…Прекрасней всего я чувствовал себя под «Rolling Stones». Благослови тебя Бог, Мик Джаггер! Ты великий человек, у тебя столько замечательных песен! Среди всех них особенной была «Sympathy for the devil». Когда она звучала, я, порой, мог делать фантастические вещи. А уж если я был не один…
В тот день я, собственно как и всегда, пренебрёг тем, что после пяти «коньяка с колой» можно остановиться. Силы в руках было море, ветра в голове – ещё больше. Ничего такого, я кутил вполне прилично; на следующее утро в сумке не нашлось привычно украденного ножа или стакана. Счёта за разбитые торшеры, стёкла, чайники, лица - так же не обнаружилось. Кажется, я даже не пытался покинуть бар через не подходящие для этого отверстия. В общем, я был спокойным пьяным философом – хотя есть мнение, что просто дураком.
События вокруг меня летели со страшной скоростью. Вот перед глазами стоит картинка покачивающегося официанта - ему попался крайне щедрый стол, - а вот она уже сменяется кадром умывальника. За ним следует лестница, улица, снова мой стул, серия вспышек среди танцующих в меру сил и способностей людей. Ничего между в мозгу не остаётся. Чудесный вечер! Или дело уже к утру?
Когда на моём радаре появилась эта девочка – я не помню. И смутно помню, а скорее просто представляю, как подошёл к ней. От неё пахло чем-то будоражащим, от меня тоже, наши глаза встретились.…
Нет, конечно, не столь пошло. После этого с мелодичным звоном встретилась ещё пара порций коньяка, затем была сцена вежливого разговора с бесформенной массой. Мы так и не поняли, к кому из нас пытался клеиться этот одухотворённый. Возможно, он и сам не знал. Но его появление чудесным образом повлияло на наш диалог. И барная стойка стала куда уютнее. Мы ещё пили, говорили, и уже потом был шёпот на ушко и первое путешествие в туалет. Совместное, разумеется.
И там - единственное за всё время чёткое воспоминание. Как мы с ней, пьяные и весёлые, лежим на полу кабинки, не в силах подняться. И смеёмся. А за дверцей кто-то ходит и даже, злодей, стучится к нам.
- Ты не пройдёшь! – кричим мы что-то такое и смеёмся ещё громче.
Таксист был, кажется, кавказец, и я, кажется, несколько раз прошёлся относительно его внешности, голоса и прочих глупых стереотипов. Но этот потрясающий человек… Каким терпением нужно обладать, чтоб пережить пьяного меня, - не представляю. А он даже не пытался нас высадить, и только иронично улыбался в зеркало. На его месте, я бы точно со мной что-то сделал. Но он, напротив, помог нам добраться до двери подъезда. И взял не больше, чем по ночному тарифу.

«Please allow me to introduce myself, I’m a man of wealth and taste…»

По-моему, эта песня прозвучала той ночью раз пять, не меньше.
Я люблю, когда кровать издаёт свои скрипы в такт музыке. Но каюсь, я несколько раз всё же сбился с ритма. А она в некоторых моментах немелодично заглушала Мика…

«… I’ve been around oooh! long years, stole many man’s ya! ooooouh!..»

Когда с утра я распахнул глаза, все мышцы, активные вчера, были ни на что не способны. Я полежал, не двигаясь, смакуя мгновения без мыслей. Но определяться со своим будущим всё-таки было нужно.
Я понял, что лежу не у себя дома, и лежу не один. Судя по волосам на моём плече, рядом девушка. Должна быть девушка. Нет, это определённо девушка. Ну, скорее всего.
Голова не болела, но это ещё ничего не значило. Достаточно повернуться на бок, и в висках застучит, в мозгу зазвучат отзвуки вчерашних маракасов. Да и от свидания с сантехникой я, если честно, тоже не застрахован.
Встал. Терпимо.
Первым делом я порылся в аптечке – только «Солпадеин». Это скверно, очень скверно. Не знаю человека, которому помог бы «Солпадеин». А ведь у неё даже угля нет… И аспирина. Куча разноцветных коробочек и однообразных названий, но ничего нужного. Сразу видно: ни один мужчина к составлению аптечки причастен не был.
Без особой надежды я заглянул в холодильник – настроение улучшилось. Холодная бутылка пива дожидалась меня на дверце. Крышка отворачивалась, и это тоже хорошо. Утро начинало мне решительно нравиться.
В ванной я наскоро почистил зубы пальцем, намочил волосы, пощупал щетину на подбородке. Ничего, и так сойдёт.
Я вернулся в комнату и посмотрел на неё. Волосы красивые, вот только с носом беда. Что со мной поделать, ну не терплю я такие носы. Тут же одёрнул себя: спал ты, друг, вчера не с носом; а в остальном же всё в порядке? Вытянул вперёд руку, помассировал ей в воздухе. Мозг вспомнил вчерашние ощущения. Да! Там всё более чем. Только вот нос…
Эстетство! Но против своей сущности не пойдёшь. Дожидаться, когда она проснётся, мне не хотелось. Возможно, да, я был бы не прочь провести с ней ещё пару вечеров. Но тяжести денег в кошельке уже не ощущалось, да и пить третий день подряд – желания не было. Решено. Домой, а там посмотрим.
Жаль, что замок на входной двери не защёлкивался. Может быть, всё-таки подождать? Глупости говорю, глупости.
Осмотрел свои ботинки; неплохо было бы пройтись по ним губкой, но в сумке не обнаружилось и её. Рыться в шкафчиках прихожей было занятием бесполезным, потому я махнул на это дело рукой.
Пальто кучей лежало в углу, рядом была её кожаная куртка. Надел пальто, проверил карманы куртки – ключей нет. Посмотрел везде в коридоре, заглянул мельком в комнату, прошёл на кухню. Ключи лежали рядом с плитой. Неужели она вчера что-то готовила? Я усмехнулся. Энтузиастка.
Дверь по привычке закрыл чуть слышно, повернул ключ в замке. Посмотрел на номер квартиры: двадцать шесть. Спустился на первый этаж по лестнице, бросил ключ в почтовый ящик. На что поспорим, что это не единственный комплект? В темноте различил гайку и кнопку и вышел на улицу. Морозный воздух наполнил лёгкие, муть из груди ушла окончательно. Дёрнул руку к плечу – сумка была на месте. Постояв минуту, я отправился на поиски ближайшей остановки, нащупывая в кармане мелочь на проезд.

А потом она меня добавила в друзья. В этом не было ничего такого, разве что странной была симпатия ко мне. Но лезть в женскую душу с утра пораньше мне совсем не хотелось. Лучше спал бы дальше, право слово. Но пять утра ведь лучшее время, чтобы зайти в сеть.
На странице у неё стоял статус с каким-то Колей. Без особого интереса взглянул на историю обновлений. Фотографии, признания, сердечки – полный набор. Судя по всему, уже полтора года. Я улыбнулся сам себе.

Зачем ты это делаешь, придурок?
Я стоял перед дверью её подъезда и пытался вспомнить номер квартиры. Поправил воротник рубашки. Было ощущение, что я волнуюсь, но скорее оттого, что сам ещё не решил – стоило ли брать дорогое вино?
Ну, да у неё есть парень. Всё так мило, хоть вешайся. Он мне уже прилично надоел – звонил три раза за последнюю неделю. Не то, чтобы я слушал, что он вопит в трубку, но сталкиваться с ним теперь мне не хотелось. Скорее из-за того, что я ему отвечал. Волноваться тут не с чего, но всё же… Я бы предпочёл его не видеть. Нет, серьёзно, надоел. Что там было? Ах да… Он обещал мне перерезать горло при встрече. Такие истерики вызывают только улыбку: уж на что я буйный, но от подобных персонажей всегда слегка неловко. А ведь она с ним встречается. И я ведь тоже в её вкусе. Занятно. В голове снова пронеслось: зачем? Но я себя не слушал.
Я вспомнил цифры: два и шесть. Нажал двойку, но тут дверь распахнулась, и на улицу выскочил прекрасный седовласый дедушка; не заметив меня, он бодро потрусил через двор. Я задержал закрывающуюся дверь рукой, нажал отмену и вошёл.
Повинуясь невнятному порыву, я поднялся на один пролёт лестницы и просунул пальцы в ящик, пошарил там. Ну что я могу сказать? Второй комплект у неё определённо был. Грех этим не воспользоваться.
Я подцепил ключи двумя пальцами и потянул наружу. Достал не без труда, чуть ободрав костяшки, но это меня не слишком занимало. Вытащив, продолжил подниматься наверх.
Ключи приятно холодили руку, навевая оттенки воспоминаний. Что-то кольнуло меня, на самой границе сознания. Что-то очень неприятное, даже немного пугающее. Но разбираться в ощущениях уже не было времени – оставалось пройти всего несколько ступеней. Да и мало ли о чём снова хотела намекнуть мне совесть?
Я остановился перед дверью, потому что услышал голоса. Она что-то возбуждённо говорила, но второго голоса не было. Значит, телефон.
Я подождал, пока разговор за дверью стихнет. Прислушался, не услышал больше никаких звуков и чуть дрожащими пальцами поднёс ключ к замку. Только я хотел его вставить, как в кармане загудел уже мой телефон. Мысленно матеря всех возможных абонентов, я не глядя сбросил звонок и замер. Кажется, она ничего не услышала. Я, наконец, вставил ключ и медленно повернул.
Дверь открылась тихо. Я так же тихо вошёл, прикрыл её, не запирая. Осторожно скинул ботинки, снял пальто и на цыпочках подкрался к комнате.
Она сидела на диване, отрешённо смотря в одной ей видимое пространство. В безвольно опущенной руке виднелась телефонная трубка. Комнату наполнял приятный свет, из приоткрытого окна доносилась свежая мартовская прохлада. Я невольно залюбовался ладной фигурой, красивыми тёмными волосами. Сидела она спиной ко мне, и ничто в её лице не могло меня оттолкнуть. Я прислонился к косяку и впитывал чарующее мгновение.
Вдруг в кармане вновь завибрировало.
Она вздрогнула, резко обернулась – и вздрогнула ещё сильнее. Мы оба застыли, и в воздухе словно повис невысказанный поединок наших здравых смыслов с нашей же дуростью. Прошло десять, двадцать, тридцать секунд, пока по её лицу, наконец, не пробежала тень понимания. А затем в уголках глаз и губ проступила улыбка
- Значит, ты.
- Значит, я.
- Ты не отвечал…
- Ты не настаивала.
Она вновь улыбнулась, встала и подошла ко мне. В нерешительности несколько раз поднялась на носки, и, наконец, отбросив сомнения, притянулась губами к моей щеке. Я ответил, чуть приобняв её за талию.
- Привет.

Оставив меня в комнате, она пошла на кухню за вином. Я сидел в кресле, запрокинув голову назад. В моё сознание всё же проникли мысли, что я отгонял весь вечер.
Ну, что, мой дорогой. Чувствуешь к ней что-ни

То, о чём предупреждали умные люди чуть меньше года назад, случилось. Началась открытая охота на инакомыслие в соседней стране. Юношеский максимализм, одним из проявлений которого являются вера в свою исключительность и уникальность всего, что ты не делаешь, свойственен не только отдельным личностям, но и народам, и странам. Но спираль истории неумолима. Вас никто не спасет, бывшие братья, когда придут за вами. Никакая благословенная Европа не встанет на пути чернорубашечников, спасая вас. Сегодня вы гордитесь собственным бесстрашием и удалью, постя на российских ресурсах гадости про русских, их стране и правителях. На собственных сайтах вы пишите тоже самое. Но ваш президент не Путин. Вы вините во всем его, потому что боитесь винить хоть в чем то себя и свои власти. Вы боитесь сказать даже пол-слова против своих "слуг народа". А может это не из-за того, что у вас всё хорошо, даже очень. Может, вы просто трусы? Может, тех, кто не боится, убивают? Вы просто хотите жить. Пусть не сытно, пусть с гражданской войной и долгами на десятилетия, но жить. Еще раз повторю- вас никто не будет защищать. Суровый "даунбас" или "лугандон", детей которого вы "зажарили, как шашлык" и "намотали на гусеницы" вас не будет спасать. Да, не вы поджигали Дом Профсоюзов и управляли танком, но это вы кричали истошно: "еще огня, еще!". Вам даже бежать некуда, вы никогда не были нужны Европе, а теперь вы не нужны даже России. А завтра или послезавтра ваша власть придет за вами. Спираль истории не обманешь.
Жил когда то в Германии такой человек- Мартин Нимёллер. Он был героем первой мировой и протестантским пастором. Потом он рукоплескал приходу к власти нацистов и всячески поддерживал их. А потом он написал коротенький стих, ставший гимном гражданской импотенции. И попал в концлагерь.

Когда нацисты пришли за коммунистами, я молчал, я же не коммунист.
Потом они пришли за социал-демократами, я молчал, я же не социал-демократ.
Потом они пришли за профсоюзными деятелями, я молчал, я же не член профсоюза.
Потом они пришли за евреями, я молчал, я же не еврей.
А потом они пришли за мной, и уже не было никого, кто бы мог протестовать

Я видел некоторые выступления расстрелянных украинских журналистов и политиков. И далеко не во всём был согласен с ними. Но эти люди умели главное- не бояться. Не бояться думать и говорить, не бояться делать. Вы- не умеете. И спираль истории вас не простит.