Грустные и со смыслом.

***
Что мы говорим маленьким детям, когда они мучают животных? Что так нельзя? Что киса/собачка/хомячок тоже живой и ему больно? Они делают это не со зла. Они этого не понимают и мы им объясняем. Другое дело взрослые. Они прекрасно понимают что другие живые существа тоже испытывают боль. И всё-равно продолжают.
Зима, вечер, я дежурю. Кончилась заварка, спускаюсь в дежурку, вижу там старых знакомцев – пепсов с которыми я так «удачно» пересёкся во времена моей практики, ну или первого рассказа, кому как удобнее. Здороваюсь.
- Ты чего такой смурной? - интересуюсь я у старшего экипажа.
- Да выезд говенный был… - отвечает мне пепс.
- Чё случилось? – дежурно интересуюсь я.
- Приехали на адрес, домашнее насилие, там отчим, сука, 2.5 годовалую падчерицу в стенку пару раз кинул. – грустно вздыхает пепс.
- Ну ёптить, забрали? – начинаю я «хотеть крови».
- Нет, мамаша заявила, что всё хорошо, соседке показалось и они счастливая семья. – вздыхает пепс.
- В ПДН сообщи. – рекомендую я.
- А хуля толку? - ответная реплика.
На этой минорной ноте мы разошлись. А я ещё тогда подумал, что лет через 30-40, а может и раньше, эта мать будет рыдать навздрыв, и рассказывать всем как она сделала всё для своей дочери, но «это скотина неблагодарная!» совсем забыла свою старушку-мать.
Кстати история эта закончилась грустно. Очень. Нерадивый муж сделал из своей бабы инвалидку и отчалил на нары. Дозащищалась, бля.


Вонь! Эта вонь проникает во все щели. Создаётся впечатление, что попадает мне в душу. Я еле дышу. Единственное место откуда попадает свежий воздух, это люк, но он наверху и от этого не намного легче. Я не выдерживаю и блюю в угол.
- Блять! Сука! Как так можно? – захлёбываюсь я рвотными массами.
На полу, завернувшись в какие-то вонючие тряпки лежат два тела. Хорошо лежат, недели полторы-две. Гниют качественно. Наверное все знают небольшие технологические комнатки на теплотрассах. И дёрнуло же ремонтную бригаду именно сегодня спуститься? Вот и поехали, ворошить эти кучи слизи, что бы определить причину смерти, нет никакого желания. С вероятностью в 80% это отравление суррогатами. Дождусь результатов СМЭ. Впрочем я и так знаю, что там будет написано. «Установить причину смерти не представилось возможным, в виду сильных гнилостных изменений». И всё. С опознанием будет тоже самое. А потом отказной материал. И все. Безымянная яма на окраине городского кладбища. Не важно как они жили, кем они были. Были ли у них родственники? Были они хорошими или плохими? Добрыми или злыми? Это были просто Он и Она. Я даже имени их не знаю. Зато они умерли в один день. Жутко, не правда ли?

Он сидит передо мной. Сидит закованный в наручники. Это я его заковал, что бы не расслаблялся. Я знаю, что это он изнасиловал ту девушку. Доказательств нет. Но мне они и не нужны, я прочитал это по глазам. Он тоже знает, что я знаю. Ведь если долго вглядываться в бездну, то бездна начнёт вглядываться в тебя. Я читаю выписку из «Региона». Ранее неоднократно судим за преступления против половой неприкосновенности. Первый раз залетел в 16 лет. Ещё при Союзе. Доказательств нет. Вобще никаких нет. Единственная надежда на опознание, но следачка была молодой и неопытной. Запортачила. Адвокат хоть и государев, закроет глаза, но прокуратура не пропустит.
- Я ведь знаю, что это был ты. Покайся – говорю ему я.
- Начальник, а доказательства у тебя есть? – дерзко смотрит он на меня.
- Говори, сука! Иначе я тебя.. – начинаю закипать.
- Что ты меня? – Дерзит задержанный. Я- петух! Хер мужской я видел, в жопе он у меня был, по губам мне им водили, что ты меня? Что ты такого ещё можешь сделать? – продолжает накалять обстановку взломщик мохнатых сейфов.
- Увидишь. – Меланхолично бросаю я и закрываю дверь кабинета.
К утру у меня на руках было чистосердечное признание. Осуждаете вы меня? А я себя нет.

Сколько тебе лет? – интересуюсь я.
18 исполнилось, ты чего дядя Малой, не знаешь что ли? Отвечает мне парнишка.
Знаю, хорошо знаю. Передо мной сидит сын лучшего друга моего брата. Его привезли мыши. В кармане пакет со спайсом.
Давно куришь? – спрашиваю я.
Нет, пацаны попробовать дали. – оправдывается Женька. Бате только не звоните, продолжает канючить он.
Поздно, я уже набрал номер его отца.
О, Малой, привет! Тыщу лет не слышал, говорит трубка.
Заедь ко мне на работу. - Прошу я его.
Случилось чего? - сразу становиться серьёзной трубка.
Да. Заедь. – не хочу я вдаваться в рассуждения.
Через 20 минут буду. – лаконично завершает разговор трубка.
По есть время я спроваживаю Женьку в кабинет к участковым, лучше поговорить с глазу на глаз.
Стук в дверь, отец Женьки взволнованно заходит в мой кабинет.
Что случилось? – спрашивает он.
Заходи, садись. – машу я ему рукой.
Твой сын наркоман. – бью я его в лоб новостью.
Как? – не может поверить отец.
Я знаю его с рождения, они с моим старшим братом вместе меня в коляске катали по двору. И когда я подрался с ПТУшниками, именно он не дал забить мне электрод в печень. Образцовый сын. Образцовый муж. Образцовый отец. Образцовый работник.. Он всегда старался быть образцовым. Таких людей мало.
Я кидаю перед ним пакет со спайсом и объяснение, которое я взял с Женьки. Почитай. – говорю я.
Не могу поверить. – говорит он откладывая бумажку.
Так и есть говорю я ему.
И что теперь? – поднимает он на меня свои глаза.
Ничего. – говорю я. Иди лечи сына. – я выбрасываю объяснение и убираю пакет в ящик стола.
Прошло полгода. Я отмазал Женьку от драки. Его отец тогда умолял. А через некоторое врем накурившись в сопли он попал под машину. Насмерть. Осуждаете меня? Я себя - да.