Без срока давности — как искали беглых нацистских преступников (ч. 2) Окончание⁠⁠

Записки палача

Где-то к началу 70-ых годов годов активный розыск государственных преступников на территории Горьковской области был в основном завершён. Наиболее опасные и известные деятели из числа предателей Родины были установлены и задержаны. Оставались лишь наиболее громкие дела всесоюзного значения, вроде розыска палачей Хатыни, которые могли скрываться по всей стране где угодно, не исключая и нашего региона. В силу политических и пропагандистских задач, поставленных государством, эти дела продолжали находиться в усиленной разработке прежде всего центрального аппарата КГБ. Во всех остальных случаях изменниками Родины теперь главным образом занимались только тогда, если эти люди каким-то образом всплывали в ходе тех или иных оперативных мероприятий, напрямую не связанных с розыском...

Так, сотрудниками КГБ был задержан некий Андреев, бывший офицер-танкист Красной Армии. Этот человек жил не просто скрытно, он вообще практически не выходил из дома, где проживал! Сначала им заинтересовалась милиция, а уже потом, после предварительного разбирательства, Андреева передали в КГБ. Как оказалось, в 1943 году он, будучи раненым, под Воронежем попал в плен. Не выдержав лагерной жизни, дал согласие сотрудничать с немецкой разведкой. Однако, когда немцы забросили его в наш тыл, Андреев не стал выполнять их задание, а… попросту скрылся. Так он и жил, прячась и от врага, и от наших органов. Когда спустя многие годы после войны его задержали, то, по рассказам очевидцев, бывший танкист вздохнул с облегчением: двойная жизнь измотала его до предела. Суд внимательно изучил дело Андреева, принял во внимание его безупречную службу в Красной армии, факт попадания в плен после ранения, саботирование вражеского задания, закон 1955 года об амнистии…

Словом, отделался Андреев условным наказанием, во что, после объявления приговора, он долго не мог поверить!

А в середине 70-ых годов из города Орла в Горьковское Управление КГБ пришёл запрос на жителя Городца Василия Яковлевича Марунова, 1912 года рождения. В Управлении КГБ знали, что этот человек во время войны попал в плен, потом прислуживал немцам в качестве «хиви». В конце войны оказался во Франции, откуда его передали советским властям. В 1945 году он получил 10 лет лишения свободы: как оказалось, Марунов в начале войны дезертировал, за что был отправлен в штрафную роту, из штрафников он подался к немцам, это и предопределило суровость наказания.Он отсидел весь свой срок и теперь тихо жил в родном Городце. Однако из запроса орловских чекистов выявлялась совсем иная личность: не исключалось, что под фамилией Марунов скрывался немецкий каратель Вилли Цандер, сотрудник тайной полевой полиции ГФП-580, зверствовавшей во время войны на территории ряда западных областей России.Марунова несколько раз вызвали на беседы в Управление, где осторожно пытались выявить его прошлое. Пара бесед прошли спокойно, ничем особым Марунов себя не выдавал. А вот на третьем разговоре случилось неожиданное.Явившись в Управление, Марунов неожиданно положил на стол пухлую тетрадь, исписанную чёрными чернилами. Оказалось, это были самые настоящие... записки карателя! Читать их без потрясения невозможно и сегодня!

— Я понимаю, зачем вы меня всё время вызываете, — сказал Марунов следователю. — Да, я был сотрудником ГФП-580 и убивал советских людей. В 1945 году эти обстоятельства я скрыл. Хоть и прошло уже 30 лет, но я не могу больше с этим жить, меня мучают кошмары. Поэтому всю свою деятельность я изложил вот в этой тетради. Эти записи и стали главным обвинением Марунова и ещё нескольких бывших карателей на громком судебном процессе, который состоялся в Орле осенью 1976 года. Процесс тогда широко освещался в центральной прессе, выезжали на суд и мои нижегородские земляки из областной молодёжной газеты «Ленинская смена», написавшие потом большой и потрясающий очерк «Возмездие»...

Вообще, записки Марунова — это настоящая исповедь военного предателя. Начинаются они с описания лагеря в смоленской Сычёвке, куда он попал после того, как добровольно сдался в плен в начале 1942 года. Обессилев от ужасных лагерных условий, Марунов в числе ещё десяти человек поддался на немецкую вербовку — иначе, по его словам, его ждала верная и мучительная смерть от голода:  «На входе в баню сбросили своё, на выходе уже облачились в немецкое и подписались, что будем выполнять все немецкие приказы!».  Бывшие пленные отныне стали сотрудниками фронтового гестапо ГФП-580, действовавшего при 23-м армейском корпусе 9-й армии вермахта и беспощадно подавлявшего любое антифашистское сопротивление в прифронтовой полосе. Василий Марунов, который очень хорошо знал немецкий язык, выдал себя за советского немца и числился в ГФП под именем Вилли Цандера. В числе новоявленных сотрудников тайной полевой полиции Цандер-Марунов сразу же был вовлечён в активную карательную деятельность. Ибо в специальном распоряжении по ГФП его начальника, полицейского комиссара Ганса Грамша, были вполне чёткие указания: «В расстрелах должен участвовать каждый, чтобы не было потом разговоров, что один расстреливал, а другой нет».

В конце 1942 года Марунов принимал участие в уничтожении арестованных комсомольцев-подпольщиков из Сычёвки. В своей тетради он записал: «Никто из расстреливаемых не просил пощады. Они смотрели на нас с ненавистью и шли на расстрел спокойно».

А далее начались массовые расстрелы в Орловской области. Особенно местным жителям запомнилась самая настоящая бойня, устроенная ГФП-580 в Медведевском лесу летом 1943 года: расстреляно свыше 350 человек. Как рассказывал потом один из карателей, «...в это время Красная Армия приближалась к Орлу, и командование 9-й немецкой армии отдало приказ уничтожить всех узников орловской тюрьмы. Командир ГФП-580 Грамш определил, когда и кто из сотрудников примет участие в расстреле».

В числе отобранных палачей оказался и Марунов. Из его послевоенных записок: «Очередь дошла до меня. Я подал руку мужчине средних лет, который знал свою участь. Выйдя из машины, он гордо подошёл к яме, сжатые кулаки закинул назад. Не целясь, я нажал на спусковой крючок и убил его. Потом уступил место повелителю другой жертвы. Мальчишка лет двенадцати, видя перед собой ужас, ни с чем не сравненный, спрятался под сиденье машины. Худой, измученный, в нём живого ничего не было, судорожно дрожал с большими глазами, зовущими на помощь. Обер-фельдфебель Клееберг выволок мальчишку за ноги и пристрелил его... После акции Клееберг подошёл к полной яме убитых и для контроля прочесал её из автомата до последнего патрона. В семи метрах от ямы находилась куча одежды раздетых узников. Вокруг копошились трое немецких солдат. К ним подошёл Клееберг. Один солдат вытащил пуховый платок, любуясь им, уже совсем хотел забрать с собой, но Клееберг, видя такую добычу, ухватился за другой конец платка, потянул к себе. Слабый коршун уступил сильному».

Когда в 1976 году Марунова спросили, кого и за что расстреливали в Медведевском лесу, он только пожал плечами: «Коммунисты. Или партизаны. Или кто из их семей. Я не вникал».

В общем-то, записи это подтверждают: «Клееберг торопил. Кто был моей жертвой и за что я должен был её расстрелять, раздумывать не пришлось. Просто нажал на спусковой крючок, как в парковом тире. Попал — получи приз... На утро следующего дня был банкет. Собрались на берегу речки. Клееберг провозгласил тост: «За успешную операцию!» Стоя выпили шнапс. Рудольф преподнёс полный таз отваренных сосисок. Потом был концерт. Я играл на балалайке и показывал фокус: разделся до трусов, поставил на живот стакан со шнапсом и доставал его зубами. Когда кончил, все кричали: «Браво, Вилли!» Переводчик Баслер похлопал по плечу и сказал: «Хорошие вы ребята, однако жалко, что русские»».

Однажды в Смоленской области полицаи выследили двух партизан, укрывшихся в деревенской избе. Марунов пишет:«Окружили избу. Кто-то из нас крикнул: «Сдавайтесь!» В ответ с чердака начали стрелять. Баслер бросил в окно гранату. Клееберг облил дом керосином и поджёг двумя ракетами. Мы стреляли по крыше. Один партизан сгорел, а другому, кажется, удалось уйти».

Спустя 30 лет этот выживший партизан, Андрей Константинович Яровой, пришёл на суд в качестве свидетеля преступлений ГФП-580...

Впрочем, Марунов не только зверствовал, немцы его задействовали и в чисто провокационной работе. Об этом он откровенно поведал уже на суде: «Мне и Серебрякову поручили задание — выявить партизанских связных в деревне Большие Бортники. Инструктировал нас лично начальник команды ГФП-580 Ганс Грамш. Надо было войти в доверие к связной партизан и подготовить почву для её ареста. Серебряков переоделся в гражданскую одежду, а я — в форму советского лётчика. Одежду подобрали тщательно. Выбор её был большой — обречённых перед расстрелом заставляли раздеваться. Вечером нас привезли в деревню и поселили в палатку, где жили рабочие гаража. По легенде мы выдавали себя за военнопленных. Днём в мастерской чистили механизмы и потихоньку наблюдали за тем, что происходит в деревне...Вскоре мы установили, что чаще всех из деревни отлучается молодая девушка Шура. Решили её проверить. Однажды я имитировал побег из мастерской и вечером постучался в дом Шуры. Когда она вышла, я стал просить её помочь мне немедленно связаться с партизанами. Представлялся лётчиком со сбитого самолёта, говорил, что мне угрожает смерть.Шура вначале отнеслась ко мне недоверчиво. Но требования мои были настойчивыми, и весь вид мой внушал доверие. Наконец она сказала, что сама проводить меня в отряд не может, но постарается вызвать партизан-проводников. Она велела мне затаиться и ждать до утра.Я сделал вид, что ушёл в лес, а сам пробрался в мастерскую, взял машину и поехал к шефу группы ГФП-580 Грамшу. Ночью был поднят по тревоге карательный отряд. Оцепили деревню и устроили засаду».

В эту засаду угодила и сама связная, и ещё двое молодых партизан. По словам Марунова, задержанных передали немецкой военной разведке, и об их дальнейшей судьбе он ничего более не знает...А потом были кровавые пути-дорожки в Брянской области и в Белоруссии. Под Брянском, в местечке Пробное, убийцы из ГФП-580 расстреляли с десяток человек подозреваемых в поддержке партизан, а в городе Бобруйске в июне 1944 года — только за один день — убили свыше 200 мирных жителей. Как показал Марунов, шло советское наступление, немцы очень торопились, перед расстрелом не было времени даже снять одежду с обречённых, что до этого удавалось всегда. Не получилось и засыпать две огромные ямы — советские танки уже выходили на окраину Бобруйска. Потому жертв бобруйского расстрела облили горючим и подожгли. Неудивительно, что Марунов после войны тщательно скрывал своё участие во всех этих преступлениях, прикинувшись на допросе в Смерше обычным «хиви». Однако загубленные невинные души буквально годами не давали ему спокойно спать. И однажды, — может, для самоуспокоения — он начал записывать свои военные воспоминания, которые потом и передал в КГБ. Впрочем, его арест был лишь делом времени: органы госбезопасности упорно шли по его следу. Не спасло Марунова и то обстоятельство, что в ГФП он служил под чужой немецкой фамилией. В 1971 году в ГДР арестовали и осудили бывшего фельдфебеля из ГФП-580 некоего Карла Горни. Он-то и дал подробные показания на всех русских сотрудников.... Марунов и ещё несколько его подельников из тайной полевой полиции были приговорены Орловским областным судом к расстрелу. В своём последнем слове он сказал: «Фашисты сделали меня моральным уродом на всю жизнь». Журналист газеты «Неделя» Виктор Белоусов, который присутствовал на процессе, резонно на это заметил: «Марунов сам позволил себя сделать таким...»...

Выступление генерала Андрея Власова в 1944 году на съезде КОНР.

Давным-давно была война

В 70-ые годы Горьковскому Управлению КГБ пришлось разбираться с антисоветской деятельностью так называемой «церкви евангельских христиан-баптистов» — ЕХБ. Ветеран Управления Владимир Котов в своей книге воспоминаний об этом писал так:

«... отдельные руководители евангельских общин, стоящие на экстремистских позициях, пошли на разжигание религиозного фанатизма и запугивания верующих «вторым пришествием Христа». При этом вожаки раскола выдвинули главным условием спасения — «страдания за веру». Но так как в Советском Союзе никакими законами не предусмотрено ущемление прав верующих, в том числе и за религиозные убеждения, то вожаки раскола стали искусственно подталкивать обманутых верующих на конфликты с органами власти. Для руководства отошедшей части баптистов-раскольников был создан так называемый «Совет церквей ЕХБ» (СЦЕХБ), перешедший на нелегальное положение. Его руководители спровоцировали отдельные сектантские общины ЕХБ на отказ регистрации общин в законном порядке, поставив верующих перед выбором: либо соблюдать законы — и тогда лишиться «спасения», либо нарушать — и стать «страдальцем за веру».

Для придания должной активности своим прихожанам лидеры СЦЕХБ развернули активную пропаганду против Советской власти, призывали не платить налогов, не участвовать в выборах, не получать гражданских документов, отказываться от призыва в армию и т.д. Примечательно, что эта антигосударственная «борьба» открыто поддерживалась некоторыми западными государствами и их спецслужбами, которые пытались даже поставить сектантам типографское оборудования для изготовления и распространения своих прокламаций.

Среди прочих вождей СЦЕХБ в поле зрения КГБ попал и пресвитер Выксунской общины по фамилии Купцов, на то время, наверное, самый активный антисоветский баптист-проповедник на территории Горьковской области. Оказалось, что этот человек уже давно известен органам госбезопасности...

В начале войны Купцов был младшим командиром Красной Армии. Оказавшись в сентябре 1941 года вместе со своим взводом в окружении, он дезертировал, бросив своих бойцов. Он решил переждать войну, спрятавшись на украинском хуторе. Но в марте 42-го года при проверке документов немцы его арестовали и препроводили в лагерь для военнопленных в Виннице. А буквально через несколько месяцев Купцов примкнул к группе бывших советских командиров, которые решили пойти на услужение к оккупантам.

Предатели сформировали казачье подразделение, которое боролось с партизанами, охраняло тылы немецких войск и фашистские тюрьмы. В 1943 году это подразделение влили в состав 1-ой казачьей дивизии вермахта, позднее преобразованной в 15-ый кавалерийский казачий корпус войск СС. Немцы бросили этих казаков против бойцов югославского партизанского сопротивления. О том какими методами осуществлялась эта борьба уже после войны на допросе в СМЕРШ откровенно рассказал командир корпуса генерал Гельмут фон Паннвиц:

«Из многочисленных преступлений, совершённых подчинёнными мне казаками в Югославии, мне припоминаются следующие факты:

Зимой 1943—1944 годов в районе Сунья-Загреб по моему приказу было повешено 15 человек заложников из числа югославских жителей...

В конце 1943 года в районе Фрушка-Гора казаки 1-го кавалерийского полка повесили в деревне 5 или 6 (точно не помню) крестьян.

Казаки 3-го, 4-го и 6-го кавалерийских полков в этом же районе учинили массовое изнасилование югославских женщин.

В декабре 1943 года подобные же экзекуции и изнасилования были в районе города Брод (Босния). В мае 1944 года в Хорватии, в районе южнее Загреба казаки 1-го полка сожгли одну деревню...Я также вспоминаю, что в декабре 1944 года казаки 5-го полка... во время операции против партизан в районе реки Драва, учинили массовое убийство населения и изнасилование женщин...».

Купцов служил командиром эскадрона в 4-ом полку, имея звание ротмистра. Такие немецкие награды, как «бронзовая» и «золотая» медали, два Железных Креста свидетельствовали о том, что будущий пресвитер-баптист принимал в карательных акциях самое непосредственное и активное участие. Кстати, Паннвиц лично знал и ценил Купцова.

Об этом он после войны поведал следователю СМЕРШ, когда отвечал на вопрос о лицах, проходивших службу в 15-ом корпусе:

«Я могу только припомнить лиц, с которыми мне приходилось встречаться по службе в основном из офицерского состава. Ротмистр Купцов — командир эскадрона в четвёртом казачьем полку... Имеет хорошее образование... Награждён Крестом первой и второй степени...».

По этому поводу Котов верно заметил: «Я — военный человек и знаю, что надо чем-то особым себя проявить, чтобы тебя запомнило высокопоставленное лицо. Как видим, ротмистра Купцова командир корпуса, генерал-лейтенант немецкой армии, запомнил хорошо».

В конце войны наши союзники-англичане пленили казаков на территории Австрии, а потом выдали Советскому Союзу. Ротмистра осудили на 25 лет, из которых он отсидел только десять — вышел по амнистии 55-го года. А перед самым освобождением он написал в Президиум Верховного Совета СССР слёзное прошение о помиловании. Там были такие слова:

«За совершённые мною преступления я наказан совершенно справедливо... Отбывая срок наказания, я понял всю тяжесть совершённых мною преступлений. Искуплю вину перед народом и Родиной честным трудом... Прошу дать мне возможность стать в ряды честных советских граждан и трудиться не покладая рук на благо своего народа».

Как именно Купцов «трудился» и «благодарил» свою Родину за досрочное освобождение, я уже сказал... В 1972 году с ним встретились сотрудники КГБ, которые поговорили с проповедником в предельно жёсткой форме, напомнив о его «подвигах» во время войны и о послании-прошении органам Советской власти. Было видно, что пресвитер-баптист страшно испугался, он начал лепетать о том, что де его не правильно поняли и что он вовсе никакой не антисоветчик.

Беседа, надо сказать, оказалась весьма результативной. Сразу после неё баптистская агитация на юге Горьковской области сразу сошла на нет. А сам Купцов, до самой своей смерти, стал вести очень тихий образ жизни...

Впрочем, большинство других нераскаявшихся изменников вели себя куда как скромнее и тише: трус он и есть трус, хоть на войне, хоть в мирной жизни. Свою злость и попытки оправдания за совершённые ими преступления они чаще всего изливали не далее круга своих семей и прочих близких родственников. В этих разговорах изменники выдавали себя за жертв «культа личности» и «сталинско-биревского произвола», жаловались на годы жизни, угробленные в лагерях. Понятно, что чаще всего родные люди верили им — ну как не поверишь близкому родственнику, который в этой жизни является вроде бы нормальным советским человеком, отнюдь не похожим на тот хрестоматийный облик предателя, коего рисовала наша пропаганда? Может, действительно его неправедно преследовали и осудили?

И когда в стране началась перестройка, когда рухнула идеологическая монополия коммунистической партии, когда вообще развалилась вся Советская власть, десятки тысяч граждан ринулись в прокуратуру с просьбами о реабилитации своих родственников. И многим из них пришлось столкнуться с по-настоящему трагическим разочарованием, которое несколько лет назад ярко описал старший помощник прокурора Ленинградской области Владимир Старцев в интервью газете «Ваш тайный советник»:

«В последние годы пошёл вал обращений от детей репрессированных граждан. Они просят признать своих родителей реабилитированными, так как по закону могут получить социальное пособие — порядка 800 рублей ежемесячной выплаты. Мы поднимаем дела из архивов и во многих случаях сталкиваемся с тем, что репрессированные в советское время были расстреляны или сидели в лагерях не просто так — кто-то получил срок за грабёж и воровство, а кто-то служил старостой при немцах... Дети нередко узнают о прошлом своих родителей впервые! Для некоторых это был настоящий шок...».

Подобного рода случаи, когда военные преступники или их родственники пытались присвоить себе статус «репрессированных», наблюдались буквально во всех российских регионах, не исключая Горьковскую-Нижегородскую область — особенно, в период огульного охаивания истории Советского Союза в конце 80-х — начале 90-ых годов. Но здесь надо отдать должное областной прокуратуре, которая чрезвычайно внимательно исследовала каждую заявку, поданную на реабилитацию. Ибо в принятый на либерально-демократической волне 1991-го года Закон о жертвах политических репрессий вовремя были внесены поправки, исключающих из перечня жертв коммунистического режима лиц, осужденных за измену Родине в военное время.

И это в высшей степени справедливо! Справедливо не только с точки зрения самой светлой памяти о наших соотечественниках и всех граждан бывшего Советского Союза, вынесших на своих плечах страшное бремя Великой Отечественной войны, но и с точки зрения воспитания подрастающего поколения, наших с вами детей.

«Да, отходчив наш народ, не злопамятен, что само по себе хорошо, — написал в своих воспоминаниях Владимир Котов. — Но не забывчив, так как предательство, хотя и прощённое, нельзя забывать. Хотя бы во имя того, чтобы мы не взрастили его своими руками в будущем».

Думаю, лучше об этом и не скажешь...

Завершу я пожалуй это отрывок из фильма.

http://www.posprikaz.ru/2017/05/bez-sroka-davnosti-kak-iskal...