Жду новый пост

Серия «#Геллка_пишет – авторские рассказы»

И что, говорю, так до бесконечности может продолжаться? А нет, только до тех пор, когда из жертвы больше вытянуть нечего будет. Потом человек превращается в белый шум и пропадает. Звучит, как бред, да? Вот и я так подумала, даже посмеялась над всем этим. А Кирилл и говорит: мол, знаешь же, люди иногда без вести пропадают – и никто даже следа их найти не может. Это и есть те, кого Абсолютная пустота поглотила. А в белом шуме – по радио там, или на телеке старом – можно расслышать голоса. Обрывки слов или песен. Это всё, что от человека остаётся в конце.

На тот момент мне его история показалась тупой страшилкой для детей. Даже несмотря на то, что сама я в группу к психологу пришла с похожей фигнёй – постоянной тревогой без особого повода. Я, в общем-то, не воспринимала это слишком серьёзно, и поначалу вообще думала, что мне надо просто выспаться. Ну, сессия, стресс, все дела. Потом пыталась лечиться винишком. В меру, конечно. Ну, а однажды подруга посоветовала сходить к специалистам. На индивидуальные сеансы у меня денег не было, но я смогла найти недорогую группу.

А, ладно, опять с темы съехала. В общем, я ещё спрашивала у Кирилла, откуда он знает про эту Абсолютную пустоту. Он заявил, что она его тоже коснулась. Говорю, и что дальше? Он ответил, что способа избавиться от неё никто не знает, а, может, его и нет. Но он слушает белый шум – даже купил для этого радиоприёмник. Надеялся, что те, кто исчез, что-то знают. Правда, пока ничего полезного не услышал.

А через неделю он бросил группу. Ну, мало ли, думала я, может, ему полегчало. Или, наоборот, в психушку таки угодил со своими бреднями. Ибо мне вся эта терапия вообще не помогала – только хуже становилось, так с чего бы ему излечиться? Ещё дней через десять я уже и сама подумывала койку в дурке бронировать. Потому что иногда как будто бы начинала всерьёз верить в то, о чём рассказывал Кирилл.

Я решила найти его в соцсетях и спросить, не услышал ли он чего хорошего в этом своём белом шуме. Отыскать нужную страничку было проще простого, но в последний раз туда заходили десять дней назад. Я пробежалась по стене, посмотрела, кто чаще всего лайкал у него записи, и написала паре его друзей, чтобы выяснить его телефон.

Мне ответили, что Кирилл пропал без вести.

Я не знаю, что с ним произошло. Если честно, я до сих пор так и не определилась, верю ли я в его безумные истории. Просто в последний месяц меня всё чаще накрывает что-то такое безнадёжное и беспросветное. И я иногда задумываюсь: а вдруг она существует, эта самая Абсолютная пус-с-с-ш-ш-ш…».

Гелла Грачёва.

Кажется, он забыл. Что ж, пожалуй, это к лучшему.

– Выспалась, сова? – Нергал беззлобно усмехнулся, обнял меня и коснулся губами моего лба. – Собирайся.

– Куда? – удивилась я.

– Не скажу, – он лукаво подмигнул.

– М-м-м, сюрприз? – я провела ладонью по его непослушным волосам. – Мне понравится?

– А ты сомневаешься?

Ещё пять лет назад я совершенно не жалела, что моё время подходит к концу. В этом мире моя магия уже давно не была никому нужна. Всё реже я призывала Вальта и Миаду – Жнецов, приставленных ко мне самой Смертью.

Раньше некромантия пользовалась спросом. Именно поэтому я и решила изучать тонкости тёмной науки. Сейчас рассказывают, что в прошлые века колдовство было не в чести, и тех, кого подозревали в подобном, могли запросто сжечь на костре. Могли, конечно, – в качестве показательного устрашения. Но при этом каждый уважающий себя землевладелец имел при дворе мага. Некромантов предпочитали те, кому часто приходилось оборонять владения от набегов соседей. Если твои богатые земли кто-то то и дело пробует на прочность, то никакой армии не напасёшься. Поэтому человек, способный при помощи Жнецов поднять павших солдат, никогда не будет лишним. Конечно, воскрешённые теряли человеческие черты – сейчас таких называют зомби. Но выполнять простые приказы – например, атаковать врага, – вполне могли. Да и в мирные времена некроманты не оставались без заработка: немало богатеньких аристократов готовы были заплатить любые деньги за возвращение любимого отпрыска, скончавшегося от какой-нибудь неизлечимой болячки. Я уж молчу про прямую обязанность Жнецов – обрывать человеческую жизнь. Убийство без посредников и оружия – весьма прибыльное дело.

Обучение некроманта заканчивалось самой важной частью – договором со Смертью. Я заключила сделку, когда мне было двадцать пять. Помнится, вид Костлявой в бесформенном рубище на гравюрах из книг вызывал у меня лёгкий трепет. Тем сильнее я была удивлена, увидев во время ритуала красивую молодую девушку в белоснежном платье. Она почти не отличалась от живых, только кожа её была мраморной, волосы – серебристыми, а глаза – молочными, без зрачков.

– Прошу твоего высочайшего покровительства в обмен на моё преданное служение, – произнесла я церемониальную фразу.

Уголки её красиво очерченных губ тронула едва заметная улыбка.

– Ты знаешь условия? – грудной голос – низкий, но красивый, – был бесстрастным.

Я кивнула. Учитель рассказал мне обо всём. И о том, что я получу прислужников – Жнецов. И о том, что моё тело до самой кончины останется таким же молодым, как сейчас. И о том, что я сама должна решить, когда эта самая кончина настанет.

– В каком возрасте ты хочешь покинуть мир? – спросила Смерть.

– Двести пятьдесят лет, – ответила я.

Она протянула руку, и меж её изящных пальцев зазмеилась причудливо сплетённая цепочка с изысканным кулоном. Песочные часики из прозрачного, как слеза, стекла были заполнены сверкающей алмазной пылью.

– Чем ближе твой конец, тем темнее будет песок, – пояснила Смерть. – Он станет чёрным, и я снова приду – забрать тебя в пустоту навеки.

Я склонила голову, чтобы она могла повесить кулон мне на шею. Когда она это сделала, передо мной соткались из воздуха две тени.

– Это Вальт и Миада, – сказала Смерть. – Они – твоя сила, и с их помощью ты сможешь творить магию некромантов. У тебя есть вопросы?

Мой учитель рассказал мне всё, кроме одного.

– Как я умру?

– Я решу это сама, когда пробьёт твой час.

Мне было двадцать пять, и два с половиной столетия казались долгой жизнью. А после первой сотни она и вовсе стала видеться бесконечной. Я меняла города и страны, наблюдала, как уходят эпохи и на смену им приходят новые. Состояние, сколоченное в прежние деньки, позволяло мне безбедно жить там, где я хотела, и наслаждаться каждым днём. Оставалось лишь периодически выбирать себе новый дом, чтобы моя непрекращающаяся молодость не вызвала вопросов.

История молчала обо мне и моих коллегах по магическому ремеслу – всё же дружба с колдунами не поощрялась. Поэтому вскоре в таких, как мы, перестали верить, и я осталась не у дел. Тем удивительнее было в двадцать первом веке встретить того, кто без тени сомнения назвал меня некроманткой.

Я так и не спросила у него, откуда он узнал обо мне. Тот вечер я коротала в тихом баре за стаканом коктейля с джином, дожидаясь подругу, с которой мы собирались немного выпить и прогуляться по ночным улочкам. Ко мне подсел парнишка лет двадцати.

– Привет! – задорная улыбка наполнила ничем не примечательное лицо обаянием. – Я обычно так не делаю, но – познакомимся?

– Я слишком стара для тебя, милый юноша, – я рассмеялась над собственной шуткой, которую он не мог понять.

– И сколько же тебе? – он вздёрнул бровь. – Двести пятьдесят?

– Почти, – конечно же, я подумала, что его проницательность – простое совпадение, поэтому лишь усмехнулась.

– Тогда я тем более обязан с тобой познакомиться, – он игриво подмигнул мне. – Я ведь учусь на историка – так, может, расскажешь мне о временах Святой инквизиции из первых уст? Ну же, не упрямься! Как тебя зовут?

– Да чёрт с тобой! – я назвала очередное вымышленное имя.

– Могу я называть тебя Карна?

Я не испугалась – меня уже давно трудно было напугать, – но очень удивилась.

– Ты кто такой? – нахмурилась я.

– Зови меня Нергалом.

– Либо твои родители страдают от больной фантазии, либо от неё страдал ты, когда выдумывал себе прозвище, – съязвила я. – Чего ты хочешь от меня?

– Я знаю, что ты некромантка. И хочу быть твоим учеником.

– Зачем? – я сделала глоток. – В наши дни ты не заслужишь магией ни денег, ни славы. Ну, вернее, заслужишь, но есть риск попасть в руки учёным, которые навсегда запрут тебя в лабораториях, чтобы изучить твой дар. Или к психиатрам. И те, и другие похлеще инквизиции.

– Ты как будто по себе знаешь, – его тон был полувопросительным.

– Не знаю, потому что мне хватает мозгов не высовываться. Так на кой чёрт тебе сдалась некромантия?

– Я ведь историк, меня влекут тайны древности, – он усмехнулся. – Ну, и вечная жизнь тоже.

– Она не будет вечной, – возразила я.

– Пары тысячелетий мне хватит, – Нергал откинулся на стуле.

– Знаешь, мой юный друг, – я снова пригубила коктейль, – пожалуй, я откажусь. У меня осталось не так много времени, чтобы тратить его на твою скромную персону.

– Может, я смогу тебя убедить?

Я одарила его едкой ухмылкой:

– Что ж, предложи мне что-то, чего у меня ещё нет.

– Идёт, – Нергал поднялся из-за стола. – Увидимся. И уверяю – ты будешь впечатлена.

На следующий день он поджидал меня возле моего дома. Издалека увидев знакомую худощавую фигуру в объёмном песочном свитере крупной вязки и тёмно-бордовых джинсах, я закатила глаза. Чёрт, кажется под конец жизни мне придётся ещё раз переехать. Если этот тип выяснил, где я живу, вряд ли он просто так отвяжется.

В руках Нергала был чертёжный тубус.

– Что, принёс мне план по захвату мира? – надменно и холодно фыркнула я вместо приветствия.

– Скорее, план по захвату тебя, – он задорно улыбнулся. – Показать здесь или поднимемся к тебе?

– Может, тебя ещё и чайком напоить? – с иронией спросила я.

– Предпочитаю кофе.

– Я знаю потрясающую кофейню на другом конце города, – с показательно фальшивым дружелюбием произнесла я. – Могу скинуть адресок. Свали туда, пожалуйста, с глаз моих долой и больше не появляйся.

– Просто взгляни, – Нергал сунул мне в руки тубус. – А потом я уйду. Если, конечно, ты не захочешь, чтобы я остался, – он подмигнул мне.

Я вынула скрученный в трубку холст и развернула его.

– Откуда у тебя это? – скрыть удивление мне не удалось.

– Позаимствовал в запасниках музея, где проходил практику, – с самодовольным видом ответил Нергал.

Признаться, я уже и забыла о том эпизоде. Пару веков назад художник, рисовавший портрет моего нанимателя, попросил меня попозировать для его картины. Уж не знаю, что в моём облике вдохновило его, но он почему-то искренне верил, что полотно, на котором я была изображена на фоне бушующей грозы, принесёт ему славу. Увы, чаяния творца не сбылись. Хотя портрет получился очень живым: ветер метал мои распущенные волосы, глаза были полны решимости, а поза выражала спокойствие и уверенность, которые не способна поколебать никакая буря.

Не скажу, что картина много значила для меня, но что-то в моей душе дрогнуло.

– Ладно, – я махнула рукой. – Завтра приступаем к обучению…

Чем больше мы с Нергалом узнавали друг друга, тем ближе становились. Он схватывал премудрости магии на лету, но был очень жадным до знаний, поэтому наши встречи становились всё более долгими. Однажды мы засиделись до глубокой ночи, и он остался у меня. Всё случилось будто само собой – естественно и органично. Наутро не было неловких обсуждений того, что между нами теперь и как мы будем жить с этим дальше. Мы просто остались вместе, словно так было всегда.

Я уже давно никого не любила по-настоящему. Мне всегда мешало осознание, что каждый новый партнёр – лишь временный попутчик, и мне придётся сбежать лет через пять, чтобы моё нестареющей тело не вызывало лишних подозрений. В этом случае пускать кого-то в душу бессмысленно. И вот впервые за неполные два с половиной столетия я доверила кому-то свою тайну… и своё сердце.

Я вдруг осознала, что до этого момента не могла ощутить вкус жизни в полной мере. Никакие блага и богатства не делали меня настолько счастливой, как одно нежное прикосновение Нергала, или его поцелуи и ласковые слова, или милые прозвища, которые он мне давал, или наши яркие дни и жаркие ночи.

Уже через три года Нергал был готов к договору. Больше он не боялся Смерти, которой собирался прослужить две тысячи лет. Песок в его часах искрился алмазным блеском.

А мой стал почти чёрным. Тогда Нергал ещё не знал, что мне осталась пара лет.

Умереть, едва начав жить, казалось чертовски несправедливым. Но у меня не было иного выхода, кроме как смириться. Пройти через пресловутые стадии принятия неизбежного и осознать, что здесь я бессильна. Глупо отрицать незыблемость контракта со смертью. Ни гнев на судьбу, ни слёзы тоски не помогут мне отсрочить конец. Никакими уговорами мне не выторговать даже одной лишней минуты. Единственное, что я могла – это наслаждаться отпущенными мне мгновениями счастья.

Мне всё же пришлось признаться Нергалу во всём. В ту ночь мы лежали, обнявшись, и обсуждали какую-то незначительную чушь.

– Я всё никак не могу до конца поверить, что впереди у нас столько времени, – Нергал улыбнулся. – Представь, как много мы ещё успеем. Ты ведь будешь со мной до конца?

– Буду, – ни на йоту не лукавя, ответила я.

– Кстати, давно хотел спросить, – в его голосе мне послышались тщательно скрываемые нотки беспокойства, – сколько тебе ещё осталось?

Я не смогла ему соврать.

– Меньше двух лет.

Нергал умолк. Ни одна чёрточка на его лице не дрогнула, и угадать, что творится у него голове, было невозможно.

– Мы ведь можем не думать об этом сейчас, – я нежно провела кончиками пальцев по его груди. – Просто жить и радоваться, пока мы вместе.

– А потом? – тихо прошептал он.

– Изменить что-то не в наших силах. Поэтому давай с толком используем то время, что у нас есть.

Он глубоко вдохнул, протяжно выдохнул, будто бы выпуская дурные мысли, и улыбнулся, скользнув ладонью под мою футболку:

– Начнём прямо сейчас…

Я опасалась, что последний день будет скорбным. Мне не хотелось потратить его на сожаления и слёзы. Поэтому я обрадовалась, убедившись, что Нергал забыл о том, что ждёт меня сегодня.

Он привёз меня в какой-то парк, где я ещё ни разу не бывала. Уютная аллейка вела к тенистому прудику, но мы свернули с неё, и Нергал вывел меня на полянку под сенью деревьев. Достал из рюкзака покрывало, бутылку моего любимого вина и швейцарский нож со штопором.

– Что, будем пить прямо из горла? – усмехнулась я.

– Почему нет? – Нергал ловко откупорил напиток, сделал глоток и передал бутылку мне. – Оно великолепно! Пожалуй, именно этот вкус сто́ило сделать последним в жизни.

Я едва не поперхнулась. Значит, всё же помнит?

– Ты в порядке? – я придвинулась поближе к нему и накрыла его ладонь своей.

– Лучше, чем ты можешь представить, – Нергал нежно поцеловал меня.

В следующее мгновение перед нами соткалась из воздуха белоснежная фигура. Я крепче сжала руку Нергала.

– Не бойся, – прошептал он.

– Я не боюсь. Просто хочу на прощание взять себе кусочек твоего тепла.

– Пора, – произнесла Смерть.

– Мы готовы, – ответил Нергал.

– Мы? – я уставилась на него непонимающим взглядом. – У тебя же ещё почти две тысячи лет.

– Я заключил новый контракт.

– Зачем? – в груди стало тяжело. Неужели из-за меня он сотворил какую-то невероятную глупость?

– Чтобы не расставаться с тобой.

– Но мы умрём, мы просто исчезнем! – мой голос предательски дрогнул. – Нас не станет, понимаешь? Мы всё равно не будем вместе. Это невозможно!

– Разве для Смерти есть что-то невозможное? – девушка в белом изогнула бровь. – Тем более, если человек готов предложить ей бесконечное служение взамен на такой пустяк, как вечность с любимой. Идёмте.

Нергал поднялся и протянул мне руку. Я сделала ещё глоток и встала следом за ним. В последний раз оглянулась, стараясь запомнить это мгновение, после которого уже ничего не будет.

На покрывале, держась за руки, лежали наши с Нергалом тела. Глаза были закрыты. На лицах застыло умиротворение. Мы умерли счастливыми.

Чёрная тень – всё что осталось от Нергала, – коснулась меня – такой же чёрной тени.

– Теперь вы – мои Жнецы, – на белых губах Смерти играла сдержанная, но тёплая улыбка. – Вы будете служить мне и некромантам, к которым я вас приставлю. И больше никогда не разлучитесь.

Гелла Грачёва

Ну, а что было дальше, все знают. Через год началась война. Василий сразу добровольцем на фронт отправился. Уезжал рано утром – как всегда, молчаливый и ещё более серьёзный, чем обычно. Ничего не обещал, ни в чём не клялся – просто обнимал любимую на перроне, где его ждал эшелон, всё отпустить никак не мог, будто надышаться ею хотел на годы вперёд. Леська молодцом держалась, улыбалась даже – она ведь всегда смешливая была. Шутила, мол, не успеешь оглянуться – уже победа.

– Я, – говорит, – тебя провожу, домой приду и сразу тесто на пирожки поставлю – как раз к твоему возвращению готовы будут.

Тогда-то она Смерть и подобрала. Долго смотрела девушка вслед скрывшемуся вдали поезду, дав, наконец, волю слезам, а когда опустила взгляд, увидела у ног котёнка. Рассказывают, Леська заговорила с кошкой, и та ей в ответ мяукала что-то на своём кошачьем языке. Но, может, врут.

В октябре, когда немцы пришли, Лесю к себе соседка забрала, Мария Семёновна. Девчонка-то молодая, никого у неё нет, опасно ей одной, а так – вроде и под присмотром, и по дому, опять же, помощь. Сын Марии Семёновны, Гришка, в Леськиной школе учился, в седьмом классе. Шалопай был редкостный, еле вытягивал на тройки, но учительницу свою очень уважал, даже обрадовался, когда узнал, что она теперь с ними жить будет. И со Смертью общий язык нашёл.

– Олеся Никифоровна, а почему у вашей кошки такое имя странное? – спросил как-то Гришка у Леси.

– Это не имя, Гришенька, – девушка погладила зверька, ласково мурчащего у неё на коленях. – Она ведь и правда Смерть. Та самая, настоящая.

– Откуда вы знаете?

– Знаю – и всё, – Леся многозначительно улыбнулась.

– И не страшно вам было аж целую Смерть домой забирать? – недоверчиво усмехнулся Гришка.

– А что в ней страшного? – Леся почесала кошку за ушком. – У нас с ней договор.

– Какой?

– Я её кормлю, оберегаю, забочусь о ней, а она у меня за это Васеньку не заберёт. Живой он вернётся и невредимый, увидишь.

А вот Мария Семёновна невзлюбила Смерть. Так-то Гришкина мать хорошей жениной была, но всё ей казалось, что животина норовит то еду стащить, то мебель попортить, то ещё что-то. Ну, правда, про «уговор» она тоже знала – как раз мимо комнаты в этот момент проходила да и заслушалась беседой сына и его учительницы. Поэтому требовать, чтобы кошки в её доме не было, у Марии Семёновны духу не хватило. Но запереть Смерть в ванной на полдня, «чтобы под ногами не мешалась», или веником её погонять за какой-нибудь мелкий кошачий проступок она вполне могла. Смерть, впрочем, отвечала на её нелюбовь взаимностью – то и дело шипела, пару раз даже цапнула.

Следующей зимой, в феврале, Гришка сильно заболел. Пневмония. Парень метался в жару, стонал и угасал на глазах. На четвёртый день, когда мальчишка стал совсем плох, Смерть пришла к нему и улеглась на его грудь. Мария Семёновна хотела было прогнать кошку, но когда увидела, что Гриша впервые долгое время безмятежно и спокойно уснул, позволила хвостатой остаться.

А вот Леся, увидев свою любимицу с Гришей, враз помрачнела. Она велела Марии Семёновне оставить её с парнем наедине, да так строго, что та не посмела ослушаться. Правда, не сдержалась и решила подсмотреть в щёлку неплотно закрытой двери, что же будет делать молодая учительница.

Девушка села на колени у кровати и заглянула кошке в глаза.

– Я знаю, что многого прошу, – произнесла она, – и всё же, пожалуйста, не трогай Гришеньку. Марии Семёновне будет очень тяжело его потерять.

Кошка что-то промяукала в ответ.

– Ну да, она не так добра к тебе, – продолжала Леся, – только это не со зла, а от неведения. Прости её, пожалуйста. Я уверена, что не она – так Гриша отплатит тебе за твоё милосердие. Он ведь любит тебя.

Кошка снова мяукнула.

– Хорошо, – Леся вздохнула. – Я рада, что ты согласилась хотя бы подумать.

Ночью Леся проснулась от сдавленных всхлипов Марии Семёновны. Девушка тихонько прошла в коридор – звук доносился из комнаты Гриши. Похолодев от нехорошего предчувствия, Леся осторожно заглянула туда.

Гриша всё ещё спал, сипло и тяжело дыша. Кошка по-прежнему лежала на его груди, а рядом плакала Мария Семёновна.

– Смертушка, милая, – тихо говорила она, – ты уж извини меня, неразумную, я тебя прошу. Только Гришеньку моего не забирай. Один он у меня, кровиночка моя. Ты меня лучше возьми, только пусть он живёт.

Кошка внимательно посмотрела на Марию Семёновну, встала и поставила не её ногу передние лапки. Женщина несмело подняла руку и осторожно, словно Смерть была сделана из хрупкого хрусталя, коснулась чёрной блестящей головки. Зверёк прикрыл глаза и замурчал. Мария Семёновна провела ладонью по мягкой спинке и невольно улыбнулась сквозь слёзы. А кошка спрыгнула с кровати и вышла из комнаты. У входа она увидела Лесю. Подняла на хозяйку умный взгляд и коротко мурлыкнула.

– Спасибо, – прошептала девушка.

Наутро температура у Гриши упала.

С того дня любой самый лакомый кусок в доме Мария Семёновна делила между сыном и кошкой. Гришка быстро поправился и вскоре встал на ноги. Смерть с удовольствием играла с ним, и все тяготы военного лихолетья казались преодолимыми, когда в доме звучал задорный мальчишеский смех или уютное кошачье мурчание.

Война закончилась. Василий вернулся домой. Рассказывал, что сослуживцы называли его заговорённым: в стольких передрягах побывал на фронте – а ни единой царапины. На железнодорожном вокзале его встречали и Леся, и Мария Семёновна с Гришей, и Смерть. Когда девушка увидела мужа, она бросилась ему на шею. Они долго стояли, обнявшись, а кошка ласково тёрлась об их ноги. Потом промурчала что-то по-своему и вдруг побежала прочь.

– Смерть, стой! – воскликнул Гришка. – Куда же ты? Потеряешься!

– Пусть идёт, Гришенька, – Леся смотрела вслед исчезнувшей любимице, и её глаза отчего-то счастливо лучились. – Ей пора. Она дала мне то, о чём я просила. Даже больше.

– Больше? – удивился Гриша.

– Конечно, больше, – Мария Семёновна взъерошила белокурые волосы сына. – Она ведь и Васю, и тебя сберегла.

– И не только, – сказала Леся. – Смерть порой бывает очень щедра.

– О чём вы, Олеся Никифоровна? – удивилась Мария Семёновна.

– Да так… – девушка загадочно улыбнулась.

– Ладно, идёмте к нам, – Мария Семёновна повернулась к Васе. – Василий, вы не представляете, какие вкусные пирожки испекла ваша супруга!

– Это те самые, которые ты ещё в сорок первом начинала? – усмехнулся Василий Лесе…

Они больше не разлучались никогда и прожили долгую счастливую жизнь. Смерть действительно была очень щедра: она подарила жизнь не только Василию и Грише. Через год у Леси родилась прекрасная рыжеволосая дочка.

Прошли десятки лет, но, поговаривают, что в небольшом шахтёрском городке в Донбассе до сих пор можно встретить необычную кошку по имени Смерть. Конечно, она не каждому готова дать шанс. Но даже в самые тёмные времена, когда кажется, что надежды нет, Смерть не только забирает, но и хранит, не только уничтожает, но и бережёт. Если, конечно, тебе есть чем заплатить ей. Да-да, от Смерти можно откупиться, но лишь самой дорогой монетой – Любовью.

Гелла Грачёва

Рисунок автора