Легенды западной Сибири. Крестовый поход против нечисти 5⁠⁠

Вся нежить наперечёт в Мурюке изучена и изведана, каждая повадка, привычка или, скажем, пристрастие учтено. Вот меховые бабы, или как их в городе кличут, йети. Какой вред от йети? Разве что мужиков пугать, а так одна сплошная польза. Если меховые рядом, значит хищника поблизости нет, можно смело идти, не опасаясь. Если ребенок в тайгу забредёт, так бабы его вмиг в поселок развернут. Или избной — вообще, почитай, родственник. К Китатушке подход особый нужен. Приди, поклонись в пояс, гостинец принеси, он страсть как падок на блестящее, чистая сорока. И так кого ни возьми. То, что они не нашей, не людской породы, а, может, и вовсе не принадлежат привычному нам миру, ещё не делает из них монстров. Есть, конечно, в тайге вещи и похуже. Чистое зло, с нашей, человеческой точки зрения. Но не так уж и часто они попадаются на глаза этому человеку, чтобы о них рассуждать. Такое общее мнение бытовало в поселке. А ещё считалось, что правы деды, завещавшие не будить лиха.

Выбежав к болоту, поселковые обнаружили такую картину. Жалкие остатки Редкозубова войска, побитые, вымокшие насквозь, с ног до головы облепленные болотной тиной, пытались сдерживать прущих из болота, черных, как головешки, тварей. О таких созданиях в Мурюке слыхом не слыхивали. Ростом и телом похожие на человека, черти из болота имели огромные выпуклые глаза по обе стороны от широкой рыбьей пасти, усаженной сотнями игольчатых зубов. Пальцы на ногах и руках оканчивались острыми когтями, а между пальцами натянулись кожистые перепонки. В том месте, где у человеческой спины было седалище, у тварей начинался толстый тритоний хвост, которым они ловко орудовали, помогая себе, и на который они при необходимости опирались. И существ этих было неисчислимое множество. Прибойной волной накатывала их орда на подтопленный берег, первые ряды падали, сраженные автоматным огнем, и оставались лежать в жидкой грязи, а по их телам напирали следующие.

Вдалеке, меж грязевых гейзеров и шипящих струй раскаленного газа, творилось что-то уж совсем неимоверное. Из бурлящей трясины выпростались белесые щупальца-черви и раскачивались, извивались над беспокойной поверхностью болота. Странным образом, взмахи щупалец совпадали с волнами прущих из болота гадов, будто монстр, засевший в сердце Великой Топи, управлял ими, как опытный дирижёр лёгким движением волшебной палочки извлекает музыку из разрозненных инструментов. Жители Мурюка, испокон веков жившие бок о бок с этим болотом, знать не знали о существовании таких соседей. А если бы знали, собрали б вещи и непременно переехали куда подальше. Желательно, на другой конец СССР.

Горизонт и тайгу по обе стороны от болота затягивало дымом вперемешку с вонючим, отдающим гнилью паром. Но на запахи давно уже никто внимания не обращал. Цепь чернофуфаечников, вооруженных топорами, отступала к мокрым кустам леса, теснимая тварями из болота. Автоматы в руках солдатиков захлебывались, и был недалек тот час, когда рожки опустеют окончательно. Но стояли они твердо – не это ли главное? У других, возможно, и не так, а в наших дремучих краях смелость да отчаянность всегда ценили превыше остальных достоинств. С таким товарищем не грех плечом к плечу и на смерть идти.

Вскинув ружья, двинулись мужики на чёрных чертей. Анка-телеутка вырвала топор из рук уставшего зека, сунув ему в руки свое ружье, и первой пошла в атаку. Ее примеру последовали многие. Менялись с уставшими бойцами оружием, затирали их к себе за спину и смело шли на врага. Позади дети и беззащитные бабы. Позади дом.

Одна Глухариха осталась стоять на пригорке. По всегдашней своей привычке, приложив руку козырьком над глазами, озирала старая ведьма размах бедствия, учиненного глупостью начальника-самодура. Постояла, поглядела и припустила в деревню, только пятки в вязаных носках сверкнули. Бежала старуха Глухарева в поселок не прятаться от гадов, лезущих из болота. Знала, старейшая жительница Мурюка, прозванная в народе ведьмой, что сдержать тварей у болота не выйдет, придется отступить. А отступать-то куда?

Рассудили мудро. Совсем малых, под присмотром двух кормящих, собрали в клубе. Туда же натаскали запасов воды и питья. Закончив, бабы и ребята постарше, стали готовиться держать осаду. Дорогу, идущую от болота, перегородили трактором. На поле нагнали телег впритык. Из-за баррикад и обороняться сподручнее. К заграждениям стащили все, способное сойти за оружие.

Давно смолкли очереди и отдельные выстрелы. Под вечер морось сменилась проливным дождем. Враз стемнело. Из дождя вынырнули первые фигуры. Бабы, сидящие в засаде, к радости, опознали в бредущих своих, поселковых.

Потери были огромными. Из первых пяти сотен, ушедших на болото, не вернулись двести человек. Местные потеряли пятерых. У Редкозубова мелко тряслись руки. Ему не пеняли. Случилось уже, к чему пустословить? Глухариха, ненец Ийко и шорская шаманка Анчак держали совет. Способ-то был, как не быть, но не выйдет ли он поселку боком, вот вопрос.

Крепчавший ветер ломал сучья деревьев, косой ливень хлестал по лицам, заливал за шиворот, и спрятаться от него не было никакой возможности. Никто, включая ребят, не согласился бы добровольно уйти домой, бросив пост у заслона, последний оплот человечества в этом диком таёжном краю.

А потом из подступающей тьмы хлынула орда болотной нечисти.

Продолжение следует