Этот сон постарался красиво описать, подредактировать для более хорошего чтения. Эдакий фильмец вышел. Оставляет после себя тошнотворное ощущение ненужной вычурности и глубокую безысходность, вместе с каким-то религиозным подтекстом, о котором не хочется думать. Не представляю откуда вообще религия взялась - агностик, не питаю каких-то симпатий к какой-либо конфессии.
Почерпнул отсюда принцип действия белого шелкового тумана, для собственной классификации. Само собой, попадать в него не рекомендуется, как и в практиццки любой другой)
------------------------------------------
Первое, что слышу во сне - ритмичный перестук колес. Чувствую редкие неровности/стыки рельс. Поезд степенно мчался по тоннелю, пропуская все возможные станции подряд. Записей о точке отправления не было ни в аппаратуре, ни на бумаге, ни даже в головах пассажиров, это знаю точно. И стоит отметить, что самих пассажиров в целом поезде, длинной в добрую дюжину вагонов, было всего шестеро.
Мужчины. Священник, механик, врач и одиночка. И женщины. Библиотекарь и медсестра. Все они, кроме врача и медсестры были объединены одним желанием, с которым появились в этом поезде - спасти девушку, которая не должна была умереть.
Я снял очки и устало массировал переносицу. В этой вариации я был врачом и только что данные снова не сошлись: образцы не реагировали ни на один способ стимуляции, ни на один реагент из тех, что мы считали действенными. Вздохнув и принудив стул жалобно скрипнуть, я поднялся и сделал целый шаг к бутылке с водой. Больше не позволяли сделать размеры импровизированной лаборатории в голове поезда.
Эва, так звали медсестру, лежала на кровати позади, спиной ко мне. Не спала, нет. Тоже раздумывала над чем-то, даже не отреагировав на звук. Время в путешествии подействовало на неё не лучшим образом - ранее пышущая жизнью, веселая, чуть полноватая девушка с яркими золотыми волосами исчезла, уступив место вечно хмурой, высушенной, на грани истерики девушке с землистым цветом лица. Последнее время она перестала снимать халат. Не видела необходимости.
- Эва... - зову, в полумраке комнаты.
- ...Снова неудача?
Развожу руками. Риторический вопрос.
- Понятно.
- Мы попробуем ещё раз. - Я всё ещё не теряю надежды. - Ещё не пробовали самого очевидного.
Эва медленно садится на кровати и поворачивается. В серых её глазах на мгновение проблескивает страх.
- Я не буду давать свою кровь.
- И не надо. Я всё сделаю. - Успокаивающе киваю. - Только нужно будет сделать остановку.
- Что?..
Она хочет повысить голос, но тот срывается в шёпот. Фыркаю, бросаю ей бутылку с водой, из которой только что отпил. Она благодарно делает несколько глотков и повторяет:
- Что?! Мы не должны останавливаться до Города.
- Я знаю.
- Тем более, что никаких остановок нет. Никаких станций.
- Да, и это знаю.
- Мы даже не знаем, есть ли Город... - затихает.
- Эва, - киваю, соглашаясь с её словами, - мы должны посоветоваться все. Взвесить опасность и необходимость. Иначе нам не спасти её, понимаешь? Если не найдётся нужной реакции, если мы не поймём, почему это происходит и как это обратить.
- Да, конечно... - буквально шёпотом. - Тогда совет?
Молча киваю в ответ. Девушка вздыхает, легко поднимается с кровати и с тихим шуршанием двери выходит. Мы привыкли доверять друг другу. Привычка. Не более.
С грустью усмехаюсь, занимаю освободившееся место и оглядываю "лабораторию". Склянки, чашки Петри, микроскоп. Древний компьютер будто из 90х. И множество листов бумаги, смятых, разорванных в клочья, и неизменно исписанных тысячами одному мне понятных символов и букв. Вернее понятных врачу, в чьём теле я сейчас. Ну и, конечно же, образцы. Кровь, "мёртвая" органическая ткань, пульсирующие жгуты живой ткани, осколки костей. Некоторые образцы пытались двигаться, в поиске живого тела или в надежде собраться в единое целое. Больше похоже на стол мясника...
В голове возникают воспоминания, мысленно пытаюсь их связать во что-то цельное. Они рваные, но что-то всё же вырисовывается.
Всё началось с тумана. Он висел в воздухе долгие месяцы и даже годы (минимум пару лет), ничего не происходило. Подумаешь, чуть более белесый туман, будто из ткани, шёлка. Через него спокойно летали самолёты и дроны, даже воздушные шары с людьми. Учёные разных стран постоянно что-то там исследовали, но обычный люд уже начал терять интерес. Ну апокалипсис непонятный настал, ну и что. Жизни не мешает и нормально.
Но однажды туман опустился... Мне не хочется вспоминать этот день. Он опускался медленно, метр за метром, ни капли не изменившись внешне. Сначала в один момент пропала связь со всем, что было выше него. Затем, прорезая воздушный белый шёлк вниз рухнули все самолёты, что находились в воздухе, по всему земному шару.
Когда он достиг последних этажей небоскрёбов начался форменный кошмар. Мы видели это по телевизору и в сети с камер, что установили любители в надежде на сенсации и денежные моря. Мы видели, как людей выворачивало наизнанку, буквально. Как часть из них свежевалось заживо, корчась от боли, и превращаясь в безглазые освежеванные пульсирующие тела, сочащиеся кровью и при этом наполненные жизнью и энергией. Как эти тела бросались вниз по этажам и драли с нечеловеческой силой всех, кого встретили на пути. И как пострадавшие уже от них, погрузившись в туман оживали и тоже пытались двигаться.
Оружие на них не действовало. Ни холодное, ни импровизированное, ни "святое", ни огнестрельное, ни сам огонь. От огня они просто превращались в горящие бесконечно тела, не прекращающие своего шествия к тем, до кого ещё не дошёл туман.
Я не помню каким образом оказался в поезде. Совсем. Будто бы просто моргнул и всё. Был в больнице, пытался вместе с коллегами справиться с напором пострадавших, пытался чем-то помочь и замедлить "трансформацию". А потом нас накрыл туман. Множество предсмертных криков и звуков ломающихся костей и плоти. Я испугался. Любой бы испугался. Я закрыл глаза.
И открыл их уже в поезде, с остальными пятью, такой же растерянный как и они. Единственная, кого я знал из них, Эва, тогда поймала свою первую паническую атаку.
Это было около четырёх месяцев назад. С тех пор поезд не остановился ни разу.
Поток мыслей прерывает тихий шорох двери, и столь же тихий голос Эвы:
- Через пять минут, Им.
Киваю. Совет держался в голове поезда, решили, что так удобнее, да и как-то более правильно что ли. Тот вагон был когда-то церковью или театром, не знаю - было полно резных скамей, направленных в одну сторону, где находилось пустое пространство с небольшим постаментом у стены.
Действительно, чтобы всем собраться там понадобилось не более пяти минут. Расселись как привычно: священник и библиотекарь слева на третьем ряду скамей, механик на первом ряду справа, вместе с медсестрой. Я прислонившись спиной к постаменту смотрел на них всех, а одиночка уселся аж на седьмом ряду.
Первым заговорил механик, сразу же к сути:
- Я против остановки.
Киваю:
- Я знаю. Мне тоже не нравится идея, но...
Ровный голос бывшего священника перебивает:
- Ты понимаешь, что это может означать? Да, пусть мотив и здрав, но нам нельзя останавливаться. Рин?
Девушка-библиотекарь кивает в свою очередь:
- Мы все здесь по одной причине.
- И я преследую её же. - Возражаю им. - Но слегка другим путём. Я понимаю, что... Мирабель... что она ждёт нас. И что мы должны, обязаны её вернуть. Но её нужно очистить! Отец, вы должны это понимать более чем я.
Повисла непродолжительная тишина. Вместе с произнесённым именем в мою голову вливается и память о её носительнице, но в тот момент сознание не хочет на этом фокусироваться. Священник поправил мантию, уже выцветшую за это время и скорее коричневую, чем изначальных цветов. Перестук колес.
На этот раз тишину разрывает Эва:
- Послушайте, Мирабель должна была быть вместе с нами здесь, сейчас. Даже то, что мы все её знаем так или иначе - говорит о чём-то. Даже Рич, - махает в сторону одиночки на задней скамье, - и тот встречался с ней.
Священник качает головой:
- К чему ты это говоришь? Обсуждалось уже не раз. И тем более это не говорит о необходимости остановки.
- Плюс мы не знаем поедет ли поезд дальше... - буркнул механик.
- Не знаем. - соглашаюсь, - Мы вообще ничего до сих пор не знаем.
Рин поправляет очки, что-то прикидывает в голове и строго замечает:
- Я за остановку. Эва и Им тоже. Рич?
Парень вздрагивает, поднимает глаза. Он молод, но окружён странной атмосферой обреченности, которой нет даже у нас, спустя столько времени. Будто знает что-то, о чём не догадываются остальные. Он глубоко вздыхает и на выдохе отвечает:
- Конечно. Давайте остановимся.
- Твою мать... - ругается механик и откидывается на скамье. - Хорошо, давайте останавливаться. Отлично.
- Не ворчи. - замечает Эва. - Давай за работу.
Решение принято, все начинают расходится. За прошедшее время мы научились принимать решения без лишних слов. Некоторые и вовсе без слов. Только священник остаётся на секунду, чтобы спросить:
- Есть идеи?
Пожимаю плечами:
- Разумных - нет. Закончились, испробовали.
- Ясно.
И он уходит вслед за остальными.
От меня пользы в приготовлениях нет. Всё уже собрано и структурировано, снаряжение на каждого из нас было в последнем вагоне с самого начала, на исчезающе малый случай остановки. Я присаживаюсь на скамью и смотрю на пустую стену над пьедесталом, на две лампы по бокам от него. По логике здесь должна быть дверь, в кабину поезда, но Мик проверил всё что можно за это время. Обычная деревянная стена.
Мысли утекли в сторону моей памяти о Мирабель. Замечательная девушка. Чистая, солнечная. Добрая. Помню номер отеля в Испании, вид на море. Шелковые белые шторы, калыхаемые ветром. Помню её профиль очерчивающийся чётко из-за полумрака комнаты и яркого солнечного света снаружи: облокотилась на изящные перила, поправляет волосы, смеётся.
Мы поделились памятью о ней, когда оказались здесь. Рин помнила её, как самоотверженную посетительницу библиотеки, жертвующую своим временем и деньгами ради сохранения старых книг. Микаэл, механик, помнил, как она заботливо приносила ему поесть, когда его зажало обломками здания, во время катастрофы. Эва помнила её как легко больную, которую по какой-то причине решили записать в больницу, и которая помогала ей с особо трудными больными. Священник - как одну из прихожанок, участливо слушающую его проповеди и помогающую убедить в чём-то сомневающихся и успокоить страдающих изнутри людей. Рич... Он единственный не проронил ни слова. Просто согласился, что знает её и описал внешность точно так же как и остальные.
Поезд тряхнуло и в окна ударил свет. Я щурюсь и смотрю наружу. Зеленые поля, белесые ошмётки тумана там и тут. И "проклятые". "Павшие", "потерянные", "отверженные", "мертвецы"... Любое слово, на любой вкус, как кому нравится. Они стояли в случайных местах, подчас в случайных позах и все как один смотрели в небо. Будто ждали чего-то, будто безумие уже покинуло их. Они так и не перестали кровоточить.
Что ж. Я бесшумно подимаюсь и зачем-то задёргиваю шторку окна, в которое только что смотрел. Значит тоннель закончился. Спустя всего лишь неделю... И значит скоро остановка.
------------------------------------------
Спустя пару часов мы - я, Мик и священник - сошли с поезда. Забавно, только после этого мы поняли, что остановились неподалёку от города. И ещё более забавно - он совсем не был в руинах, как те объятые паникой и кровью города, что оставили свои картины в нашей памяти. Выглядел будто оставленным, будто сейчас вернуться люди и он снова наполнится шумом машин, гулом электроники и щелчками банковских касс.
Наше "снаряжение" можно было таковым назвать с натяжкой. Противогазы на поллица, не закрывающие глаза, плотные землистого цвета плащи. У меня и Мика были кейсы, священник шёл на легке. Никакого оружия.
Первым же открытием стало то, что "потерянные" не обратили на нас внимания. Совсем. Будто нас и нет вовсе. Они стоят внутри обесточенных зданий и смотрят в потолок. Статуи плоти, чьи тела превратились во множество пульсирующих жгутов, отдалённо напоминающих мышцы, но перекрученные и искажённые. Снова тошнотворное ощущение, будто смотрю на заживо освежеванных людей. Ни у одного из них нет глаз, только сочащиеся кровью глазницы. Раскрытые кровоточащие рты. Вязкая кровь на полу. Есть даже запах, соответствующие картинке.
Заходим в магазинчик электроники. Вывеска до сих пор цветаста и вычурна, хоть уже и не разобрать названия. Священник вздыхает и подходит к одному из них. Тихо спрашиваю, голос звучит странно в абсолютной тишине города:
- Что ты делаешь?
- Я должен. - отвечает, начиная чертить символ веры в воздухе. Не крест, скорее почти полный круг с определёнными точками внутри, которые нужно было соединить единым движением и завершить круг.
Механик низким голосом замечает:
- Отец, ты и не верил никогда. Что пользы от священника без веры?
Его руки на секунду замирают, но после продолжают движения:
- Никакой.
- Тогда зачем...
- Я должен.
- Им это не поможет.
- Я знаю.
Он снова и снова повторяет символ перед одним из "потерянных". Подхожу к нему, заглядываю в лицо. Слезы. Его дыхание неровно, будто сдерживает плач. Негромко спрашиваю, положив руку ему на плечо:
- Отец?
- Я должен им помочь.
- Отец, прошу тебя.
- Я должен, Им. Я могу помочь.
- Послушай...
Он резко оборачивается. Лицо кривится в плаче, но он не издаёт ни звука.
- Им... Я могу помочь. Я не верю в "них", но я верю в то, что "потерянным" можно указать путь, понимаешь? Что я могу это сделать, нужно только постараться.
- Ты себя-то слышишь? Ты хочешь показать им путь, но не веришь в то, что он существует.
Он кивает. Слезы скрываются под противогазом, руки продолжают чертить символ перед "потерянным". Механик задумчиво оглядывается, подходит к одной из полок и начинает перебирать электронику.
- Святой отец. Пойдём.
Он всхлипывает. Медленно опускает руки. "Потерянный" не отрегировал ни на что. Извращённая и окровавленная человеческая статуя. Говорю:
- Виз, пойдём дальше. Я не могу взять образец с них.
- Идите. - Произносит, глядя в сторону. - Я догоню.
Качаю головой, усиливаю нажим ладони.
- Нет, отец. Я не оставлю тебя с ними. Нас всего шестеро. - Криво усмехаюсь. - В конце концов у тебя редкая группа крови, не думал?
Молчание в ответ. Отведенные глаза. Но под моим нажимом, священник всё же отходит от статуй. Бросаю механику:
- Пойдём. Нашёл что полезное?
Тот отрицательно качает головой и идёт следом. Он никогда не был внимателен к чужим проявлениям эмоций и не любил их наблюдать.
Оставив позади магазин, мы прошли по пустому городу дальше. Тишина. Никакого ветра или скрипа неровностей зданий. Никаких шелестящих газет. Ничего и никого. Стерильность.
Да, стерильность... Моргаю, сбрасывая дурман. Больница, вот что нам нужно. Там могут быть нужные образцы, сохранившиеся и имеющие значимость. Указатель над дорогой говорил, что до неё всего несколько минут ходу и пара поворотов. Этот путь мы проделали молча.
После поворота я понял, куда делись все машины. Или почти все. Перед главным входом больницы было настоящее столпотворение. Некоторые машины лежали друг на друге, некоторые на боку или крыше, а множество просто были брошены где попало. И "потерянные" стояли и лежали в совершенно случайных местах. Дорога в этом месте была буквально пропитана кровью, превратившейся в небольшую реку и медленно уходящей в водосборники.
- Так. - Я остановился, и моему примеру последовали остальные. - Дальше я пойду один. Вы не знаете образцы и уж точно не хотите это видеть.
Механик пожал плечами и развёл руками. Мол, делай как хочешь, здесь ты специалист. Священник же окидывал взглядом то одну фигуру, то другую. Киваю механику в его сторону, с надеждой, что тот позаботится о священнике и не даст ему сделать что-то плохое, и отправляюсь дальше один.
Проскальзывая, иногда в буквальном смысле, между машин и статуй добираю до больницы. Каким-то чудом не падаю в кровь, вовремя ухватываясь за машины. Внутри ещё хуже. Несмотря на отсутствие людей и движения долгое время, внутри пыльно и одновременно с этим приторно-сладкий запах разложения. И вездесущая кровь со случайными статуями "потерянных". Только здесь она ещё и капала сверху и стекала по стенам.
Закрываю глаза на секунду, сглатываю и поправляю противогаз. Тем не менее, я нашёл образец. Сразу за стойкой был... даже не знаю как это описать. Кусок плоти, натянутый между потолком и полом, цепляющийся нежно розовыми отростками за поверхности. Пульсирующий и блестящий от крови. Это было именно тем, что надо - образец ествественный и эволюционировавший уникально, а не на основе одного лишь человека.
Открываю кейс и достаю оттуда шприц. Затем небольшой скребок и чашку Петри. Процедура очень быстрая. Забор крови из этой... материи и небольшой кусочек её закрыть в чашке.
Однако, стоило мне закрыть кейс с образцами, как я почувствовал... Вздох? Изнутри госпиталя, в темноте коридоров, за пределами света с улицы. По спине пробежал холодок. Быстро поворачиваюсь и тут же останавливаюсь, пристально глядя на "потерянного", что стоял наиболее близко к выходу. Кажется, только что он смотрел на меня, но совершенно в этом не уверен. Его лицо всё так же направлено вверх, а фигура так же недвижима как и была.
За исключением этого, наше возвращение на поезд не было омрачено ничем. Только священник был подавлен чем-то, что происходило у него в голове. А вот механик оказался повеселее - нашёл в одной из машин пару бутылок без этикеток, но явно с чем-то алкогольным на вид.
------------------------------------------
Позже этим же днём мы снова разбрелись по своим "купе". Наверное, впору сказать "вечером" - часы не прекращали свой ход и по ним был как раз вечер, - но время текло очень медленно и я не могу сказать была ли хоть когда-нибудь ночь с тех пор как мы оказались в поезде, или хотя бы сумерки.
Не знаю каким чудом механику удалось снова заставить поезд двигаться. И, самое страшное, что он не знает тоже. Ровно так же как и не знает как заставил его остановиться.
Мы с Эвой снова засели в лаборатории. Еда не была проблемой, мы почти не чувствовали голода. Только жажда, но в поезде было запасено очень много воды и она не заканчивалась. В вагоне-ресторане было немного вчерашнего хлеба, но и он тоже был вечным - всегда одна буханка, сколько от неё не отрезай. Всегда вчерашняя.
Поставив образец под микроскоп и рассматривая его поведение, я как бы невзначай произношу:
- Эва, Виз сдался.
Ответ слышу далеко не сразу. Даже успеваю записать то, что увидел через увеличительное стекло.
- Жаль.
- И всё?
- И всё.
- Эва...
- Что ты хочешь от меня услышать, Им? - Усмешка за моей спиной. - Я терпеть не могу лишний пафос. Даже этой фразы, что только что сказала.
Молчу. Шуршу бумагами. В лаборатории нет окон, только пара тусклых ламп. И неяркое естественное свечение образцов.
Девушка же вкрадчиво продолжает:
- Может быть ему нужно было сдаться. Может быть это именно та цель, ради которой он здесь. Так же как и твоя цель - найти причину и лекарство. Так же как цель Рин - найти связь настоящего с прошлым и записать всё происходящее. И так же как и цель Мика - доставить нас к Мирабель. А Рич вообще попал сюда по ошибке. Просто из-за того, что знал её. Просто так.
Её голос на секунду вздрагивает. Откладываю приборы, оборачиваюсь. По её щекам текут слёзы. С грустью понимаю, что мы все на грани, изнурённые временем.
Присаживаюсь рядом с ней и обнимаю. Та утыкается мне в грудь. Но не издаёт ни звука, не обнимает в ответ. Слёзы просто катятся по её щекам, впитываясь в мой халат. Понимаю не высказанное ею. "А у меня здесь нет цели. Я не нужна, ничего не могу сделать. Тебе не нужна моя помощь, здесь нет пациентов, никому не нужна забота." В конце концов, мы давно знали друг друга, не нужно было слов. К добру это или к худу.
- Эва... - на секунду сжимаю её, после чего убеждаю поднять голову и мы встречаемся взглядами. - Ничего. Осталось недолго.
- Думаешь?
- Да. Тем более мы сделали остановку. Первую остановку. Это что-то да значит.
- Пожалуй. - Она шмыгает носом, отстраняется и вытирает глаза рукавом. - Тогда я пойду, поговорю с остальными.
- Давай.
Провожаю её глазами. Устало разваливаюсь на кровати. Закрываю глаза. Всё же сон оставался отрадой. Пусть и никому из нас ничего не снилось.
------------------------------------------
И падаю в сон во сне. И этот сон очень неприятен, страшен даже. Про множество "потерянных", что смотрели на нас с залитых солнцем и кровью полей, мимо которых пролетал поезд. Множество дёргающихся на месте фигур, с открытыми ртами и пустыми глазницами. В этом сне поезд начал замедляться. Сначала незаметно, но потом всё быстрее, пока не остановился вовсе, едва въехав в очередной тоннель. Мы пошли к последнему вагону поезда, чтобы посмотреть, что на уме у "потерянных", но не успели дойти до двери, как увидели их, ломаными движениями быстро идущих к тоннелю. Более того, они уже были в тоннеле и влажный хруст плоти, усиливаясь, отдавался от стен... Они в поезде.
Я бегу к головному вагону, повсюду кровавые сгустки плоти, пульсирующие наросты на стенах и этот хруст. Вижу, как Рича утаскивают через окно и как он скрывается под массой тел, как механик отбивается какой-то нелепой железной трубой, но та лишь выбивает кровавые клочья из тел "потерянных", а не останавливает их натиск. Как Рин поглощает стена, просто слой за слоем впитывая её кричащее тело. Вижу, во всех подробностях, как разрывают на части Эву, как та захлебывается кровью, но продолжает кричать, пока лёгкие не оказываются разодраны...
------------------------------------------
Резко вдыхаю и открываю глаза. Эвы всё ещё нет. Поезд двигается. Значит привиделось. Неудивительно, в принципе, на фоне происходящего.
Нервно переворачиваюсь на другой бок, пытаясь урвать хоть что-то из нормального сна, но внезапно резко холодею. Накатывает очень сильное ощущение, что пропускаю важный совет, на который по какой-то причине меня не позвали. Буквально решающий наши жизни. Спешно одеваюсь и бегу в голову поезда. И застаю расходящихся людей, старающихся на меня не смотреть. Причём так старательно, будто бы я сделал что-то очень плохое, или будто меня вовсе не существует.
В этот момент понимаю, что мне точно было нельзя пропускать этот совет. Закрываю глаза и сосредотачиваюсь. На секунду всё исчезает. И поезд, и люди, и пейзаж за окнами. Остаётся только желание вернуться назад и не падать в сон, принять участие в этом совете. Желание крепнет и становится всё сильнее и сильнее.
------------------------------------------
А дальше в комментарий, ибо не влезло)
