Братья Ют - Эхо тишины (Финал)⁠⁠

Часть 2. Глава 12

Огней постепенно становится всё меньше. Иногда так и хочется вытянуть руку, чтобы не наткнуться на что-нибудь. Но мужчина понимает, что путь ведёт прямо вперёд, и преград больше нет. Они проходят ещё один ряд балок с креплениями для спасательных шлюпок. Вскоре выходят к тупику. Вертикальный трап. В темноте плохо видно, как высоко придётся взбираться. Но Эрик знает, куда он ведёт. Это нос судна, значит, где-то над ними находится цель, к которой они все двигались из самой кают-кампании – капитанская рубка.

Он вдруг представляет, как там, наверху, они встретят упитанного старичка. У него густая белая борода, морская фуражка, и стоять тот будет обязательно у штурвала. Когда они войдут, старик улыбнётся, подкурит трубку, как бы заезжено это не было, и скажет низким шершавым голосом: «Ну, что ж! Поздравляю! Вы справились!». И всё станет хорошо. Они получат ответы на все вопросы, а затем попадут домой.

– Давай, парень, дальше сам.

Мужчина ставит мальчика перед трапом. Генри поднимает вопросительный взгляд. Он выглядит так, будто не понимает ни слова. Тогда Эрик старается говорить медленно и спокойно и максимально простыми словами:

– Я не могу поднимать тебя на себе. Будет неудобно. Лезь первый, а я буду придерживать. Если нужно.

Не меняясь в лице, Генри послушно берётся за ледяной вертикальный поручень. Кажется, он немного дрожит. Делает первые осторожные движения. Они начинают подъём.

Теперь Эрик рассуждает о мальчугане. Не вслух, чтобы тот, не дай бог, не отвлёкся от важного процесса перестановки рук и ног.

«Толковый, смышлёный. Да, с шоком он обязательно справится. Вырастет добрым и с прекрасными мечтами о будущем. Надо будет за ним присмотреть. Кто, если не я? Больше никого не осталось. Может, какие-нибудь бабушки-дедушки-тёти-дяди? Неизвестно. Вряд ли с уголовным прошлым мне позволят его усыновить. Но я ему нужен! А он нужен мне. Неизвестно ещё, кто кому больше. Жилья нет… сниму квартиру. Пройду кулинарные курсы какие-то там. Да, готовить пока не умею. Думаю, следить за восьмилетним гораздо проще, чем за годовалым. Понятное дело, что сложно и ответственно и то, и другое. Но выбора нет. Парня не оставлю. Справлюсь. Главное – выбраться».

Вместе с мыслью заканчивается лестница. Они оказываются на площадке. Места достаточно много, никаких препятствий, оборудования, или посторонних предметов. Только света, как будто бы, меньше. Прямо перед ними ещё один трап. Нужно двигаться дальше, выше, на самый верх. Подъём продолжается. Генри прямо над ним, механически переставляет руки и ноги, словно заводная кукла. Эрик не уверен, осознаёт ли мальчик, что происходит.

Вторая площадка кажется немного меньше первой. И сразу – третий трап. Ещё один рывок вверх. Силы потихоньку покидают мужчину. Как чувствует себя ребёнок сложно вообразить. Эрик старается смотреть только на него, чтобы не пропустить момент, если мальчик вдруг сорвётся. Проходит несколько томительных тяжёлых минут. На секунду отвлёкшись, мужчина замечает, что Генри больше не видно, значит, уже взобрался. Последнее движение – и он тоже переваливается через край на ровную поверхность. Тяжело дышать…

Разлепив свинцовые веки, видит, что Генри стоит над ним. И по-прежнему молчит.

Он встаёт и осматривается. Палуба в разы меньше первой, а её край со всех сторон расплывается в тусклом свете. Сложно понять, где металл, а где – пустота. Свет исходит от одинокого фонаря на единственной внешней переборке. Мрачная стена прямо перед ними, ни единого рубца, иллюминатора или ещё какого выступающего элемента. И на самой палубе вокруг нет совершенно ничего.

В эту секунду Эрика осеняет: вертолётная площадка!

Странным образом Генри утвердительно кивает в ответ на его мысль. Может, он приходит в себя?

– Ты как? Устал?

Реакции от мальчика на этот раз нет достаточно долго. Затем опускает голову – да.

– Давай присядем.

И они садятся прямо на палубу, привалившись спинами к ледяному металлу.

На небе ни звезды. Идеальный мрак. Жуткое зрелище. Да и где здесь небо, с какой стороны? Не разобрать. Внезапно вся окружающая тьма будто наваливается со всех сторон, становится более плотной, почти осязаемой. Давит и давит на уставший разум Эрика. Он старается держаться из последних сил. Генри просто смотрит перед собой, не меняясь в лице. С момента, как не стало Кэрол, он не произнёс ни слова. Даже не заплакал, когда фигура отца удалялась и растворялась во тьме в последний раз.

Кажется, мальчик начинает дрожать.

– Замёрз? Ну, давай двигаться дальше. А то окоченеем здесь. Осталось чуть-чуть.

Эта палуба изгибается угловатым полумесяцем. Сбоку ещё трап. Однако на этот раз в неверном свете можно разобрать край следующей площадки метрах в пяти выше.

Первое, что бросается в глаза, когда они оказываются на месте, это антенна. Большая – в четыре роста самого Эрика, а на ней закреплены какие-то поперечные балки, свисают провода и лохмотья. И только собравшись с мыслями, мужчина вдруг осознаёт, чью фигуру так до дрожи напоминает эта безумная конструкция. Где-то в районе «головы» установлен фонарь, однако светит он так тускло, что кажется, будто луч какого-то нездорового жёлтого света рассеивается прямо над их головами. И дальше не идёт. Абсолютно непроницаемый купол.

Сердце Эрика, он чувствует, рывком ухает в бездну глубоко внутри.

Нет!

Нужно идти! Вон же перила, прямо за демоническим силуэтом! Всего три метра вверх и последняя площадка перед подъёмом в рубку!

– Капитанский мостик, смотри! – Эрик показывает рукой, куда им нужно. Он знает, что ответа не дождётся, просто хочет разбавить тишину момента, подбодрить мальчика. Может, ему будет легче, если кто-то будет говорить?

По широкой дуге обогнув антенну, они вновь совершают восхождение. И вот уже стоят на самой последней ступени своего долгого путешествия. Оборачиваются в сторону носа. Это похоже на самый край Вселенной – бесконечная чернота космоса перед ними и вокруг них. Никакой водной глади не видно, только едва вырисовываются очертания самого корабля. Пожалуй, это самый большой лайнер, какой Эрик видел когда-либо в своей жизни даже на картинках.

Здесь он задумывается о том, куда пропали другие. Они растворились в этом мире, но, может, есть и иной? И что там будет? Есть ли у него хоть малейшая надежда увидеть вновь Николь?

А если там нет ничего?

Глядя вниз с подобной высоты, он проводит параллель с ладьёй Харона… И на этой мысли понимает слишком многое. В этот самый миг прозрачной и чистой ясности, его разум наконец открывается всем воспоминаниям, которые он так долго усилием воли подавлял.

– Генри…сынок…послушай меня. – Эрик присаживается на одно колено, чтобы их глаза оказались на одном уровне, берет мальчика за худые плечи. В глазах ребёнка мелькает лёгкое недоумение. И это хорошо: признак того, что разум потихоньку возвращается. – Это очень важно. Сейчас ты пойдёшь в капитанскую рубку. Один. Я останусь здесь. Всё будет хорошо. Просто ты должен идти один. – Глаза мальчика раскрываются ещё шире. – Скорее всего, сейчас появится то существо, что забрало других. Понимаешь? Тише, ну, не плачь, парень! Извини, я не хочу пугать тебя. Я хочу тебя спасти. Ты успеешь добраться туда, там безопасно. Там…там будет кто-то. Он даст все ответы. Он поможет, поверь мне. Он вернёт тебя домой…

Эрик не говорит того, что думает. Вероятно, в рубке просто никого не будет. Переступив порог этого лайнера, шансов ни у кого не было с самого начала. И малыш закончит так же, как остальные, только в полном одиночестве. Но если там всё же кто-то есть, если кто-то стоит за штурвалом и смотрит сейчас на них, то значит, есть ещё один-единственный крохотный, как крупица соли в океане, шанс.

– Я задержу его. Иди.

Генри просто стоит и не сводит с него непонимающего взгляда.

– Я сказал, уходи! – Эрик кричит на него во весь голос, отчего мальчик вздрагивает, по щекам катятся слёзы. Но не бежит.

Мужчина почти не раздумывает. Мысли уже рвут плотину воли. У него остаются считанные секунды. Он хватает ребёнка, бежит прямо к последнему трапу вверх, ставит на ноги, берёт его руки и кладёт на перекладины. Ему останется только войти на мостик и встретиться с хозяином судна.

– Иди!

Мальчик неуверенно тянется вверх.

Эрик уже не смотрит, возвращается обратно в центр палубы. Он не видит, как добравшийся до финальной точки Генри оборачивается, словно прощаясь с добрым другом, которого больше никогда не увидит. Воспоминания всё лезут, как нахальные тараканы, ищут щели в разуме Эрика, копошатся маленькими лапками в мозгу.

Он начинает петь. Голос у мужчины хриплый и очень низкий, отчего Луис Армстронг даётся лучше всего. А может ему всю жизнь так просто казалось. Неважно, главное – дать мальчику лишнее время. «What a Wonderful World» – так называется его последняя песня. Он знал их не так много, и эта первая, что приходит в голову. Любимая песня его покойной невесты. Буквально выкрикивает слова, надеясь, что Генри может услышать их и тогда перестанет бояться.

– Как чудесен мир…

Он кончает петь и садится. Очень надеется, что Генри убежал достаточно далеко, чтобы не почувствовать удушающего оцепенения.

Словно человек, сошедший с ума, разговаривая сам с собой, Эрик тихо начинает рассказ:

– Та база отдыха была единственным местом, куда удалось устроиться, когда я перебрался на юг. Разнорабочий. Даже форму бесплатно выдали. Работа не очень сложная, да и выбирать не приходилось. То лампочку поменять, то кран починить, по утрам – территорию подмести. Самое главное, жильё предоставили. У меня была маленькая каморка в пристройке; кровать, холодильник, шкаф – всё, что нужно. Как говорили ребята… – Глубокий вздох; слёзы хотят вырваться, но их не будет. – Там одноэтажные домики-номера стояли в один ряд. Все выходили к бассейну. Обычные такие, деревянные. Ещё у меня в каморке было собственно управление водой, газом и электричеством от всех номеров. В то утро… в то утро администратор комплекса сообщила мне, что в одном из номеров запах газа. Регистрация, бар и администрация были в отдельном здании, потому нужно было пробежаться. Правильно, то была утечка газа… Видимо, старые трубы сочились где-то на стыке. Может, давно не проверяли, не знаю. – Пауза. – Я только сейчас понимаю, что точно произошло. После всех наших историй… Я вижу, как пытаюсь перекрыть газ у себя, как Итан и Джордж спорят у входа в номер, как Кэрол плачет у окна, как Росс тихонько прикрывает дверь номера Алексы, пока та ещё спит, как выбегают Джим и Мэлоди, а Генри уже на качелях в столь ранний час. Как Оливия, плача, подкуривает, искра в любовном танце смерти сливается с газом. Взрыв. Я вижу всех, словно наяву. Мы совершенно не знали друг друга, едва замечали, только знакомились… Но все погибли в огне.

Эрик успевает завершить монолог. На его губах играет лёгкая улыбка облегчения, когда он ощущает знакомый паралич. Нет смысла сопротивляться. «Оно» появляется прямо перед ним. Мужчина наблюдает, как его ноги начинают превращаться в ту же туманную массу, что и все его товарищи до этого.

Он не кричит. Рот его слегка приоткрыт, и сквозь улыбку течёт воздушная безвкусная мгла.

«Как чудесен мир», – успевает подумать он.

И исчезает.

***

Генри в капитанской рубке. Мелькает мысль, что правильное название «ходовой мостик», однако уставший и сломленный разум мальчика не до конца осознаёт её. Это просторное полукруглое помещение с большими иллюминаторами. Как и везде, свет горит очень тускло. Но ему совсем не страшно. Он проходит вглубь и замирает. Вдруг там, откуда он только пришёл, мелькает туманный силуэт женщины, в которой боковым зрением ребёнок узнаёт…

– Мама! – вскрикивает он и будто просыпается.

В проходе на фоне абсолютной тьмы, конечно же, никого нет. Всё вокруг похоже на удивительный кошмар. Долгий и мучительный кошмар. Но он вот-вот проснётся, да, и пойдёт в бассейн. Или останется в номере и сначала расскажет маме в подробностях, что ему приснилось. Да, так и будет… А потом он всё забудет. Так ведь всегда бывает, как только просыпаешься – помнишь все детали от начала и до конца, но затем, спустя совсем немного времени, забываешь все ужасы, как ни в чём не бывало.

Жуткий сон не заканчивается. Вокруг всё так же никого нет. Он поворачивается на месте, начинает хныкать, истерика уже готова вырваться криком из горла. Но Генри сильный. Наверное, гораздо сильнее взрослых. Он осторожно обходит помещение, идёт на полусогнутых ногах, так, чтобы никто не услышал, рассматривая установленные повсюду панели с разноцветными кнопками и тумблерами. Трогать их не решается. Перед каждой такой панелью стул, намертво прикрученный к палубе. В центре штурвал, он большой и гладкий, из дерева. А перед штурвалом установлено кресло, так, чтобы смотреть вперёд по ходу движения корабля. Мальчик прикасается к кожаной обивке.

Эрик обещал, что здесь будет Некто, что Он поможет, что Генри попадёт домой. Он обманул. Как он мог!? Никого здесь нет уже миллионы лет. И никогда не было.

Генри закрывает глаза. Взрослые всё время что-то рассказывали. Они вспоминали по кусочкам свои жизни, и их истории были такими странными неприятными и короткими. История мальчика тоже не занимает долго времени. Вся его недолгая жизнь мелькает красочными картинками перед глазами до самого последнего мига.

Он видит себя на качелях. В то утро он проснулся пораньше и сразу побежал на площадку, чтобы было больше времени повеселиться. Вверх-вниз, вверх-вниз, болтает ногами, смеётся и радуется жизни. Он замечает папу, выходящего из соседнего домика. А мама плачет у окна… А потом его ослепляет яркая вспышка, кожу обжигает, и становится тяжело дышать…

Мальчик открывает глаза. Смотрит по сторонам, но чудовища нет, и он не оцепенел. Может, нужно вспомнить что-то ещё? Или сделать что-то другое? Где обещанные ответы на все вопросы?

Испугаться он не успевает. В одно мгновение Генри падает на пол, разбиваясь хаотичными туманными брызгами во все стороны. Словно мыльный пузырь, в который напустили дыма, коснулся поверхности.

На корабле не осталось никого.

***

Вот такая вышла история. Это наш первый опыт относительно крупного формата. Просим критики, понимаем, что читателям есть, что сказать. Спасибо за внимание!