Холода
Мороз крепчал и бубенцы звенели,
Девятый вал сугробы наметал,
Мело, мело во все пределы,
И на пол башмачок упал.
И стуком зубы выбивали,
Кадриль и звуки кастаньет,
"Минет" тут в рифме ожидали?
А у меня её и нет.
Мороз крепчал и бубенцы звенели,
Девятый вал сугробы наметал,
Мело, мело во все пределы,
И на пол башмачок упал.
И стуком зубы выбивали,
Кадриль и звуки кастаньет,
"Минет" тут в рифме ожидали?
А у меня её и нет.
Сижу с утра в седой росе я,
Внутри и у виска- "Боржом",
И глядя на заснеженные ели,
Хочу я в Таиланде быть бомжом.
Берется коробка. Заливается гипсом или ротбандом. Засыхает. Выковыривается, согласно фантазии и жопорукости. Красится.
Вот такая хрень... Очаг папы Карло.
По необъятной ходят слухи,
Что к нам от жарких берегов,
Пришлют работать на поруки,
Аж десять тысяч угольков.
И поползут повсюду слухи,
Промеж заядлых игроков-
Россия- родина порнухи,
Актеров с родины слонов.
Вот она меня настигла и раздела,
Повалила нагло на газон,
Сверху на меня с ногами села,
И рукой вцепилась в сосисон.
Распаляясь, прыгала в экстазе,
Закатив глаза и бормоча,
И блестели как живые стразы,
Капли пота на её плечах.
Вдруг она вцепилась в ягодицы,
Сжав их словно спелый апельсин,
Издавая рык подобно львице,
Увеличила она нажим.
Треск раздался! Зад- наполовину!
Бинт, хирурги, белый потолок,
А она приносит апельсины,
Я же забиваюсь в уголок
Зарос, зарос я как крыжовник,
И ногти изо всех щелей,
Пожалуй, я потрачу вторник,
Подрежу ногти... Вместо трюфелей.
Привет! Грудастая блондинка!
Ей ногти протяну я не таясь,
Пускай везде игривая щетинка,
Пускай под ногтем вековая грязь.
Она привыкла, щеткою зубною
Она отполирует всё и вся,
А я любуюсь, как она буровит
Мой ноготь, сиськами тряся.
Но чу! Неладное я чую,
Когда мою стопу зажали в плен,
Повеяло вдруг ароматом хуя!
И не моим! Я знаю свой член!
И прояснилась ситуация мгновенно:
То мастер педикюра шебуршил,
Своим огромным, без сомнения, членом,
Со мною педик Юра пошутил...
Кровавая бойня на хуторе,
У Жучки сломали хребет,
А дело темно и запутанно,
Пока что ответов здесь нет
Идёт уж во всю эксгумация,
Труп Жучки вскрывает эксперт,
А Поп? Он ведет конфирмацию,
И глас над толпою простерт
Суровое слово закона:
Смерть Жучки лежит на попе!
Синоним "диод"- Рубикона,
А Поп затерялся в толпе.
Его изловили в Сибири,
В заброшенном монастыре,
Тягал он чугунные гири,
И пел о всемирном добре.
Вину Поп отринул, и все обо всем рассказал,
О Жучке и о куске мяса,
Что пёс очень нагло украл.
Но пёсик, с позорною кличкой,
Схватил когда мяса кусок,
Напуганный черною бричкой,
Давиться стал мясом- там сок!
А Поп же, стараясь помочь,
Несчастному Жучке своей,
Ему по спине что есть мочь,
Дубасил ладонью своей.
Хребет переломан у Жучки,
Тяжелой ладонью Попа,
Никто и не думал о взбучке,
Но Жучка ведь хуже клопа.
Спасал ее Поп от удушья,
От смерти от мяса куска,
Но пёсья душа равнодушья,
Отправилась на небеса.
И тёмною ночью глухою,
В овраге он пса закопал,
Потом же страдая душою,
Он надпись на нем написал.
По надписи и опознали,
Раскрыт был кровавый маньяк,
Что Жучку "отправил на Ба́ли",
Там очень был умный следак.
Так кто виноват?
Или Поп или мясо?
Иль пёсик, что вороват?
Ответ здесь, пожалуй, мне ясен-
***
- Балда, что любил "щёлк" давать.
Невидимый, сумрачный киллер,
Потом он убил и Попа,
Жестокий, суровый там триллер,
Унизит где власть шантрапа.