Tototsha

У Марии-Антуанетты была любимая художница, кисти которой принадлежат почти все лучшие портреты королевы. Звали ее Мари-Элизабет-Луиза Виже-Лебрен.

Как ни странно, эта же художница написала огромное количество портретов русских аристократов, которые мы все много раз видели в Эрмитаже, например.

Интереснейшая и очень шустрая была дама.

Элизабет Виже-Лебрен, Автопортрет

Ее отец был художником, но, скорее, любителем, чем профессионалом. Но первые уроки живописи, все же, дочери он дал. Оказалось, что юная художница очень талантлива - первые заказы на портреты она стала получать еще будучи подростком. Правда, работала без лицензии и разрешения, за что и поплатилась - ее студию закрыли.

Тогда Виже-Лебрен подумала, и вышла замуж за торговца произведениями искусства. Очень удачно, потому что у нее появилась возможность учиться, копируя картины старых мастеров из коллекции мужа, а муж разглядел в ней талант и начал заниматься продвижением жены. Сама Элизабет, кстати, была уверена в том, что этому продвижению очень помогла ее красота - она ей прям удачно пользовалась, написав за свою жизнь 37 автопортретов. Прям в дневниках Виже-Лебрен пишет, что и в Академию Художеств ее, скорее всего, взяли всего в 28 лет именно потому, что была не только талантлива, а еще и хороша собой.

Элизабет Виже-Лебрен, Автопортрет

Но вообще, художница была фанаткой голландской живописи и лично Рубенса. И даже специально ездила по Фландрии и Нидерландам чтоб поглядеть на всю эту красоту живьем и поучиться.

Мари Элизабет Виже-Лебрён и Аделаида Лабий-Гийяр.

В 1780 году у Виже-Лебрен родилась дочь. А тут как раз общество захватили идеи Руссо о воспитании детей - мол, прекратите, знатные дамы, сплавлять младенцев няньками и кормилицам, детям нужно внимание матери родной. И эту тенденцию очень чутко ловит Виже-Лебрен и начинает писать трогательные сентиментальные портреты с детьми. Прям такими кукольными ангельскими детишками.

Смотрите:

Этот автопортрет, кстати, спровоцировал небольшой такой, но, все же, скандал - публику возмутила улыбка на полотне. Зубы там вино, понимаете? Варварство какое-то. Неприлично. Но нужное внимание Виже-Лебрен к себе в очередной раз привлекла. И, кажется, написала первое изображение матери с ребенком, на котором не Богородица, но, при том, видно как нежно друг друга они любят.

Вот еще одна такая картина, которую вы наверняка видели на китайских сувенирных тарелочках и коробках шоколадных конфет:

И так у нее хорошо получалось все, что свой взор на нее обратила Мария-Антуанетта. И не просто обратила, а сделала ее своей личной портретисткой.

Элизабет напишет порядка 30 портретов королевы!

Элизабет Виже-Лебрен, Мария-Антуанетта.

Мастерство портрета у Виже-Лебрен, конечно, потрясающее. Особенно видно на тех самых портретах Марии-Антуанетты как художница превращает, вроде как, не теряя портретного сходства, довольно невзрачную королеву в очаровательную, сияющую, словно жемчуг, нежнейшую красотку.

Еще Мария-Антуанетта.

Ну а эти текстуры - ну вообще что-то невероятное.

Одна художница, которую называют первым французским модельером  - Мари Бертен, придумывала образы для королевы, а другая - наша Виже-Лебрен, бесконечно писала Марию-Антуанетту в этих образах. И смелый стиль экстравагантной красавицы через эти портреты распространялся на весь мир.

Мария-Антуанетта в одном из своих самых скандальных нарядов, похожих на нижнее бельишко.

Но, кстати, позже, уже подружившиеся Виже-Лебрен и Мария Антуанетта подумали, что все эти изображения королевы в необыкновенных нарядах все-таки вредят репутации, поэтому началась череда картин, где Мария-Антуанетта прямо таки воплощает материнство.

Вот, смотрите, тут прям королева-мать, а пустая колыбель рядом с ней напоминает зрителям о том, что недавно у нее умер младенец.
Совсем другое настроение картины:

А дальше, в 1789 году, все крякнулось.

Вся прекрасная и такая, во всех отношениях, удачная жизнь художницы накрылась медным тазом из-за того, что случилась Великая Французская Революция. Королевскую семью вместе с покровительницей художницы, Марией-Антуанеттой, арестовали, а Виже-Лебрен схватила дочь и убежала с ней Италию, опасаясь (небезосновательно) за свою жизнь.

Потом она перебралась в Австрию, а потом в Санкт-Петербург.

Везде ее принимали в академии художеств и всюду были ей почет, уважение и покровительство аристократов и монархов.

В России, как вы помните, обожали все французское и поэтому прибытие личной художницы французской королевы привело публику в восторг. Все дворянство было ее - она напишет гору портретов графинь с детишками.

Портрет Екатерины Николаевны Меньшиковой.

Мария Вяземская, княгиня Голицына

Портрет графини Анны Строгановой с сыном

И даже сама Екатерина Великая доверила Виже-Лебрен писать портреты своих внучек. Правда, картину пришлось переписывать - если во Франции обнаженные руки и декольте были норм, то для России это было перебором. Поэтому художница дорисовывала на этом портрете, что будет ниже, воротники и рукава девочкам.

Александра и Елена, дочери Павла I

В 1802 году, стараниями мужа, имя Элизабет Виже-Лебрен наконец было вычеркнуто из списков предполагаемых опасных контрреволюционеров и она смогла вернуться в родной Париж.

Умерла художница аж в 86 лет.

На могиле написано прекрасное: “Вот, наконец, я отдыхаю...”

Кстати, обожаемая дочь художницы осталась в России - вышла замуж за секретаря директора императорских театров Санкт-Петербурга, какого-то совершенно бесполезного французского эмигранта. Был скандал - мать и дочь страшно поссорились и так, кстати, и не помирились.

Вот, напоследок, трогательный и сентиментальный портрет дочери, маленькой Жюли Лебрен:

Текст мой.

Поздравляю всех причастных с наступающим 8 марта! <3


Больше заметок про всякую историю искусств можно найти у меня в канале вот тут:
https://t.me/tojemne

Хочу сегодня вам рассказать про художника, который прославился своими подделками.Как по мне - так это прям современное искусство случилось в результате всей этой истории. Ирония. Почему ирония - поймете в процессе.

Хан ван Мегерен, одна из подделок под Вермеера

Мой нынешний герой, Хан ван Мегерен, всегда любил живопись и считал, что нет ничего лучше, чем работы старых мастеров. Родом он был из Нидерландов, учился на архитектора, а после работал помощником преподавателя в Делфтском техническом университете на отделении искусств. Его акварельные этюды животных до сих пор красуются в некоторых голландских учебниках рисования.

Например, вот этот:

Не нравилось ему современное искусство, не нравились даже няшечки-импрессионисты, а как быть художнику, что влюблен в реализм, но родился в конце 19 века? Никому, абсолютно никому не интересен мастер, который, пусть даже и классно, копирует старое. То есть, дальше сувенирных лавок и уютных кухонь его работы бы не пошли. А амбиций, да и знаний с мастерством, у него было столько, что ни одна кухня бы не вместила.

Тогда он решает заняться подделыванием своих любимых голландцев, особенно - Питера де Хоха и Яна Вермеера. При том, с Вермеером особенно занятно - его работ сегодня известно всего 16, а по данным аукциона, что проводился после смерти художника в 1696 году, их была 21 штука. В 20 веке публика страстно полюбила нидерландского мастера и жаждала его новых картин. И ван Мегерен проделал занимательнейшую работу - он подумал о том, как мог бы выглядеть ранний Вермеер, с еще не окончательно оформившейся художественной манерой и выдал “Христа в Эммаусе”.

Оооо, и ему поверили. Да как! Эту работу признали маститые знатоки и изучальщики Вермеера не просто как подлинник, а как одну из лучших работ автора. Говорят, что изначально у ван Мегерена была затея погубить пару зазнаек-искусствоведов и на этом остановиться, но когда все так ахнули и предложили ему за работу какие-то баснословные деньги, он передумал кого-либо разубеждать и разоблачать.

Как он это делал? Ну, для начала, надо понимать, что вот сейчас бы не прокатило - у нас тут рентгены, анализы всякие сложномудреные, инфракрасные съемки по слоям.

Ван Мегерен покупал какое-нибудь дешевое полотно 16-17 века для того, чтоб получить оригинальные холст и раму и поверх старой работы писал свою подделку. Он охотился за вещицами нужных веков и правильных городов - вазами, тканями, тарелками и всем вот этим для того, чтоб использовать их как натуру. Он использовал те же пигменты, что и голландцы 17 века, разводя краски вручную. Но вот тут есть деталь - масло могло окончательно высыхать десятилетиями, а продать картины надо было срочно, поэтому в краску он подмешивал секретный ингредиент - что-то вроде пластика, фенолформальдегидную смолу, благодаря которой все быстро и крепко сохло. Правда, краска становилась кошмарно ядовитой, но это детали.

В подвале своего дома ван Мегерен собрал специальную печь для состаривания работы - старая картина без потемневших красок и трещинок-кракелюров на поверхности сразу бы кричала о том, что она подделка.

Самая дурацкая подделка, вероятно, но, не точно написанная Ханом ван Мегереном. Должна, по затее автора, составить пару легендарной "девушке с жемчужной сережкой".

В общем, шикарно устроился дядька, продавая подделки одну за другой коллекционерам, музеям и институтам. А все так сошли с ума, что верили-верили-верили и покупали-покупали, не задаваясь особо вопросом, что за скважину с неизвестными ранее картинами прорвало.

Подделка под Питера де Хоха.

Прижучили его очень занятно. Точнее, он сам признался в том, что клепал подделки, потому как попал в безвыходную ситуацию. Ван Мегерен умудрился продать очень жадному до коллекционирования искусства, особенно голландского, Герману Герингу, картину “Христос и судьи” за бешеные деньги - 1 600 000 гульденов. Это была самая большая сумма, когда-либо выплаченная за работы старых мастеров.

А потом война кончилась, коллекция Геринга от него ушла и в ней друг обнаруживают эту картину. После несложного расследования, выяснили, кто продал ее, и тут началось!

Ван Мегерена решили судить за коллаборационизм и распродажу культурного наследия родины. Кончится дело могло огромным тюремным сроком в лучшем случае или смертной казнью в худшем.

Две недели художник сидел в заключении и взвешивал все за и против, а после решил сознаться в том, что эта картина, как и многие другие, уже распроданные, подтвержденные экспертами и разошедшиеся по музеям и частным коллекциям - подделки, которые он собственноручно склепал.

Но ему не поверили!

Ему пришлось продемонстрировать свою сумасшедшую мастерскую, рассказать как он это все делал… но ему опять не поверили.

Улики из мастерской ван Мегерена.

Тогда было принято решение провести следственный эксперимент - его посадили в специально арендованный дом, приставили наблюдателей и потребовали повторить работу. А он и повторил - написал новую старую картину, “Иисуса среди книжников”.

И результат работы, представленный позже судьям:

Отправили Хана вам Мегерена в тюрьму на год в итоге. За изготовление подделок. Больше он ничего не нарисовал и умер там же, в тюрьме, буквально через месяц.

Сам ли он умер или ему помогли, ведь на арт-рынке, как считают его родственники, по сей день бродит не одна работа его авторства, никто теперь не узнает.

Еще один поддельный Вермеер.

А после смерти Хана ван Мегерена случился аукцион, на котором распродали его имущество и детали мастерской с огромным успехом.

И тут забавно - примерно десять лет назад обнаружили, что картина, висящая себе в самом сердечке мира изучения искусства - лондонском институте искусства Курто, является подделкой нашего ван Мегерена. Называется она “Сводница” и долго считалось, что она авторства художника 17 века, Дирка ван Барбюрена.

И что вы думаете? Цена на нее не упала, а взлетела. Теперь Хан ван Мегерен сам по себе стал предметом охоты коллекционеров.

Текст мой, надеюсь, что вам было интересно.

Больше моих заметок, находок и видео об искусстве вот тут:

https://t.me/tojemne

Привет всем, я сегодня вам принесла историю про замечательную и нежно любимую мной художницу-импрессионистку, стоявшую у истоков этого движения и часто незаслуженно забываемую - Берту Моризо.

(для лиги лени и для тех, кому хочется больше деталей и подробностей - внизу поста будет мое видео о ней)

Вот ее портрет кисти Эдуарда Мане:

А так как фотографию, когда трудились импрессионисты, уже изобрели, то вот еще и фото:

У Берты было две сестры и брат и одна из сестер, Эдма, тоже будет художницей и получит первые уроки рисования они именно от Берты. Правда, кисти она забросит сразу после того, как выйдет замуж.

Вот, кстати, портрет, написанный Бертой сразу после замужества сестры:

Родители довольно рано заметили, что Берта проявляет страсть к рисованию - уже после переезда семьи из пригорода в Париж, девочка, тогда буквально 7-8 лет, кучу времени проводила у окна, делая зарисовки открывающегося ей пейзажа. Эдма тоже увлеклась рисованием и у обеих девочек это выходило, говорят, неплохо. Поэтому, мать решила найти талантливым дочерям учителя, потому как в академию художеств путь для них был закрыт - там все еще писали обнаженную натуру, да еще и мужскую, что было невозможным зрелищем для женщин даже для прогрессивного Парижа 19 века.

Тем не менее, у семьи были деньги на то, чтоб преодолеть эти преграды и дать Моризо лучшее образование из возможного частным образом.

Моризо ведь, как вы уже поняли наверное, была из богатой и аристократической семьи, в отличии от большинства художников ее последующего окружения.

Поэтому педагогов быстро нашли - было на что.

Первым учителем стал представитель романтизма, на тот момент очень популярный Жозеф Гишар.

Он, говорят, бегал и кричал вокруг матери Берты и Эдмы, отговаривал ее от уроков для дочерей.

Что-то вроде: "аааа вы представители буржуазии, это же катастрофа, учить девиц рисовать, революция, невиданная наглость, они никогда не будут прежними, а вы меня проклянете!”

Немного покричав, Гишар взялся за обучение, и начали они ходить по музеям и, как это было принято, ваять копии шедевров.

Сестры Моризо очень ценили его уроки, но все же отлично понимали, что его система обучения очень сильно устарела.
Ведь вокруг происходила настоящая революция всего. Во-первых, изобретена фотография! И это не могло не отразиться на живописи. Во вторых, меняется само ощущение времени, люди прекрасно понимают, что мир потерял цикличность и стал безумно быстрым - землю пронзили железные дороги и опутали телеграфы, стало можно за несколько часов попасть из одного города в другой и получить телеграмму меньше, чем за сутки. Дымят вокруг заводы-пароходы, сама структура общества претерпевает невиданные изменения, да еще и лютой скоростью.

Клод Моне, Вокзал Сен-Лазар

Город Париж шумел, перестраивался, был переполнен жизнью, биением мысли и новыми течениями.

Ну и какие копирование шедевров в такой атмосфере? Сестры Моризо видят на улицах этих странных ребят - они все чуть старше их и они прямо на проспекты вытаскивают свои складные мольберты, а не те громоздкие станки, за которыми работали раньше. Они пишут на берегу Сены лодочные прогулки, прямо посреди ресторанов и кафе бурную жизнь Парижа. Они всюду, от них веет новизной, явно они в курсе всего самого интересного. Эти ребята - еще не оформившиеся в отдельное течение импрессионисты.

И Моризо просят своего преподавателя научить их работать на открытом воздухе - начать ходить на пленэры.

Гишар подумал и доверил Моризо другому мастеру - легендарному пейзажисту, этакому предтече импрессионистов, очень на весь этот кружок повлиявшему, Жан-Батисту Камилю Коро.

Вот, кстати, один из моих любимых пейзажей Коро:

Коро оказался, очень удачно, противником традиционной формы художественного образования, поэтому он и сестры Моризо ходили на пленэры, придумывали себе сложные задачи и всячески их решали.

Берта Моризо, портрет сестры.

Учеба у Коро проходит настолько успешно, что работы сестер попадут в парижский Салон. Это было мероприятие настолько важное, что его так и называли - "Салон", так как у него не было  никаких аналогов на тот момент.

Для художника, который хотел найти покупателей, признание и публику, попасть в Салон было делом обязательным. Эту выставку вообще придумал аж Людовик 14 в 1667 году, но с годами она, конечно же, очень сильно изменилась. В Салоне царили специфические вкусы, а еще кумовство, подковерные интриги. И как раз из-за этого всего произойдет одно очень важное событие.

За год до того, как сестры Моризо подадут свои работы на эту выставку, в 1863 году, жюри Салона откажет огромному количеству молодых художников - из 5000 работ, поданных на это ужас, какое важное, мероприятие, отказ получит примерно 60%.В числе неприятных художников окажутся и те самые будущие импрессионисты - Мане, Писсарро, Сезанн и остальные.

Дело кончается скандалом и император Наполеон III решает позволить неприятным живописцам открыть свой салон, с завтраком на траве и девушками в белом.
Так появится легендарный Салон отверженных.

Что касается официального Салона, то там любили вот такое:

Ну, вернемся к нашим художницам. Они, как я уже сказала, попадают в Салон, но не вызывают особого интереса у публики - их работы все же пока ученические, и в них слишком очевидно влияние Коро.

К сожалению, Берта Моризо уничтожила почти все свои ранние работы, но висело там примерно вот это, только написанное маслом, а не акварелью:

Берта Моризо, Этюд

И примерно в это же время Берта Моризо знакомится с Эдуардом Мане.

И эта встреча окажется очень важной для них обоих.
Честно говоря, я довольно долго думала, что Моризо была подражательницей Мане или даже его ученицей, а потом узнала, что это было не так  - они будут много работать вместе, очень сильно влияя друг на друга.  То есть это было, скорее, взаимовыгодное сотрудничество.

Мане вводит Моризо в свой круг друзей. А это целая тусовка из молодых амбициозных новаторов - художников и литераторов.

Да, Моризо не могла проводить время в любимых кафе и кабаках художников, шастать с ними по ночам и гулять в лодочках, так как была женщиной, но она принимала гостей и старалась находить возможности проводить время с новыми знакомыми - ведь это безумно важно для художника - обсуждения новых идей, открытий, споры, новости и и все такое.

Примерно в это же время Эдма Моризо выходит замуж и, как я уже говорила, бросает живопись.

Берта Моризо, Колыбель (Эдма с дочерью Бланш)

А вот Берта, наоборот, начинает свою взрослую самостоятельную карьеру.

И окажется, что ее живописный язык очень дерзкий и яркий.

Она любит обилие белого цвета и здорово с ним работает. А это ведь своем не просто - работать с белым на белом, не превращая картину в измазанную зубной пастой мешанину. Но Берта любит сложные задачи.

И еще Моризо очень здорово воспринимает те открытия, на которых построен импрессионизм - а это исследования восприятия цветов, того, что такое тени и какого они бывают цвета в зависимости от отражаемого объекта, попытки передать яркий солнечный свет, разобраться с работой зрения.

И вот интересно, каково было быть женщиной-живописцем в тот век? Казалось бы - Моризо очень повезло, у нее есть талант и возможности, она попала в нужное окружение, значит все - успех уже в кармане.

Но работать ей приходилось порой усерднее и больше, чем коллегам-мужчинам.

Но ведь время изменилось, скажете вы, нравы тоже и женщины уже появляются там, куда их раньше старались не пускать, да еще и Моризо попадает в самую прогрессивную тусовку. Однако, чтоб вы понимали, презрения к ней достаточно даже там, среди этих революционеров. Чтоб не быть голословной, приведу цитату из переписки двух художников, Эдуарда Мане и Анри Фантен-Латура:

“Я думаю, что девицы Моризо очаровательны, но, к сожалению, мы все понимаем, что они не мужчины. Тем не менее, они, как женщины тоже могли бы служить делу живописи, вступая в браки с академистами и внося раздор в лагерь этих маразматиков.”

Мне кажется, довольно красноречиво.

Берта Моризо, Вид на порт

Берта Моризо, Прятки

Что же касается Эдуарда Мане, то он, конечно, был в Моризо влюблен.

При первой встрече, он был поражен ее внешностью и уговорил ее позировать для его картины. Отказать Мане невозможно - это же сам Мане! Но и согласиться, для женщины круга Моризо, проблема, поэтому на сеансы позирования Моризо ходила или с мамой, которая сидела в уголочке и вязала, а позже - в сопровождении дальней родственницы. Они следили чтоб девушку злой художник не совратил.

Вот что у Мане получилось:

Берта напишет своей сестре об этой картине такие строки:

Его картины, как всегда, производят впечатление дикого или даже слегка недозрелого плода, но я не могу сказать, что они не нравятся мне. В «Балконе» я получилась скорее странной, чем некрасивой, кажется, среди любопытных распространился эпитет «роковая женщина».

Кстати, Мане, конечно, все же попытается Берту совратить и назначить ей свидание, на что та ему ответит - буду только вашей женой, но никак не любовницей.

Но в жены Мане ее взять не мог - он официально не был женат, но, тем не менее, жил с верной и любящей его Сюзанной Леенхофф. Она была предана ему настолько, что записала его сына как своего младшего брата каким-то хитрым путем и помогала Мане во всем. Родители Мане были очень жесткими ребятами и узнай они, что Мане живет там с кем-то без брака, да еще и детей завел - его бы лишили наследства. Тем не менее, сразу после смерти отца, не смотря на любовь к Моризо, он женится на своей Сюзанне.

А в Моризо страстно и нежно влюблен еще и брат Эдуарда Мане, Эжен Мане. Берта выйдет за него. Даже тут она все сделает по-своему - видя, как карьера талантливой сестры скисла после свадьбы, Берта оттягивала момент замужества как могла и поэтому выйдет замуж аж в невиданные 33 года. А когда художнице исполнится 38, у нее родится дочь Жюли - ее любимая модель.

Берта Моризо, Эжен Мане

Эжен Мане же стал всепонимающим и принимающим партнером при художнице. Как Сюзанна при Эдуарде. Он безропотно принимал даже то, что Берту на самом деле тянет к его брату, носил за ней ее этюдники и холсты и мыл кисточки.

И очень верил в ее мощный талант. И не зря.

Берта Моризо, Эжен и Жюли Мане

Работы Берты все круче и круче, со временем она становится мастером пластического выражения и колористом-виртуозом.

И этот белый! Перламутровый, такой сложный:

Тем временем, очередной Салон, на этот раз 1873 года, снова был бурным. Туда взяли работы Эдуарда Мане и Берты Моризо, но снова отказали Моне, Писсарро, Сислею, Дега и еще много кому.

Тогда художники решают, что хватит с них, даже салон отверженных их больше не устраивает и они решают наконец собраться вместе в единое движение, как когда-то завещал им погибший молодым художник Фредерик Базиль.

Так появляется “Анонимное общество художников”. Почему анонимное? А чтоб загадочнее было.

Туда зовут единственную женщину - Берту Моризо. Ей советуют отказаться от участия друзья, товарищи занимающиеся продажей ее картин и даже сам Мане. Он-то в официальном Салоне отхватил медаль как лучший художник и сразу решил, что надо всем быть посговорчивее и умерить революционный пыл.

Но Моризо любопытна, смела и азартна - она принимает приглашение и так ее работы окажутся на той самой уже упомянутой первой выставке импрессионистов в мастерской фотографа Надара.

Никто уже не иронизирует над ее творчеством - ее присутствие честь для остальных.

Когда почти через десять лет после этой выставки умрет Густав Кайботт и его коллекция живописи импрессионистов отойдет народу Франции, окажется, что в этой коллекции нет работ Моризо. А нет потому, что Кайботт покупал работы друзей, когда те бедствовали, чтоб им помочь. Моризо же в такой поддержке не нуждалась.

Тогда правительством Франции принимается решение срочно купить несколько картин художницы для того, чтоб представление о главных мастерах стиля было полным. Это ли не признание?

Берта Моризо умрет в 54 года, 2 марта 1895 года, чуть позже своего мужа. В Свидетельстве о смерти написано “безработная”, а на могильной плите “Берта Морисо, вдова Эжена Мане” - как будто не было всей этой насыщенной жизни, живописи и признания.

Тут хочется показать еще одну из ее работ, “На балконе”.
Женщина и ребенок, отделенные от мира решеткой. Там мир мужчин а тут - женщин. И фигура в черном, вглядывающаяся в него с тоской по той свободе, той, которой пользуются мужья, отцы и сыновья.

Импрессионизм проник везде. Художники не просто вышли на улицы из мастерских - они зашли туда, куда очень долго не заглядывал живописец. В темные углы кафе и на шумные танцевальные площадки, в спальни и раздевалки танцовщиц, в жизнь и трудовые будни городских рабочих.

Что осталось в стороне? Женский взгляд на жизнь женщин. Не мужской - как будто подглядывающий, а теплый и открытый.

Берта Моризо писала много сценок до сих пор закрытого женского быта, женщин, но не роковых и не эротичных, а матерей, сестер и дочерей.

Мать и сестра Берты Моризо

И, кстати, в итоге, она будет первой, но не единственной художницей, принятой в круге импрессионистов.

Всего выставок у этого сообщества будет восемь и там появятся работы восхитительных Мэри Кэссетт, Мари Бракемон, ученицы Мане Евы Гонсалес, да и не только их.

Почему же мы ничего о них не слышали, ребята? Искусствоведы сходятся в одном - потому что они были женщинами и из-за этого очень и очень долго как будто попадали в слепую зону не то что широкой публики, а даже у исследователей живописи.

По мне, так работы Моризо, мягко говоря, не хуже окружавших ее живописцев и, главное, она выработала свой узнаваемый стиль и язык.

Да, пусть ее многие не знают, а вот мы давайте ее знать, смотреть и любить.

И обещанное видео (с кучей картинок других импрессионистов):

Текст мой, больше об истории искусства, анонсах и видосиках вот тут:
https://t.me/tojemne

А у меня нынче для вас прекрасная художница, Юдит Янс Лейстер, работавшая во времена, называемые Золотым Веком голландской живописи.

Обожаю ее за необыкновенный дух ее картин и смелость в изображении эмоций. Ну, сейчас все сами увидите.

Для начала, вот ее прекрасный автопортрет за работой:

Лейстер родилась в 1609 году в Харлеме.

Она была очень популярна при жизни - ей заказывали портреты и покупали у нее жанровые сценки. А позже все ее работы на несколько веков, аж до 1893 года, будут приписываться ее мужу и еще паре художников-современников.

Отец Лейстер, что удивительно, художником не был, а варил пиво и держал швейную мастерскую. Тем не менее, Лейстер обнаружила в себе талант и смело отправилась учиться, скорее всего, в мастерскую Франса Питерса де Греббера. Тот был любителем исторических полотен и мифологических сюжетов и поэтому особенно забавно смотреть на то, как и что писала Юдит, как будто немного протестую против строгости работ учителя.

То, что ее отец варил пиво и, кажется, держал небольшой кабак повлияло на творчество художницы посильнее любых учителей. Она была невероятно наблюдательной, проницательной, обожала писать людей, которые веселятся, поют и играют на музыкальных инструментах.

А ведь это дело сложное - строгие полупрофили писать понятно как - есть море образцов. А вот как изобразить веселье и, при том, не скатиться в карикатурные или просто монструозные рожи - та еще задача.

В 1633 году Лейстер вступила в гильдию Святого Луки и стала, скажем так, лицензированной художницей. Она даже набрала учеников-мужчин! И одного из этих учеников у нее угнал сам Франс Халс, художник-легенда своего времени.

Но Лейстер такого безобразия терпеть не стала и подала на маэстро в суд. И, что самое интересное, выиграла - Хальс заплатил ей три гульдена, а популярность Юдит после скандала, естественно, возросла.

После замужества она, увы, почти ничего не писала - воспитывала детей и поддерживала мужа, тоже художника, Яна Минсе Моленара. Их живопись во многом похожа. После переезда в Амстердам, пара мастеров делила одну мастерскую и, вероятно, Лейстер приложила руку ко многим работам мужа.

Что касается творчества Юдит Лейстер - я не перестаю удивляться тому, насколько она была эмоциональной и своенравной. Ни на кого не похожа и всегда узнаваема.

Добрые и задорные у нее картины.  Будь у меня свой кабак - не раздумывала бы долго, чем его украсить.

И, конечно, изображения детей. Они у нее тоже очень разные, но всегда с яркими характерами. Например, задиристые хулиганы, прям Вовочки из анекдотов:

Мечтатели и шалуны:

Или вот, прилежный ученик, но, конечно, не без хитринки во взгляде:

Еще Юдит первая начинает писать женщин за их домашними занятиями, в их комнатах, при свете свечей, в той атмосфере, где их видели только другие женщины и дети.

Кстати, работы она подписывала монограммой JL со звездочкой. Это такая игра слов - “Leister” мореходы тех времен называли Полярную звезду. И именно так называлась пивоварня отца Юдит в Харлеме.

Кутеж!  Работы невероятно живые, выглядят порой как фотографии друзей на ночных посиделках. Ну и чувства юмора ей не занимать.

У Лейстер и Моленара было пятеро детей. Из них дожили до совершеннолетия только двое. Сохранился Автопортрет Моленара с семьей, вот он:

Надеюсь, вы тоже получили удовольствие от ее работ.)

Текст мой, а прочие заметки и находки, связанные с историей искусств я публикую вот тут:

https://t.me/tojemne

А вы что-нибудь слышали про “адописные иконы”?

На самом деле примеров не сохранилось, поэтому вот страшная картинка из интернета, а дальше будут средневековые мастера их изображения всякого ада.

Так вот, это были такие специальные вредоносные изображения. Сведения об этих шутках на Руси встречаются примерно с 16 по 19 век и они очень страшные. На видимом зрителю слое на них были привычные для икон сюжеты и образы, а вот на нижнем слое были ад и сотона. И даже какая-нибудь страшная надпись, типа “поклонись мне семь лет и будешь мой навеки”!

То есть, сначала злокозненный художник писал адский образ, потом он покрывался грунтом и только после этого наносилось уже изображение святых. Краска, замешанная на меде, квасе и яйце, значит, постепенно слезает и бедный крестьянин, купивший такую вещь, обнаруживает у себя в доме ужас ужасный.

Джотто, фрагмент фрески "Страшны суд"

Наиболее раннее упоминание такой поддельной иконы встречается в народном житии Василия Блаженного. Вроде как, на Варварских воротах Китай-города висела чудотворная икона. Святой увидал ее и кинул камнем в образ. Его побежали судить, а он объяснил, что чудеса не чудеса были, а дьявольское наваждение и под ложным рисунком скрыт ужасный-настоящий. Так и оказалось. Потому что дьявол искусил и подкупил художника. Его, художника этого, потом поймали и казнили.

История очень похожа на ту, что я уже тут рассказывала, со лживой мадонной и Петром Веронским. Вот иллюстрация к ней, фрагмент фрески Винченцо Фоппа:

Были попытки и серьезно разобраться с тем, что будоражило крестьян и найти или иконы или хотя бы источник баек о них. Нашла несколько расследований этого дела, одно даже Николая Лескова!  По его мнению, слухами и беспокойством в крестьянской среде просто-напросто пользовались жулики вот по какой схеме: в село приходил художник и приторговывал дешевыми иконами. После он скрывался и в то же село приходил еще один, разоблачитель, на деле - его сообщник. Он ковырял купленные накануне картины ногтиком и говорил, мол, чуваки, у вас адопись. Сдаем иконы, у вас тут все вокруг проклято, я их унесу не переработку, но чтоб все точно у вас тут было нормально, купите у меня настоящих икон.

В целом, после бесед с настоящими искусствоведами и людьми, шарящими в иконописи, я практически уверена в том, что история про “адописные иконы” не более, чем городская легенда. Как любая городская легенда, она слишком похожа на правду и вызывает логичный вопрос, мол, ну а от чего же так не могло быть? Наверняка могло, даже с учетом того, что это совершенно никому не нужно.

И, конечно, куча свидетелей описывала, что у брата-свата-мужика на ярмарке своими глазами видели, аж кровью демонической и сажей со дна ада написанные эти иконы, но никто подтвердить не смог.

Ян ван Эйк, фрагмент диптиха "Страшный суд"

Ну и тут есть всякие версии о том, что это могло быть. Могло быть просто хулиганство юных иконописцев, которым надоело двадцатый год к ряду переписывать образцы и их какие-нибудь пририсованные куда не надо рожки всколыхнули чье-то слишком тревожное воображение. Могли быть потуги на черную магию - типа, подарить такую вот “окаянную икону” врагу из мести. Могли быть просто слишком плохо написанные иконы. И, кстати, “адописным” иногда называют неискуссное и топорно-корявое изображение.

Еще могло быть так, что икона писалась на уже использованной доске и из-за особенностей технологии новое изображение начинало слезать, выдавая богатую пищу для того, чтоб испугаться.

А еще могла быть просто встреча с непривычным сюжетом, вроде собакоголового Святого Христофора или Святого Никиты, побивающего демона или слишком хорошо изображенного Страшного Суда. Или вовсе отголоски иконоборчества.

Святой Христофор передает всем привет.

Кто его теперь знает откуда этот сюжет в народном творчестве и уме взялся.

Но, конечно, сама идея хитрого вредительства от то ли старообрядцев, то ли просто от врагов родины мила сердцу и понятна.

Я тоже люблю про теории заговора читать и, встречаясь с такими вот шутками, понимаю в очередной раз, что мало что изменилось. Тревогой, азартом и разгулом фантазии встречают люди все непонятное.

Но если у вас есть что добавить - я буду очень благодарна.

Текст мой, а прочие заметки и находки, связанные с историей искусств я публикую вот тут:
https://t.me/tojemne