2 поста
Когда известного американского общественного деятеля Джефферсона упрекали в том, что он перешел из республиканской партии в демократическую (которая в тот момент была более прогрессивной), Джефферсон отвечал:
— Кто что меняет, господа! Одни меняют свои убеждения, чтобы сохранить партию, я предпочел сменить партию, чтобы сохранить свои убеждения.
Во время полета из Парижа в Варшаву польский киноактер Збигнев Цибульский заметил, что сосед по креслу дрожит от страха. Цибульский решил приободрить соседа:
— Полет на самолете в наши дни — пустое дело. Даже езда на автомобиле и то опаснее. Мой приятель как-то ехал на автомобиле по шоссе, как вдруг какой-то самолет свалился ему на голову.
В молодые годы замечательный американский изобретатель Томас Альва Эдисон подрабатывал как мастер-ремонтник. Однажды его вызвали на завод, где по непонятной причине остановился важный для производства станок. Мастер вытащил из сумки небольшой молоток, внимательно осмотрел станок, два раза ударил молотком, и… станок заработал!
— Пришлите мне счет за ремонт, — сказал, рассыпаясь в благодарностях, владелец завода.
Каково же было удивление заводчика, когда на следующий день посыльный принес счет на целых сто долларов! Пришлось капиталисту разыскивать Эдисона.
— Послушайте — закричал он, — вы всего два раза ударили молотком и требуете за это сто долларов!
— Совершенно верно, — невозмутимо ответил будущий изобретатель, — два удара молотком по доллару за удар — это два доллара. Остается девяносто восемь долларов. Девяносто восемь долларов за точное знание, где ударить и как ударить.
Найдись чудесник, умеющий извлечь горсть мыслей графа Бадабума Развалинского из его мозга, преобразовать их в еду и отправить в рот наподобие яичницы или шницеля, мысли бы те оказались полны сладостью с переливчатым фруктовым букетом и горькими миндальными нотками. А выглядели бы как смесь букаток всевозможных пастил, мармеладов, суфле и безе, замешанных в меду и вареньях, розово-белого, красно-кораллового, лазуритного и летне-зелёного цветов. Извлечённые из мозга мысли, между прочим, необходимо съедать и переваривать как можно быстрее, ведь это чрезвычайно скоропортящийся продукт. И стоит оставить мысль без внимания хотя бы на несколько секунд, как она быстротечно улетучивается, как дымок с кремневого колёсика зажигалки.
Посвящал же Бадабум Развалинский свои помыслы в основном сластям, уже существующим, и тем, что могли бы существовать. Ибо был граф величайшим кондитером-изобретателем всех времён и народов. До того величайшим, что на долю последующих великих кондитеров он оставил какие-то жалкие поскрёбыши, и те уже были условно “великими”, будто призванными оттенять истинное величие сладострастного гения Развалинского. “Кондиретатель”, такое имел неофициальное прозвище сладких дел непревзойденный мастер среди своих и не совсем своих. До того неофициальное, что сам мастер понятия о нём не имел.
Началось всё достаточно просто, но загадочно. Завершилось, впрочем, также.
Когда Бадабум был младым и беспечным отроком (бывают, знаете ли, и старые беспечные отроки), состоялось его знаменательное, я бы даже сказал, знаковое знакомство с книгой некого Пуловера Муры “Не абыкнавеные десерентные ублюды из абыкнавеных вады муки и сахора”. Фактически это была пачка кое-как сшитых не то чтобы грязных, не то чтобы чистых, листов, но тогда это вполне сходило за книгу (В наши времена книги выглядят посолиднее: крепко скроенные, с красочными обложками, многие в твёрдых переплётах…). Кто этот Пуловер Мура, и как книга оказалась в затасканной сумке в кустах шиповника неподалёку от крыльца дома Развалинских, Бадабум так и не узнал, но выдрал он в тот день из шиповника за растрёпанную лямку именно свою судьбу. Шиповник не сразу отдал Бадабуму его судьбу. Может, Бадабум забрал у шиповника его судьбу, тут уже не дознаешься. Может, величайшим кондитером всех времён, народов и растений суждено было стать шиповнику. Тем не менее, как обычно, победил сильнейший обладатель наибольшего количества возможностей. Да и ладно, назовём этот литературный приём “книга в кустах”. Книги очень могут повлиять на сюжеты других книг, что данный приём и доказывает.
Это был отрывок из книги "Сага о призраках: Живым здесь не место...".
В кружке молодых московских вольнодумцев, во главе которого стояли Герцен и Грановский, все любили шутки неунывающего ученого-философа Кетчера. Часто самые горячие и запутанные споры, изобилующие всевозможными «с одной стороны», «но, с другой стороны», он разрешал простодушным, но метким замечанием:
— Философ не размышляет о том, какая сторона бутерброда намазана. Он знает, что съесть предстоит обе стороны.
- Разочаровываешь меня, новобранец, - недобро поглядел Рехнуссен на своего агента. - Наша организация ждет важных сведений о противнике, а с чем являешься ты? Где звуки, издаваемые землянами, которые ты должен был в точности записать?
- Что я могу поделать, если земляне не издают никаких звуков?
- Совсем никаких? - подозрительно сощурился Рехнуссен.
- Никаких, я клянусь! - заверил его Чапут. - Даже шагов не слышно.
- А кружку к стене прикладывал?
Рехнуссен, делясь своими познаниями разведчика, говорил, если приложить к стене кружку, а к ней приложить ухо, подслушивание станет гораздо эффективнее, но Чапут в волнениях забыл об этом.
- Конечно, как ты учил, - смело соврал он. - Наверное, земляне подозревают о слежке, потому и общаются жестами или исписыванием.
- Хочешь сказать, тебя засекли?! – как умолишённый заорал Рехнуссен, хватаясь за пистолет.
- Нет! - завопил в ответ Чапут. - Я просто предположил! Безосновательно!
- Оставь предположения и догадки профессионалам, сынок, - посоветовал Рехнуссен. - А у нас в СЗН работают одни профессионалы. И я среди них.
- А кто вы такие?
- Думаю, тебе можно доверять. Мы через многое прошли вместе.
Чапут прикинул, сколько раз Рехнуссен целился в него из пистолета, лупил узловатым полотенцем и швырялся в него кружками.
- Мы тайная повстанческая организация "Скажи землянам нет!", - пафосно произнёс Рехнуссен. - Слыхал про взрывы в Язде?
- Нет.
- Ничего, скоро услышишь. Читай газеты.
"Серьёзные ребята, - с ужасом подумал Чапут, - вот влип-то!".
Распорядившись продолжать слежку и подслушивание, старикан укатил.
Теперь Чапут стал подслушивать правильно, как учил опытный Рехнуссен, прислонив кружку к стене. Он приготовил бумагу и ручку, чтобы записывать звуки, но звуки не звучали. Тогда Чапут перешёл к противоположной стене. За ней жила пара, которой перевалило едва ли за сотню на двоих.
- …блю тебя, - говорила она.
- И я тебя, - отвечал он.
Последовали чмоканья и бархатные шебуршания падающей на пол одежды.
Чапут отстранился и посмотрел на кружку. Попробовал подслушивать без нее.
- Ы-ы-ы! – женственно говорила она.
- А-а-а! - настойчиво перебивал он.
- Р-р-р! – нежно рычала она.
- Агр! – вторил он.
Это был отрывок из книги "Гимгилимы: Добро пожаловать на Яппу!".
Один из величайших мудрецов Древней Греции Платон отправился в долгожданное морское путешествие. Увы, философу не удалось посетить привлекавшие его острова и страны.
Капитан корабля оказался таким неумелым, что судно несколько раз получало пробоины и садилось на мель, пока, по требованию пассажиров, не вернулось в Афины.
— Учитель! Что было самым удивительным в твоем путешествии? — спрашивали ученики сошедшего на берег Платона.
— Самым удивительным я считаю то, что мне удалось вернуться живым, — был ответ.
Английский писатель Честертон предпочитал не расставаться со своим фокстерьером и однажды взял собачку с собою в кино. Одна пожилая леди, желая уязвить писателя, сострила:
— Мне кажется, ваш пес наслаждается фильмом больше, чем вы!
— И это странно, сударыня, — с живостью ответил Честертон, — потому что роман, по которому снят фильм, ему совершенно не понравился!
