Пикабушники, как известно, очень не любят бродячих собак и невоспитанных школьников. Ну или наоборот - бродячих школьников и невоспитанных собак. А еще, по какой-то не до конца ясной причине, пикабушники очень любят простые рецепты.
Собак - убить. Школьников - бить. Да, вот так вот просто! Странно, что человечество еще не дошло до столь очевидных решений - ведь как же можно ходить без кольта и общаться без леща! Лещ - сила, надежда, почти скрепа, а винтовка - вообще праздник, этому еще Летов учил.
И ничего, что, например, у нас и собак вроде как убивают порой (а они все равно появляются на улицах - не иначе как масоны или американцы подбрасывают, не может ли наш родной пикабушник собаку на улице бросить, это же табу, так никто в России отродясь не делал), и школьников бьют. Последние, правда, от этого почему-то только злее становятся. Бывает, даже и банды сколачивают, и толпой нападают, и уже не тыкают, а прямо-таки по сусалам отоваривают, простите за мой французский. Загадка какая-то. Тайна.
И все равно пикабушник верит - нет, все дело в невоспитанности, это дети леща не видали, и вообще все эти хулиганы - это просто избалованные и изнеженные маменькины сыночки, ну прямо как в Казани в 1970-е — 1980-е, да-да. Где это видано, чтобы кулаками размахивал тот, кого дома такими кулаками охаживали, правда?
Однако давайте пойдем методом, что называется, от противного, и представим себе мир глазами ребенка, которого воспитывают по-нашему, по-пикабушному, - ну то есть кулаком. В чем для такого человека правда? Что для него аргумент? Вы удивитесь, дорогие пикабушники, но они для него именно в кулаке. Не в словах. Не в личном примере. Не в любви там, вежливости какой-то, заботе, соучастии. В кулаке.
А этот ребенок растет - и кулаки его тоже. И он видит и слышит взрослых, казалось бы, людей, которые говорят - да, надо бить. Ну нас же били, и мы, ничего, выросли. Да, мы иногда спиваемся, травимся и вешаемся, но это не из-за насилия в нашей жизни, нет-нет. Кулак - это святое, это важный моральный ориентир и педагогический инструмент. Кого мы получаем в итоге? А мы получаем человека, который свою правоту оценивает, так скажем, по размеру. Вот стоит передо мной шкаф двухметровый - ну, может, я и не прав, может, погорячился, пусть покурит в автобусе, а я пока газетку почитаю. А вот если передо мной субтильный школьник мне, мудрому старцу, на ногу наступил, так я ему сразу леща пропишу. У меня же кулак, простите, авторитет побольше. Эх, раззудись, плечо, размахнись, рука!
Но вот знаете, был такой, говорят, неглупый человек, Кантом звали. Так вот он писал: «Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой, ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом». И, если ты действительно хочешь, чтобы все друг друга били, тогда пожалуйста, вперед. А вот если ты почему-то не хочешь, чтобы незнакомый человек бил твоего ребенка, - не какого-нибудь абстрактного и усредненного, а вот именно твоего, - задумайся: может быть, и самому не надо верить в кулак?
Тут еще любят некоторые на Макаренко ссылаться. Мол, за насилие выступал. Жаль только, что такие товарищи Макаренко, очевидно, никогда в жизни не читали, потому что вот вам Макаренко:
«Нужно, однако, заметить, что я ни одной минуты не считал, что нашел в насилии какое-то всесильное педагогическое средство. Случай с Задоровым достался мне дороже, чем самому Задорову. Я стал бояться, что могу броситься в сторону наименьшего сопротивления»
И еще:
«Тогда я сделал большую ошибку, что ударил своего воспитанника. В этом было не только преступление, но и крушение моей педагогической личности. Я тяжело переживал эти минуты и как человек и как педагог»
Такие дела.
