Серия «Личное»

Как меня взяли работать на государственную адвокатуру и что из этого вышло

Как и обещала, пока идёт наш весёлый онлайн тренинг на Пикабу 18 дурацких правил, рассказываю басенки и побасёнки: историю про то, как я стала ещё и судебным психологом.

Начало

продолжение

Начало этой истории было бы правильней озаглавить "Как не надо делать", потому что каждый абзац в ней можно прокомментировать назидательной моралью, например:

Г.К. отфутболивали от одного психолога к другому,

Мораль: работай со своей командой экспертов, и не придётся носиться как ошпаренному, чтобы искать того, кто поможет тебе в этом деле.

А.Л. сказал:

- Подумай хорошенько. Если ты хорошо напишешь заключение, тебя могут взять в государственную адвокатуру тоже, это твой шанс.

Мораль: не ври умным людям. Они всё равно узнают, что взять в государственную адвокатуру могут только по рекомендации двух опытных юристов и только человека, который способен дать все ответы на вопросы во время перекрёстного допроса. Одно поданное в суд низшей инстанции заключение не сделает тебя человеком in.

плюс отдаю ему выплаты за проезд туда и обратно, которые полагаются эксперту от государственной адвокатуры.

Мораль: считай свои деньги. Я банально не знала сайта местных госуслуг, где в интернете есть все эти расценки.

В общем, я вступила в игру экспертов с высокими ставками, будучи (скажем помягче) бедной овечкой среди волков.

К счастью, Бог дал мне талант быстро учиться на своих ошибках. К концу этого судебного процесса я была уже другим игроком в этой экспертной игре.

Время поджимало, судебный процесс стопорился отсутствием заключения, а писать и обосновывать заключение нужно было мне. Я приехала к своему супервизору, И.Д., на виллу в центре страны, чтобы взять на неделю её набор тестов (свои рабочие инструменты я купила потом, обошлось это в полторы тысячи долларов), который она мне дала просто так.

Она проинструктировала меня, что надеть в тюрьму: три слоя одежды, никаких открытых поверхностей тела, никаких ювелирных украшений, максимальная нейтральность, не пытаться устанавливать неформальных контактов, а общаться только по делу, а главное - спросить у адвоката, который уже в тюрьме был и общался там с подзащитным, как вести себя с начальником тюрьмы и что ему в качестве приветствия сказать. Потому что кроме адвоката никто не сориентирует меня на местности.

Я призналась, что боюсь так, что у меня временами ноги идти не хотят. Она сказала в ответ очевидную вещь:

- Он не хочет на тебя нападать. Ты единственная, кто может что-то сделать сейчас, чтобы облегчить его участь. Если он перестанет с тобой сотрудничать, то это только потому, что рабочий альянс "провалила" ты. Он провалить его не может, по определению.

И я успокоилась.

Адвоката отловить было сложнее. Он всё время мотался с заседания на заседание, телефон не брал и в одно из утр сам связался со мной и протараторил, что

всё помнит

всё уладил,

назвал дату, на какую дату выписал мне пропуск в тюрьму,

во сколько утром выехать, чтобы там вовремя быть,

что повезут меня родители подзащитного на машине,

он уже дал им мой домашний адрес.

- Не забудь с собой удостоверение личности, пока.

- А начальник тюрьмы?

- Что начальник тюрьмы?

- Что мне ему сказать?

Г.К. заржал.

- Начальник там (он назвал имя израильского араба), из клана, в котором все мужчины семьи работают в конвойной и охранной службе. Надень что-нибудь игривое, лёгкое, по-женски открытое. Золотые украшения, чтобы он видел, что ты богатая женщина. Когда у тебя проверят пропуск, он пригласит тебя в свой кабинет выпить кофе, - иди и пей столько, сколько он будет наливать, потому что у них там свои традиции гостеприимства, а ты дорогая гостья из большого мира и образованная женщина. Всё будет хорошо, не переживай.

И положил трубку.

Утром назначенного дня я вышла к дороге из дома и увидела припаркованную потрёпанную легковушку с двумя небритыми мужиками внутри.

- Здравствуйте, - поздоровалась я и уточнила у водителя, вы отец (ФИО подзащитного)? Это его машина?

- Нет!!! - радостно воскликнул мужик. Было видно, что ему нравлюсь и я, и утро, и приключение в виде поездки через полстраны. - У семьи (фамилия подзащитного) нет своей машины!!! Это моя!!!

- У меня тоже нет, - сказала я. - А что же делать, нам надо через три часа быть у ворот тюрьмы?

- А я вас отвезу туда. А отец вот он, рядом сидит.

Отец тепло улыбнулся и извинился за то, что адвокат так быстро тараторил, что он не успел слова вставить о том, что у их семьи нет машины. Но они с женой пошли по соседям на улице, и сосед согласился выручить и отвезти на своей.

- Про историю болезни он сказал?

- Да.

- Доставайте, я буду читать в дороге.

И он достал мне огромную папку с документами, которые хранила мать этого несчастного. В ней совершенно официально были задокументированы и его неврологические проблемы с рождения, и его трудности в детском саду органической природы, и школьные комиссии, которые констатировали, что он никак не научится читать и писать, и побеги из школы начиная с третьего класса, и заседания педсовета с рекомендацией перевести в коррекционный класс, и отчёт соцслужб о том, что ребёнок околачивается на рынке с пятого класса, помогая подносить ящики с овощами за малую денежку, не ходит в школу и, по-видимому, употребляет спиртные напитки.

- А психологи прокуратуры, в тюрьме, видели эти документы? - обалдевала я по мере того, как разбирала этот архив.

- Нет, они ничего такого у нас не запрашивали.

Было ясно, что мне будет чем обосновывать свои выводы. Теперь всё зависело только от меня, согласится подзащитный четыре часа пахать и выполнять трудные задания на тест интеллекта, или откажется сотрудничать, сорвёт тест, и я не смогу показать уважаемому суду протоколы обследования и доказать, что интеллект у него намного ниже нормы, а значит, отбывать наказание за своё преступление он должен не в закрытой тюрьме для рецидивистов, а в другом месте.

Адвокат с самого начала сказал семье, что за такое жестокое преступление их сын будет лишён свободы надолго, очень надолго. Но семь лет подростковой тюрьмы его ничему не научили, и двадцать следующих во взрослой тюрьме вряд ли научат, поэтому максимум, что он может сделать для смягчения его участи - это добиться помещения в спецучреждение для умственно отсталых осуждённых.

Это такая тюрьма-кампус в Галилее, где есть уход за животными и где преступники изолированы от общества и не могут причинить вреда, потому что под охраной, но видят больше неба, солнца, живут там десятилетиями и не рискуют стать объектом издевательств других рецидивистов.

Всего в Израиле 24 тюрьмы, вот тут для любопытных есть репортаж про некоторые из них

http://klonik69.livejournal.com/423927.html

Я листала выписки, задавала вопросы, отец звонил по телефону матери и уточнял, что, где, как, когда и кто был лечащий врач. То, как я читаю медицинские документы и знаю про всё, каким ребёнком был знакомый им с детства "непослушный сын", по непонятным им медицинским терминам, произвело на моих спутников неизгладимое впечатление. Думаю, в их глазах я была кем-то между феей и ясновидящей. Надо сказать, что оделась я так, как велел мне адвокат.

Было совершенно непонятно, как коллеги нашли там нормальный интеллект. Потом по моей просьбе адвокат запросил через суд "первичные материалы", то есть каждый листик их тестирования, я сравнила два обследования и картина предстала с безжалостной ясностью: ему дали выполнять задания детского теста Векслера, и получившийся IQ 90 по детскому тесту представили суду. Я тестировала 21-летнего подзащитного взрослым тестом, и IQ у него был 53. Пограничный интеллект (олигофрения) это от 70 до 90. Он действительно был самый настоящий дебил, и тюрьма его ничему бы не научила, ибо он был - необучаем.

- Пожалуйста, помогите ему, - просила по телефону его убитая горем мать. Она так и не дождалась его дома, когда он вышел на волю. Встретить его из тюрьмы они не могли, и никто не подсказал им за ним любой ценой приехать...

Продолжение побасёнки в следующих постах с тэгом "18 дурацких правил".

Как меня взяли работать на государственную адвокатуру и что из этого вышло

Как и обещала, пока идёт наш весёлый онлайн тренинг на Пикабу 18 дурацких правил, рассказываю басенки и побасёнки.

Первая часть истории про то, как я изменяла клинической психологии с судебной.

Как всё начиналось

По закону, каждому обвиняемому в совершении уголовного преступления человеку положен бесплатный адвокат от государственной адвокатуры.

В гражданском процессе бесплатный защитник полагается не каждому гражданину, а только малоимущим (не имеющим больше определённой суммы сбережений на счету и больше одной квартиры и машины) с уровнем дохода не больше установленного законом (нормы раз в пять лет пересматриваются) гражданам.

От бесплатного адвоката можно отказаться, если есть деньги нанять кого-то, кто тебе больше нравится.

Начинающие адвокаты-выпускники вуза, которые ещё не имеют своей клиентуры, получают здесь первые случаи для своей практики и так набираются опыта в ведении судебных процессов, знакомятся с судьями, заводят связи  среди коллег и экспертов и обрастают знакомствами в секретариате суда.

Потом адвокаты начинают матереть и работать не за скромное вознаграждение от государства, а за прямое финансирование богатых клиентов. Рвение в отношении бесплатных клиентов иссякает, но профсоюз следит, чтобы у каждого из них была равная общественная нагрузка, и работу эту все продолжают делать.

Дальше адвокатская контора или процветает, - круг платёжеспособной клиентуры устаканивается, и тогда берут себе помощников - начинающих адвокатов, которым и перепоручают дела, пришедшие по линии общественной нагрузки за символические деньги = государственной адвокатуры. Или чахнет, и адвокат идёт на зарплату в процветающую контору более удачливого коллеги.

Вот к такому матереющему адвокату из Северного Тель-Авива, который со временем стал процветающим, по имени Г.К., и поступил от государственной адвокатуры кейс.

Грустная история

Это была грустная история про подростка, который уже в шестом классе бросил школу и шатался по улицам, в седьмом совершил изнасилование и попал в тюрьму на семь лет. В 21 год он вышел из тюрьмы, купил по дороге спиртное, распил его, затащил на стройку брата и сестру 7 и 11 лет и зверски над обоими надругался. Всеми способами, какие знал (и жертвами которых, с большой долей вероятности, сам был в этой тюрьме).

Когда дети в крови добрели домой, родители заявили в полицию, там его спящего на стройке, пьяного на месте преступления и забрали, чтобы отвезти обратно в тюрьму, откуда он вышел на волю полтора суток назад. Психологическое обследование, проведённое в тюрьме комиссией из психологов прокуратуры, признавало его интеллект сохранным, самого обвиняемого вменяемым, прокурор попросил двадцать лет заключения, обвиняемый попросил адвоката.

Денег на частного адвоката у его еврейской семьи из города со смешанным еврейско-арабским населением не было, у родителей было ещё двое сыновей, перебивающихся подработками в автомастерских, отец работал грузчиком, мать была домохозяйкой. Образование у родителей было шесть классов, у братьев по восемь. Поэтому адвоката им дали государственного, и это был именно Г.К.

Поскольку подзащитный был уже рецидивистом по сексуальным преступлениям, то содержался он в полутора сотнях километров от Тель-Авива, в тюрьме для двадцати пяти особо опасных насильников и убийц.

Что придумал адвокат

Г.К., разговаривая с подзащитным, засомневался в том, что он интеллектуально сохранен. Это такая вежливая формулировка, простыми словами - сразу понял, что перед ним дебил. Но заключение психологов от прокуратуры уверяло, что с интеллектом у подзащитного всё в полном порядке.

Поэтому Г.К. ходатайствовал в суде о назначении психологической экспертизы от адвокатуры и судья принял такое решение. Так Г.К. начал искать желающих поехать в это скорбное место и провести три часа  за закрытой дверью камеры-одиночки наедине с его подзащитным. Показывать ему разрезные картинки, кубики, рисовать дом, дерево, человека, сочинять рассказы по картинкам и смотреть на десять клякс, чтобы сказать "Как это выглядит, что бы это могло быть?".

Все, к кому он обратился с этой просьбой, были готовы увидеть человека у себя на приёме, но не хотели ехать в тюрьму. Г.К. отфутболивали от одного психолога к другому, пока он не позвонил клиническому психологу с научной степенью, PhD, полученной во французском университете, автора книг, по имени А.Л., который был в списке государственной адвокатуры.

А.Л. предложил компромисс: он найдёт молодого клинического психолога, который никогда не выступал в суде, тот напишет заключение для суда, и документ подадут под двумя подписями. Сам он в тюрьму не поедет, а отправит туда молодого, и дело сдвинется.

От его предложения отказались более тридцати начинающих свою практику психологов (!), которым он преподавал тогда в Тель-Авивском университете, и А.Л. позвонил своей старой знакомой, клиническому психологу И.Д., автору книг, и пожаловался на молодое поколение пси-профи, которые ленятся поднять денег, даже когда им приносят эти деньги в клювике  старшие товарищи.

И.Д. работала на полставки в госпитале, где я училась в ординатуре и была моим официальным супервизором. Она знала, что я развелась и стеснена в средствах.

Этика запрещает психологам "двойные отношения", но у жизни свои законы, и И.Д. была со мной в таких отношениях как работодатель - у неё была своя частная процветающая клиника, и она подкидывала мне иногда своих пациентов, чтобы я делала им тесты и писала про них заключения. У самой неё не было времени долго обследовать с разрезными картинками, кубиками, рисунками дома, дерева, человека и далее по всей процедуре, и наши отчёты уходили в государственные инстанции с обеими подписями. Она сказала, что знает одну такую, которая не ленится, и дала А.Л. мой телефон.

Как А.Л. хотел поделить деньги

А.Л. позвонил мне в тот же день (как сейчас помню, было солнечно и я была на балконе), рассказал, что он работает на государственную адвокатуру, что меня ему рекомендовала И.Д. и что он предлагает вместе выполнить работу: я еду тестирую подзащитного, я пишу психологическое заключение, мы вдвоём подписываем его, две трети гонорара мои, треть его.

Я отказалась.

Минимальная оплата труда в то время была 17 шекелей в час, у психолога 200 шекелей в час. И.Д. платила мне весь гонорар за тесты полностью и потом брала с меня часовую плату как за супервизию, - а за это расставляла в моём итоговом ивритском тексте заключения нужные артикли, правила стиль с разговорного на более литературный, где надо, и удостоверяла текст подписью "старшего товарища-супервизора". А.Д. хотел за свой автограф не 200 шекелей, как она, а 2000.

А.Л. сказал:

- Подумай хорошенько. Если ты хорошо напишешь заключение, тебя могут взять в государственную адвокатуру тоже, это твой шанс.

Я ответила:

- Меня не интересуют широкие знакомства в криминальных кругах, я хочу работать с респектабельной клиентурой. Нет.

- У респектабельных людей тоже бывают проблемы с законом, - хмыкнул А.Л. - нет так нет.

Весь день я была под впечатлением от этого предложения. Меня ещё никогда никто не искал и не уговаривал так настойчиво (я не знала, что была его последней надеждой и сколько людей до меня отказались). Я боялась ехать в тюрьму и сидеть там напротив насильника. Меня искушала возможность за полдня заработать сумму, которую я в своей начинающейся частной клинике консультациями и терапиями зарабатывала месяц.

Вечером А.Л. мне перезвонил и с места в карьер предложил: весь гонорар мой, я даю ему 200 за подпись, как И.Д. плюс отдаю ему выплаты за проезд туда и обратно, которые полагаются эксперту от государственной адвокатуры.

На том и поладили.

Когда я уже положила трубку, я поняла, что понятия не имею, как в эту тюрьму доеду. У меня не было адреса, куда ехать, а после развода не было и своей машины.

Эту проблему решил адвокат, Г.К. Он договорился с родителями своего подзащитного, что они меня туда отвезут, подождут под стенами тюрьмы четыре часа, а потом отвезут обратно.

Я видела эту семью первый раз в жизни, когда садилась к ним в машину на следующей неделе.

Продолжение побасёнки в следующих постах с тэгом "18 дурацких правил".

Как меня взяли работать на государственную адвокатуру и что из этого вышло

Как и обещала, пока идёт наш весёлый онлайн тренинг на Пикабу 18 дурацких правил, рассказываю басенки и побасёнки о житье-бытье психотерапевта за границей.

Во второй побасёнке я расскажу вам о том, как изменила клинической психологии с судебной и стала единственным русскоговорящим психологом в стране, кто готовит документы и отчёты для высоких судебных инстанций, включая Высший суд справедливости (аналог Верховного суда РФ) из трёх сотен коллег. Остальные в здешней элите - местные уроженцы.

Как я познакомилась со стенами суда

Во время ординатуры по клинической психологии в крупнейшем медицинском центре Средиземноморского региона, госпитале Тель-ха-Шомер, я впервые столкнулась с израильским правосудием. Это было в гражданском процессе, я аннулировала брак с мужем в суде.

Офис адвоката в израильских реалиях выглядит во многом так, как в клипе певца Авива Гефена (и имена, и фамилии тут "предметно-говорящие", люди так и знакомятся:

- Олень.

- Дуб.

- Сноп.

- След от реактивного самолёта.

- Ольга, очень приятно).

Интересующимся, что значит "Ольга", я поясняю, что это как скандинавское имя "Хельга" и означает имя короля для мужчины, Олег, и королевы для женщины, Ольга. Это местным понятно, потому что у них есть пара-тройка имён на слуху в честь царя Давида, царя Соломона и царицы Эстер. Так что "Ольга малькА скандинАвит" их вполне устраивает.

Певец Авив Гефен тут популярен и ведёт местный "Голос", такой местный Леонид Агутин, только имя переводится как Весна Виноград. Название города "Тель-Авив" это "Холм-Весна", кстати.

Песня в клипе -  на иврите,  я поставила её для любопытных, как он звучит, на этом языке я выступаю в суде, в прениях и пишу юридические документы. Слова песни про то, что ты мне изменила, обними меня, будет ли у меня завтра, - в жанре любовные страдания.

Если вы не знали, на иврите написан Ветхий завет, и многие топонимы и выражения из этой книги здесь - обыденная жизнь. Например, это для русского читателя "геенна огненная" это что-то из русских классиков и церковнославянского, а тут это название балки в Иерусалиме, в которой давно застроены дома и где ходит автобус.

А раньше была не улица, а овраг на окраине, куда сваливали мусор и сжигали его, оттого и "огненная". Гореть в геенне огненной это гореть в куче мусора, в общем.

Пожалуйста, Геенна на Гугл Картах:

В Иерусалиме родились мои дети и в Иерусалиме расположен храм, прихожанкой я являюсь. В нашем городке-пригороде Иерусалима церкви, естественно, нет, православных храмов здесь наперечёт по пальцам одной руки.

Клип Авива Гефена "Завтра" https://youtu.be/yupYyOllfo0?list=RDyupYyOllfo0 (надеюсь, клип откроется, в одном из постов видимые мне на ютубе клипы не было видно в России) очень детально показывает, как общаются клиенты и их адвокаты в бракоразводном процессе. Общее заседание, бриф-обсуждение между адвокатами "между собой" и потом расходятся каждый "уламывать" клиента до компромисса, который достигли защитники между собой.

Адвокаты обязаны носить чёрный деловой костюм в мировом суде, а в окружном и высшем суде надевать поверх костюма чёрную мантию:

Снят клип в Тель-Авиве, в башнях торгового центра Азриэли, вот это место с другого ракурса, три высотки слева:

Государственная адвокатура располагается в том же квартале Тель-Авива, на улице Генриетты Сольд, 4, но выглядит гораздо скромнее:

Как живут судебные психологи

Две страницы заключения для суда, которое писать час, стоят по деньгам столько же, сколько десять консультативных приёмов по часу в психотерапии. По закону вам-психологу, назначенному судом, нельзя платить меньше установленного государством тарифа. Такса известна: вызов в суд оплачивается из почасовой ставки, плюс вам возмещают расходы на дорогу туда и обратно.

В ординатуре мне-клиническому психологу платили тогда 34 шекеля в час, а коллегам и того меньше, 28, потому что у них не было, как у меня, десяти лет трудового стажа по специальности и учёной степени кандидата психологических наук (и то, и другое мне здесь в Израиле официально признали Минздрав и Минпрос). Это в госпитале. А в суде за час времени присутствия вас-психолога в зале (не суть важно, сколько конкретно ты отвечал на вопросы) тогда платили 800. Почувствуйте разницу.

Если у адвоката на руках есть ваше железобетонное заключение, он вполне может высудить вместо реального наказания условное. И в гражданском, и в уголовном процессе. Не каждый адвокат и не по каждому заключению, конечно. Здесь действует британская система права, и эксперт не как в России назначен судом, и представляет суду отчёт.

Здесь на Прокуратуру работают свои эксперты, а на Адвокатуру - свои, и служебной инструкцией нам запрещено общаться друг с другом лично, по телефону, мэйлу, факсу или ещё каким-либо образом. Потому что вам предстоят прения сторон и битва.

Вы видитесь со своим оппонентом только в зале суда, где он в присутствии судьи и сторон громит ваш отчёт. Или вы громите его. Что вас будут спрашивать, никто не знает. Нужно быть готовым ко всему.

Ещё меньше людей способны выдержать нервное ожидание перед началом решающего заседания и получасовой - трёхчасовой перекрёстный допрос, когда вопросы вам-психологу под присягой задают судья, адвокат второй стороны и сама вторая сторона. Каждому из них можно с вами беседовать сколько угодно и задавать любые вопросы по теме, а вы обязаны давать чёткий и однозначный ответ.

Как я познакомилась с судебной психологией

Я попала в адвокатуру случайно, - появился тяжёлый случай, который никто из коллег не хотел брать (нужно было ехать перетестировать осуждённого за особо тяжкое преступление непосредственно в тюрьме). Про меня вспомнили в последнюю очередь, когда отказались все. Увлекалась я психодиагностикой, тестом Роршаха и психотерапией, а в сторону судебной психологии даже не смотрела, и на телефонный звонок с предложением ответила крайним недоумением.

Когда мне назвали сумму гонорара, я передумала :) Кто меня рекомендовал и как я писала заключение, текст которого отвечает всем требованиям для отчёта квалифицированного судебного психолога, ни дня не работая и не специализируясь в теме, это практически детективный сюжет :)

Заключение получилось и взбесило прокуратуру. Они потребовали вызвать меня на перекрёстный допрос, чтобы не оставить от документа не то что камня на камне, буквы на букве. Я была одна против комиссии экспертов, из тюрьмы.  

Морально я была совершенно не готова, и про то, что творил мой организм, тоже расскажу, не утаю. Совершенно случайно свой первый перекрёстный допрос я ментально блестяще выдержала. Длился он, к слову, два с половиной часа, - потому что уважаемый судья заинтересовался темой психологии и разговаривал со мной сколько хотел про любые тесты, позабыв уже про осуждённого (охранники и подзащитный уже практически стекали на пол со скамей, так измаялись ждать окончания).

Как я доехала домой, я не помню. Стресс был мощным. Неделю спустя мне позвонила вежливая госслужащая, представилась и назвала имена двух юристов, кто меня ей рекомендовал (вы удивитесь, но это были адвокат и тот самый судья) и попросила продиктовать мои данные, чтобы внести в список аккредитованных при государственной адвокатуре пси-профи :)

К чести коллег, на этом этапе профессиональной карьеры здесь они мне уже ничего не говорили. Махнули на меня рукой и высказывались только про то, как удачно я поменяла парикмахера. А вы видите разницу?

Тётенька-психотерапевт на фоне моря:

Тётенька-эксперт на фоне неба:

Продолжение побасёнки в следующих постах с тэгом "18 дурацких правил".

Я начала рассказывать первую побасёнку о том, как я стала в Израиле не просто лицензированным, а высокооплачиваемым психологом и за что меня люто "любят" коллеги словами "дело было в 2007 году", и отвлеклась на рассказ о том, как я открывала частную практику и рекламировала себя в первые годы.

Возвращаюсь в 2007 год. Специализацию по клинической психологии я благополучно окончила. Ординатура это четыре года работы в государственной больнице за скромное вознаграждение, но это и возможность видеть десятки пациентов и обсуждать истории болезни с опытными клиницистами каждый рабочий день. После двух лет ординатуры официально можно вести собственную частную практику, я открыла её в Модиине 21 июля 2003 года и веду по сей день.

В нашей психиатрической поликлинике трудились пять психиатров и двадцать психотерапевтов, и по сравнению с психиатрическим отделением, где каждые две недели выписка и нужно готовить документы, работа была расслабленная.

В кабинете у меня появился свой электрический чайник, вазочка с конфетами, коллеги заглядывали посидеть-пообщаться, если кто-то из амбулаторных пациентов не приходил в назначенный час. Я в "пустые" часы ходила в библиотеку в соседнем здании и читала, читала, читала - каких только монографий и журналов по специальности там не было! По итогам этой работы я написала книгу "Посттравма: диагностика и терапия", о новейших западных методах лечения ПТСР, которую опубликовало Санкт-Петербургское издательство "Речь" в 2006 году.

Про вазочку с конфетами у меня есть своя побасёнка, я вам её обязательно расскажу, пока идёт онлайн тренинг на Пикабу "18 дурацких правил, как легко и просто стать другим человеком". Сегодня у нас 2-й день тренинга из 18-ти.

В клинических дисциплинах так: твои пациенты или выздоравливают, или не выздоравливают, третьего не дано. Пять психиатров имели возможность выбирать, к кому из двадцати психологов, проводящих курсы психотерапевтического лечения, направлять. Мои выздоравливали, - поэтому моя нагрузка вместо 10-12 пациентов в неделю быстро удвоилась и дошла до 19 пациентов. Это было физически и эмоционально трудно.

Реклама не сработала, но дала два важных телефонных звонка, клиенты потекли весенним бодрым ручьём, помогать людям благодаря выучке в госпитале у меня получалось, и недостающие мне на жизнь деньги как бы сами собой нашлись. Книга была написана в 2005 и опубликована в 2006-м.

Здесь должна быть картинка со словами "Какого ещё рожна тебе надо?",

потому что вы наверняка уже догадались, что на этом я не успокоилась.

Мне надо было знать, кто мои смежники на рынке и к кому можно направлять пациентов, которые мне "не по профилю".

Каждый из частников в нашей пси-отрасли сидел в своей норе и нигде не светился, подрабатывающие четверть ставки дорожили работой в госструктурах и не дразнили гусей, работающие подпольно без квитанций сидели тише воды, ниже травы, чтобы не нарваться на ретроактивное взыскание за семь лет назад от налоговой.

А мне хотелось знать наверняка, какие направления психотерапевтической работы "забиты", а какие нет, и где та "ниша", где деньги можно делать легко и быстро, по принципу "сразу".

Чтобы выяснить это, нужно было провести простую организационную работу: найти списки психологов, врачей-психиатров, социальных работников с квалификацией психотерапевта, логопедов, трудотерапевтов и ведущих тренинговых групп, работающих как индивидуальные предприниматели.

Это не иголка в стоге сена в мире, где есть телефонный справочник "Золотые страницы", интернет-порталы психотерапевтов и психологов с контактными данными, конференции по специальности и организаторы таких конференций, которые могут дать вам контактные телефоны участников.

Базу данных в полторы тысячи персоналий я составила сама. Оставалось придумать, как убедить их поделиться со мной сведениями о том, чем они реально зарабатывают на жизнь и в какой нише процветают.

Самое простое - найти потребность других людей и удовлетворить её. Я подумала, что раз я ищу имена смежников, чтобы составить свою "записную книжку", то другие тоже захотят её иметь.

Через журналистку русскоязычной газеты (вы помните, что редактор, опубликовавшая меня на разворот, была знакома с половиной богемы? это был контакт через неё) вышла на издательство в Тель-Авиве, одно из первых работающее на Маке, спросила, во сколько обойдётся затея с вёрсткой и обложкой, и решила опубликовать сводный каталог русскоговорящих специалистов в области медицины и психологии с названием "Свобода выбора пути" (он вышел в русском издательстве Pilies Studio, на 200-х страницах, ISBN: 978-965-7272-19-0 "взрослая книга без картинок").

Для каталога мне нужно было, чтобы сам участник заполнил подробную анкету о себе :) и прислал мне её своими руками по факсу, заодно письменно подтверждая своё согласие быть включённым в сводный каталог.

Телефоны в базе данных имелись.

Факс имелся.

Компьютер, разумеется, тоже.

Анкету я смакетировала в Word сама и все интересующие меня вопросы в анкету среди прочего вписала.

Времени обзвонить полторы тысячи человек у меня не было, и я стала искать, кто может мне помочь.

Продолжение в следующих постах с тэгом "18 дурацких правил".

Пост в Лигу психотерапии.

Пока в посте Пять тысяч подписчиков идёт запись на бесплатный онлайн тренинг на Пикабу, а подписчики страницы-дайджеста Лиги психотерапии на Фейсбуке спешат зарегистрироваться на Пикабу и принять участие в нашей весёлой затее, которая стартует завтра, 11 апреля,

выполняю обещание рассказывать каждый день, пока идёт тренинг, басенки и побасёнки о жизни психотерапевта за границей. Тем более, что 5 апреля исполнилось 19 лет, как я живу и работаю на Ближнем Востоке, не скрывая того, что я здесь "гойя", что в переводе означает "чужая". Или, по-местному, "гойка". Обычно я в ответ на грубость с мягкой улыбкой уточняю, глядя в глаза собеседнику, что я русская православная женщина, и добавляю, что мои дети рождены и крещены в Иерусалиме.

Коллеги-психотерапевты местного разлива, став свидетелями моей неприличной по здешним понятиям прямоты, намекают, что я психопатка, которая любит эпатаж и шокирующие заявления :) Религия в стране, где я живу и работаю, не отделена от государства, за разговоры о христианстве в уголовном кодексе предусмотрены штраф и тюрьма для проповедников, и даже дети в начальной школе на доске вместо плюса пишут другой знак, перевёрнутую Т, чтобы не рисовать крест.

Это смешно человеку, который родился и вырос в огромной многонациональной России, а я приехала сюда не ребёнком, а кандидатом наук вслед за мужем-евреем, когда мне было 25 и я была уже взрослым человеком. Так что первая побасёнка будет о том, как я стала в Израиле не просто лицензированным, а высокооплачиваемым психологом и за что меня люто "любят" коллеги.

Дело было в 2007 году, когда я уже получила лицензию здешнего Минздрава на работу психологом и закончила ординатуру по клинической психологии в престижном президентском госпитале. В процессе получения специализации я развелась с мужем, и оказалась с двумя маленькими детьми на руках в стране, где у меня не было ни мамы, ни папы, ни брата, ни сестры, - никого. Друзей тоже не оказалось: все они были из медицинской среды и либо выбрали сторону хирурга-мужа, который зарабатывал тогда в десять раз больше меня, нищей с доходами от ординаторской стипендии, либо внезапно утратили память на цифры, составлявшие мой номер телефона.

В общем, это было то, что на Пикабу называют исчерпывающим словом *опа. Аренда квартиры стоила тысячу долларов, садик сына пятьсот и садик дочери пятьсот, коммунальные услуги и еда обходились ещё в тысячу, итого минус три каждый месяц. Из плюсов были стипендия в тысячу долларов и алименты в пятьсот, итого плюс полторы каждый месяц. Остальное надо было придумать, как зарабатывать.

Правила работы на госслужбе (а президентский госпиталь это она и есть) требовали быть на работе три дня в неделю с 7:30 до 14:30. Частный садик за бешеные деньги открывался в те же 7:30, жила я в городе за 35 км от места работы. Водить детей в садик, кроме меня, было некому. "Оставляй детей нам и вали отсюда в свою Россию", - заняли жёсткую позицию родственники экса.

Надеюсь, на этом месте по вашей щеке уже скатилась слеза

В безвыходных ситуациях есть свой драйв. Они дают свободу действий. Отступать было некуда. Я пошла к главному психологу госпиталя (тут есть главный врач для врачей, главная медсестра у медсестёр, главный социальный работник и главный психолог как штатные единицы) и попросила разрешить мне другой график работы, четыре дня работы вместо трёх и не с 7:30 утра, а с 10. Эту женщину зовут Илана Шнабель, и она пошла мне навстречу и стояла за меня горой до конца специализации, за что я ей очень благодарна.

Потом я пошла к зав. психиатрическим отделением, где работала ординатором по клинической психологии, и попросила внести меня в списки на "подвозку". Госпиталь привозил и увозил работников из других городов на маршрутках, сразу до дома. Пользоваться подвозкой было не принято. Психологи как люди с пятилетним высшим образованием считались "равными врачам" и общались в ординаторской для врачей, не пересекаясь с медсёстрами, у которых была "своя" комната и санитарами, у которых тоже была "своя". Формально подвозкой мог пользоваться любой сотрудник госпиталя, но развозили на ней только средний и младший медицинский персонал.

- Зачем это тебе? - сказал профессор и посмотрел на меня проницательным взглядом.

- Машину продала, чтобы закрыть совместные кредиты, после развода, - честно призналась я. - Двумя автобусами ехать полтора часа, буду и на работу утром опаздывать, и в садик потом, дети на улице будут ждать, соцслужбы их отберут, а помочь некому.

- Передавай привет (имя начальника транспортной службы), - сказал заведующий и подписал заявление.

Президентский госпиталь это целый город. Городской автобус делает по его территории шесть остановок. В нём 1,800 лечебных коек и 1,800 реабилитационных (в московском НИИ Склифософского 944 койки, для сравнения). Число сотрудников госпиталя шло на тысячи.

Из коллег-ординаторов в психиатрии только двое меня поддержали. Остальные тридцать считали, что я истеричка, которая из желания выделиться, демонстративно иду к остановке, где медсёстры рассаживаются по маршруткам. Ездили мы дружной компанией, все из одного и того же города, с одним и тем же водителем нашего маршрута по имени Виктор. До сих пор, встречаясь в торговых центрах или на перекрёстках, когда Виктор проезжает мимо меня, он сигналит мне, а я улыбаюсь им. Они меня спасли в том 2003 году.

Потом я пошла в отдел кадров госпиталя и записалась на приём, чтобы написать заявление с просьбой разрешить мне частную практику. У меня были вечера, когда дети были с их папой. У меня были два дня в неделю, когда я не ездила в госпиталь. Мне нужны были деньги. Я хотела работать. Оставалось добыть официальное разрешение на совместительство.

Согласно положению, ординаторам госслужбы можно было открывать своё частное ИЧП после двух лет специализации (из четырёх), и формально я могла подавать документы. Делать это было категорически не принято.

Трясясь как осиновый лист, я приближалась к административному зданию в назначенное мне время. Стипендию я выиграла по конкурсу, даются стипендии только на год как контракт, нерадивым работникам просто не продляли контракт на следующий год. Я шла положить голову в пасть льва.

Все методики, которые я потом практиковала со своими пациентами, опробованы на себе, не сомневайтесь :)) И страхи, и тревоги, и угрозы, и апатия, и бессонница, через всё это я прошла в тот период жизни.

В кабинете, заставленном железными шкафами с бумагами, сидела Она - вершительница судеб ординаторов, ведающая распределением госсредств (я вытеснила её имя и при всём желании не вспомню). В здешних реалиях у неё было "постоянство", то есть трудовой договор с госпиталем, по которому до пенсии её невозможно было уволить ни по какой причине, кроме уголовного преступления. Карьера людей в администрации была увековеченным в граните достижением, одним и тем же на десятилетия вперёд.

Она пробежала глазами моё заявление про желание открыть частную практику (написанное, разумеется, на официальном иврите, работа в госпитале ведётся на иврите и английском), и строго посмотрела на меня.

Я смиренно молчала.

Она тяжело вздохнула, и, с сожалением в голосе, произнесла:

- Государственная служба это большая честь и значительные привилегии. В том числе финансовые. За тобой сохраняли право на стипендию, когда ты была в декрете, я лично подписывала тебе это.

- Да, - пискнула я.

- Не говоря уже о том, что из всех! семи! психиатрических!! отделений!! нашего!!! госпиталя!!! только два!!!!! человека принесли в этом году такие, - она отбросила листок на стол подальше от себя, - заявления. Ты и профессор твоего отделения.

Повисла пауза.

- Ты считаешь себя равной профессору, чтобы я сделала для тебя исключение, и пошла тебе навстречу??

К тому времени, когда она это говорила, я уже отбоялась своё и обрела способность соображать. Она была асом своего дела, и ждала моего "Нет", не считаю равной себя профессору, чтобы утвердить своё ответное "нет" частной практике в цитадели госслужбы.

Моей задачей было сказать "да", и я его сказала.

- Да, я надеюсь, что вы подпишете заявление. Мне нужны деньги, мне надо кормить моих детей.

Ей стало ясно, что случай безнадёжный. Врождённая асовестия, не меньше.

- Заберёшь завтра приказ в секретариате, - сказала Она, удивляясь тому, как таких нелояльных госслужбе земля носит.

Это был первый раз в жизни, когда я вышла из административного здания, села на скамейку рядом и полчаса "собирала себя по частям" после стресса.

У неё не было формальных оснований мне отказать, а мне нельзя было тыкать её в это положение устава об ординаторах, чтобы не вылететь с работы. Так я узнала на себе, что такое "сшибка мотивов". Я сама хотела отстаивать свою правоту и хотела молчать о своей правоте одновременно.

21 июля 2003 года, с разрешения высочайшего руководства госпиталя, я открыла свою частную практику. Из коллег-ординаторов в психиатрии меня не поддержал никто. Всем уже было ясно, что я опасный, разрушительный для существующих порядков элемент, который совершенно не дорожит характеристикой с места работы.

У меня были: аналитическое мышление, доставшееся от папы, военного человека в чинах, не последнего в аналитической работе, жизнелюбие, доставшееся от мамы, желание работать и зарабатывать трудом психолога, официальные разрешения на работу (лицензия и разрешение на совместительство), время для работы на себя и полная свобода от предыдущего окружения.

И я пошла изучать местный рынок, чтобы понять, где лучше дать рекламу. То, что делать это было не то, что не принято, а практически преступно, вы уже поняли :)) В социалистическом по сути Израиле до 1998 года за объявление о себе в газете отбирали лицензию, и к новым капиталистическим порядкам в 2003 году здесь ещё не успели привыкнуть.

Продолжение в следующих постах с тэгом "18 дурацких правил".