Гулькин хрен. (начало)⁠⁠

1. Подоконник.

Зинаида Евгеньевна из третьего подъезда каждое утро, перед тем, как ее забирал любовник на черном авто, поправляла следочки в туфлях. У лавочки. И каждый раз для этого зачем-то медленно наклонялась, будто хотела незаметно прочитать перевернутую надпись под ее окном на первом этаже. Сегодня на ней синие трусики. А вчера были красные. Да, конечно, еще светлое летнее платье в горошек, невесомый платок на голые плечи, но я никак не мог припомнить, когда последний раз она щеголяла синими. Любопытно. Моих сверстников, скорее всего, взволновала бы лишь шикарная задница, но меня в ней привлекало совершенно иное. Есть ли какая-то закономерность или последовательность? Надо бы составить график. А ещё она отлично стригла в парикмахерской «Ворожея» за углом и была всегда счастливой. По крайней мере, старалась таковой казаться.

А вот и баб Шура – кивнула ей, пожелав хорошего рабочего дня. Возвращается из магазина с пакетом и очередной кошкой на руках. Где-то раз в неделю она подбирает бездомных кошек и тащит к себе в квартиру. Я несколько раз подслушивал у двери, но ни писка, ни жалобного мяуканья так и не дождался. Да и чтобы соседи на нее жаловались – не было такого. И это, черт побери, очень странно. Куда она их девает? По моим самым скромным подсчетам их должно быть не менее пятидесяти.

Светка, прыгая на одной ноге по чуть заметным после ночного дождя классикам, направляется к остановке. Заметила меня, помахала, сиганув через лужу. Знает, коза, что я люблю сидеть на подоконнике и наблюдать. Дружим с ней с детства, поэтому я и уверен: приподнятое ее настроение никак не связано с чудесным утренним солнцем. Если у нее в волосах больше пяти заколок – влюбилась. А сейчас прическу сдерживали с десяток, не меньше. А в кого – мне, если честно, плевать, потому что… да потому что в этом нет никакого интереса. Последний раз она сохла по Пашке с одиннадцатого «Б». И что? Слезное дружеское откровение: «Я думала, что хоть в этот раз все по-настоящему», пара страничек в дневнике с кучей исправлений, грустный стих под ритмичное бренчание заколок в коробке. Все.

Первая неделя каникул, и я ждал Женька, чтобы отправится поглазеть на странный магазинчик с не менее загадочным названием «Вопрос – ответ». Объявление он случайно обнаружил у себя в пакете, когда вернулся из ФОКа и разбирал вещи. «Только один день (это сегодня), только один вопрос и гарантированный ответ!» Я не собирался даже заходить - лишь увидеть вывеску, чтоб понять, что это очередной лохотрон и посмотреть на людей, что повелись на него.

В соседней пятиэтажке, составляющей с нашей букву “г”, тоже хватало странных личностей. Вот взять, например, дядю Гришу – образцовый одинокий офицер на пенсии, хоть и молод еще, но с благородной сединой. А вот зачем он купил недавно охотничье ружье и почти каждый вечер натирает его на кухне? Вывод, может, и был бы очевиден, да вот только охотники не ограничиваются покупкой ружья. А у него до сих пор ни собаки, ни автомобиля, он даже в соцсетях фотки других охотников не лайкает, ни в одной профильной группе не состоит. Странно все это…

Другое дело Вера Борисовна, завуч и по совместительству моя соседка, любительница посклонять наш десятый «Б»: то мы «фамильярничаем», то «распоясались», а то и вовсе «аляписто одеты». Она и дома ведет себя высокомерно, что нисколечко не удивляет. Потому муж у нее и пьет.

Три коротких, один длинный – словно нервный радист отбил телеграфным ключом именную букву «Ж». Женька.

Я глянул в спальню и, убедившись, что мама безмятежно спит после ночной зубрежки экскурсии для собеседования в музей, выпорхнул с товарищем из душной квартиры прямо в смесь аромата хлорки и отсыревших бычков сигарет.

Рыжий, коротко стриженный, усыпанный веснушками, Женька походил на героя старых советских кинофильмов о подростках с тяжелой судьбой, но вечно смеющимися глазами.

– Слушай, Серый, тут такое дело: я в деревню еду на пару недель… Тебя маман отпустит? Одному скучновато.

А Женька последние года три ездил один: самостоятельно добирался на электричке или на автобусе, а потом и пешком. Я не знал, радоваться или нет предстоящей возможности, потому что и стыдно, ведь почти семнадцать уже, а никуда одного не пускают, но и маму оставлять как-то стрёмно. Вызов этот пробудил во мне пугающие и до того привлекательные нотки непослушания.

– А куда она денется! – гаркнул я и проехал последний пролет по перилам.

2. «Вопрос – Ответ»

Весь остальной путь до магазина Женька тараторил о том, как классно в деревне: об утренней рыбалке, о походе к пещере, наивкуснейшей черешне в саду бабушки. В особенности о его именном родничке, который он каждый год приводил в порядок, очищая от веток. Я слушал вполуха, наблюдая за прохожими. Но экземпляров, заслуживающих место в моей личной картотеке памяти, не попадалось. Разве что попугай на плече клоуна, предлагающего сфотографироваться за сущие копейки. Птица долго следила за мной, будто я походил на ее любимое лакомство. И пухлая, румяная мороженщица, подмигнувшая мне из своей морозильной будки. Даже она оказалась куда необычнее вывески конечной цели нашего путешествия.

Такой позорной рекламы я еще не видел: мятый листок на стеклянной двери продуктового магазина с написанным от руки объявлением: 

«Аттракцион “Вопрос- Ответ”.

Мы принимаем на складе».

Будто листок несколько раз срывали и выкидывали, а потом снова вешали на место.

– Идём? – Женька кивнул в сторону магазина.

– Куда? – Я опешил. – Я и не собирался. Лучше на улице подожду. А то даже вопроса не придумал.

– Давай так: у меня сотка есть – если будет дороже, разворачиваемся и уходим. А что до вопросов, так я тебе с ходу придумаю… Так… – Женька замялся, оглядываясь по сторонам в поисках подсказки. – Ну, например, «Как закадрить Катьку Медолазову?» – Интересно, что из окружающего натолкнуло его на эту мысль: газетный киоск с пёстрыми фотографиями женщин на обложках или проходящие мимо две девицы в одинаковых красных маечках и белых шортиках? Между тем он взволнованно перечислял: – «Сдам ли я ЕГЭ?» Хотя нет… это банальщина. А вот, из глобального: «Есть ли жизнь после смерти?», «Как попасть в рай?»…

– Так это в воскресной школе все разузнать можно. Еще и бесплатно, – прервал я, уже поняв, о чем хочу спросить. Но легче от этого не стало. – Ладно, я схожу. Но один.

Молча проследил за Женькиной рукой, запихивающей сотню в мой карман, и пошёл. Охранник указал вдоль прилавков, заваленных разноцветными овощами, на дальнюю зелёную дверь. Все это походило на глупый розыгрыш. Я шел к двери и боялся... Не того, что за ней сидит аферист или бывший зек – тогда я буду выглядеть просто кретином, хотя это тоже не особо воодушевляет. А того, что там может оказаться настоящий экстрасенс и я услышу ответ, с которым мне придется жить. Что там про Медолазову было?

Я нерешительно открыл заветную дверь и погрузился в полумрак и едкий запах чистящих средств. Узкий проход был заставлен до потолка упаковками с рулонами туалетной бумаги. Далее путь преградили ящики с пивом, поэтому пришлось свернуть. Из глубин склада послышался чей-то грубый смех. Моргнул и без того тусклый свет. Дверь с прилепленным криво листком все с той же надписью от руки. Я постучал. Тишина. Постучал еще раз.

За дверью, скорее всего, подсобного помещения кладовщика я услышал скрип и шипение, похожие на записи грампластинок. Женёк прошлым летом приволок из деревни древнюю тяжеленную штуковину с пластинками, чтобы продать какому-то коллекционеру. Мы её включали и слушали вот точно такие потусторонние звуки.

– Войдите, – раздалось еле слышное приглашение.

И я им воспользовался.

То, что я увидел, заставило задержаться в проходе. Перед столом оставалась свободной полоса метра в три, по обе стороны пылились на стеллажах журналы и книги. На столе стояла лампа с зелёным абажуром, над столом на стене – нерабочие часы с маятником на цепях. Но даже после того, как разглядел комнатушку в деталях, я не был уверен, стоит ли подходить к… инвалиду в кресле. Вряд ли инвалид… скорее бутафория, чтоб произвести впечатление. И вот я о чём: человек сидел в кожаном, потёртом кресле весь закутанный в какие-то лохмотья поверх парусиновой куртки, на голове – широкополая шляпа. Лицо, почти полностью, за исключением глаз, обмотанное то ли тряпками, то ли серыми бинтами, притягивало излишнее внимание. Из-под бинтов высовывались несколько трубок, присоединенных к аппарату, громоздившемуся на столе. Это был… кажется такие называли граммофоном. Небольшой ящичек с огромным раструбом, начищенным до золотистого блеска. Вся в царапинах пластинка покоилась в держателе ящика, а рука инвалида, облаченная в перчатку, безмятежно лежала на механическом приводе сбоку, выполненном в виде головы льва. Рядом стоял светящийся голубым кристалл, похожий на толстый карандаш.

И вот у этого шарманщика-экстрасенса я собирался спросить об отце? Виноват ли я в том, что он утонул, спасая меня? Открыть душу? Дурак! Какая безобразная попытка нажиться на желании людей услышать ответ на важный для них вопрос.

Я уж было собрался развернуться, как человек, похожий на пугало, вздрогнул и провернул голову льва. Звукоснимающая рукоятка уронила иглу на раскручивающуюся пластину. Из трубы зашипело, и я услышал слово, окатившее меня холодом с головы до ног, слово, прозвучавшее, будто из прошлого, неуместное, как голосовая озвучка старого немого кинофильма с Чаплиным:

– Спрашивайте.

Несомненно, это самое странное, что произошло со мной сегодня. Да что сегодня – за всю первую неделю каникул! Как только оцепенение спало и волосы на макушке  перестали шевелиться, я ощутил себя в западне между вполне естественным желанием слинять и все более растущим интересом к загадочной персоне. Он разговаривал через граммофон! Как? Я лишь на секунду задумался о принципе действия данного устройства, но тут же прогнал никчемные версии прочь. Это объяснялось проще – розыгрыш. Заготовленные записи и прочая лабуда. А может об этом и спросить? Об отце-то уж я точно спрашивать не буду.

И тут я выдал неожиданно для самого себя:

– Как попасть в рай?

И тут же чертыхнулся – угораздило же ляпнуть Женькину глупость.

Шарманщик снова начал крутить ручку, а из трубы, сквозь граммофонное шипение, донеслось:

– Ближе…

Может, он плохо слышит? Или это уже ответ? Может, рай ближе, чем нам кажется? Не закрытые бинтами глаза, до этого момента совершенно безучастные, моргнули и пристально посмотрели на меня. Я не шелохнулся. Хотел было повторить погромче, но пугало снова медленно крутануло привод, а из раструба раздалось:

– Ближе…

Это уже вот нисколечко не смешно. Но я набрался смелости и подошел, стараясь думать о том, что нельзя поддаваться панике от подобного бездарного розыгрыша.

– Я просто хотел бы узнать, – пришлось продолжать глупую игру, – как гарантированно попасть в рай. Понятно: там «не убий», «не укради» и все такое, но, может быть, существуют еще способы? Более простые, так сказать.

От шарманщика пованивало сырой древесиной. С минуту помолчав, он начал крутить ручку.

– Доедешь на “Двадцать второй”, – услышал я ответ, ну, никак мною не ожидаемый.

– И все?

Предсказатель попытался кивнуть... и будто задремал от скуки - голова так и осталась опущенной, а глаза прикрытыми.

– Я тогда, что ли, пойду?

Наверное, слишком много вопросов. Был же уговор на один. Перед выходом, я все же задал еще, так сказать, из вежливости:

– Я вам ничего не должен?

Но даже и на этот вопрос никакой реакции от шарманщика.

Закрыв дверь, я с облегчением вздохнул и, слегка растерянный, быстро зашагал на выход.

Женька, конечно же, стал приставать с расспросами:

– Ну как? Чего спросил? Сколько взяли? Оно того стоит?

– Тупое разводилово! – отмахнулся я и сплюнул для пущей убедительности. – Лохотрон, как ни крути!

– Ну, ясно, – погрустнел Женька. –  Идем домой, что ли.

3. Трусы.

Развалившись дома на диване и включив телек, я припомнил всё произошедшее утром. Что-то я упустил, какие-то детали. Ясно же, что весь этот аттракцион несерьезен. Почему тренировки в наблюдательности не сработали в этой богом забытой каморке? Нужно быть внимательнее. Сменить обстановку и оттачивать навыки в других условиях.

– Мам!

Она гремела посудой на кухне, готовила обед.

– Ма-а-ам! Я съезжу с Женькой в деревню к его бабушке на недельку-две? Ты не пропадешь без меня?

Она вышла из кухни, вытирая о фартук руки, облокотилась о стену.

– А бабушка Женькина против не будет?

Когда-то мама любила смеяться. Мы часто смеялись все вместе. Но чаще всё же с ней вдвоём за просмотром любимых ситкомов, которые отец на дух не переносил. Два года прошло. Много это или мало для того, чтобы вспомнить как это: сидеть, зарывшись в тёплые подушки, и смеяться над туповатыми гримасами и нелепыми выходками героев сериала? Смеяться с  мамой. Или это навсегда останется только в памяти? Сейчас она выглядит на пятьдесят, а ведь ей тридцать с хвостиком. Приходится вставать раньше, чтобы привести в порядок лицо, наложив еще больше косметики, и отправится на работу в парикмахерскую. Правда, сейчас ее гораздо больше заботила собеседование в музей.

Это было нашей первой совместной вылазкой в свет после похорон папы. Она так увлечённо слушала, пожирала глазами практически каждый экспонат, с благоговением  повторяла за экскурсоводом строчки из стихов когда-то жившего в этом здании поэта. И вдруг ей сообщают о вакансии. Наверно, это та самая среда, в которой она сможет снова почувствовать себя счастливой, забыв об утрате. Именно поэтому так рьяно и взялась за зубрёжку контрольных текстов.

– Так что молчишь? – Мама стряхнула с меня пелену воспоминания. – Если бабушке его мешать не будете, то езжай, конечно, – развейся.

– Правда?

– Я же не злая мачеха – держать тебя в заточении. Только когда приедешь, сразу позвони! Слышишь, не забудь!

На том и сошлись.

После обеда я сбегал в торговый центр: прикупил мазь от комаров и трафик для мобильного интернета. Созвонившись с Женькой, договорившись о встрече завтра утром на остановке.

А вечером ко мне нагрянула заплаканная Светка. Только ее и не хватало. Ну что на этот раз? Даже неинтересно как-то гадать.

– Опять?

Она кивнула, шмыгнув носом, и прошла в спальню на свое привычное место у окошка.

– Блин, да что со мной не так, Серенький? Чего ему во мне не хватает? Он такой козлина! Почему ты мне не сказал, что он такой? Ты ведь знал? Да? Знал?...

Я закатил глаза: началось. Вроде и не страшная. Да, пухленькая… немного совсем, но как-то в тему всё, или я просто к ней привык? Но на лицо очень миленькая. За талией приглядеть – так совсем будет порядок. Может из-за ее излишней настойчивости в отношениях? Или опрятности? Опять же – излишней. Что-то явно в ней было лишнего.

– Слушай, Свет, а ты какие трусы носишь? – Да уж, прозвучало это не совсем уместно, но мне, по понятной причине, не хотелось вникать в ее душещипательную историю.

– В смысле? – Подруга громко всхлипнула носом и промокнула платок у глаз.

– Ну, есть у тебя там жёлтые в синий горошек? Или розовые, я не знаю… Нарядные.

– В детстве были, – неуверенно отвечала Света, – а сейчас только черные и белые. А что?

– А ты прикупи себе разноцветных! – выпалил я с такой интонацией, будто решил давно мучившую задачку. – И надевай каждый день – разного цвета. Вот увидишь – все наладится!

Света часто заморгала. От того ли, что слезы глаза защипали, или от негодования - понять сразу оказалось сложно, но следующая её реплика расставила все по местам:

– Ты, блин, совсем дурак ?!

Зыркнула исподлобья, вскочила и убежала. «Странная она какая-то. Неужели у нее даже красных нет?» – думал я, провожая подругу взглядом. Мне почему-то казалось, что у каждой девчонки в ее возрасте должны быть красные трусики. Представил её полочки с одеждой – всё разложено по принадлежности: маечки рядом с футболочками, телесного цвета лифчики, блёкло и строго. Да, мой совет должен сработать.

В ту ночь я долго не мог уснуть, все ворочался: ожидание завтрашней поездки приятно меня волновало. Вот только допустимо ли оставлять маму одну на две недели? Помню: она сильно переживала, когда папа задерживался на ночь на работе, выезжал со следственной группой в соседние районы, засиживался в Управлении допоздна с отчетами. Я, конечно, ей буду звонить каждый день, но достаточно ли ей этого, чтобы не чувствовать себя одинокой? Потом я вспомнил, как однажды папа взял меня с собой на следственный эксперимент, и провалился в тревожный сон.

4. 22-ая

Утро нагрело щеку через приоткрытую мамой шторку. Я вскочил за несколько секунд до того, как зазвенел будильник. На кухне трещало масло, запах яичницы с жареной колбаской щекотал ноздри. Чашка горячего пенного кофе ждала на столе.

А еще, к моему удивлению, у двери дожидался увесистый, забитый по самые завязки рюкзак.

– Только самое необходимое, – пояснила мама, перехватив мой недовольный взгляд.

– Да уж. Кто бы сомневался.

После завтрака, закончив с последними приготовлениями, я принял от мамы пожелания, поцелуи, одергивания застрявшей в носке штанины, полный бесценных нравоучений взгляд и, глубоко вздохнув и пообещав ежедневно звонить,  вышел навстречу определенным ожиданиям.

От предстоящего дня я всегда ждал запланированного, и только наблюдения подкидывали мне неожиданные, а порой странные находки, которые я никуда не записывал, а лишь раскладывал у себя в голове по папочкам и файликам. Вести дневник, как делает это Светка, я вообще считал делом бесполезным. Ну что за нужда: записывать жалобы на себя, женихов и на весь мир, тратя на это то время, которое я мог бы уделить наблюдениям. Деревня представлялась мне тем местом, где я смогу отточить свое мастерство.

Женька ждал меня на остановке с растянутой до ушей улыбкой.

Справа от него, на самом краешке скамьи, сидела бабка с ведёрком из-под майонеза, заполненным земляникой, и грызла семечки, выстреливая шелухой в невидимых противников. И дородный мужлан в тельняшке, с гримасой, похожей на обезьянью, поглаживал вывалившийся живот. На обеих руках совсем не было пальцев.

Минут через десять подъехала ГАЗелька. На лобовом стекле в углу красовалась табличка с номером маршрута: «22». Вот тут было бы очень уместно вспомнить сказанные ужасающим, сквозь издевательский смех, голосом слова: «Доедешь на двадцать второй». Но нет, ничего такого. Забавное совпадение, не более. Хотя нужно отдать должное интригану в шляпе с граммофоном: всю дорогу на каждой кочке и резком объезде ямы я мысленно причитал: «Только не сейчас. Мне ещё рано».

А Женька без остановки рассказывал о проносящихся мимо достопримечательностях. Вот река, на дне которой по преданию покоится награбленное из церквей в годы Отечественной войны. А вот кладбище. Прошлым летом тут уронили покойника. Сразу за кладбищем  стоянка дальнобойщиков с аппетитно дымящимися шашлычницами. А это дорога на заброшенную усадьбу какого-то знатного помещика. С колоннами и заросшим фонтаном. Женька уже лазил там по обвалившимся подвалам и меня пообещал сводить.

Доехали все живыми и здоровыми.

5. Герои и злодеи

Деревня нас встретила похоронной процессией, состоящей из десятка бабулек и парочки облезлых собак.

Мы прошли мимо сгоревшего дома, причем Женька откровенно сожалел о том, что пропустил сей знатный пожар.

Дубровка, мягко говоря, не потрясала воображение. Единственная улица. Каждый второй дом утопал в зарослях крапивы и лопуха, поблескивая разбитыми окнами. У столба стоял мужик, прилично одетый, но при этом было видно, что его мутит и он только что проблевался. Алкаш покачивался, провожая нас затуманенным взором. Мимо пробежали два пацаненка лет пяти, а за ними, повизгивая, с  щенячьим восторгом, девочка не больше трех лет от роду. Козы меланхолично пожевывали траву, не обращая на нас никакого внимания. И вот это мне показалось странным. От них я такого безразличия не ожидал. Считалось, что представители данного вида одомашненной живности проявляют нездоровый интерес ко всему движущемуся. Наверно, мы недостаточно любопытно выглядели. С этим надо что-то делать. Я намеревался познакомиться с хорошенькой деревенской дурехой, для которой окажусь воплощением всего, о чем та мечтала у себя на сеновале, – а тут такой конфуз с козами.

Дом, где жила бабушка Жени, был недавно покрашен и выделялся среди прочих ярким зелёным фасадом. А ещё белыми пластиковыми окнами, пусть небольшими, но зато новыми. Да, старая шиферная крыша портила впечатление, но совсем немного. А вот спутниковые тарелки тут торчали на каждом жилом доме, даже на тех, которые на добрую половину утопли в земле.

Женька постучал в окошко крыльца и вошёл первым, наклонив голову из-за низкого дверного косяка. Запахло пирожками. Чёрт побери, я даже почуял, что пирожки с капустой! Это невероятно чёткое, почти визуальное осязание запахов! Я не испытывал ничего подобного ни в одной кондитерской. И даже в магазинчике свежей выпечки возле парикмахерской, мимо которого невозможно пройти, чтоб не зайти и не прикупить каких-нибудь пончиков, – даже там и близко не витало в воздухе подобного волшебства.

Я не помню свою бабушку. Мама рассказывала, что она была очень сварливой и вечно недовольной из-за того, что я пищал как резанный. А, когда меня всё устраивало, я пищал от удовольствия. Она частенько не сдерживалась и “воспитывала по-своему”. Но, если бы моя бабушка пахла пирожками, я бы ей простил любую подобную мелочь из бессознательного детства.

Баб Маня встретила нас, обняла внучка, расцеловала. А через пять минут мы уже уплетали пироги с капустой за широким деревянным столом, разрумянились и подобрели.

После пирогов мы с Женькой вышли в сад и улеглись в нескошенную, горько пахнущую траву. В голубом небе, между взбитыми, как пуховая перина, облаками, пролетал самолет, оставляя ровный, медленно расползающийся след.

Я почему-то снова вспомнил о рае. Интересно: что делают в раю, когда ничем не заняты? Может быть, вот так же лежат и смотрят с неба на нас? И, как и мы, балдеют. Похоже на глупую игру: кто кого переглядит.

– А ты бы хотел жить в мире Марвэл или ДиСи? – спросил Женька. – Среди супергероев и суперзлодеев. Простым жителем, рядовым. Это, наверно, так интересно. Стоишь ты, например, в очереди за хлебом, а тут вдруг бабах – с неба спускается Железный человек и, окинув всех надменным взглядом, идет к прилавку. А какая-нибудь бабулька сзади до него прошлепает и хрясть сеточкой с трехлитровой банкой молока: «Куда без очереди?!»

– Не, – я усмехнулся, представив подобную сценку. Сорвал длиннющую травинку и добавил: – Если и жить в таком мире, то уж лучше супергероем.

– Слушай, Серый, а вот какую силу ты бы хотел?

Я отмахнулся, но Женёк продолжал доставать:

– Нет, ну вот представь, тебе седовласый старец предлагает любую, понимаешь – абсолютно любую на выбор!

– Прям любую? – уточнил я для чистоты эксперимента.

– Вообще без ограничений!

– Дай подумать. – И я, действительно, задумался. Чего еще не было в комиксах? Я не знаток Марвэл, но помню по фильмам, что сверхспособности для избранных почти всегда становятся обузой и неким проклятием, поэтому выдал следующее: – Я бы хотел наделять других способностями. Прикоснусь к тебе,  – сказал так и для пущей убедительности дотронулся “волшебным” пальцем до Женькиного плеча, – и прикажу: «С этого мгновенья ты обладаешь даром притягивать острые и колющие предметы!» И фигакс –  тебе в глаз нож прилетел!

– Да ну тебя! – Женька толкнул в обратную.

– Ну, или награжу даром притягивать всех геев в мире! — Размечтавшись, я уже не мог остановиться.

Друг нахмурился и  замахнулся для удара, но я успел откатиться и вскочить на ноги.

– На тебя не угодишь! – крикнул я с суперзлодейской усмешкой. – Какой ты привередливый супергерой!

Женька фыркнул и прыгнул, пытаясь схватить меня за рукав, но я сиганул в сторону и бросился бежать. Он, конечно же, пустился в погоню: желание присадить мне увесистого пинка взяло верх над воспитанностью и благоразумием. И тут же споткнулся, что дало мне приличную фору. Я обежал заброшенный дом с растущей прямо из окна молодой березкой, перепрыгнул через кучу мусора и, оставив позади грядки зелени, притаился в тени зарослей малины.

Через минуту услышал приближающиеся шаги. Пригнулся ниже, задержал дыхание, чтобы до самого последнего момента оставаться незамеченным, и, как только преследователю, судя по звуку шагов, оставался с метр, выпрыгнул из укрытия с самым ужасающим лаем, на который был способен.

И замер, как вкопанный. А в следующий миг словил звонкую пощечину. Передо мной стояла испуганная девушка в футболке с героями из «Игры престолов» и рваных джинсах. Голубые глаза распахнуты, брови вздернуты, рот чуть приоткрыт, ровные краешки зубов, а копну волос рыжеватого оттенка развевает ветерок. Наверное, я пропустил бы ещё, как минимум, три удара, если бы это невероятной красоты создание взялось меня добивать.

– Ты кто такой?!

– Привет…

Как же ущербно я выглядел в тот момент: растерянный, с заметавшимися глазами – самая неудачная презентация перед знакомством. Вдруг все зачесалось: и голова, и руки, и даже поясница – сказывалось лежание в траве. Но почему сейчас?

Подбежал запыхавшийся Женька.

– Опа! Анька? Здорова! Как ты подросла за год! И похорошела.

– Каждый раз одно и то же от тебя слышу. – Девушка отмахнулась. – Только приехал? Этот  – с тобой? – Она оценивающе и, как показалось, брезгливо меня осмотрела.

– Ага. – Женька кивнул. – Серёга. Друган мой.

– Прививку сделай другу, – посоветовала Аня и, уже удаляясь, добавила: – От бешенства!

Мы некоторое время постояли в романтическом оцепенении, глядя на соблазнительно покачивающиеся бёдра. По крайней мере, я уж точно.

– Баб Маня с огородом просила помочь, – сообщил Женька.

– Угу, – угрюмо согласился я, и мы побрели в сарай за лопатами и граблями.

Маме я позвонил только вечером. Она сегодня работала. Планирует снова учить тексты, а завтра ей на собеседование. Я пожелал удачи, рассказал, как вкалывал на огороде, на что услышал: «Тебе полезно руками поработать». Это она намекает, что забиваю голову всякой чепухой. Потом увидел пропущенный от Светки, перезвонил. Она, оказывается, весь день думала над моими словами, пытаясь понять: пошутил я неудачно или есть зерно мудрости в моих словах. И пришла к выводу, что проверить это можно только на практике. Купила с десяток разноцветных труселей, теперь вот осталось перестирать и погладить. «Давай, – посочувствовал я, – тебе полезно руками поработать».

Когда укладывались спать, Женька пообещал, что покажет завтра дерево, на котором можно поймать интернет. Закралась мысль устроить там наблюдательный пункт, если обзор будет удачным. Мысль обрастала подробностями и ветками, погружая меня в сон.