losicha

Я очень люблю спорт. Нет, не то чтобы там штангу поднимать или на турнике болтаться. Моя любовь — посещение  всяких спортивных событий вместо уроков. Я болею  за малоизвестные команды, заполняя собою трибуны. На открытии велотреков, ледовых дворцов и массовых молодёжных заплывов машу флажком, который купила наша классная.  Моя задача — создавать поддержку командам, каким – это не важно.  Я беру с собой  свисток, металлический хриплый рожок, чтобы моё  участие в спортивных праздниках моей страны  выглядело  весело, громко и результативно. Я люблю вопить во всё горло с трибуны, это наполняет меня дикой  энергией. Что вопить? Да без разницы. Ну лучше, чтобы в словах было много Р-Р-Р. Например вопль: «Агр-р-ызак!» — может выражать  всякие степени негодования, радости и удивления. Помню, как  вздрогнул судья на поле, когда это слово понеслось над стадионом, и влетело с мячом в ворота. Это вам не двор школьный подметать или клумбы полоть, хотя и там тоже можно повеселиться.

Клумба должна сразить своим дизайном комиссию, которая ходит по школам и отмечает готовность их к  учебному году.

Их водят по  ярко зелёным коридорам с  малиновыми плинтусами, открывают  розовые двери в классы. Что ни говори – типографская краска, которую с работы  несёт в нашу школу мама Ксеньки  Прокопчик, очень позитивная,только  очень напоминает мне ветрянку и концентрат клюквенного киселя в брикетах.

Наконец тетки из комиссии  выходят к клумбе.  А там и «бешенный цветок» ( это такая поливалка) из директорской дачи привезён, и разноцветные камни, раскрашенные нашим завхозом  масляной краской в синий цвет – вроде река это.  И пару горшков из цветочного магазина для особой красоты. А под ними —  толстые поросята из  пластиковых, в пять литров бутылок.  И, наконец, — сама клумба из ярких бархатцов и просто травы, которая растёт в виде здоровой свиньи, на которой написано «учение – свет». Свинья не была запланирована . Это мы с Мишкой такую фигурную прополку сделали.  Думаю, в следующий раз нас на такую работу не поставят.

На мой детский факультатив по батику напросилась бабушка. Я была не против: дети со взрослыми сидят на уроке тише. Бабушка была очень суровая и не терпела что бы я вмешивалась в её творческий процесс. То есть касаться её работы было запрещено. Показывать нельзя – только рассказывать. Мною было озвучено условие – за ткань, краски, резерв — надо заплатить. Ну, знаете, у бабушек денег мало, а тут ещё на такую блажь — рисование на ткани, когда раньше и кисточку не держала в руках. Но бабушке очень-очень хотелось сделать картину для своего внука-дауна. Потому, что он очень любил цветы. Она сама смастерила подрамник с железными уголками. А рабочим полотном стала старая наволочка.

В папке у меня  более ста эскизов, готовых к переводу на ткань. В остальном дело заключалось старательно раскрасить и — дело в шляпе. За один урок  перевести рисунок на ткань не удалось. Ещё бы — смелая старушка выбрала сложную композицию размером 40х60.

Через день бабушка пришла со своими соленьями, чтобы за бартер получить второй урок. Я от банок с огурцами и помидорами отказалась, но остаться в классе разрешила. Старушка ворчала, что тяжёлые банки придётся нести назад. Но я была непоколебима. Однако и на этом занятии картина не была закончена.

На третий урок она притащила ящик с проросшей картошкой. Картошка была красного цвета. «Это – немецкий, удивительный сорт. Некому сажать и пропадёт совсем. Посадите у себя на даче!» – тоном не принимающим никаких возражений сказала моя ученица преклонных лет.

Объясняю, что у меня негде сажать картошку. Везде газон.

«А вы ямку расколупайте и посадите на газоне! Удивитесь, какая картошка будет. Больше трёх килограмм с куста!».

Спорить со старушкой мне не хотелось. Я восхищалась её целеустремлённостью, поэтому потащила домой корявую картонную коробку с верёвочной ручкой, заполненную до верху морщеной картошкой с длинными, перепутавшимися ростками.

Под деревом, где травы было поменьше, я посадила пару не совсем истощённых клубней. Газонокосилке было пофиг, что растёт среди травы.

В сентябре бабка позвонила и потребовала поделиться чудесным урожаем, который вырос на моём газоне. По её подсчетам, я должна была собрать два мешка немецкой бульбы, и один по праву должен был вернуться  хозяйке. Меня прошиб холодный пот. Я была не в состоянии вернуть оброк! Я чувствовала себя настоящим здрадником — уничтожила ценный сорт редкой картошки. А вдруг т добрая старушка не переживёт такого горя.

Я попёрлась на Комаровку, и у маленького небритого дядьки высмотрела красные клубни сорта РАЯ голландской селекции. Это было счастье!

На остановке возле школы состоялась торжественная передача «моего урожая» старушке с любимым внуком. Пассажиры автобуса помогли им загрузиться на заднюю площадку. Я отметила про себя , что добычу они дотянут домой без проблем. С ними была складная тележка с большими колёсами.

— А когда начнутся занятия по батику? — на прощанье заинтересованно спросила старушка.

— Меня уволили,— скорбно произнесла я.

Через неделю я действительно уволилась из школы.

Юрик не выносил любое насилие. Он тщетно пытался выдернуть свою руку из Марусиной, сопротивлялся, максимально выбрасывая в окружающее пространство свои руки и ноги, хватался за попадающиеся по дороге стойки, круговые вешалки, покупательниц. Вокруг него падало железо, скрипели ножки под кассами, обрывались ручки у пакетов, визжали и ругались тётки с красными лицами и девушки со злыми бровями. Кассирши терзали кнопку вызова милиции.

Маруся, собрав последние силы, вытолкала Юрика к эскалатору, и они относительно спокойно съехали на один этаж вниз. Дурацкая система спусков: " то эскалатор, то лестница" не давала Марусе шанса отдохнуть. На лестнице Алик-Юрик легко находил за что уцепиться. Она отдирала его пальцы от перил, подставляла подножки, тянула и пихала, ругаясь про себя чудовищными непечатными словами, стаскивая его всё ниже к спасительному выходу. И какой же он, зараза, был тяжёлый, корчеобразный. Она вдруг оставила Стилиста в покое — сил не осталось волочить его дальше. Опустилась на ступеньки и сдалась. А он, почувствовав свободу, мгновенно успокоился, протянул ей руку, и они, как нормальные люди, вышли из боковой двери прямо к летнему кафе.

— Мороженого хочешь? — едва переводя дыхание спросила Маруся.

Он с любопытством принял из её рук эскимо «Каштан». Стилист абсолютно не помнил: что может быть под блестящей обёрткой. Маруся сняла фольгу с мороженого и ткнула его в рот Алику-Юрику, измазав немного ворот рубашки, потому что он уворачивался, а она не сразу попала. Стилист дотронулся языком до застывшего шоколада, зажмурил глаза, вспомнил этот восхитительный вкус. Его мозг активизировался, требовал новых зацепок, чтобы всё в голове стало на места. Та-дам! Такое яркое, приятное, знакомое защекотало нервы. Юрик впился глазами в манекен, стоящий прямо перед ним за стеклом магазина. Витрина арендовалась «Карамелями», и на манекене висело одно из странных платьев салона, а манекен для этого платья готовил он. Стилист изменил пропорции куклы, изготовил специальный парик, над которым трудился неделю. А на левой ладошке манекена он когда-то оставил свой автограф.

Юрик, не отрываясь смотрел на платье, морщил лоб и мычал, показывая на манекен. Неуклюжая Маруся стояла рядом в своём уродливом самодельном сарафане, из-под которого топорщилась мужская рубашка с жёстким воротом и мокрыми подмышками. Завершали картину колготки, которые собрались гармошкой над туфлями.

Наш физрук Виктор Петрович  был взбешен: одиннадцать девчонок — почти все из класса — отказались идти на физкультуру. Все они были со справками от врача. Только у Чумы не было никакой справки, но у нее не было и спортивной формы. Петрович посадил всех нас на скамейку и стал злобно вращать глазами. Да, мы селедки, слабаки, армия нас научит, а девочки… И тут его понесло:

— Если у вас критические дни, то это не значит, что физкультуры у вас нет. Есть специальные прокладки, тампоны. Заниматься физкультурой полезно!

Далее последовал экскурс в женскую физиологию. Девчонки сидели красные, а Валечка Борисова заплакала. Наконец лекция про прокладки закончилась, и мы стали играть в волейбол. Петрович вынес из раздевалки свои длинные запасные шорты и бросил новенькой.

— Переодевайся. Пойдешь на подачу.

Чума с независимым видом тут же спустила свои джинсы, сверкнув черными стрингами, и влезла в его шорты, туго завязав веревочку на талии. Получилось что-то вроде спортивной юбки. Никто даже удивиться не успел, как она уже стояла на линии.

Мы долго ждали, когда она решится послать мяч. Видно было, что она стукнет хорошо. И… мяч полетел в голову Виктора Петровича. Я опешил. Я видел, что это было сделано специально.

Из носа у физрука пошла кровь. Чума подбежала к своей торбе, выхватила оттуда что-то и протянула физкультурнику. Он, не глядя, прижал к лицу женский гигиенический пакет. Увидев нашу реакцию, посмотрел на то, что держал в руках.

Чума резко повернулась на пятках и снова стала на линию подачи.

Конечно, эту подачу все пропустили. И еще две за ней.

Урок закончился раньше обычного. Но история на этом не закончилась.

Во время лабораторной по физике Виктор Петрович с распухшим носом ворвался в класс, потрясая какой-то бумажкой. На него было страшно смотреть.

— Кто! Это! Написал!!!

Физик был недоволен, что учеников отвлекают, но, как видно, дело требовало особого внимания.

— Что там такое написано?

Физкультурник, дрожащими от гнева руками, развернул бумажку в клеточку и прочитал:

— Каждый вторник, после урока физкультуры, консультирую по гинекологии.

Ниже стояла фамилия учителя физкультуры.

— Это ты написала? — потрясал он объявлением перед носом Чумы, пытаясь перекричать вопли и смех класса.

— Нет, не я.

Чума выхватила у него листок, расправила на парте и стала писать что-то в дневнике. Все замолчали, внимательно следя за развитием событий.

Виктор Петрович опешил.

— Что ты делаешь?

— Это я чтобы не забыть бабушке рассказать ваше расписание. А заранее записаться, где можно?

У нас в классе учился такой тихий и абсолютно беззащитный мальчик Юра Ярковский. У Ярковского были на удивление большие и оттопыренные уши. Когда в класс заглядывало солнце и светило на первую парту, уши становились нежно-розовыми, как два лепестка диковинного цветка.

Он был самым маленьким в классе, с плохим зрением и слабыми способностями. С первого класса сидел за первой партой в правом ряду. Над ним никто не смеялся, жеваной бумагой в него не стреляли, давали ему списывать домашние задания, по очереди занимались с ним то физикой, то химией, угощали жвачкой и бутербродами. Так Ярковский дотянул до десятого класса, когда в школу пришел математик Аркадий Львович.

Новый учитель обожал контрольные. Контрольных становилось все больше. А жизнь Ярковского все страшнее. Аркадий Львович ставил сразу три оценки: за правильное решение, скорость выполнения задания и правильное его оформление в тетради. Ушастик ни в одной из этих номинаций не обладал хоть какими-то навыками. Первую половину урока он терпеливо ждал, когда ему передадут черновик с решениями задач, потом мучительно списывал абсолютно непонятные ему знаки и цифры, но тут его всегда подводил звонок. Его контрольные были всегда сделаны лишь частично. Работы учеников стремительно собирали во время звонка. Ярковский всегда копался, и его тетрадь буквально вырывал из рук лично Аркадий Львович. Он обязательно тряс ее лохматыми боками, демонстративно заправлял в оторванную обложку и, наконец, швырял на стопку уже собранных контрольных. Поэтому единица Ярковскому за тетрадку была обеспечена всегда.

Остальные оценки были то «два с плюсом», то «два с минусом». И это было особенно унизительно.

Ярковский иногда хитрил — не приходил на контрольную, прикрывшись справкой о плохом здоровье. После очередного разбора контрольных Аркадий Львович устраивал маленькие блиц-выступления.

— Завтра пишем новую контрольную, она выявит ваши знания по вчерашней теме. Ярковский!

Ярковский вздрагивал и обреченно поднимался.

— Ты знаешь, Ярковский, прогноз погоды на завтра?

— Нет, — мямлил наш ушастик.

— Завтра будет ветер, сильный, порывистый, скорость двадцать метров в секунду. Тебе стоит только распустить свои уши — и ты будешь доставлен в класс. Не пропусти этой замечательной возможности. Не придешь на контрольную — поставлю единицу! С минусом!

Однажды в школу пришла тихая и серая, как мышь, мама Ярковского. Она долго плакала у директора в кабинете и, комкая в руках мокрый от слез платок, высказала опасение, что ее сын из-за школьных несчастий может выброситься из окна или повеситься. В кабинет вызвали Аркадия Львовича, который настоятельно советовал забрать Ярковского из школы и отдать учиться в ПТУ, где ему будет более комфортно учиться.

— Ваш сын — тупее всех тупых! Найдите для него место, где это было бы не так заметно.

И Ярковский перестал ходить в школу. Но его фамилия постоянно звучала в классе.

— Это ты у Ярковского списал? — любил пошутить Аркадий Львович.

Через пять лет после окончания школы класс собрался на традиционную встречу. Организаторы пригласили и Ярковского. Он долго отнекивался, потом вдруг неожиданно согласился прийти. После торжественной встречи бывший 10-й «Б» собрался в любимом классе и стал делиться своими достижениями.  Когда всем уже было известно про молодые семьи, институты-факультеты и важную работу, дверь распахнулась, и на пороге перед всеми предстал Аркадий Львович. Он был взволнован, галстук его сбит набок, а верхней пуговицы на пиджаке не хватало.

— Где он?

— Кто? — хором выдохнули бывшие ученики.

— Ярковский, гад ушастый.

— Не было его.

— Как не было, когда он только что со своими друзьями-пэтэушниками мне уши линейкой мерил.

Так громко в этом классе никто никогда не смеялся.

Дверь еще раз открылась, и в класс проскользнул Ярковский. Он совсем не вырос, но что-то в нем появилось новенькое — то ли эта

уверенность в движениях, то ли очень уж креативная прическа, а может, уши с пробитыми туннелями. Только поздоровался он, как прежде, осторожно: «Здрасьте», — и сел за первый стол, на свое место.

Аркадий Львович, грозно печатая шаг, приблизился к этому столу и, как раньше, направил свой немигающий взор на Ярковского. А тот как ни в чем не бывало, глядя на математика в упор, сказал:

— Вы опять победили, Аркадий Львович. Ваши уши больше моих на три миллиметра. Кстати, вы прогноз погоды на завтра не знаете?