Считаю месяцы до того, как ты меня заберёшь. Сейчас осталось ровно тридцать три месяца.
Я уже очень хорошо читаю и пишу, поэтому мне уже поручают делать списки старых книг. Ещё я быстро могу считать на счётах, научился оборачиваться ершом и воробьём и иногда получается котом, могу показать на карте все страны и океаны. И я обещаю ещё много выучить за тридцать три месяца, пока ты меня не заберёшь.
Только я немного волнуюсь. Старшие говорят, что когда родители за ними приходили то господин Иврис устраивал им испытание. И родители их не могли узнать и забрать. А когда родители несколько раз не узнают своего сына то господин Иврис забирает его себе в услужение навсегда.
Но господин Иврис сказал что ежели ты меня любишь то сможешь узнать. И поэтому я верю, что ты узнаешь.
Забавная история произошла со мной. Решил всё записать. Извини за кляксы, это рука пока немного не слушается.
У нас с Микулой был день отдыха, и мы устроили игру в прятки в бумажной мастерской. Демоны там размалывают ветошь для бумаги. Бумаги тут делают много, потому как и пишем мы для учения тоже много. Мы с Микулой играли, по очереди оборачивались жучками, мушками и ещё кем-то маленьким, чтобы сложно было заметить.
Микула, он не такой уж умный, но очень глазастый, и находил он меня больно легко. И тут подумалось мне, что я могу его перехитрить: превратиться вместо малой мушки в кусочек тряпицы. Мы такого никогда не делали — всегда в живых тварей перекидывались. Но я думал, что это не должно быть сложнее. Тряпица же внутри куда проще устроена, чем мушка. И на другой раз, когда настала Микулина очередь считать, я взял и обратился куском тряпки. Я на полу — Микула смотрит, не понимает, куда я делся, ищет жучка. Я лежу, радуюсь, мысленно руки потираю. А он уж обыскался, начал говорить, чтобы я показался, сдаётся, говорит.
Я обратиться назад попытался, и тут-то меня осенило: мне ведь нужно оземь стукнуться, чтобы перекинуться, а я двинуться не могу. Говорить пытаюсь, а голоса нет. Даже и не вижу человеческим зрением, и мысли стали как-то убывать, будто я и по разуму стал как ветошь.
Микула уж обиделся на меня да пошёл вон из мастерской, только демоны безмолвные остались. Искать меня на следующий день начали, да тоже не могли найти, пока Осьма меня, тряпку то есть, на полу не заметил, не подобрал, да в кучу к остальной ветоши не кинул. Я на этом ударе и обратился. Наругали меня сильно, да поняли, что я не соображаю, и вот, отправили пока отдыхать. Ещё наказание ждёт завтра за мою глупость. Хотя господин Иврис, когда ему привели меня показать, не разозлился, а только усмехался. Это хорошо, потому что когда он злится, он может очень сильно наказать, как тогда Луку.
Но ты не волнуйся. Надеюсь, что ты здорова, и дела твои в порядке. А я постараюсь впредь думать лучше.
Уж и не верится, что завтра ты за мной приедешь! Tempus fugit… Волнуюсь очень. Иногда такая тоска накатывала, будто и не свидимся мы уже, но сейчас верю — ты меня заберёшь. Я всё выдержал, выучился, и пора мне домой. Жду тебя и целую крепко.
Не могу поверить, что ты опоздала! Смешно, что я как выучился использовать календарь, так начал отсчитывать дни до встречи, а ты, выходит, и не считала.
Теперь мне придётся остаться здесь ещё на три года! Три года — это не семь, но для меня это целая вечность. Как ты могла так, матушка? Я пришёл сюда малым ребёнком, а уйду взрослым мужем? Разве это справедливо?! [до конца фразы вымарано]
Прости. Быть может, я сам несправедлив. Я видел из окна терема, как ты плакала. Быть может, это господин Иврис запутал тебя, чтобы ты пропустила день. Он всё время обманывает. Но ты должна быть хитрее, ты же хочешь, чтобы я вернулся… Пусть пройдут скорее эти три года.
А ты подготовься в следующий раз. Пожалуйста. Я хочу домой.
Не знаю, кому рассказать, поэтому пишу тебе. Другие не хотят слушать, забот у нас всех и без того полно. А тебе я будто могу рассказать даже это.
Сначала объясню. Господин Иврис иногда берёт нас в город, чтобы мы помогали ему в делах. За эти годы я побывал в городах по всей Руси. Часто господин Иврис продаёт нас на торгу, чтобы были деньги купить еду, одежду и полезные вещи для школы. Обычно в виде животных, а не как рабов — я, например, превращаюсь в прекрасного охотничьего пса или вороного жеребца. Я это так спокойно рассказываю, потому что на самом деле мы всегда возвращаемся от новых хозяев обратно. У господина Ивриса остаётся наш призыв-камень. Это не настоящий камень, а — как бы объяснить… иногда это уздечка, или клетка, или поводок. Неважно, что. Но когда хозяин с ним в руках тебя позовёт, ты мигом исчезнешь оттуда, где был, и прилетишь к нему.
Да, мы обманываем купцов. Ты не подумай, что мне это очень-то нравится. Но я привык. Talis est natura rerum. Кто-то всегда будет обманывать, а кто-то будет обманут. Кого обманут, тот обманет завтра. Так объясняет нам господин Иврис.
Месяц тому назад мы поехали в Смоленск. Господин Иврис обернулся старым купцом, а я — жеребцом на продажу. На торгу я как обычно стоял, глядел на толпу, и тут заметил одну девушку… Я глаз не мог оторвать, а она тоже всё смотрела и смотрела на меня. Потом она, видимо, сказала своим сопровождающим меня выкупить, потому что они подошли и стали торговаться. Девушка подошла ко мне, улыбнулась, хотя глаза остались грустные. У неё очень красивые глаза. Гладит по шее и говорит тихо что-то вроде: «Вот бы унёс ты меня отсюда далеко-далеко».
А я будто забыл как стоять и как дышать, не почувствовал даже, как господин Иврис потянулся снимать с меня уздечку, не услышал обыкновенных препирательств. А девушка погладила меня по спине и вдруг вскочила в седло. Я почувствовал, что она хочет уехать, и поскакал вперёд, сквозь толпу. А она только вцепилась мне в гриву, такая лёгонькая. Нам что-то кричали вслед, а я скакал и скакал, проскакал ворота, выехал к реке уже весь в мыле. Она спрыгнула на землю, задыхаясь, но улыбалась. Погладила меня и говорит: «Понял ты меня, что ли, жеребчик?». Когда она касалась меня… То есть коня… Не знаю, не могу объяснить.
Потом господин Иврис призвал меня. Мне пришлось оставить её прямо там, у реки. Господин меня проучил за то, что я своевольничал — загнал потом так, что у меня чуть сердце не остановилось, и с тех пор долго не берёт с собой в город.
Я её больше не видел. Думается мне, она боярская дочь, по одеянию. Но когда ты меня вызволишь, я смогу достать столько денег, что это будет неважно. Я найду её семью и посватаюсь. Мне кажется, я ей тоже понравился… Хоть и был конём, знаю, что говорю глупости... Но, мне кажется, она бы всё поняла.
Очень жду, когда смогу выбраться отсюда.
Только на тебя вся надежда — когда наступит час, уж ты не опоздай, забери меня отсюда! Страшит меня, как мутится иногда ум от заточения. Вчера чуть не вздумал сбежать, и хорошо, что раздумал, ибо лежал бы сейчас мертвецом. Радка не выдержал. Господин Иврис взял нас в город. Радке оставалось месяц дотерпеть, но он решил, что отец его всё равно не признает, а тут, может... В общем, он попытался убежать. Я видел, как господин обернулся волком, в два счёта догнал его и… Ты понимаешь.
Я мог попытаться ускользнуть, пока был без пригляда. Может, спрятался бы мышкой, потом улетел далеко, чтобы господин меня не нешёл. Но не решился. От ужаса ноги не двигались, а в голове туман, и ты ведь за мной скоро придёшь… Я дождусь тебя, милая моя матушка, ты только приди. Хочу на свободу.
Я больше не могу. Не знаю, как вытерпеть последние десять дней. Не хотел обо всём этом рассказывать, но отчаяние переполняет. Они мучают меня, заставляют думать, что для меня нет места за стенами этой проклятой школы.
Хуже всего дочери господина Ивриса. Они меня изводят с тех пор, как услышали о той девушке из Смоленска. Обращаются в темноволосых красавиц и вьются вокруг меня, а я ничего не могу сделать.
Я о ней часто думаю. Вспоминаю о том, как мы стояли у реки, конечно. Но больше теперь о другом, из-за этих… Из-за них думаю, как бы она… как бы мы делили с ней постель.
Я до сих пор помню её руки. Помню, как она вцеплялась мне в гриву, пока я её нёс, и я хочу, чтобы она так же вцепилась мне в волосы, и сидела на мне, и... многое. Иногда я не могу спать от этих мыслей. Я держался, а потом как-то ночью одна из дочерей пришла ко мне, и я… не устоял. Я даже не знаю, какая из них это была. А потом была другая, и дальше... Я себе отвратителен, я будто перечеркнул всё, что случилось между мной и той девушкой. Теперь я даже не уверен, что верно помню её лицо.
Иногда думается: и вправду, зачем мне уходить? После всех чёрных книг, что я читал и переписывал, после превращений в птиц и зверей, после всего, что я видел, слышал — как могу я жить среди добрых людей? Может, и души у меня на самом деле уже нет. Сейчас я не смог бы даже показаться той девушке на глаза, не то что представить своей женой. Я всё испортил, всё.
Нет, это они со мной сделали! А ты [до конца фразы вымарано]
Знаешь, наверное, хорошо, что мне некуда отправлять все эти письма. Прости своего непутёвого сына. Скоро мы увидимся, этот кошмар закончится. Начну новую жизнь, под крылом у тебя, коли ты меня примешь. Никто больше не примет.
Я могу понять, отчего всё так произошло. Господин Иврис подстраивает всё так, что мы выглядим одинаково, волосок к волоску. Но я почему-то думал, что ты поймёшь — не знаю, что материнское сердце подскажет, и ты как в сказке из всех нас, совершенно одинаковых, выберешь меня! Ты ведь смотрела мне в глаза, матушка, неужели ты не узнала родного сына?!
Ещё три года... Три года! И что изменится через три года? Ты не узнаешь меня, я никогда не буду свободен! Знаешь, что происходит с учениками, которые остаются здесь? У них пропадает душа, а потом они превращаются в безликих и бессловесных демонов, чтобы делать грязную работу и присматривать за младшими! Вот какую «лёгкую жизнь» ты мне подарила! Благодарствую! Теперь я слуга, раб! И никто мне не поможет.
Я давно не писал. Уж почти три года прошло. Будто растерял слова. Могу сказать только, что очень устал. Уже ничего не жду и даже не волнуюсь.
Сейчас я понимаю больше. Наука и колдовство открылись мне в эти последние годы с новых сторон. Господин Иврис называет меня самым талантливым своим учеником. Я делаю вид, что мне это лестно. Делаю вид, что смирился.
Но в этот раз всё будет иначе. Я сомневался, но решил: в этот раз сам позабочусь о том, чтобы ты меня узнала. И мы будем жить с тобой спокойной жизнью, в достатке, как ты всегда мечтала. Жду тебя.
Пишу это письмо, потому что… Видимо, потому что слишком привык писать тебе письма за тринадцать лет. Знаю, это глупо, ведь я мог бы просто подойти и поговорить с тобой. Но каждый раз я не могу подобрать слова, а ты будто и не хочешь слушать.
Ты должна знать: я рад, что всё наладилось, и у нас есть деньги. Но также у меня возникает чувство… Не знаю, как это объяснить, но попробую.
Когда господин Иврис приказывал мне превратиться в коня на продажу, я знал, что принадлежу ему, и у меня нет права отказаться. А теперь то же самое делаем мы с тобой… Точнее, делаешь ты со мной. В твоих руках призыв-камень, ты берёшь деньги, а меня забирают чужие люди, и это [вымарано] будто бы я принадлежу тебе, и ты снова отдаёшь меня кому-то. Мне это тяжело. Неужели ради этого я ждал столько лет? Чтобы всё так же жить затворником и зарабатывать на хлеб обманом? Не знаю. Мне казалось, что всё изменится, я видел перед мысленным взором новую жизнь, но теперь я запутался. И я будто всё так же один.
Хочу найти другие способы заработать. Мыслей было много, просто не хватает сил обдумать их как следует. Может быть, устроить свою бумажную мастерскую или самому брать учеников… Не могу думать. Мне нужно время. Новая жизнь началась, а я остался в старой.
Пойду спать. Может быть, наутро я даже смогу сказать тебе всё это в лицо.
Матушка, почему? За что?! Я не могу понять. Я тринадцать лет провёл в этой проклятой школе ради тебя. А ты просто предала меня. За тринадцать лет рабства — меньше года свободы. Почему? Я говорил тебе всегда оставлять себе мой призыв-камень. Говорил, что без этого я могу не вернуться. И всё же когда тебе предложили вдесятеро больше денег, ты не глядя продала меня с ошейником. На что же ты рассчитывала? Неужели ты [до конца фразы вымарано]
Нет, ты совершила ошибку, матушка. Глупую ошибку.
Купец, который дал за меня вдесятеро дороже, был сам господин Иврис. Он знает, что я его обманул, что я подсказал тебе, как меня узнать. И теперь я у него в руках. Можешь ли ты себе представить…
Меня заперли, а ошейник теперь на мне всегда. Господин Иврис говорит, что я буду вечность у него в услужении, как и должно было быть с самого начала. После всех пыток он говорит со мной ласково и ждёт, что я смирюсь со своей участью. И иногда мне хочется смириться. Во всём мире я нужен только ему, ведь ты отказалась от меня. Коли есть у меня дом, то он здесь.
Но я не хочу такого дома. Лучше умру, как Радка, чем навечно останусь здесь! Только бы кто-нибудь ослабил мой ошейник да выпустил из терема. Там уж я найду лазейку.
Кажется, дочери господина всё ещё мной интересуются…
Я выбрался. На самом деле уже несколько месяцев прошло, но только сейчас получилось взяться за перо. Не верю, что оказался невредимым и тем более не верю в то, какое нашёл блаженное убежище.
Я был прав: дочери господина всё ещё хотели втянуть меня в свои [вымарано] игры. Как только мне удалось уговорить одну из них ослабить мой ошейник, я схватил его и сразу вылетел в окно, перекинувшись лебедем. Никогда так быстро не летал. Однако не успело солнце взойти, а Иврис уже догонял меня. Я нырнул в лес лисицей — он за мной волком, я в реку ершом — он огромной щукой у меня на хвосте, с каждым мигом всё ближе. Сознавал я, что не одолею Ивриса в этой игре воплощений: в какое бы животное я ни перекинулся, всё равно он оказывался быстрее, сильнее и проворнее. Смерть моя клацала зубами у меня за спиной. Но сдаваться просто так я не хотел.
Тут мне вспомнился тот неудачный опыт из детства, когда мы с Микулой играли, и я превратился в тряпицу. Понял я, что это мой единственный шанс — выпрыгнул из воды на мостки, в гору грязного белья, да обратился кольцом. Тут же ощущения мои притупились, но я чувствовал, как Иврис рыщет совсем рядом. Моя жизнь зависела только от того, вспомнит ли он о той моей выходке. Но обошлось — он ушёл.
Меня заметила девка, которая стирала бельё — подобрала и принесла хозяйке. Та ей другое колечко подарила, а меня забрала, и только надела на палец, я узнал её руки. Было бы у меня сердце, оно бы выскочило из груди. Это оказалась та самая прекрасная девушка, что я встретил на торгу. Только она оказалась не боярская дочь, а княжеская. Имя её Евдокия Ростиславна.
Я тут же вспомнил и как не хотел показываться ей на глаза. Но долго ещё мне не суждено было управлять собой и не нужно было объясняться. Она не снимала кольцо днём и ночью. Несколько месяцев я жил только блаженством и стыдом, слабо сознавая, что происходит вокруг.
В один вечер она крутила кольцо на пальце, оно соскользнуло и ударилось об пол. Это застигло меня врасплох, и в тот миг я не нашёл ничего лучше, как превратиться в того коня с торга. Хорошо ещё, что в покоях в тот момент никого не было. Евдокия вскрикнула, но узнала меня — я это понял по глазам. На крик прибежала стража, но я успел снова обратиться кольцом.
После этого она уже сама, как осталась одна, бросила меня об пол, а я стал собой. В тот вечер мы поговорили. В голове у меня туман после этих месяцев, но я как мог ей всё рассказал — про господина Ивриса, почему я сбежал от неё, про тебя, про кольцо. Просил разрешить мне остаться ещё хотя бы ненадолго. Выйди я отсюда сейчас — и любая пташка станет мне врагом, потому что донесёт новость обо мне господину Иврису. Евдокия сказала, что спрячет меня. Она очень добра ко мне, нашла мне одежду и приносит еду.
У неё своя печаль: князь собирается выдать её замуж за человека, который ей не мил. Она книжница, утончённая и чувствительная, а тот княжич — гуляка и воин, грубый и неграмотный. Он в затянувшемся походе, но когда возвратится, князь обещался отослать ему Евдокию. Лелею надежду, что он в том походе сгинет. Не хочу даже представлять, что Евдокия попадёт к нему в лапы. Утешаю её чем могу.
Впервые в жизни я могу с кем-то так открыто говорить. У меня никогда не было никого настолько близкого. Наверное, это должно быть печально, но мне радостно. Рад целыми днями быть кольцом на её пальце, которое напоминает, что у неё есть друг. И рад хотя бы словом поддержать её ночью.
Это письмо я тебе тоже не отправляю, но посылаю мысленно благодарность хоть за свою встречу с Евдокией. Не продай ты меня — никогда не узнал бы счастия.
Кажется, я подвёл Евдокию, но толком не могу уразуметь, в чём. Она сердита на меня. Сам я тоже очень расстроен.
Княжич, за которого её собирался отдать отец, вернулся благополучно.
Когда я писал о нём в прошлый раз, я хоть и злился, но это не задевало меня так сильно. Сейчас всё иначе. Когда я совсем пришёл в себя, все мысли и желания, которые у меня были раньше к Евдокии, вернулись с новой силой. Вживую, рядом, она прекраснее, чем всё, что могло нарисовать мне воображение. Я боялся, что это напугает её. Потом понял, что мои чувства к ней взаимны.
Она должна остаться со мной. В сердце своём я не приму другого исхода после того, как держал её в объятьях. Но как?! Не могу я просить её руки. Даже если отринуть моё происхождение — коли покажусь в свете, Иврис тут же явится за мной. Она знает, что остаётся мне только скрываться. Чего же она хочет? Неужто чтобы я одолел его?
Странно сознавать, что это послание ты вправду можешь получить. Решил, что ты захочешь узнать, что со мною произошло. Знай, что ежели ты читаешь это письмо, то нет меня больше на свете.
Ты продала меня никому иному, как самому господину Иврису. Он снова держал меня в неволе, но я освободился и сбежал. Укрыться с смог лишь потому, что обернулся вместо скота или зверя кольцом — только так мог я избежать взора господина.
По счастливой случайности попал я в руки княжне Евдокии Ростиславне — самой прекрасной девушке на свете. Мы любим друг друга. С ней я переступил через всё, что было со мной ранее, и на миг поверил, что могу быть счастлив. Будь всё иначе, я бы молил князя отдать её мне в жёны, сделал бы для этого всё. Но я не могу выйти к людям, ибо знаю, что господин Иврис ищет меня. Признаю, я всё ещё вздрагиваю при мысли об этом. Но сейчас, коли ничего не сделаю, Евдокию выдадут замуж за другого. Это придаёт решимости.
Времени на придумки у нас мало, план вышел ненадёжный, но другого пути нет. Мы решили выманить господина Ивриса к себе. Я попросил Евдокию на прогулках и у окон говорить с кольцом, называя моё имя. Птицы-соглядатаи быстро донесли до Ивриса, где я спрятался. Он, конечно, теперь вспомнил, как я научился превращаться в вещи, и стало ему всё ясно. Он обратился к князю в образе богатого купца с просьбой вернуть кольцо, которое якобы потерял и которое ему дорого как память. Теперь же осталась самая сложная часть. Завтра князь его примет, и ежели суждено нам с Евдокией быть вместе, ежели уготовано мне что-то кроме заточения и смерти, то пусть нам повезёт.
А коли нет — значит, в этой борьбе закончилась моя жизнь, матушка. Знай же, что я [вымарано] не берусь тебя судить. И хоть не с лёгким сердцем пишу это, всё же верю, что ты не желала мне зла и где-то в сердце своём хотела узнать о моей судьбе.
У меня всё благополучно! Я женюсь. Невеста моя — самая прекрасная в мире девушка, княжна Евдокия Ростиславна. Так что быть мне зятем самого князя Смоленского. Завтра меня окрестят, чтобы соответствовал новому статусу.
Господина Ивриса больше нет. Нам в Евдокией удалось обмануть его. Он пришёл за мной на княжеский двор. Я обернулся горстью зёрен — тогда он превратился в петуха и принялся их клевать. На то и был расчёт, что он отвлечётся и не заметит последнее зёрнышко, которое Евдокия заступила носком сапожка. В последний момент, когда колдун отвернулся, превратился я из этого зерна в сокола и убил его. Он тут же обрёл настоящий облик — не того остролицего молодого господина, которого ты видела, а тощего сморщенного старика с грязной бородой до пояса. Кем он был по правде? Этого мы никогда не узнаем.
Когда с колдуном было покончено, мы с Евдокией бросились виниться перед князем. Мы сказали, что Иврис хотел похитить Евдокию, а я её спас — подумали, что князю такое объяснение покажется весомее. Главное, он понял, что мы любим друг друга и уж давно тайно жили вдвоём, а сейчас смогли наконец открыться. Долго пришлось его уговаривать, да делать нечего — дал добро на то, чтобы мы поженились.
Я послал весточку в школу — демоны и дочери колдуна рассыпались вместе с его смертью, но остальные ученики остались целы. Некоторые сразу сбежали. С теми, кто остался, мы сейчас договариваемся по поводу книг и папирусов — их у колдуна накопились тысячи, на разных языках — несколько поколений учеников делали списки. Какие-то из этих книг стоит уничтожить, в других же знания, которые могут принести много пользы. Теперь собираемся…
Впрочем, зачем я это всё рассказываю? Перечитываю и думаю о том, что ты и половины, должно быть, толком не уразумеешь, не будет тебе это интересно. Не знаю, отчего мне хочется поделиться с тобой своей жизнью — болью, печалью, радостью. Зачем это тебе? Сам не знаю, для чего пишу.
На самом деле я лишь хотел сказать, что в начале лета наша свадьба с Евдокией Ростислвавной. Хотел тебя пригласить [до конца фразы вымарано]
Надеюсь, что ты в добром здравии. Я свободен, и у меня всё благополучно.
Шлю тебе поклон и небольшой сундук с золотом, которого должно тебе хватить до старости, даже если все прошлые деньги уже вышли.
Считаю, что не задолжал тебе ничего более.
