Серия «LA PESTE ANTICA»

LA PESTE ANTICA 5

LA PESTE ANTICA

LA PESTE ANTICA 2

LA PESTE ANTICA 3

LA PESTE ANTICA 4

- Они там совсем звезданулись! Сделай что-нибудь! – посмотрел мэр на главного полицейского.

- Что я могу. Эта бадья уже на всех каналах, — отмахнулся он.

На экране ведущая затянувшихся «Добрых вестей» призывала врачей дать комментарии.

- Есть включение! – закричала она. – Нашему корреспонденту удалось снять ещё одни шокирующие кадры.

Ведущая исчезла и на экране замелькала Лина, поедающая труп.

- Что она делает? – пытался приглядеться мэр.

- Жрёт, — рассмеялся главный полицейский. – Зомби-апокалипсис, ёпта.

- Кто разрешил снимать в морге? — посмотрел на главврача мэр.

Экран дёрнулся, и картинка с Линой сменилась на трясущееся изображение изрубленных останков медбрата, затем перешла скрюченного ребёнка.

- Это что за нах? – взревел мэр. – Вырубите к чёртовой матери!

- Я отправлю людей, — согласился главный полицейский и вышел из кабинета.

- Почему вы до сих пор не занялись подъездом? – то бледнел, то краснел мэр.

- Мы занялись нулевым пациентом. Или, по крайней мере, вторым. Шульгин нашёл способ взять анализы. Готовится лаборатория. Нам надо понять, что искать.

- Пока вы будете искать, у меня целый дом передохнет.

Да, — прямо посмотрел главврач. – Один подъезд. На кону город.

Экран опять сменил картинку. Пошли федеральные новости. Напряжение в кабинете ослабло.

- У нас включение! – закричала ведущая.

Телевизор показал пыльное стекло, кафельные стены и сидящую по центру ванной женщину без кожи.

- Это ещё что? – мэр отвернулся от экрана и блеванул.

Картинка сменилась художественным фильмом основного канала, на котором арендовали время «Добрые вести». Зазвонил стационарный аппарат. Замигал кнопками, словно панель инопланетного корабля. Мэр вытащил из кармана выглаженный носовой платок, вытер губы, поднял чёрную блестящую трубку и, кряхтя обожжённым кислотой горлом, рявкнул.

- Да!

- Получилось? – послышался голос главного полицейского. – Мои орлы им рубильником липиздричесво отрубили. А то закрыли студию и никого не пускают. Пусть сидят.

Мэр кивал и улыбался. На коротких усах и модной бородке висели непереваренные ошмётки завтрака.

Главврач отвернулся к окну. Посмотрел на белые большие хлопья снега, на серое низкое небо, скрывшее солнце, и закрыл глаза. Слишком раннее утро, переполненное событиями, как вспененная кружка тёмного пива, и коньяк понесли его в бессознательное, откуда пялились обезумевшие глаза фельдшера.

Главврач вздрогнул и проснулся.

- Да? – требовал он него ответ мэр.

- Да! – спохватился главврач.

- Манда. Я тебя спрашиваю, что с подъездом делать будем. А ты, о чём думаешь?

- Я о нём и думаю.

- Храпишь ты. Да так, что я аж от наглости хрюкнул. Ну да ладно. Народ надо успокоить. Пусть твои врачи хоть что-нибудь делают. Кровь возьмут. Да хоть йодом горло всем мажут. С нас, как ты правильно заметил, спросят.

- Мы подвергнем необоснованной опасности людей. Анализы возьмём, но что искать? Шульгин набрал команду. Надо ждать.

- Опять ты за своё. Они в двери прут. Что мне делать? Перестрелять всех?

- Их в дверь. Они в окно, — громыхал главный полицейский в приёмной. – В интернет тараканы полезли. Видели чё делается?

Вошёл он в кабинет и грохнулся в кресло, отчего последнее взвизгнуло и осело.

- У блогерши подъездной надо бы телефончик изъять, — посмотрел он на главврача, так словно ожидал разрешения.

- Сам пойдёшь? – скривился главврач.

- Тебя отправлю, — выпятил главный полицейский нижнюю челюсть.

Отчего губа вывались наружу, обнажив чёрные неухоженные зубы.

Рингтон, вырвавшийся из кармана главврача, вернул обоих в свои кресла.

- Что у вас? – вцепился в трубку главврач.

- Мальчишка был в музее и поранился о зуб мамонта. Сам зуб исчез. Его вынес из музея проводивший экскурсию студент. Сейчас едем к нему в общежитие. Затем надо найти мальчика.

- Думаю, мальчик мёртв, — прошептал главврач. – Поторопитесь.

***

- К кому? – выглянула в оконце застеклённой вахты старушка, на груди которой висел бейдж «внутренняя служба безопасности Анна» и оглядела команду в противочумных костюмах.

- К Вальшеру, — дёрнул Шульгин проходную вертушку.

- Не дёргай. Закрыто — строго посмотрела седовласая секьюрити. – Сейчас гляну дома он, нет.

Анна без отчества склонилась над клавиатурой и принялась тыкать по клавишам скрученным подагрой пальцем.

- Лев Вальшер 205 дома. Со вчера не выходил, — отчитывалась она, глядя в стоящий на столе монитор.

- Нам срочно надо, — дёрнул ещё раз вертушку Шульгин.

- Помирает, что ли? – скривила губы секьюрити и посмотрела на Шульгина поверх очков. – У вас своя работа, у меня своя. Сейчас запись сделаю и пойдёте к своему студенту.

Анна без отчества вынула из недр стола большую тетрадь, на обложке которой красивым почерком было выведено «Электронный журнал посещений» и принялась листать замусоленные уголки страниц.

Шульгин вновь схватился за вертушку и ловко перепрыгнул через неё.

- Ты куда? Полицию вызову! – закричала вахтёрша.

 Аллочка последовала примеру Шульгина, а третий зам достал телефон и принялся кому-то звонить. Только Соколов постоянно облизывал губы и крутил камеру. Такой день бывает нечасто, да что там. Раз в жизни. Столько всего происходило вокруг, и он был в центре событий.

Найдя нужную дверь, Шульгин постучал, сначала тихо, затем всё сильнее. Филёнчатая дверь, державшаяся на петлях и замке, стонала, но не сдавалась.

- Погодь, — отодвинул Шульгина парень в форме полицейского. – Нас к вам на помощь послали. Бабулька внизу — огонь. В замок надо бить. Сюда.

Дверь икнула под напором полицейского берца и влетела в комнату.

На продавленной панцирной кровати лежал паренёк. Рот его был открыт, и тонкая струйка слюны оставила на подушке серое пятно. Поверх замызганного ватного одеяла без пододеяльника лежали руки с почерневшими ладонями.

- Не успели, — всхлипнула Аллочка.

Шульгин скрестил руки, показывая, что полицейскому в комнату нельзя и быстрым шагом направился к кровати. «Студент определённо мёртв, но некроз не успел расползтись по телу. Надо срочно изолировать помещение. У нас ещё одни карантинный объект», — думал он, преодолевая страх неизвестности. Наклонился пониже, чтобы разглядеть бледное лицо. Достал из сумки пробирку. Надо было взять слюну на анализ. Притронулся ватной палочкой к внутренней поверхности щеки и отпрянул. Зубы клацнули, задев наконечник. Парень дёрнул одеяло и перевернулся на другой бок:

- Дайте поспать! – просипел он.

- Живой? — опустил голову на грудь Шульгин, разглядывая чёрное ухо паренька.

- Вы кто? – вскочил Лев.

- Зуб где? – влетел в комнату красный от возмущения профессор.

- Там, — ещё больше побледнел студент и показал рукой на подоконник.

- Выйдете из комнаты! – потребовал Шульгин. – Нет, останьтесь.

Мысли разбегались, словно потревоженные светом тараканы: люди, зуб, нищенское убранство комнаты и неизвестное заболевание.

- Что это? – профессор крутил в руках продолговатый округлый прямоугольник.

- Зуб, — еле слышно ответил студент.

- Я вижу, что зуб. Что вот это? – указал профессор в центр.

- Мальчишка порезался, — начал объяснять студент и закашлялся. – Пить охота.

Студент потянулся под кровать, и Шульгин заметил несколько пустых бутылок из-под минералки.

- За сколько ты это выпил? – спросил он студента

- Пусть сначала объяснит, что с зубом? – влез в разговор профессор.

- Упаковку вчера купил, обычно мне полтарашки на день хватает, но вчера краски нанюхался и пить до сих пор хочется, — ответил студент, шаря глазами по комнате. – Дайте воды.

- Напьётесь и пары прогуливаете, — бубнил профессор. – А я тебе такое ответственное дело поручил.

- Доставьте воду, желательно такую же и закройте объект на карантин, — показал Шульгин бутылку, которую достал из-под кровати.

- Давно эту минералку пьёшь? – взял он студента за запястье.

Собранная в гармошку кожа не торопилась распрямляться.

- Я обычно воду беру. Местную пить невозможно. Я никак к ней привыкнуть не могу: жёсткая, ржавая, да ещё хлоркой отдаёт, но вчера так пить хотелось, что я дважды в магазин бегал. И эта вода испортилась, я её в холодильник убрал, минералки захотелось. Вот она хорошо пошла. Раньше такой гадостью казалась.

- Давно у тебя руки почернели и рот?

Только сейчас Шульгин увидел тонкие полоски обрамляющие ноздри и рот.

- Так, я же говорю краска. Я зуб красил.

- Зачем? – взвыл профессор.

- Я надеялся, что вы не увидите. Мальчишка пальцем дыру пробил, кровь капала и ткани окрасились. Я всю ночь клеил и Танькиным лаком красил. Весь бутылёк извёл. Пить хочется.

- Это краска? – указал Шульгин на стол.

Вытертая от времени поверхность старого стола была усыпана чёрной пылью.

- Нет. Зуб пришлось подпилить, слишком острый край внутри был, хотел родной осколок достать и приклеить. Он внутри звенел. Не смог. Кусок ластика вставил и закрасил.

Шульгин достал новую пробирку и провёл по столу ватной палочкой.

- Пилка где?

- Танька, наверное, забрала, — пожал плечами студент.

Профессор обхватил голову и сел на хлипкий стул:

- Уму непостижимо. Ты испортил экспонат.

- Хуже, — сжал губы Шульгин. – Он испортил место возможного заражения. Найдите Таньку и пилку. Студента в морг.

В комнате повисло молчание.

- Как в морг? – переспросил полицейский.

- У нас там лаборатория. Будем работать.

Показать полностью

LA PESTE ANTICA 4

LA PESTE ANTICA

LA PESTE ANTICA 2

LA PESTE ANTICA 3

Фельдшер смотрела на впалые глаза медбрата, на тонкую сухую кожу лица, похожую на жжёную пергаментную бумагу и чёрные капилляры, придававшее лицу тёмный цвет. Медбрат тянулся зубами, клацал ими, пытаясь впиться в щеку обездвиженной страхом женщины и обдавал её смрадом разложения.

Фельдшер взвизгнула, толкнула со всей силы коллегу и вскочила на ноги, устремившись к дверям Семёновны, но та не открыла. Боль пронзила щеку. Фельдшер приподняла тяжёлые веки и вновь закричала от ужаса. Вчерашний напарник рвал зубами её лицо. Это был обморок, галлюцинация спасения, навеянная страхом. «Не смей отключатся», — приказала себе фельдшер и вцепилась свободной рукою в плечо напавшего. Ногти с лёгкостью прорвали кожу, вошли в холодные мышцы, но медбрат не реагировал: мычал и сжимал челюсть. Тогда фельдшер принялась рвать ему лицо. Надо было добраться до челюстной мышцы, надорвать её и тогда хватка ослабится.

Теперь она кричала от злости. Рвала сухие ткани, расходившиеся с характерным треском, словно сушеная вобла: жёсткая и хрупкая одновременно.

Медбрат затих, лишь оторванная с одной стороны челюсть брякала по шее фельдшера. Она оттолкнула почерневшее тело, встала на колени и поползла к дверям Семеновны.

- Открой, — забила она руками по двери старухи. – Я живая!

Слёзы брызнули из глаз, покатились вниз, отдав свою соль языку. Фельдшер схватилась за щеку, пальцы упёрлись в зубы.

- Открой, пожалуйста, открой, — шептала она, наблюдая, как упавший в лужицу крови медбрат тыкался в неё языком, пытаясь слизать бордовый сгусток.

- Лекарства! – упёрлась взглядом фельдшер в рассыпанные по полу ампулы. – Я спасусь, спасусь!

Она ломала стекло, пила содержимое, которое тут же сочилось через рану. Фельдшер доползла до квартиры Лины, толкнула входные двери, продолжая собирать упаковки, и наткнулась на высохшее тело. Маленькая мумия с разбитой головой лежала посреди коридора.

- Ребёнок! Там ребёнок! Слышишь? – закричала фельдшер и, встав по стенке на ноги, побежала к двери Семёновны.

Раздался щелчок. Дверь приоткрылась. Хозяйка схватила фельдшера за руку и втащила внутрь квартиры.

- Что с ребёнком? – спросила Семёновна.

- Он мёртв, — разрыдалась фельдшер, закрывая лицо руками – Мы все умрём. Всё почернеем.

- Успокойся, — затрясла её Семёновна и только сейчас увидела рану. - Он вырвал тебе кусок щеки.

- Ты ошибаешься, — засмеялась фельдшер. – Всё хорошо.

- Посмотри сама, — открыла Семёновна дверь в ванную.

Фельдшер шагнула внутрь, уставилась в зеркало и вновь разрыдалась.

- Мне нужен бинт и антисептик. Я останусь уродиной.

- Сейчас принесу, — попятилась Семёновна.

Она видела, как быстро чернели края раны и переваливаясь с ноги на ногу для скорости, бросилась за аптечкой. Процесс надо остановить. Найти успокоительных, слишком уж сильно прыгало настроение фельдшера, и вызвать скорую. Описать всё, что случилось.

-Вот здесь йод и…, — Семёновна осеклась.

Фельдшер рвала на себе кожу, сгребала отмирающую ткань. Она потянула за лоскут словно бумажной кожи в сторону и оторвала его вместе с ухом.

Семёновна захлопнула двери ванной и закрыла щеколду.

- Выпусти меня, — забилась в истерике фельдшер. – Мне страшно и плохо. Я хочу есть.

- Что ты чувствуешь? Расскажи. Я открою, — пыталась говорить спокойным голосом Семёновна, а сама набирала скорую.

- Ты играешь со мной, тварь, — взвыла фельдшер и замолчала. – Я ничего не понимаю.

- Опиши, что ты чувствуешь? – твердила Семёновна. – Давай же, Людмила. Тебе больно?

- Нет, — защебетала фельдшер. – Я хочу пить. Выпусти меня. Открой дверь!

Раздался глухой стук и всё стихло. Семёновна прислушалась. В звенящем от напряжения воздухе разлилась тишина. Старуха сползла вниз по стене и сидела рядом с ванной не зная, что делать дальше. Лязганье топора, доносившееся с лестничной площадки, привело её в чувство.

Семёновна бросилась к глазку. Сосед, в высоких болотных сапогах крошил топором тело медбрата, затем положил топор на плечо и шатающейся походкой пошёл вниз по лестнице. Он был пьян.

- Я убил тварь! – кричал сосед на весь подъезд.

На улице ожил громкоговоритель:

- Вернитесь в квартиру!

Семёновна поковыляла к окну.

- У меня в квартире укушенная женщина! Нужна помощь, — кричала она, но все смотрели на подъездную дверь.

Её просьба смешалась со звуком выстрелов и общим негодованием.

- Возле злосчастного подъезда опять стрельба, — заверещал телевизор. – Судьба фельдшера, как и её напарника неизвестна.

«Известна, известна, — зашептала Семёновна и неуверенно, словно во сне, вышла на лестничную площадку». Надо было найти телефон и показать миру, что здесь происходит. В нос ударило облако пыли, глаза заслезились. Семёновна закашлялась и, растирая по лицу чёрную взвесь, принялась искать телефон. Послышались щелчки замков соседних дверей. Сквозняк приподнял с пола чёрное облачко и закинул на площадку пятого этажа.

«Закройте двери!» – рявкнула она. Щелчки повторились, и Семёновна вновь принялась разглядывать пол. Телефон лежал под обрубленной высохшей рукой медбрата. На удивление, аппарат уцелел. Семёновна аккуратно ото пнула конечность и подняла всё ещё светящийся прямоугольник.

- Есть включение, — рявкнули телевизор и смартфон одновременно. – Кто вы? Представьтесь.

- Ангелина Семёновна, — ответила старуха. – Слушайте внимательно. Я постараюсь зафиксировать происходящее. Пока ещё стою на ногах. Из подъезда никого не выпускайте. Кожа превращается в чёрную пыль, которую разносит ветром. Я уже надышалась взвесью.

- Уберите от экранов детей и беременных, — рявкнул телефон.

На экране телефона замелькали останки медбрата. Затем пол, покрытый чёрным порошком и мумия мальчика с разбитой головой.

- Мальчик мёртв, — сказала Семёновна, еле сдерживая слёзы. – Фельдшер заперта в моей ванной. Её покусал медбрат. Вырвал кусок щеки. Я не могу войти к ней, но готова рассказать, что чувствую сама.

- Вас тоже укусили? – отдал эхом телевизор.

- Нет, но эта пыль. Она разъедает глаза. Я вернусь к себе и буду ждать смерти.

- У неё должно быть окно в ванне, — послышался из динамика тихий голос.

- У вас есть окно в ванной? – повторила ведущая.

- Да, — кивнула Семёновна.

- Вы можете до него добраться?

- Только если пододвину стол и вскарабкаюсь.

- Ждём от вас включения.

Телевизор перестал вторить телефону. Семёновна освободила стол и поволокла его к противоположной стене. Вскарабкалась наверх, заглянула внутрь и отшатнулась. На полу ванной сидела фельдшер. Кожи на ней почти не осталось. Рядом лежали высохшие лоскутки.

- Это отвратительно, — закричал динамик, и фельдшер посмотрела вверх. – Она сняла с себя кожу?

- Она не чувствует боли.

Показать полностью

LA PESTE ANTICA 3

LA PESTE ANTICA

LA PESTE ANTICA 2

- Как я вам их передвижения отслежу? — заржал Гаврилов, временно исполняющий обязанности главного городского полицейского, отчего заколыхался большой живот, свисающий через ремень. – Вы мне в каком виде город передали? У нас не Москва, по харе не вычислим.

- Что так? — пристально посмотрел мэр на Гаврилова.

- Ты же сам со своей грёбаной Думой вето наложил на систему распознавания. Прикрылись конституционными правами: «Ни перднуть, ни яйца почесать, ни с любовницей пошлюхаться». Твои слова? А теперь и тебя, и меня нашлюхают. Это тебе не землю под пивзавод отжать и деньги в подушке прятать.

- Надо опросить жильцов. Поднять данные о работе, школах, детских садах и там тоже объявить карантин, – протёр ладонью лицо главврач, — и анализы взять у каждого.

Он опять протёр лицо ладонью, пытаясь снять напряжение. В кабинете мэра было душно, отчего краснели щёки и начинали стучать виски. Главврач нехотя встал с удобного кожаного кресла. Сам он давно о таком мечтал, но бюджет не позволял, да и совестливо было тратить деньги на комфорт, когда не во всех палатах ремонт и так проблем хватает. Подошёл к окну и открыл фрамугу. Обдало свежим осеним морозцем. Внизу на парковке курил водитель, отчего главврачу тоже захотелось затянуться. Набить в трубку хорошего табаку, но сердце, сосуды.

- Где я вам столько людей возьму, — чертыхнулся Гаврилов. – Вы сами то уверены, что эта баба вызвала скорую. Документы проверили?

- Так, ты сходи, проверь, — повернулся главврач к Гаврилову.

В кабинете повисло молчание.

- Будем исходить из того, что эта женщина вызвала скорую. Заболел её сын, судьба которого неизвестна. За ребёнка всем отдельно прилетит, но если это будет вся группа и весь детский сад, то… — тихо говорил главврач, вернувшись к столу.

- Я тебя понял, — тяжело встал со стула Гаврилов. – Выделяй медиков, поедим в детский сад. С него и начнём.

К одиннадцати утра детский сад «Колокольчик» обнесли лентой и окружили автомобилями.

- Возвращаемся в группы, — перегородил выход человек в противочумном костюме.

Ватага ребятишек примолкла и только лишь воспитатель попыталась возмутиться.

- Лариса Николаевна, вернитесь, — окликнула её заведующая. – Пусть младший воспитатель поможет детям раздеться, а вы зайдите в мой кабинет.

Воспитатель пожала плечами и скомандовала детям возвращаться. Кто-то из детей заплакал, и она принялась успокаивать ребёнка.

- Нет, тогда бы вы оповестили родителей, а мы бы ловили обезумевших по всему городу, — услышала воспитатель незнакомый голос, войдя в кабинет.

Статный мужчина и худощавая женщина в белых костюмах сидели напротив заведующей и повернулись, услышав шаги.

- Здравствуйте, я Виктор Васильевич, заместитель по лечебной части, — кивнул воспитателю третий зам главврача. – Нам надо взять анализы у детей. Ещё, расскажите немного о Денисе Карташове. Как я понимаю его сегодня нет?

- Нет, — застыла в дверях воспитательница. – Он сам порезался, я здесь ни при чём и не на территории сада, так что ответственность на мамаше.

- Не тараторьте, присядьте, — указал третий зам на пустой стул. - Когда вы в последний раз видели мальчика с ним всё было хорошо? Может жаловался на боли?

- Вчера его видела. Нормально он себя чувствовал, — пожала плечами воспитатель.

- Вы не ошибаетесь? — пристально посмотрел на воспитателя зам. – Вчера было воскресенье.

- Слава богу, из ума не выжила. И в пятницу носился, и вчера. Даже в музее умудрился экспонат сломать. Я чуть со стыда не сгорела, а матери хоть бы хны. Простите-извините и дёру.

-В музее? – уточнил третий зам.

- Да. Мы вчера в палеонтологический музей ходили. Так, этот гадёныш ткнул пальцем в зуб и заляпал его кровью. Вроде только палец порезал, но хорошо хлестало: пол в музее и коридоре уляпан. Так, мамашка даже не удосужилась протереть. Я здесь ни при чём, если ребёнок с родителями, то они сами следить должны.

- Вы не переживайте, — побледнел зам и встал со своего места. – Мне надо позвонить.

Он вышел в коридор. Сел на небольшой диванчик и набрал Шульгина. Пока шли гудки, пытался подобрать слова, объяснить почему тогда не поддержал, не встал на его сторону, но всё сейчас выглядело смешно и мелко, поэтому сразу перешёл к делу.

- Шульгин, надо бы в палеонтологический музей скататься. Воспитательница говорит были они вчера там. Мальчишка порезался, а потом, как нам известно, звонила мать и жаловалась на почерневшие кости.

- От динозавра заразился? – рассмеялся Шульгин. – Встретимся там. Других идей пока нет, но нам удалось взять анализы у дамы.

Связь неожиданно оборвалась, но перезванивать не хотелось. Запахи с кухни напомнили о детстве, обеденном борще и красных сандаликах.

- Виктор Васильевич, мы кровь у детей берем? – вышла в коридор старшая медсестра.

- Берите, и все симптомы фиксируйте, особенно у тех, кто был вчера в музее. Найти родителей и привезти их сюда. Хотя нет. Давай в инфекционную, посмотрим, что из этого выйдет. Воспитателя я возьму с собой, пусть покажет, что там произошло.

- А если она, — осеклась старшая медсестра.

- Возьмите кровь, проведите быстрый осмотр и погнали.

Раздался телефонный звонок. Затем ещё один и весь сад наполнился какофонией.

- Подождите, — окликнула зама заведующая, — Что мне родителям сказать?

- Скажите, учения. Игра.

- Так бы сразу и сказали, — повеселела заведующая. - Могли бы и предупредить. Дети всё-таки.

Зам вышел на улицу и оглядел собравшуюся толпу. Все жители окрестных домов выкатили поглазеть и выяснить, что же здесь происходит.

- Карантин, — отвечали полицейские, но так неубедительно, что Виктор Васильевич решил вмешаться.

- Господа, проводятся учения. Надо быть готовыми ко всему. В каждом заведении города. Даты не скажу. Показуха нам не нужна.

- По телевизору тоже учения? – выкрикнул кто-то.

Толпа загудела.

- Я телевизор не смотрю и вам не советую, — твёрдо ответил зам и сел в машину.

В дверях детского сада появилась воспитатель и быстро пошла к воротам.

- Твою мать, — выругался зам, открыл окно и громко крикнул: — Задержите женщину в пальто. Она едет с нами.

Воспитательница закричала что-то неразборчивое, а затем перешла. Толпа качнулась в сторону. Женщину подхватили под руки и поволокли к машине.

Водитель посигналил, разгоняя толпу, и поехал в сторону университета.

***

- Покажите ордер. Вы не имеете права трогать экспонаты, — бегал вокруг людей в противочумных костюмах декан исторического факультета.

- У меня на руках сумасшедшая женщина, поедающая трупы. Вчера она была здесь с ребёнком. Нам надо выяснить, что здесь произошло, — посмотрел на декана Шульгин. – Или вы хотите присоединиться к дамочке?

Декан скривился и отступил. Шульгин осмотрелся. Совмещённые аудитории были заставлены стеллажами и шкафчиками, в которых стояли окаменелости, макеты, банки с непонятной жидкостью и сопроводительные таблички. Посредине возвышался скелет мамонта. Шульгин и раньше видел скелеты динозавров, но каждый раз испытывал трепет и, сидящий на подкорке, холодящий спину, ужас.

- Это вы о ком? – поднялась со стула воспитательница.

Шульгин отвёл глаза. Со словами надо быть аккуратнее.

- Это метафора, — улыбнулся он воспитателю. – Давайте здесь побыстрее закончим, и каждый займётся своими делами.

- Вот это хреновина, — снимал Соколов скелет мамонта. – Давно хотел сюда сходить и вот. Бойтесь своих желаний.

- Кто это? – строго посмотрел зам на Шульгина.

- Моя команда, — спокойно ответил Шульгин.

- Непонятный хмырь и секретарша? – прошептал зам.

- Мне разрешили брать кого пожелаю, — пожал плечами Шульгин. – Пока от них пользы больше чем вреда. Так где же всё произошло? – повернулся он к воспитательнице.

- Мы стояли около стеллажей вот здесь, а Денис побежал к скелету. Закричал, все обернулись, и лектор побежал к скелету, начал ругать мамашу. Я его понимаю, Денис - несносный ребёнок.

- Что Денис потрогал? Можете показать?

- Я не знаю. Мы были там, они здесь.

- Где здесь? – перевёл Соколов камеру на воспитательницу.

- Точно, у меня же видео есть, и родители скидывали.

- Камеры, здесь установлены камеры, — всполошился декан и уставился на площадку под скелетом. – Вы уже изъяли один из зубов?

- Нет, — покачал головой третий зам.

- Не хватает одного экспоната, — занервничал декан. – Я сейчас всё проверю.

Мужчина зашёл за ширму и сел за компьютер.

- Действительно, не брали, — хмыкал он. – Ничего не понимаю. Лева украл зуб.

Показать полностью

LA PESTE ANTICA 2

LA PESTE ANTICA

- Вы что творите! — влетел в студию взъерошенный продюсер программы «Добрые вести». - Ни на секунду вас нельзя оставить. Единственный раз решил взять выходной, так из мэрии позвонили, приказали прервать трансляцию. Я дозвониться до тебя не могу, они тоже.

- Телефоны на пределе. Ты на рейтинги посмотри, — ответила редактор и заморгала воспалёнными глазами. – Видеотрансляция только у меня. Уже звонили с федеральных каналов, предлагают купить информацию. Наш Зажопинск в топе.

- Федеральные говоришь. Если они заинтересовались, то нам уже рот не заткнёшь. Что там?

Продюсер, заглядывая студийный монитор, принялся перестёгивать пуговицы на рубашке и завязывать галстук, безжизненно свисавший с кармана.

- Хрень какая-то. Тётка почернела. Наркоманка в неадеквате пролила на себя что-то химическое. Облила врача со скорой и, вроде как, покусала мужика. Другая бабёнка, с её телефона идёт трансляция, тоже со скорой, упала, а чёрный к ней целоваться полез. Она кричит. Жуть. Соколов дежурит на проходной областной клинической. Он и в скорой брал интервью. Зельман с бригадой около дома наркоманки. Там всё в лентах: полиция, медики. Вторая версия — у них неизвестная болезнь.

- Отлично. Народ любит жесть. Расследование хорошо пойдёт. Соберём врачей в прямом эфире: консилиум и все дела, — загорелись глаза у продюсера. - Ищи врачей. Я торговаться с федеральными.

На студийном мониторе сменилась картинка. Пошла трансляция грязного потолка подъезда.

- Переводи на Зельмана и Соколова, — распорядилась редактор и принялась искать врачей.

- Аллочка, что там у вас? – набрала она секретаршу главврача областной клинической больницы.

- Не знаю, Леночка. Такой переполох. Привезли почерневшую тётку. Десять пулевых в живот. В морг определили. Бокс выделили, всё в противочумных костюмах. Так, она ожила. В патологоанатома вцепилась, еле оторвали. Тычется как придурочная ему в грудь и стонет. На речь не реагирует. Подойти к ней боятся. Врут, наверное, — шептала секретарша.

- Главврач что?

- Ничего, собрал замов. Думают, что с ней делать.

- Кого из врачей посоветуешь в студию пригласить? Кто у вас головастый красавчик?

- Пока не узнаем, что с ней, не скажу. Меня вызывают. Опять им надо кофе в коньяк накапать. Раньше после обеда звал, сегодня с утра начали.

Секретарша положила трубку и подошла к кофемашине. Поставила на поднос пять маленьких кружечек, приоткрыла двери кабинета главврача, тихо вошла и поморщилась. В спёртом воздухе витали ароматы вчерашних возлияний и терпкие запахи дорогих одеколонов.

На столе для совещаний уже стояли полные стаканы и почти пустая бутылка коньяка. На стене висел большой телевизор, с которого беззвучно вещал местный репортёр.

- Что у нас, блядь, за служба катастроф! Никого не вызвонить, — отчитывал главврач второго зама. - Ты видишь, что происходит? Подъезд пятиэтажки на карантин закрыли. На каждом этаже по четыре квартиры. Итого двадцать. В каждой квартире в среднем четыре человека. Восемьдесят человек, мать твою, надо отсортировать и определить. Ты на кой хер врачебно-санитарные бригады создавал. Эти люди хоть настоящие?

- Настоящие, — отодвинул второй зам полный стакан и взял кружечку с кофе. – Я сам всех соберу. Будут тебе бригады.

- Соберёт он. Персонал-то знает, что в бригадах состоит? За что мы тебе каждый месяц накидываем?

Второй зам промолчал.

- Понятно, — сжал главврач зубы так, что заиграли желваки.

Первый зам намахнул стакан, занюхал рукавом белоснежного халата:

- Успокойся, Саныч, у нас одна психическая под дурью и всё. Карантин  - ерунда.

- Второй почернел, медбрат со скорой, и на фельдшера напал, — парировал главврач. – Ребёнок ещё должен быть. Ему машину и вызывали. Если всех посчитаем – четыре заражённых. И это те, кого видели. Там может уже весь подъезд таких. Надо бы у первыой анализы взять, выяснить не под дурью ли она. Краской могла сама уделаться и медбрата облить.

- Так, лаборатория пусть и займётся, — посмотрел первый зам на третьего.

- Если под солью – отойдёт. Подождать надо. Под солью и не такое бывает. Очухается. Вот если не отойдёт, то…

- Что то, Вася, что то? – закричал главврач на третьего зама. – Анализы надо у медбрата взять, если в морг зайти боитесь?

- Ещё есть жертвы? — поинтересовался четвёртый зам.

- Кто его знает, есть или нет. Паникёров полный подъезд и все требуют лекарства хрен знает отчего: вагон противовирусный и два антибиотиков, — ответил пятый зам.

- Если это не наркота? – разлил главврач остатки коньяка и, посмотрев на пустую бутылку, перевёл взгляд на секретаршу. – Сгоняй за нарезкой и целительного чая посмотри.

- Если это не наркота, то нам пызда, — закрыл лицо четвёртый зам. – Ни одного хорошего инфекциониста. Кто получше был уже в Москве.

- Слава Шульгин, — встряла в разговор секретарша и замолчала.

- Кстати, Шульгин, — посмотрел на первого зама главврач, а затем на секретаршу. – Ты ещё здесь?

- Шульгин! – рассмеялся первый зам. – Все бабы по нему кипятком и даже Аллочка. Шульгин у нас больше не работает, забыл?

Первый зам стал серьёзным. Остальные присутствующие переводили взгляд с главврача на зама и выжидали.

- Найди его, — пристально посмотрел на первого зама главврач.

- Я не буду.

- Будешь и ноги ему целовать будешь, если понадобиться. Мне твои разборки: кто кого ебал, и кто кому не дал, неинтересны. Тогда я встал на твою сторону, но сейчас не до шуток. Или сам пойдёшь у этой твари анализы брать?

Надевая пальто в приёмной Аллочка услышала, как зазвонил телефон и не успела взять трубку. Её опередил главврач.

- Пустить и сразу ко мне, — ответил он и повернулся к первому заму. - Радуйся, Шульгин сам нарисовался. Он же отличный доктор, до мозга костей, а ты?

Аллочка прикрыла двери и набрала Лену. На лестнице, слушая длинные гудки, она столкнулась с Шульгиным, быстро поздоровалась, стараясь скрыть волнение, и отменила звонок.

***

Шульгин вздрогнул от громкого звука. Облокотился на руль и заснул. Хорошо, вовремя почувствовал, что на пределе. Скатился на обочину и отрубился. Вынырнув из быстрого сна, он посмотрелся в зеркало заднего вида, потёр щетинистый подборок и завёл машину. Было зябко. Немного согревшись, он вышел из машины, зачерпнул с крыши пригоршню первого снега и протёр лицо. Можно было работать дальше. Вечерком он планировал заскочить к матери, переодеться и принять душ. Затем опять прыгнуть за руль. Лишь бы не смотреть на жалостливые глаза. Лишь бы не быть одному в собственной квартире. Там всё напоминало о ней. Даже не о бывшей жене, а о предательстве, драке и увольнении.

Шульгин не мог быть один. Тогда паскудные мысли лезли в голову, а зацикленные воспоминания, заставляли переживать свой позор снова и снова. Он пытался уехать в столицу, но не прижился: слишком честный, слишком хороший, слишком принципиальный.

Мир не нуждался в инфекционистах, а больше Шульгин ничего не умел. Единственное, что ему приносило радость – это вождение. Вот где он чувствовал настоящую свободу.

Запиликал телефон и Шульгин засунул в рот мятную жвачку. Новый заказ и новые люди. Он любил разговоры. Представлял себя на приёме и по косвенным признакам старался поставить диагноз. Раздавал бесплатные советы и часто, встретив бывшего пассажира, слышал слова благодарности.

Шульгин приехал к подъезду, долго ждал, пока из него выкатится жёлтый шарик комбинезона и запыхавшаяся женщина за пятьдесят.

Пассажиры сели в салон и ехали молча, уставившись в окна. Шульгин тоже не делал попыток разговорить недовольную даму. Сделал погромче радио, но вместо музыки услышал шёпот и стоны. Резкий голос диктора напугал Шульгина. Радиоведущий комментировал происходящее в каком-то подъезде. Из быстрого потока информации Шульгин выхватил лишь три слова: эпидемия, женщина и морг. Остальное сливалось в шум и громыхало непонятной вознёй.

Пассажирка поморщилась, и Шульгин сделал тише. Высадил их около сада и забыв про оплату, вжал в пол педаль тормоза.

Охранник на проходной областной клинической больницы пристально посмотрел на Шульгина, затем на паспорт и набрал администрацию. Соколов оживился, видя заминку, но посчитал происходящее неинтересным и вышел покурить.

- Привет, — окликнула репортёра секретарша. – Видел,, самого́ Шульгина вызвали. Даже не вызвали, он сам приехал и это после того, как с ним поступили.

- Шульгин говоришь, — включил Соколов диктофон и пошёл за секретаршей.

***

Шульгин столкнулся в дверях со вторым замом, сдержанно кивнул и словно провинившийся мальчик, встал напротив главврача.

- Планёрка окончена, — произнёс главврач, не глядя на замов. – Можете идти.

Мужчины нехотя покинули кабинет, а Шульгин всё ещё смотрел на главврача. Тот указал на кресло напротив себя и полез в стол. Вспомнил, что коньяк уже кончился и наклонился ниже, вытащив из тумбочки прозрачный пол-литровую бутыль. Плеснул в две нетронутые чашечки с кофе и пододвинул одну из них Шульгину.

- Уважаю, — произнёс он и выпил содержимое кружки, крякнул, вздрогнул и продолжил. – Ты настоящий, Слава, настоящий и был не прав, а извинятся, Слава я не умею, понимаешь?

- Понимаю, — взял в руки Шульгин маленькую кружечку и выпил.

Спирт, смешанный с кофе, обжёг горло и разлился приятным тепло по пустому желудку.

- Давай к делу. В морге девушка в неадеквате. Навести её. Бери в команду кого пожелаешь, я любого тебе дам.

- Мне надо посмотреть, — встал с места Шульгин. – Я отзвонюсь.

В приёмной на стульях для посетителей сидел первый зам и недовольно поглядывал на Шульгина.

- Вячеслав Борисович, надеюсь, ваше отвратительное поведение больше не повториться, — подскочил он.

- Пшёл вон, —  посмотрел зло  Шульгин и спустился по лестнице.

Морг, хоть и находился на территории больницы, был в минутах двадцати от главного корпуса. Шульгин вышел на улицу, вдохнул побольше холодного воздуха. Надо было протрезветь.

- Слава, вы куда, — окликнула его секретарша.

- В морг, — повернулся он на голос и пожал плечами.

- Можно мы с вами,— окликнул его Соколов, нёсший в руках большой чёрный пакет.

- Валяйте, — ответил Шульгин и побрёл между заиндевевших деревьев.

Соколов сначала шёл молча, а затем всё же решился задать вопрос:

- Как вы думаете, что происходит?

- Я не знаю, — быстро ответил Шульгин.

Соколов притормозил.

- Надо посмотреть, что твориться с барышней, там и решим.

Соколов прибавил шаг, мысленно монтируя ещё не отснятый материал.

В морге их встретили настороженно. Патологоанатома предупредили, что придёт команда, но никого из них он не знал.

- Покажете? – продолжил Шульгин поздоровавшись. – Это мои ассистенты.

- Я к ней не пойду, — испугалась Аллочка.

- Вам и не надо, — улыбнулся Шульгин. – Будете фиксировать происходящее.

- Покажу, — улыбнулся патологоанатом. – Отчего не показать.

Патологоанатом предложил всем халаты, и компания направилась к блоку «А». В пустом узком коридоре гудели шаги вперемежку со сбившимся дыханием. Пахло страхом и смертью, мясом и холодом.

- Мать честная, ахренеть, — отвернулся патологоанатом от стеклянных дверей бокса.

Аллочка взвизгнула, Соколов побледнел и отвернулся, пытаясь сдержать рвотный рефлекс. Шульгин смотрел на нечто в длинной футболке и водил челюстью из стороны в сторону.

На полу перед носилками лежал растерзанный труп, а чёрное существо отрывала от него куски и жевало.

- Я не успел двери закрыть, она прорвалась в предбанник, — пытался оправдаться патологоанатом, — но отсюда не выйдет: двери хорошие, стекло прочное.

- Она изначально так выглядела? – не отрывал Шульгин взгляд от Лины.

- Как? Чёрной? – переспросил патологоанатом.

- Нет, с настолько длинными ногтями и волосами.

- Я не обратил внимание. Сейчас у каждой второй маникюр.

- Посмотрите насколько у неё толстая пластина. У кого хороший телефон? – обернулся Шульгин к присутствующим.

- У меня есть камера, — вытер рот Соколов. – На ней объектив мощный.

- Отлично, — улыбнулся Шульгин. – Есть у вас кабинет, и что-нибудь перекусить.

- Есть перекусить, — вспомнила о пакете с едой Аллочка.

Соколова ещё раз вырвало. Он протянул камеру Шульгину и поплёлся по коридору к выходу. Шульгин сделал несколько снимков и обернулся к патологоанатому:

- Чайник есть?

- Есть, — кивнул патологоанатом и пригласил за собой.

- Мне бы ещё компьютер и хозяина камеры, пусть покажет, как снимки скинуть.

Аллочка отдала пакет с продуктами патологоанатому, а сама отправилась за Соколовым.

- Она не может быть человеком, да? – судорожно делал затяжки репортёр.

- Я не знаю, но ты можешь помочь это выяснить.

- Я туда не вернусь, — замотал головой Соколов.

Раздался телефонный звонок и оба вздрогнули.

- Ты где? – кричала в трубку Лена.

- Я, — принялся объяснять Соколов.

- Супер, — услышала Аллочка.

Соколов бледнел, зеленел, пытался возражать, но всё же поддался на уговоры редактора и поплёлся за секретаршей.

В небольшом кабинете сидели за чаем Шульгин и патологоанатомом и что-то обсуждали, глядя в монитор компьютера.

- Видите эти утолщения пластин, — обводил в воздухе ручкой Шульгин.

- Да. Таких ногтей у неё точно не было, — согласился патологоанатом.

- И волосы, вы видите у корней они значительно толще. Это хорошо заметно. Нужны анализы и не только у неё. В подъезде могут быть и другие. Да они там друг друга разорвут.

- И не только в подъезде. Эти люди вчера ещё ходили по городу, — тихо произнесла Аллочка и все посмотрели на неё.

- Вам надо донести эту мысль до главврача, — посмотрел на неё Шульгин, — и собрать для нас досье на всех. Сможете?

- Смогу, — смутилась Аллочка.

- Но, а мы займёмся анализами, — хитро улыбнулся Шульгин и посмотрел не всё ещё бледного Соколова. – У вас есть штатив?

- Есть, — кивнул Соколов.

- Одеваемся господа. Возьмите инструменты и контейнер. Нас ждут приключения.

- Что вы задумали? – пристально посмотрел на него патологоанатом.

Выйдя на улицу, Шульгин обошёл здание морга и остановился у небольшого окошка. Поискал что-то глазами и поднял с земли большой камень.

- Ты, — посмотрел Шульгин на репортёра, — бьёшь окошко, верхнюю форточку. Я на штативе протягиваю скальпель и беру срезы, вы, — посмотрел он на патологоанатома, — пакуете материал. Начали.

- А если она, — втянул голову Соколов и уставился на камень, не решаясь его взять.

- Тогда план «Б», — засмеялся Шульгин.

Он резким движением разбил форточку, ловко просунул внутрь комнаты штатив с прикреплённым скальпелем и резанул им по руке Лины. Та даже не вздрогнула.

- Отлично, — тихо шептал Шульгин, меняя инструмент, — Теперь у нас есть с чем работать.

Затем снял перчатки, засунул их в пакет, скинул куртку и заткнул ею разбитую форточку.

Показать полностью

LA PESTE ANTICA

- Дэн, не трогай, — шикнула Лина и отдёрнула руку сына, тянувшегося к останкам мамонта.

- Я только один разочек!

Дэн вырвался и ткнул указательным пальцем в зуб, лежащий на постаменте перед массивным скелетом. Рука скользнула по острому краю, и Дэн взвыл. Все обернулись в сторону мальчика. Воспитательница укоризненно посмотрела на Дэна и Лину. Родители и дети уставились на капающую с пальца кровь. Экскурсовод, молодой студент исторического факультета, прервал лекцию и бросился к зубу.

- Если вы испортили, — завизжал он. – Если испортили.

- Всё хорошо, всё цело, — повторяла Лина, выуживая из сумки салфетки и приложив одну из них к ладони сына. - Мы лучше пойдём.

Она взяла на руки Дэна и выскочила из аудитории в коридор. Запуталась в бесконечных переходах университета и плюхнулась на первый попавшийся диванчик. В музей, расположенный в бесконечных аудиториях, их привёл лектор и дорогу обратно она не помнила: коридоры и высоченные двери. Столетнее здание, как мамонт, было огромным и не приспособленным к современным потребностям.

Идея сходить в выходные с группой детского сада в палеонтологический музей при местном вузе с самого начала не понравилась Лине: опять вставать в семь утра, тащиться на другой конец города, с деланным интересом пялится на старые кости. Хотелось выспаться, два раза в неделю не такая большая роскошь, но Дэн так просил. Хандра окутала Лину и стало мерзко: осень, дождь, грязь, теперь ещё это. Воспитательница и так прохода не даёт: Денис то, Денис се.

- Болит? – осмотрела Лина руку.

- Не-а, — насупился напуганный Дэн.

- Давай по мороженке, как выберемся из лабиринтов знаний, — улыбнулась Лина и, увидев студенток, подскочила, потянув Дэна за собой. – Бежим, спросим, как выйти.

В машине, обычного говорливый, Дэн молчал и дома весь день хмурился. Пялился в телевизор, меняя его на планшет. Спрашивал, когда же вернётся папа, не проказничал, не пытался играть с котом и строить башни из кубиков, которые с грохотом падали и разлетались по всей квартире.

«Вырос, понял, стыдно», — думала Лина и косилась на сына, но к вечеру забеспокоилась. Мороженое было лишним. У Дэна поднялась температура. Жаропонижающее не помогло. Муж, как назло, в командировке и так хочется спать. Лина вызвала скорую. Укол тройчатки – смеси из дротаверина, анальгина и димедрола должна была помочь дотянуть до утра, а там приедет дежурный педиатр.

Машины с мигалкой всё не было, да и жаропонижающее наконец-то подействовало. Дэн уснул в родительской спальне, и Лина не стала переносить его в кроватку. Примостилась рядом, мгновенно провалилась в страшный сон: воспитательница писала жалобу заведующей и ухмылялась.

Лина проснулась так же резко, как и уснула, потрогала голову сына. Вновь начался жар. Кожа вокруг ранки почернела. Синева поднялась к локтю. Лина вновь позвонила в скорую, но её не слушали. «Ждите», — раздалось в трубке. Лина обняла сына и опять провалилась кошмарный сон, в котором палец Дэна на месте пореза чернел и сох.

Стон, сначала тихий, а потом перешедший в рёв разбудил Лину. Она резко села, встряхнулась и в полутьме принялась искать на кровати сына. «Наверное, в туалете», — подумала Лина, не найдя, и, встав, упала навзничь. Кто-то схватил её за лодыжку и дёрнул.

«Дэн, это не смешно», — взвизгнула Лина и обернулось, чёрное существо с обезумевшими глазами одетое в футболку Дэна выпрыгнуло из-под кровати и вцепилось в тунику. «Это сон, сон», — повторяла Лина и, поддавшись ужасу, пнула напавшего и бросилась к входной двери.

***

- Наставят домофонов и не открывают, — ворчала полная фельдшер в синей рабочей куртке, с копной химических кудрей под сбившимся колпаком. – Хорошо люди заходили.

- Пришли уже, звони, — пыхтел за ней мужчина с жёлтым объёмным чемоданчиком.

Женщина нажала на кнопку звонка, но никто не открыл. Дверь шевельнулась, качнулась туда-обратно. Раздался стон.

- Скорая, — толкнул мужчина двери и ойкнул. В тёмном коридоре белели два глаза. Свет, падающий с площадки, выхватил засохшие чёрные потёки на белой тунике.

- Говорили с температурой, а здесь мордобой. По-русски говорите? – уверенно шагнул мужчина в квартиру.

В темноте он принял женщину за афроамериканку. Та сделала шаг навстречу, схватила за плечи и впилась медбрату в шею. Раздался глухой стук – упал чемоданчик с лекарствами, и женский крик: «Помогите!»

Семёновна отпрянула от дверного глазка. Бессонными ночами она пялилась в старенький телевизор или смотрела в окна: на белые хлопья первого снега, собачников, запоздалых прохожих. Скорые приезжали редко. Набежавшая сонливость исчезла. По отзвукам с подъездной лестницы Семёновна поняла, что идут на четвёртый этаж, и прильнула к глазку. Мужчина и женщина замерли перед дверью Лины. Раздался грохот. Фельдшер закричала и заколотила в дверь пожилой женщины. Семёновна на секунду задумалась: «Пусти, потом не оберёшься», — но любопытство перевесило страх.

- Там она, закрывайте, — шептала фельдшер. – Как вцепится Сашке в плечи и за шею. Кровь брызнула. Ужас.

Захлопнула за собой дверь, легла на неё и пыталась отдышаться. Белый колпак остался на площадке.

- У Линки муж буянит? Так он в командировке, — недоверчиво посмотрела Семёновна на фельдшера.

- Это она, оно, — фельдшер повернула замок и накинула на дверь цепочку.

Снова раздался грохот, и фельдшер рванула в комнату.

- Никому не открывайте, я пока полицию вызову и психушку.

Семёновна вновь приникла к дверному глазку. На площадке стояло подобие женщины с почерневшей сморщенной кожей, в грязной, когда-то белой тунике с чёрными потёками. Она стучала в двери и стонала.

Завибрировал на столе телефон, и Семёновна отвлеклась. Посыпались сообщения в домой чат:

- Что происходит? Вы время видели? Три ночи.

- Кто это долбит?

- Вы там с ума все посходили?

- Я сейчас выйду, разберусь!

- Сидите по квартирам! – рявкнула голосовым Семёновна. – У Линки проблемы. Чёрная вся. Врачи разберутся.

Семёновна косилась на фельдшера, но та прятала глаза.

На несколько секунд чат затих, а потом вновь разорвался от сообщений.

Раздался выстрел, затем ещё один. Семёновна бросилась к дверному глазку, но её опередила фельдшер и принялась комментировать:

- Мужчина из квартиры напротив вывалился на площадку с оружием и палит по ней. У женщины, похоже, химический ожог. Стресс, на адреналине ходит. Хотя, может и гангрена, но с таким поражением не живут. Сошла с ума от боли. Сейчас приедут, разберутся.

- Приехали, — прислушалась Семёновна.

Двор наполнился полицейскими сиренами.

- Дайте и мне посмотреть, — толкала вбок Семёновна гостью.

Грохот повторился.

- Укатилась. Споткнулась и по лестнице вниз. Кранты ей, — отошла от двери фельдшер.

Семёновна прильнула к глазку. Пусто. Она вновь засеменила к окну. Полицейский наряд вместе с крепкими мужчинами в белых костюмах из-под синих курток пытались попасть внутрь. Подъезд наполнился криками и стрельбой. Затем резко всё стихло. Только телефон не переставал сыпать сообщениями не только у Семёновны, но и у фельдшера.

Раздалось гудение громкоговорителя: «Ваш подъезд закрыт на карантин. Из квартир не выходить. Это опасно».

Послышались крики из окон:

- Вы совсем охренели. Мне на работу.

- Да дайте поспать. Возьмёшь отгул.

- Иди спи. Больничный откроете? Куда данные полиса присылать?

Фельдшер села в единственное потёртое кресло «привет, шестидесятые», схватилась за голову и расплакалась:

- Как же дети? Я умру. Мы все умрём.

- У Лины был ребёнок! – засеменила Семёновна к дверям.

- Вы с ума сошли, — бросилась за ней фельдшер. – Ему уже не помочь. К ребёнку нас и вызывали.

На площадке раздалось шуршание и скрип. Семёновна прильнула к глазку.

- Ваш почернел. Ходит, мыкается.

- Господи, про Сашку-то я забыла. Надо его впустить.

- Не надо, — тихо и твёрдо сказала Семёновна. – Сама смотри.

Фельдшер прильнула к глазку и отпрянула.

- Действительно почернел. Так быстро. Сколько времени прошло? Час, тридцать минут? Если болезнь распространяется настолько стремительно, то мы точно уже мертвы.

- Не нагнетай, — строго посмотрела Семёновна. – Мука есть, сахар есть, электричество не отключили. На одних лепёшках проживём. Квартирка, правда, однокомнатная. В тесноте, да не в обиде. Мужиков, главное, не води.

От этих слов фельдшер заплакала ещё сильнее. Семёновна же взяла телефон.

- Две тысячи сообщений. Матерятся. Друг друга таскают. Перекличку устроили. Говорят, бродит головешка внизу. Скоро и ваш туда укатится. Заболевших больше нет. Непонятно, что с ребёнком. Сходить, посмотреть? Спасём мальца.

- Если вы выйдете, я захлопну двери и вас не впущу, — замотала головой фельдшер.

Зазвонил телефон.

- Вспомнили, — ухмыльнулась она и с важным видом подняла трубку.

Семёновна слушала и удивлялась. Гостья выслуживалась перед начальством, затем перешла на истеричный крик: «Нет, костюм не нужен. Я из квартиры не выйду».

- Совсем обнаглели. Говорят, костюм через окно передадим, возьми у них анализы, — запричитала она. – Жопы свои прикрывают. Женщина-то ещё часов в десять вечера звонила и говорила про мальчишку. Второй раз сказала, что рука посинела. Записи подняли. Что теперь будет? Что бу-у-дет?

Квартира наполнилась рёвом и грохотом. Семёновна бросилась к глазку. В двери скрёбся почерневший медбрат. Затем пошёл пеной и упал. Обугленная кожа высохла и обтянула кости. Нос втянулся, глаза ввалились, и только белые зубы сочились светом отражаясь от лампочки, освещавшей площадку.

- Ваш всё. Значит, и Лина скоро того, высохнет в мумию.

Фельдшер прильнула к глазку и набрав номер быстро заговорила по телефону, описывая то, что осталось от медбрата.

Семёновна вновь вернулась к окну. На улице раздались крики и выстрелы. Затем всё стихло. Крыльцо покраснело. Первый снег сполз со ступенек.

- Дурень, вот дурень, — охала Семёновна. – Васильич с первого совсем глухой. Вывалился, дурень с мусором. Всегда по ночам ходит. Небом любуется. Убили. Чаю давай попьём. Хлеб с маслом будешь?

Телефон стих.

Фельдшер кивнула. Семёновна говорила настолько буднично, что ужас, происходивший за дверью и окнами казался нереальным.

- Суп есть. Я много не готовлю. Куда мне много.

От супа фельдшер отказалась. Схватила бутерброд и прильнула к окну.

- Приехали. В чумных костюмах придурки. Я им говорила, кидается дамочка. Порвёт им защиту и добро пожаловать в карантин.

- Может она уже тоже того, как твой, — предположила Семёновна.

Телефон вновь разорвался вибрацией, и Семёновна отключила гаджет.

- И так ясно, что кабздец, нагнетаю ещё. Пугают друг друга.

- Понесли, головешку понесли.

Фельдшер открыла окно и перевесилась вниз, стараясь разглядеть то, что осталось от Лины.

- Знать бы, где она заразилась. Как бы весь город на карантин ни закрыли.

- Посмотрим, — включила Семёновна телевизор.

- Можно подумать, вам там правду кто скажет, — ухмыльнулась фельдшер.

- Худшее мы и так знаем, глядишь, что ещё выяснится.

- Вот сучка! – засмеялась фельдшер. – Подруга называется. Диспетчер наш. Она вызов ми приняла. Интервью даёт, пока я жизнью рискую. Ты посмотри на неё. Дама с Амстердама. Чешет о том, что я ей рассказала. Вот стерва! И про меня ни слова, — процедила сквозь зубы фельдшер.

На экране, запинаясь и меняя цвет лица с красного на белый, рассказывала про вызов и обстановку щупленькая женщина.

- У меня там подруга, Люда Самойлова. Господи, ка —страшно-то, — разрыдалась диспетчер скорой.

Камера перешла на ведущего:

- Людмила, если вы нас слышите, позвоните с места событий, — показал он номер

- Извини, дорогая, — разговаривала с телевизором фельдшер и набирала номер.

Долго никто не отвечал. Потом раздался недовольный голос.

- Докажите, что вы — она.

- Как? — опешила фельдшер и замерла, слушая трубку.

Затем опустила телефон и протянула: «Доказательства им подавай. Сейчас я им докажу. Совсем офонарели».

Людмила направилась к дверям и сорвала цепочку.

- Ты куда? – рванула за ней Семёновна, но не успела.

Фельдшер уже прыгала над мумией, снимая останки на телефон.

Семёновна захлопнула дверь и щёлкнула замком. Умирать из-за дурочки она не собиралась: «К ребёнку она, значится, не пошла, а на телефон щёлкать, пожалуйста ».

Фельдшер услышала щелчок и бросилась обратно. Нога зацепилась за выставленную руку медбрата, и фельдшер полетела на пол. Голова ударилась о перила. Брызнула кровь из рассечённого виска. Фельдшер упала рядом с мумией и закричала. Впалый рот открылся и потянулся к лужице крови.

«Быстро, сюда»,— закричала Семёновна, — открывая дверь.

Она опоздала. Мумия уже впилась в лицо. Застучали двери Лины, будто кто-то не мог выйти и вместо того, чтобы потянуть её на себя, долбил по косяку.

Семёновна закрылась и принялась молиться. С телевизора на неё смотрели обезумевшие от страха глаза фельдшера. Телефон качнулся и сменил ракурс. Теперь он транслировал, как оживают почерневшие мышцы мумии, как оживает неведомое зло.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!