.

— Постой, слушай. Ключи есть на вешалке. Длинный ключ — от двери. Закрыта будет на один замок. Внутри ключ оставлять нельзя, иначе я не смогу открыть. Понял?

Миша, уже глядевший на связку ключей, кивнул матери, не поворачивая головы.

— Зайка, я тебя очень люблю и сейчас вернусь. Просто посиди спокойно и не подходи к окнам, чтобы тебя никто не заметил.

На глазах наворачивались слёзы, и Марина не смогла поцеловать мальчика. Женщина чувствовала, что делает что-то не так, но и остаться дома не могла. Ей казалось, что она уже совершила «свою» непоправимую ошибку и дальше только глубже проваливается в яму.

Резко развернувшись, Марина открыла дверь и вышла.