Приятного аппетита
Получилось как в детстве в столовой.даже запах такой же.
ПыСы..рецептура особо секретная.
Макарошки с котлеткой.
Sigrey
...починяю всякое
49К
рейтинг
228 подписчиков
36 подписок
111 постов
28 в горячем
Награды:
ПЛАНЫ НА БУДУЩЕЕ (рассказ городское фентези)
В два часа ночи Бог перепутал «фазу» с «землёй», и ночь над городом растрескалась паутинами молний. Дождь бешено заколотил в окна, будто умоляя спрятать его от громовой канонады. В такие погоды обычно сосут кровь из фарфоровых шей обморочных графинь. Ну или на худой конец стоят на крыше небоскрёба и вопрошают в атмосферу «Кто яяяяяяяя???!!!», наблюдая, как тело меняется с трусливого на супергеройское.
Подлесная не была супергероем и в вампиров не верила. И тем не менее её нечёсаная голова вынырнула на поверхность одеяла. Подлесная, не мигая, крокодилицей смотрела в люстру. Ей было жутко. Стихия и не думала униматься, а значит сейчас точно проснётся…
– Ната-шаааааа!!!
Ну разумеется.
– Иду.
«Вот спасибо, Господи. Не помогаешь, так хоть не мешай» – подумала Подлесная в мигающее окно и поплелась в другую комнату.
– Куда мы едем? – Спросила Подлесная-старшая.
– Никуда. Мы дома. – Подлесная-младшая включила свет. – Вот, смотри. Ты в комнате, на кровати.
Лежащая старуха часто заморгала, то ли привыкая к свету, то ли пытаясь очистить реальность от аляповатого и непонятного ей налёта глубокой деменции. Не получилось.
– Кто эти люди? Какие-то шаромыжники…
– Здесь никого нет. Только ты и я. – Устало вздохнула Подлесная-младшая. – Давай давление померяем.
– Ты хочешь меня убить? За что?! За что мне это?! Тварь! Всегда тварью была! – завопила старуха, перекрикивая гром, и разрыдалась.
В стену застучали соседи.
– Да кому ты нужна, идиотка полоумная! – Зло огрызнулась младшая. Иногда она выпускала пар. Высказывала старухе всё, что думала. Тогда становилось легче, но ненадолго. От проявленной слабости становилось ещё хуже. Череда бессонных ночей, с криками, истериками, литрами кофе и изгаженными простынями превратили Подлесную-младшую в оголённый провод, бичующий мегавольтами себя и окружающих. Пару раз она представляла, как убивает старуху. Кладёт подушку на её маленькое лицо. И долго-долго держит, пока тонкая сухая ручонка не перестанет метаться по сырому одеялу… Но Подлесная тут же отгоняла эту страшную мысль. И не потому, что она боялась суда и тюрьмы. А потому что самоубийство – грех. Ведь Подлесная-младшая дохаживала… СЕБЯ.
…Через 10 лет американским учёным удастся обмануть ход времени и переместить муху-дрозофилу на четыре секунды назад. Ещё через 10 в путешествие отправится первый временной турист, выложив за билет сумму в несколько годовых бюджетов Финляндии. А ещё через двадцать лет старуха Подлесная отправится в прошлое по горящей путёвке за 27 тысяч рублей без питания и багажа, чтобы встретиться с тридцатилетней версией себя. Вояж был рассчитан на неделю, но старость сыграла злую шутку – пожилая Подлесная забыла пин-код Прибора Возвращения. Молодая Подлесная попыталась ввести дату рождения, «Ната» большими и маленькими буквами, после чего последовала блокировка. А через неделю на прибор пришло сообщение о том, что Роспотребнадзор приостановил работу таймфирмы «Марти Плюс», и просьба ввести пин-код, чтобы активировать кнопку экстренного вызова. Подлесные синхронно матернулись и зажили вместе. Подлесная-младшая подозревала, что дело не в забытом пин-коде. Просто через 40 лет она вернётся к себе, потому что кроме самой себя у неё никого не будет. И этот вариант ей показался гораздо худшим.
А потом деменция пошла в наступление. Швырнула в мясорубку её личность и медленно прокручивала, превращая её в кляклый фарш из осколков памяти и сознания.
…Укол сбил давление с 240 и погрузил старуху в забытье. Гроза закончилась, но младшей Подлесной спать не хотелось. Она заварила кофе и открыла ноутбук. Тут же тоненько заголосили уведомления с сайта знакомств. Отправив в игнор очередную порцию фоточек русско-турецкого эректората и предложений вылизать Подлесную даже в труднодоступных местах (побочный эффект от ретушированной морды на всех снимках), Подлесная наткнулась на сообщение от Болотова.
«Не спишь?))»
Болотов был хоть и младшим научным в каком-то загибающемся НИИ, но писал ей всегда одетым. Подлесная из благодарности общалась с ним охотно и со смайлами.
«Ща буду ложиться, устала ((А ты?»
«Работу работаю. Может премию выпишут, хлеба куплю))»
«))))) ясно»
Вообще-то Подлесной было не до общения. У неё появился план на будущее. «Профилактика деменции» – вбила она и, прочитав одну и ту же статью на сотне сайтов, выяснила, что фитнес – отличная панацея от старческого слабоумия.
«Фитнес Москва абонемент недорого». Так. Жопа мира… Жопа мира… Жопа мира… Красные стены, фуууууу… НИХУЯ СЕ «НЕДОРОГО»!!! … Опа! А, блять, Казахстан… О, вот этот ничо.
…Подлесной выдали личного тренера «Гоша». В первый день он долго вещал о себе. Во второй – составил индивидуальную программу. В третий тихо, чтобы не слышали остальные, фотографирующиеся с гантелей атлетки, пригласил Подлесной встретиться вечером у кинотеатра. И, хотя выяснилось, что кинотеатр домашний, Подлесная согласилась. Ежу понятно, чем закончится кинопросмотр, а с другой стороны ну а чо. Гоша был мил и эластичен, и чем-то напоминал одного двужильного порноактёра, фильмы с которым она, конечно, «никогда не смотрела, вы что?!». Но перед рандеву молодая женщина забежала домой – проверить, не умерла ли она от старости.
Смертью дома и не пахло. Пахло какими-то благовониями. Первое, что узрела младшая Подлесная, войдя в квартиру, был пузатый серый кот, мучающийся на ковре в попытках дотянуться языком до собственной задницы. За этим драматичным действом вполглаза наблюдали ещё четыре кота. Ещё три спали. И два по-дюсалеевски дрались на занавеске.
– Эй! – Испуганно крикнула молодай Подлесная.
– Ты пришлааааааа пришла-пришлаааааа, дорогаааааая! – Старшая Подлесная, шелестя миллиардом юбок, вышла на авансцену прихожей, покружилась в танце и протянула к молодой себе руки. – Давай наполнитель.
– Какой наполнитель?!
– Я же просила тебя купить.
– Когда?!
– У тебя что – деменция?
Подлесная умудрилась поймать танцующую старуху и устроила допрос с пристрастием. Выяснилось, что через 40 лет у неё будет двадцать три котика. Содержать их всех так, чтобы они чувствовали себя египетскими фараонами, было накладно. Поэтому она решила «парочку» отправить тридцатилетней самой себе.
– Это Андрей, Витя, Рустамчик, Боренька…
– Я назову их человеческими именами?
– Для меня это клички животных!
Выяснилось, что она назовёт котов именами мужчин, которые её бросили. Старый жирный котяра еле запрыгнул на колени Подлесной будущего.
– Чего хочет Гошенька? – сюсюкнула старуха.
– Гошенька? – Насторожилась младшая.
– О дааааа. КрасавЕц. Моя первая настоящая любовь! Туповатый, но как… Окажется женатым. Свииииииньяяяяяя моя! – Старшая опять съехала в сюсюканье и смачно поцеловала кота в нос.
Пока младшая Подлесная с ужасом складывала паззл своего нового будущего, старшая откинулась в кресле и осмотрелась по сторонам.
– Как же здорово оказаться в пока еще своей квартире…
– Секундочку. Что значит «пока»?!
– Зато ты ещё на одну золотую ступень приблизишься к Машханабдаптре!
– К Манхнахна… Я что, в секте?!
– Не смей!!! – Старушечье лицо исказилось так, что позавидовал бы дядя Бильбо, увидя на племяннике кольцо Всевластия. – Не смей так говорить!!! Он услышит! Он всё слышит!!! Наш единственный Бог! Ты хочешь триединого наказания?! Чтобы опять делать аборт?!
В углу Андрея бурно стошнило шерстью. Младшая Подлесная ничего не ответила. Молча достала телефон и заблокировала Гошу. Затем достала из комода маникюрные ножницы и разрезала абонемент на наночастицы. Запах благовоний пропал. Подлесная огляделась – ни котов, ни старой её.
– Ната-шаааа!!! – Жалобно донеслось из другой комнаты. – Куда мы плывём?
– Щас я поменяю простынь, минуту! – Откликнулась Подлесная-младшая. Ну слава те, радостно подумала она. Не то чтоб деменция была прям счастьем, конечно. Но лучше сойти с ума от старости, чем от глупости.
– Мы сейчас врежемся в мыс!!!
– Да иду я!
…Через пару дней позвонила Пуйман, с которой Подлесная познакомилась в свой первый фитнес-день.
– Подлесная, ты чо, сдалась? Не ходишь, Гоша волнуется.
– Времени нет.
– Ясно. Купи у меня «ФитоХэппи»?
– Чего.
– Ты что, не в курсе?! Ну ты, мать, село! Давай встретимся…
… – «ФитоХэппи» – первая в мире добавка на основе алтайских трав и воробьиного мускуса, способная за сутки уменьшить вес, нарастить волосы и предотвратить неминуемый синдром Скаволини-Базюка. Та-дам!!! – С этими словами Пуйман водрузила между двумя бутылками вина ярко-манящую упаковку с примечанием «Одобрено Минздравом РФ». – Тебе как подруге скидочка 20 процентов. За всё про всё девять тыщ.
– Ты что, дура?
– Да. С полсотней тыщ в кармане. Всему офису впулила. Перешла на второй уровень!
– Потрясающе. Я пошла домой.
– Жаль. Многое теряешь. Ну хотя бы приди на Собрание Магистров завтра, а? На вот, буклетик почитай.
Подлесная пошла больше чтоб развеяться. Кремлёвский Дворец Съездов был битком. На сцену выходили автозагоревшие люди с чужими зубами. Они рассказывали истории, как сидели у Курского вокзала с подвязанной ногой, снедаемые червями и вселенским отчаянием. Пока в их жизнь здоровым бессиндромным ангелом не влетел «ФитоХэппи». А сейчас они, извините, должны заканчивать, ибо на собственном аэробусе им надо вылететь в приобретенный островной отель, дабы примирить подравшихся Меган Маркл и Королеву Англии. В конце Собрания Подлесной предложили купить за 200 рублей упаковку волшебного «ФитоХэппи», чтобы распространить его где-нибудь вне стен Кремля. Подлесная закатила глаза от такого лобового развода, но упаковку зачем-то купила и с нею подмышкой вернулась домой.
– Я пришла! Ты спишь? Как себя чувствуешь?
– А, это ты! Я же просила – два коротких звонка, два длинных! – Окутанная ворохом стодолларовых купюр, из шкафа выкатилась хорошо выглядящая Подлесная. – Нашла Руслана?
– Какого Руслана?
– Блять, Руслана, ****а! Который сейчас сторожем в больничке чалится!
– Я не понимаю, о чём ты…
– Какая же ты тупая! ****уй найди его, передай, что сука-Пуйман скурвится, и придёт к нему на встречу в гонконгский офис жучками нафаршированная! И нам всем ****ец! Восьмого мая две тыщи сорок девятого это будет! Хули ты стоишь, блять, я не понимаю?! Времени нет, у меня мусора на хвосте!
Оказалось, что у Подлесной были скрытые задатки упорства. Она продаст первую упаковку «ФитоХэппи» на следующий день. Потом возьмет еще одну, потом еще десять, и через неделю запросит фуру. Через три года она войдёт в Совет Магистров и купит первый дом в Нью-Йорке. Когда от чуда-средства помрёт десятитысячный «лох», в Минздраве заподозрят неладное. Лавочка прикроется, Подлесная отделается лёгким испугом и некоторой суммой, но один дом в Нью-Йорке, тем более не на Манхеттене – это же ничто! Вместе с «верной» Пуйман они откроют сеть клиник доктора Айзермана, которым вдруг станет охранник Руслан. В клинике у всех будут находить рак на предпредпредранней стадии, а поможет в этом чудо-прибор «Синхро Верда Плюс» на основе ультра-графенового метода бомбардировки тела ионами серебра. И пусть он похож на ведро с проволокой – ему можно верить, потому что он одобрен Минздравом.
– Я чудовище сраное… – оторопело прошептала молодая Подлесная.
– Ой-ой-ой! Не ссы, панамский офшор нытье-то выбьет. Помоги бабло собрать! Есть сумка большая у тебя?
– Она здесь, братва!! – бритозатылочная голова опера выглянула из потолка. – Именем Бога и Второй Российской Империи Вы задержаны, бля!
– Это не моё! – завопила Подлесная и ткнула пальцем в молодую себя. – Это её всё!
Дальше молодая Подлесная не слышала. Она схватила упаковку «ФитоХэппи» и бросилась в туалет. Пока оперы вокруг стола преследовали старуху-мошенницу, Подлесная-младшая вытрясла содержимое банок в унитаз и с силой нажала на кнопку смыва. Когда шум воды, уносящей по трубам чудесную смесь марганцовки и талька, наконец закончился, в квартире наступила тишина. Подлесная выглянула наружу – ни бабки, ни слуг Отечества… Чёрт. И долларов тоже.
– Ната-ша!!! Где моя Наташа?!
– Иду, щас, руки помою только…
Ночью не спалось. Подлесная открыла ноутбук.
«А ты завтра утром не занята?» – Спросил Болотов.
«Нет, а что?))»
«Давай позавтракаем? В 12?))»
«Завтрак в 12???))))))»
«Ну как раз бизнес-ланч начинается)))»
«Давай)) Хоть увижу тебя первый раз))))»
Если Болотов предлагает завтрак, то это будет завтрак. Болотов безвредный. Ну и тем более халява. Наверное.
Дождавшись от него адреса кафе, Подлесная закрыла ноутбук и допила кофе. Пора баиньки. А перед этим проверить, как там поживает (если еще поживает) она в будущем. Подлесная зашла в комнату. Включила свет. На кровати никого не было. И, судя по всему, не было никогда: со стола исчез тонометр, с сушилки – висящие простыни… А вот это уже интересно, подумала Подлесная. Раньше было хоть какое-то будущее. А теперь его нет вообще. С чего бы? Хотя, может и к лучшему. Маразм, сектантство или убийство людей – так себе перспективка. Заряженная усталым оптимизмом, Подлесная плашмя рухнула на кровать и чуть не проспала завтрак.
…Как любой нормальный человек, она вышла из метро на поверхность совершенно не там, где надо. Болотов сидел на веранде через дорогу. Он узнал её издалека, помахал рукой. Почесал подбородок о плечо, незаметно принюхиваясь, работает ли дезодорант. Подлесной не хотелось снова считать шпильками ступени подземного перехода. Она ломанулась прямо через дорогу, обогнув спереди сбросивший рога троллейбус. Ехавший по второй полосе «Сааб» затормозить не успел.
«Вот, собственно, и ответ. – Подумала Подлесная, пролетая над Болотовым. – Норм, чо.»
…Пип. Пип. Пип. Пип.
Подлесная открыла глаза. Над головой мерно пикал какой-то аппарат, контролируя её так себе состояние. Болело всё. Подлесная повернула голову, скрипнув больничной кроватью. Рядом на стуле сидел Болотов. По увядшим гвоздикам в руках было понятно, что она здесь валяется не час и не два.
– Привет. – Сказал Болотов.
– Привет. Как я выгляжу?
– Отлично. Просто не смотрись в зеркало пару месяцев.
– Не смеши меня, мне больно улыбаться.
В Болотове что-то заскребло. Он достал вибрирующий телефон.
– Извини, мне… мне надо ответить. – Виновато промолвил он и вышел из палаты.
– Алё.
– Болот? Ты уже в аэропорту? Слушай, я в «Шоколаднице» засел, это в Терминале Б, так что как подъедешь, проходи контроль и…
– Я не лечу никуда.
– Ха, смешно. Запомнил – терминал Б?
– Я серьёзно. У меня тут… дела.
– Болот, ты дебилоид? Какие дела?! Тебе каждый день гранты дают?! Там не поймут, слышишь? Бля… Мы тут ни хера не сможем! А в Силиконе – бабки, лаба с гектар, оборудование! Мы эту бляцкую муху там враз через время швырнём! Или сейчас или никогда, алё! Они ждать не будут, наберут каких-нибудь беглых корейцев…
– Я не могу. Лети один.
– Да ё-моё… В нашем учёном тандеме ты – талант, а я просто… харизматичный. Бросай нахуй дела, бери мотор, ты еще успеешь…
– Пока. Удачного полёта.
Болотов вернулся к Подлесной. Чтобы больше не уходить. Никогда в будущем. В будущем, которое у них обязательно будет.
Показать полностью
КАРНАВАЛ (городское фентези)
Там, где Никольская улица, стеснённая витринами сетевых кафе и надменных магазинов, наконец вырывается на свободу, вливаясь свежей плиткой в тёмную брусчатку Красной Площади, в самом её устье обитал Васильев. Васильев был бенгальским тигром, фаршированным человеком из Балашихи. Утром тигр Васильев бодро охотился на слабых и беззащитных детей.
– Привет, дружок! – начинал погоню за маленькой неокрепшей дичью Васильев, выпятив нижнюю челюсть, чтобы придать голосу мультяшности. – Давай обнимемся!
Охота была в основном удачной. Ведь современные дети вечно испытывают острую обнимательную недостаточность. Поэтому они с радостью бросались в плюшевые объятия и слёзно манипулировали матерями, если те пытались их вырвать из цепких лап хищника и утащить на встречу с пьющими подругами. Выбившись из сил, матери сдавались и, ненавистно зыркая на Васильева, кормили его платными снимками.
Днём же, когда солнце кипятило Никольский камень, Васильев
нежился под сенью ГУМа. В это время из какой-то тёмной арки выныривал вечно жизнерадостный дед, взгромождался на раскладной стул, курильно прокашливался и заводил песни Утёсова. Пел он всегда как в последний раз, до треска разворачивая фамильную гармонь, опрокидывая голову назад и в особо драматичные моменты вытягивая вперед артрозные ноги в рваных сандалиях.
– Давно ты не видел подружку… Дорогу к знакомым местаааам…
Васильев выучил весь его репертуар и тихо мурлыкал в такт. Со стороны могло показаться, что Васильев в эти минуты отстранён и благостен, но это было не так.
Васильев с трепетом ждал Императрицу.
Екатерина Вторая Лисицина являлась народу в час дня и далее раз в полчаса до самого вечера. Царственно семеня некогда зелёными балетками, скрытыми под шелестящим нарядом в пол, она изображала величавую плывучесть по воздуху. Она медленно шла по Никольской, зеленью глаз сжигая и вновь возрождая всё живое на Земле. В жарком городском мареве она казалась миражом, сколь желанным, столь и недосягаемым, на что нельзя даже дышать, ибо оно тут же исчезнет…
Короче, охотилась Лисицина профессионально. От крупной дичи не было отбоя. Дичь вытаскивала из пасти пивное горлышко, присвистывала и с готовностью лезла в барсетку за пятихаткой, которая давала право на несколько секунд приобнять Самодержавицу за тонкую талию в ожидании вылета многопиксельной птички. Императрица пополняла казну и дефилировала дальше, оставляя за сдавленной корсетом спиной оправдывающуюся перед супругой жертву.
– Блять, Марин, не начинай, где я лапал-то?!
Васильев ненавидел их всех. Он готов был отгрызть их шаловливые лапы и прибить к Кремлёвской стене, как украшают отрубленными воровскими руками врата базаров в каком-нибудь Адене. Но Россия пока ещё не Йемен, и тигру Васильеву приходилось соблюдать Уголовный Кодекс.
Жуткая ревность объяснялась просто – Васильев был неизлечимо влюблён. Каждые полчаса, при виде Царской Особы, он засовывал в миксер боль, нежность, страдания, вожделение и отсутствие кислорода в лёгких, взбивал всё это дело в любовь и залпом опрокидывал в сердце. А вечером стягивал с себя полосатый костюм, засовывал в спортивную сумку и вечность ехал домой.
Где каждый раз происходило одно и то же.
– Почему нельзя купить баул побольше?! – недоуменно воскликнул костюм тигра, выпрыгивая из раскрытой сумки в прихожую.
– Да куплю я тебе сумку, задрал ты уже! В понедельник сгоняю на рынок.
– Бла-бла-бла. – Тигр по-кошачьи выгнулся, расправляя мятое тело. – Ты обо мне ваще не думаешь, Васильев.
– Думаю.
– Да-да-да… О бабёнке этой средневековой ты думаешь, а не о другане!
– Начинааааается.
– Продолжается! Чего сложного-то, я не понимаю?! Подошёл, за загривок схватил, в кафеху уволок, а там дело техники.
– Пельмени будешь?
– Буду, ты мне зубы не заговаривай.
– Ты её видел? Она… она… Ну чо я ей скажу?
– Я тя умоляю!! Комплиментик заковыристый ****анул, пока она соображает, за талию цап – и далее по вышеописанной мною схеме.
– Отстань.
– Яссссно. Тряпка.
– Я не тряпка.
– Тряпка-тряпка-тряпка-тряпка.
Васильев картинно принюхался. Тигр насторожился – это был плохой знак.
– Ты опять воняешь, что ли?! – «ошарашенно» спросил Васильев.
– Не-не-не, вот не надо. – Тигр отступил в комнату.
– Серьёзно, фууууу. Марш в стиралку.
– Это подлая месть за правду! – Тигр метнулся под диван, но Васильев успел схватить его за хвост и потащил в ванную.
– В стиралку, я сказал!
– Ну бля, пожалуйста! Я не высохну до завтра!!! – вопил тигр, цепляясь суконными когтями за ковёр.
– Мы оба знаем, что высохнешь! – Васильев был неумолим, яростно запихивая тигра в барабан.
– Нет! Только не отжим!.. Куда ты пихаешь труселя?!… Без порошка… Ну по минимуму…
Дверца стиралки защёлкнулась.
– Суууууукааааааа… – Приглушенно завопил узник дешевого «Сименса», отправляясь в центрифужный ад на 95 минут. Пока он отбывал наказание, Васильев сварил две пачки пельменей, половину из которых раздел до мяса (тигр тесто не приветствовал) и разложил по икеевским тарелкам. «Дзинь!», отрапортовала стиралка об окончании срока. Тигр откинулся, встряхнулся от носа до кончика хвоста, полчаса ходил по кругу и Васильева показательно игнорировал.
– Иди есть, остыло уже.
Тигр с наигранной неохотой и омерзением сожрал свою порцию и свернулся калачиком на полу.
– Чо ты там разлёгся, на диван иди.
– На *** пошёл, мудило кожаный.
– Я тебя щас на полторы тыщи оборотов поставлю.
– Всё-всё, иду-иду… Оп, а вот и я. М-р-р-р-р-р-р…
– Да не трись ты о морду, мокрый же! Дай за ухом почешу… Кто у нас хороший тигр?
– Я-я-я-я-я-я-я рррррррррррррр.
…Однажды, когда тигр окончательно достал, а счётчик света из-за ежедневных наказаний накрутил какую-то неимоверную сумму за месяц, Васильев решился на безумный поступок – заговорить с императрицею. Он выискал в интернете самый залайканый комплимент и с ним наперевес двинулся навстречу судьбе, как только она в седьмой раз показалась на Никольской (первые шесть её явлений Васильев придумывал отговорки, чтобы не подходить). Первые 2 метра пути шли хорошо, но потом нейронная система Васильева дала сбой. Сначала он забыл комплимент. Потом – вообще слова. Далее в расход пошли буквы, и, поравнявшись с Кормилицей, Васильев чувствовал себя годовалым ребёнком, которого закрыли в тёмной комнате с миллиардом кубиков для обучения алфавиту. Лисицина смотрела прямо на безмолвную тигриную морду. Васильев лихорадочно нащупал в темноте буквы «е», «р», «и», «п», «т» и «в» и медленно собрал из них..
– Привет.
– Отвали. – Лисицина Вторая нетерпеливо смахнула тигра в сторону, и он одним прыжком очутился в туалете ГУМа.
– Да ты просто жалок! Ёптать, пошей себе костюм пескаря, не позорь мой плюш! – Вопил тигр, выпрыгнув из сумки.
– У тебя на лапе пятно какое-то…
– Аааа, это мелкий ****юк загадил меня газиров… Бляяяя, на что ты намекаешь?!… Нет!… Только не в стиралку!! Я всё вылижу! Смотри, оно стало меньше!!!… Сууууукааааааа…
В это же самое время где-то в Алтуфьево разгоралось синее пламя бытового скандала.
… – Он теперь точно уверен, что я сучка какая-то охуевшая! – Рассуждала Лисицина, аккуратно выкладывая на стол выщипанные бровинки. – Не заслоняй мне свет!
Платье перестало кружить под потолком и остановилось за её спиной.
– Бог мой, она рефлексирует из-за болвана в тигре! Лисицина! Перестань думать о всякой швали.
– Да почему он шваль-то? Он… что он, не человек, что ли?!
– Не человек твоего полёта! – Уточнило платье. – Ты – им-пе-рат-ри-ца! Всё, что ты делаешь, о чём думаешь и чем дышишь – это политика!
– И любовь?
– В первую очередь, детонька! Ты не должна её рассматривать как чувство! Думай о ней, как об инструменте.
– Каком нах инструменте?!
– Инструменте расширения нашего… эммммм… Государства. Оно пока маленькое, всего-то жалкие 27 квадратов, но удачная политика отношений…
– Я не хочу об этом говорить!
– Вот например намедни к тебе подошёл молодой человек в льняном костюме…
– Мо-ло-дой?!
– Не будь эйджисткой! Можно же было не выкобениваться и хотя бы изучить интеллигентно предложенную визитку…
– Он пошутил про коня! Блять! Человек, который шутит про Екатерину и коня – это в принципе мудак! В льняном он костюме или водолазном!
– …Так вот на этой визитке были слова «топ», «газ» и «никель». – Гнуло платье свою царскую линию.
– Слушай! – Лисицина с силой выдернула щипчиками очередную жертву. – Ты-то кто такая! На тебе самой камни из бутылочного стекла, не тебе выёбываться!
– Знаешь, я поняла! Я слишком велико для тебя!
– Во всех смыслах!
– Нахалка! – Взвизгнуло платье и удалилось в шкаф, громко хлопнув дверцами.
– Ты Доширак будешь? – Крикнула вслед идеально ощипанная Лисицина.
– Без майонеза – НЕТ! – Последовал ответ из шкафа.
…Васильев всё же не сдался. В одну ночь, развесив матерящегося тигра на сушилке, он смешал гранулированный кофе с кипятком прямо в чайнике и сел писать стихи. К утру с помощью хоровода муз и сайта «Рифмоплёт» он выковал чистое золото. Написав на тигровых лапах шпаргалку (пообещав хищнику после отстирать её вручную), окрылённый Васильев прилетел на Никольскую и принялся ждать свою Царицу, прячась за фонарём. И ровно в 13:00 та снизошла к туристическому люду… рука об руку с Иосифом Виссарионычем Мунтяну. Молдавский Вождь был похож на Сталина так же, как жаба на иголку, но усы, переходящие в лампасы, творят чудеса. Пара «Сталин-Екатерина II» отлично работала на пьяных британцев, но совершенно не устраивала Васильева. Он решил выждать в надежде, что Виссарионыч со временем отцепится. Но в 14:00 на Никольскую нескончаемой анакондой заползла китайская золотая жила, и Отец Народов и шести детей в Кишинёве ещё крепче вцепился в Екатерининскую длань. Тогда тигр Васильев решил дождаться конца охоты и проследить за своей любовью, когда та занырнёт в какое-нибудь уединённое переодевалочное место. Животное терпение принесло свои плоды – после последнего дефиле герои исторических учебников наконец расцепились и пошли в разные стороны. Васильев неслышно крался за ссутулившейся после работы царицей, но уходящее солнце напоследок выстрелило лучом, который, срикошетив от купола Храма Богоявления Господня, ослепил его к дьяволу. Потеряв из виду любимую спину, Васильев заметался по переулкам и добежал до Ильинки, где его и отметелили Пингвин и Вареник с прячущимися внутри злобными людьми. Никто не любит конкурентов, шляющихся по твоей территории…
– Ндаааа… Я унижен пингвином и вареником. – Зафилософил тигр. – Ещё и на лапах 6 четверостиший нескладного говна… Как там на дне, Васильев?
Васильев не ответил – он мирно лежал и слушал песню Утёсова в исполнении жизнерадостного деда, доносящуюся даже до Ильинки.
– У чёёёёрного моряяяяяяяя…
Васильев достал телефон.
– Кому это ты собрался звонить, недобиток?
– В химчистку. Сдам тебя туда завтра.
– Ты Гитлер в костюме Менгеле!!!
…Где-то далеко наверху, над огнями дешевых никольских гирлянд, рассыпались первые звёзды. Народ постепенно покидал улицу, освободившись из загонов ресторанных веранд и растекаясь по переулкам. Васильев запихнул сумку с тигром под скамейку и сел, подперев голову руками. Душа Васильева страдала от любовного фиаско, а тело – от хорошо поставленных ударов Вареника. Васильев страдал весь.
На скамью тяжело опустился рюкзак с прикованным медведем. Переодетая в чернь Императрица села рядом и с наслаждением вытянула джинсовые ноги.
– Как прошёл день? – Спросила она.
Кто-то невидимый превратил Васильева в рыбу и выбросил на берег. Стихи были в сумке, а комплименты выбиты Пингвином. Васильев молча смотрел на Лисицину. И неожиданно для себя брякнул то, что думал.
– Не очень. Почки болят. А ещё я вспотел, как сволочь, в этой плюшевой бане.
– Казанова! – тихо съязвило содержимое его сумки.
– У тебя хоть вентиляция в голове есть. – Ответила Лисицина. – А у меня ебучий парик. Через десять минут волосы как проволока.
– Боже мой, какой позор… – Запричитало из её рюкзака.
– Пф! Он хотя бы не натирает. Во! – Васильев ткнул пальцем в красную полосу на шее. – Если долго башкой вертеть, её отпилить можно.
– И это ты называешь «натирает»?! Смотри! – Лисицина скинула балетку, обнажив кровавую мозоль, выглядывающую из-за съехавшего пластыря. – Главное, они ж разношены. Но в духоте нога опухает, и зрасьте-пожалста. Я уже и задник молотком ***чила, и в горячей воде…
– Потому что у тебя пластырь – говно. Я себе пачку силиконовых купил – вещь! Завтра принесу, если хочешь.
– О, сэнкс.
Скинув свои рабочие одежды, они делились нелицеприятными физиологическими историями. Будто люди, знакомые очень давно. Сидящие в трусах на ночной кухне, наворачивая сковороду подгоревшей картошки на двоих. Давящие друг на друге прыщики, клеящие пластыри и прокалывающие мозольные пузыри. Счастливцы, не обезображенные одиночеством.
– Затихает Москва, стали синими дали… – затянул песню жизнерадостный дед. Никто не знал, кто он такой и где живёт. Никто его об этом не спрашивал. Но если бы спросил, то узнал, что это настоящий Утёсов, который никогда не умирал. Он приходил на Никольскую каждый день, чтобы дарить людям чуточку бессмертия. Вот и сейчас его песня невидимым бархатом укутала Васильева с Лисициной, и понеслась дальше, чтобы влететь в окна закрывающихся офисов, протечь сквозь наушники спешащих домой прохожих, заполнить собой улицы, бульвары и переулки, убаюкать уставшие за день соборные колокола и погладить перед сном боевитых московских котов. Чтобы всякое, живое и неживое, хотя бы на секунду остановилось, и разделось донага, сбросив с себя всё купленное, донашиваемое за кем-то или сшитое на заказ. И посмотрело вокруг, и увидело других.
И больше не чувствовало себя одиноким.
Кирилл Ситников
Показать полностью
НОВЫЕ СОСЕДИ (городское фентези)
Отужинав, чем послали сезонные акции универсама «Верный», семья Караваевых переместилась в спальню и синхронно забралась под синтепоновое одеяло. Случись эта история в иную эпоху, мужественный Караваев с умным видом нырнул бы носом в разворот «Биржевых Въдомостей», а красавица Караваева с показным интересом зачитывалась Шелли, тайно позёвывая в себя. Но современность навязывает совершенно другие ритуалы. Поэтому Караваевы раскрыли один ноутбук на двоих, вбили в четыре руки «смотреть онлайн бесплатно» и окунулись в дивный мир любимого сериала: он – с умным видом, она – с интересом, тайно позёвывая в себя. Так они делали каждый вечер на съёмной «однушке» с видом на ТЭЦ, и продолжили эту традицию здесь, в просторной «двушке» (переделанной из «однушки») с видом на дом, который заслонял ТЭЦ.
Когда бессердечная буферизация наконец смилостивилась и благосклонно показала финальный монолог умирающего от рака героя, Караваевы захлопнули ноутбук и отправили охлаждаться на тумбочку. Обсудив нестыковку в сюжете и каре сильной и независимой главной героини, Караваевы скрылись под одеялом и символично сцепились мизинчиками в честь неувядающей со временем любви. Где-то уютно задзынькал дежурный трамвай. Караваева закрыла глаза, предсонно размышляя о всякой девичьей ерунде типа замены старых окон в кухне и энурезного крана в ванной. Караваев же серьёзно задумался, на каком из танков ворваться в Рохан, где томилась пленённая Королева Мечей, как две капли воды похожая на Кейт Бекинсэйл…
– Бу-бу-бу. – Сказал женский голос за стеной.
– Бу. – ответил ему мужской.
– — Коротко отрезал женский.
Карта строительного магазина в голове Караваевой растворилась в ночи, светлый лик близняшки Кейт покрыла огромная волосатая родинка… Караваевы высунули носы из-под одеяла, расцепили мизинцы Любви и прислушались. Постепенно слова за стеной обретали оскорбительные очертания:
– Бля, я бу-бу нахуй!!!
– А я не бу-бу, Андрей?! Я бу-бу-бу-бу-бу-бу каждый ****ый день, бу-бу-бу-бу-бу в отличие от тебя!
– Так бу-бу-бу-бу-бу от меня?!
– Бу-бу-бу, долбоёб, всего лишь бу-бу-бу-бу-бу-бу сука хотя бы раз!!!
Взаимное бубуканье с каждой минуты только набирало обороты и на интеллигентные похлопывания по стене с учтивыми просьбами замолчать никак не реагировало.
– Я пойду к ним! – сказал жене храбрый Караваев.
– Не надо. – Спохватилась жена. – Вдруг там какие-нибудь неадекватные алкоголики, вооруженные большими ножами? Подумай о нашей семье!
– Ты права. – Согласился Караваев и облегчённо выдохнул в себя. – Побранятся и успокоятся. Может, ещё серию?
…Но соседи и не думали жалеть караваевский покой. Бубу повторилось и на следующую ночь. И на следующую. И ещё на девять. Когда НВО и Нетфликс перестали поспевать с выпуском интересных сериалов за бессонными ночами Караваевых, муж встал с кровати и обул кеды потяжелее.
– Зачем ты обулся, милый?
– Вдруг придётся драться ногами. – Глухо ответствовал Караваев, на всякий случай напомнил жене свою группу крови для переливания и вышел. Помявшись на соседском половичке с полчаса, Караваев утопил кнопку звонка в неблагополучную квартиру. Дверь открыл пауэрлифтер Алехно и жимом бровей спросил, в чём дело.
– Извините ради… Доброй ночи. Я сосед ваш… Караваевы. – Твёрдо пролепетал Караваев в алехновский пуп. – Вы не могли бы не шу… Нам завтра на работу и…
– Сплю. Я. – Донеслось откуда-то сверху, вероятно из головы Алехно, подпирающей лосиные рога с полиэстеровыми шапками.
Пальцами ног Караваев судорожно вцепился в удирающий пол:
– Но я я я слышал женский голос. У вас была женщина. Она что – ушла?
Монументальное тело Алехно задрожало, и вместе с ним задрожало всё вокруг в радиусе десяти кварталов.
– Она… – Мускулистый голос пауэрлифтера разом потерял в весе. – Она… да. Три месяца назад… к чемпиону Орла… Бля… Олечка… Зачем вы напомнили?! За-чем?! ЗАЧЕМ!!!
По щеке Алехно покатила мутная протеиновая слеза. Он захлопнул дверь так, что проснулись в Лиссабоне, и до утра глушил боль жимом от груди.
Караваев же куском размокшей ваты вкатился обратно и заполз под одеяло в объятия жены.
– Ты жив! – Воскликнула она обрадованно, ибо чёрное ей не шло даже временно. – Ты поговорил с ними? Они продолжают орать!
Караваев сжал её мизинчик своим и процитировал аннотацию к любимому сериалу:
– Мне открылась страшная правда.
– Какая?
– Ругаются не за стеной. А В СТЕНЕ.
Караваева не поняла, как на это реагировать. Если это была смешная шутка от мужа, то ей следовало рассмеяться и любовно хлопнуть его ладошкой по плечу. Но Караваев не выглядел шутящим, потому что каждую смешную шутку он сопровождал чаплиновской жестикуляцией, к тому же он до сих пор не снял кеды…
Последующие события отвлекли Караваеву от размышлений.
– Куда ты собрался?! – завопил женский голос в (?) стене.
– Не твоё собачье дело! – ответил мужской.
Затем из стены, аккурат между караваевских любящих голов, выпрыгнул бородатый мужичок сантиметров 20 росту, прошуршал по кровати маленькими резиновыми тапками, ловко спрыгнул на пол и скрылся в противоположной стене.
– Нафанин, брат! Выпить есть? – донеслось оттуда.
…Пока Караваевы, прижав колени к глазам, молча переосмысливали грани реальности, в их стенах кипела жизнь.
– …Он ушёл мам!!! – Слезливо вещал женский голос из одной стены.– Алё, да… Не знаю! К своему дружку-собутыльнику, наверное… Я хочу до-мооооооооой… Не защищай его!!! Ты всегда его защищаешь!!! Он только делает вид при тебе, что он такой хороший!… При чём тут «нет детей»?! Вот при чём?! У вас с отцом была я и что?! Почему это другое?!… Ясно, мам! «Спасибо», поддержала!…
… – Она реально заебла, Нафанин. – Доносилось из противоположной стены. – Чо ей, мля, не хватает?
– Забомби ребёнка, братан. Клянусь… до краёв лей… Бэбика ей не хватает. Это ж они все от безделья с катушек съезжают. Как Ларка моя. Её как из несущей стены ГУМа попёрли – так замегерила, хоть под дрель подставляйся.
– Ну так чё ты сам-то ребёнка не заделал?
– Да как-то… Бери грибы, закусывай.
– Курнём может после третьей?
Замороженные Караваевы увидели, как в лунное пятно на полу вышли две маленькие бородатые фигуры. Домовые закурили, сбрасывая пепел в малюсенькую банку из-под кофе.
– Разведусь я с ней.
– А стена на кого записана?
– На неё.
– Бляяяяяя….
– Ну у тебя поживу.
– Сопьёмся.
– Факт… Пошли, а то остынет.
…Утро следующего дня у Караваевых началось с завтрака мюслями и обмена мыслями. Караваев отважно предложил вернуться на съёмную квартиру – это, конечно, увеличит их расходы, но зато несомненно уменьшит количество друзей-завистников. Но мудрая Караваева, на которую была оформлена ипотека, решила сначала позвонить своему духовному отцу Фотию, дабы тот путём христианских манипуляций очистил стены от нечестивых скандалистов и их вечно пьяных друзей. Но как назло, Фотий в данный момент серфил на Гоа, а других истовых борцов со Злом у Караваевой в знакомцах не имелось. Следующим и последним претендентом на роль Ван Хельсинга был участковый капитан Дзюба. Он тут же ответил на звонок – «я на „земле“, обязательно перезвоню вам, мля, позже» и уехал к тестю под Архангельск. Гуглирование же проблемы неизбежно приводило к одним и тем же сайтам с голыми девками, призывающими лечить грибок ногтей обычной тыквой в Новолуние.
Громкие ночи Караваевых продолжались. Кран в фантазийном «Леруа Мерлене» так и не был выбран, а Рохан не взят. От недосыпа караваевские лица всё больше напоминали панд, которых били по морде автомобильными домкратами. Слушая ночные скандалы, Караваевы немного лучше узнали соседей. Домовые познакомились в стенах Третьяковки, рассматривая красивую дореволюционную кладку. Они полюбили друг друга быстро и, казалось, надолго, и будущая ячейка домового общества обещала быть крепче застывшего бетонного раствора. Когда-то они засыпали лицом к лицу, улыбались в спину и смотрели друг на друга не сквозь. И теперь они каждую ночь выясняли, кто же из них перестал это делать первым.
… – Ты самый бу-бу-баный муж на свете!!! За что мне это?? У всех семьи как семьи!!
– Сама ты… бу!!!
И тут у Караваева появилась идея. Ведь он был не только искусным стратигом, но и психологом – не зря пред ним пали принцессы, как две капли похожие на молодую Еву Лангорию, Тейлор Свифт и Настасью Самбурскую.
– Они думают, что их семья – самая худшая в мире. – Прошептал он жене.
– И что? – Караваева повела фиолетовым веком.
– Мы должны показать им, что бывают семьи намноооооого хуже…
Караваев не жестикулировал – значит, это была не шутка. Сценарий ссоры был написан за считанные минуты.
… – Ты просто подонок! – актёрски вопила Караваева, когда-то игравшая Эвридику на «Студвесне». – Как ты мог переспать с моей матерью, накачав её наркотиками?!
– Это месть тебе, подлая тварь! – бушевал Караваев, когда-то занявший третье место в семи КВНовских лигах. – За все твои тайные аборты, за заражение СПИДом, за отданный голос ЛДПР!
– Ну не перегибай… – Шепнула Караваева.
– Извини… – тихо ответил муж и, вдарив с размаху скалкой по дну кастрюли, громко подытожил. – На! Получай, животное!
– О боже! Ты проломил мне голову! Кровь хлещет из черепного разлома! Вызови же «скорую» да поскорее!
– Нет! Убирайся в Ад, жалкое отродье! Привет своему папочке, который умер НЕ ОТ СЕРДЕЧНОГО ПРИСТУПА, муа-ххха-хаааааа!!!
Караваевы затаились и прислушались. В стене воцарилась тишина. Караваевы улыбнулись друг другу и мысленно отдали должное гениальности плана.
– Вы чо творите, скоты?
Караваевы обернулись. На полу стояло семейство домовых, с ненавистью взирая на застывших в пойманности людей.
– Вы на часы смотрели? Три часа ночи!!! – Продолжила начатое обвинение домовая.
– Они чё-то репетируют, наверное, Зин… – Произнёс домовой.
– В театрах репетировать надо! А дома спать! – Постановила домовая.
– Мы мы мы мы не репети… – Караваев пытался сосредоточиться, глядя на чету бородатой нечисти. – Это мы для вас всё. Чтобы вы, ну, знаете, поняли, что… Что…
– Что.
– Что вы не самая плохая семья, и ваше несчастье – это напускное…
– Андрей, ты слышал, чо он несёт?! Мы несчастные?!
– Но мы каждую ночь слышим…
– Кто вам вообще дал право лезть в нашу личную жизнь?! Мы счастливая семья, скажи, Андрей!
– Зой, конееееееееешна!
– Вот! Слышали?! Ещё раз такое устроите – вызову участкового упыря! Пойдём, Андрюш.
С этими словами семья домовых с высоко поднятыми бородами продефилировала в стену, оставив Караваевых испытывать чувство вины.
Удивительно, но караваевский метод сработал, правда, немного не так, как задумывалось. Крики в стене прекратились, превратившись в еле слышный шёпот и тихую возню. Иногда домовые выходили на променад, молча вышагивая по потолку и держась за мизинчики. Их бородатые лики были светлы и благостны. Казалось, они не замечали никого вокруг, но почему-то выходили только тогда, когда Караваевы были дома. Оно и неудивительно. Иные земные существа почему-то твёрдо верят: счастье семейное есть, если его видно другим. Чем больше людей его видят – тем оно, наверное, всамделишнее. Просто его надо чаще выгуливать.
А Караваевы стали высыпаться. На вторую ночь Караваева выбрала кран в ванную. А на третью Королева Мечей, как две капли воды похожая на Кейт Бекинсэйл, уже призывно манила маршала-освободителя Караваева, похлопывая ладошкой по скользкому атласу ложа.
Все были счастливы.
Кирилл Ситников
Показать полностью
ОДНАЖДЫ В РАДУГЕ (городское фентези)
– Мда. Лечение не помогло. – Знакомый ветеринар (не помню, как зовут) отложил снимки, удирая глазами от моего взгляда.
– Совсем? – задал я самый глупый вопрос в мире. Вероятно, я был далеко не первым вопрошающим что-то подобное – ветеринар пропустил вопрос мимо волосатых ушей.
– День. Максимум сутки, – продолжил он, зная весь последующий список кошатника. И, жалостливо погладив Чувака по тусклой шерсти, отчего тот вяло вильнул хвостом, добавил, – Рекомендую усыпить. За небольшую денюжку можем утилизировать. Там у нас на ресепшене прейскурант, гляньте… Вы слышите меня?
– Что? Да. Да. Я подумаю. Спасибо.
Я осторожно приподнял Чувака со стола, положил в переноску и побрёл на выход, пропустив залетевшую в кабинет огромную собаку, тянувшую за собой на поводке болтающуюся на сквозняке девицу.
Выйдя на крыльцо ветклиники, я опустился на ступеньки, достал Чувака из переноски и положил на колени.
– Чувааааааак.
Я не мог его убить. Я не мог дать кому-то его убить. И тем более – утилизировать. Утилизируют что-то очень логичное и правильное. Чувак этих унылых свойств никогда не имел, за что я его и любил, а обои и туалетная бумага – нет. Кот должен уйти так же сумасшедше и странно, как жил. А я должен был помочь ему в этом. Как в руку помирающего обмухоморенного берсерка вкладывали меч для разового посещения Вальхаллы, так и я должен был вручить в лапу коту билет туда, где ему будет вечно хорошо.
Мне нужна была радуга.
Я никогда не верил, что радуга объясняется лишь научно. Она слишком красива, чтобы быть кем-то разгаданной. И она слишком ярка, чтобы подчиняться бесцветным законам оптики. В ней должно быть что-то ещё. Что-то совершенно безумное и антинаучное. Например, что радуга – это мост, по которому кошки уходят туда, куда им вечно комфортно и сытно. Восхитительно антинаучная теория. Как раз для радуги. И для кошек.
На зов приложения «Яндекс. Такси» примчался Михалёв Сергей Олегович с тремя положительными отзывами. Я забрался на заднее сидение.
– Куда? – палец опытного Михалёва завис над поисковиком навигатора.
– К радуге.
– Это кинотеатр какой-то?
– Нет, просто радуга. Такая красивая и яркая штука.
– У тебя деньги-то есть? – Михалёвский палец сполз с навигатора и нырнул куда-то запазуху.
– Да. Вот они, смотрите. Настоящие деньги.
Вид денег подействовал на Михалёва успокаивающе, но ни одну из своих заготовленных историй он так и не рассказал. Я погуглил погоду и обнаружил дождь в районе Дедовска. Мы молча ехали всю дорогу, а Чувак спал на моих коленях, ухватившись лапами за руку, чтобы никуда не убежал.
Московские спальные районы плавно перетекли в вавилонские гипермаркеты и подмосковные недострои, в недобитые городом трухлявые посёлки с баннерами «Продаётся» на покосившихся заборах. Наконец, цепляясь набухшим брюхом за верхушки сосен, выползла на свет сизая туча. Лес кончился, и далеко в поле, в стороне от пыхтящей трассы, я увидел цветастую подкову радуги.
– Подождёте меня? Я быстро.
– Лады.
Оставив Михалёва в размышлениях, как бы отметить доставку пассажира «к радуге», я с Чуваком на руках направился к радужному подножию, шурша по траве бахилами, которые так и не снял после звериной больницы.
Он что-то почувствовал. Поднял голову, принюхался, впервые за несколько месяцев проявил интерес. Чем ближе мы подходили, тем сильнее он вытягивал похудевшую шею. До радуги оставалось несколько метров, когда Чувак неожиданно ловко извернулся, вырвался из рук и из последних сил устремился к «мосту». Я еле за ним поспевал.
Почти одновременно мы шагнули в радугу.
Стало очень тихо. Я никогда не видел таких цветов и оттенков. Я мог их даже потрогать – жёлтый был мягок как деревенская подушка, а из пружинистого фиолетового можно было строгать силовичьи дубинки. Мы с котом будто очутились внутри огромного, медленно поворачивающегося калейдоскопа, за цветными стёклами которого неслышно неслись вдали грязные фуры. Разноцветный туннель тянулся высоко вверх, испещренный миллионами еле заметных кошачьих следов. А еще немного пахло кошачьим туалетом и… лекарствами.
Сверху послышалось шарканье тапок Кошачьего Бога.
– А кто это у нас тууууут? Кис-кис-кииииис… – прошамкал Бог и явился пред нами в виде древней благообразной старухи в чепчике и засаленном халате поверх ночной рубашки.
– Ээээ… Здрасьте, бабу… женщина.
Бог не обращал на меня совершенно никакого внимания, беззубо улыбаясь Чуваку и елейно глядя на него из-под пуленепробиваемых очков. Чувак сел и в ответ уставился на неё.
– Какой красивый котик! Иди ко мне, мой хорооооооший! – сюсюкнул Бог и поманил Чувака высохшей ладонью. Чувак почесал ухо задней лапой и вновь принял позу сидя.
– Иди, друг. Тебе пора. – Сказал я, зачем-то придав словам дурацкой кинематографичной пафосности. Чувак посмотрел на меня и зевнул.
– Сейчааааас, сейчаааааас… – заговорщицки просипел Бог и что-то вытащил из кармана. Через минуту к передним лапам кота на золотой нити спустился синий бантик. Зрачки кота расширились, немедленно переведя его в режим «Суперохотник». Бантик призывно задёргался и медленно пополз вверх. Чувак не двигался.
– Слушай, ты идёшь или нет?! Опять эта дебильная игра в «пойду-не пойду»?! – разозлился я. Ненавижу долгие расставания, честно говоря. Если б была возможность, написал бы ему подло-трусливое смс «Прощай…» и сменил бы номер, как делал это обычно.
– Кис-кис-кис, ну что же ты, котик? – зазывал Бог, прокашлявшись.
Чувак посмотрел на удаляющийся бант. Потом на меня. Встал. Зевнул.
И вышел из радуги. Которая медленно растворилась в воздухе.
Я взял Чувака на руки и поплёлся к курящему у капота таксисту. По дороге я заметил, что шерсть Чувака вроде как заблестела. Но может быть это от солнца, подумал я тогда.
В полном молчании мы подъехали к Москве. Встав на задние лапы, Чувак с любопытством смотрел в окно и пару раз мяукнул на пролетавших ворон.
– Мой тоже не пошёл. – Вдруг нарушил молчание Михалёв.
– Что?
– Смотрел-смотрел на её бант и обратно в переноску забрался.
– И.. Вы его утилизи… усыпили?
– Зачем? Во! – Михалёв просунул руку между сиденьями, демонстрируя свежие царапины. – Сегодня утром! Главное, рука под одеялом! Так нет! Залез и подрал, придурок! По «трёшке» или по городу рискнём, командир?..
Я не знаю, почему Чувак не пошёл по мосту. И что его вернуло. Это было против всех медицинских законов. Но жизнь слишком красива и ярка, чтобы подчиняться только науке. В ней точно есть что-то ещё. Что-то сумасшедшее и совершенно нелогичное. Как в радуге. Как в Чуваке.
…Который живёт и здравствует до сих пор, и когда я пишу эти строки, онЙЦУКЫВДОИШТ 2353Т ЦЖЛ085З97“„ВАЗЖЛ//
– А ну брысь с клавиатуры, придурок!!!
Обожаю эту тварь.
Кирил Ситников
Показать полностью
С Днём ВМФ!!!
1994 год ШТ ВМФ,курсант 1 курса.
Показать полностью
1
ОМУТ (городское фентези)
«И я тебя люблю!» – дописала Трескунова вотсап нелюбимому мужу, добавила сердечко (потому что он тоже добавил) и отправила ему в шиномонтаж. Удалённый обмен утренними «какделами» наконец завершился, и Трескунова приступила к тяжкому офисному труду. Переложила стопку розовых стикеров на правый край стола. Довернула степлер на восемь градусов, добившись таким образом идеальной параллельности оного с мясистой папкой «АКТЫ ВЦРН ПВ/155/07 ДИМА». Расправила букет полосатых карандашей и кислотных маркеров в пластиковой «вазе» канцелярской подставки. Естественно, снова не обнаружила пузырёк корректора и пожелала коллеге Морозовой, слывшей канцелярским вором, редких волос и генетических заболеваний (а заодно и Крючковой – бытовала версия, что они работают в паре). Заменила безкорректорную пустоту дорогим немецким ластиком с иероглифами. Но вот настольный фэншуй подошёл к концу, обеденное яблоко погружено в ящик стола среди останков прошлых яблок и недовольно урчащий компьютер выведен из режима сна, хмуро уставившись на Трескунову снежными вершинами рабочего стола. Значит настало время кофе из личной кружечки, вприкуску с малюсенькими маковыми крендельками, которые, если есть их с закрытым ртом, так уютно хрустят… Но кофе подождёт. Очень скоро – Важный Ритуал.
– Девочки! Без двух одиннадцать! – Взвизгнула коллега Безрукавко. Из-за мониторов сурикатами высунулись женские головы всех цветов и оттенков «Лореаля».
– Блять, я не успела! – воскликнула коллега Яковчук, судорожно доводя глазную «стрелу».
Трескунова выудила из сумочного хауса пачку тонких сигарет, оранжевый «Крикет» и с волною коллег выплеснулась во двор бывшей городской усадьбы, с персиковыми стенами и деревьями в кадках, когда-то завоёванной офисами имидж-студий и адвокатских контор. Где-то там, за кованым забором, бушевала открытая Москва, а здесь, внутри, всегда было тихо и благостно.
Трескунова с коллегами образовали круг и закурили. Непринуждённым разноголосым щебетом замаскировали трепетное ожидание. Скоро явится ОН.
…ОН появился в их офисной жизни несколько дней назад. Первой засекла его своим зеленоглазым радаром коллега Безрукавко, как-то вышедшая покурить с кофе и заодно наорать на очередного диспетчера очередной службы доставки очередной ненужной хреновины для ванн. ЕГО она заметила как раз в момент произнесения «в суд!» в девятнадцатый раз, пожелала диспетчеру хорошего дня и замерла.
ОН вынырнул из-под шлагбаума, расправил широкие плечи, спрятанные под идеально прилегающий костюм, провёл изящной ладонью по дорогущей причёске и, двигаясь с уверенностью дворового некастрированного кота, унёс свой римский профиль в соседний корпус.
Отодрав нижнюю челюсть от собянинской плитки, Безрукавко сначала решила никому о НЁМ не рассказывать, чтобы не делиться. Но природа взяла своё, и тем же вечером офис в полном составе наблюдал ЕГО проходку обратно. Ровно через 17 секунд после ЕГО исчезновения охранник Ладушкин был прижат к стене и, пытаемый йогуртовым дыханием, выдал странную информацию: кто ОН, Ладушкин не в курсе, а корпус, в котором ОН предположительно трудился, никто не снимает. Исследования здания лишь подтвердили его слова – судя по цвету и запаху, в его стенах никто кроме голубей и бомжа не работал. Коллега Трескуновой сммщица «Нитро» Ниткина не обнаружила ЕГО ни в одной соцсети, за что подверглась общественному троллингу с её «дурацкими трёхмесячными курсами ни о чём». После двухдневного сменяемого наблюдения в окно коллеги Трескуновой вычислили, что ОН дефилирует по двору в 11 утра и 17 вечера, а при помощи мужниного бинокля коллеги Яковчук – что пальцы ЕГО чисты на предмет обручальных колец. С тех пор в офисе и завёлся Ритуал – в 11 и 17 весь коллектив, экстренно обученный Безрукавко искусству грациозного курения, высыпал во двор, чтобы пялиться на НЕГО и одновременно не обращать внимания (этим искусством весь женский штат владел в совершенстве ещё с малых лет).
– Идёт… – прошипела Морозова. Все затянулись и повернулись к НЕМУ рабочей стороной согласно самым залайканным фото в Инстаграме. Он прошагал мимо, обдав бабий круг чем-то дорогим и кензо-шанельным. Мельком посмотрел в их сторону и… скрылся в здании.
– Видели, как он на меня посмотрел? – с торжеством спросила Яковчук после паузы в три выкуренные сигареты подряд.
– С чёйта на тебя-то?!
– А на кого ещё? – ядовито ответствовала Яковчук.
– Пошли. Ни на кого он не смотрел. – Грустно вздохнула Никиткина, закашлялась и ввинтила окурок в табличку «НЕ КУРИТЬ ПОД ОКНАМИ!!!».
– Нечего тут ловить. – Резюмировала Безрукавко и вынесла вердикт: – Педик он, вот что. Я сразу поняла.
– Чо ж ты выпираешься тогда всё время? – резонно спросила Трескунова.
– За компанию! – огрызнулась та, пойманная на отсутствии логики. Отряд смотрящих понуро вернулся в офис.
…Трескунова раскрыла папку «АКТЫ ВЦРН ПВ/155/07 ДИМА» и отрешенно уставилась на файлы, мысленно подгоняя стрелку часов к 16:59. Честно говоря, она бы так смотрела в любом случае – как и все в офисе, она не до конца понимала, чем занимается их фирма. Что-то там связанное с полиграфией и металлопрокатом. Глубже Трескунова не вникала – её работа заключалась в распечатывании актов для некоего Димы (возможно даже её босса) и проверки текста на орфографию, за что Трескунова получала двадцать тыщ на карту и столько же конвертных. Её ближайшей карьерной целью было кресло коллеги Безрукавко. Во-первых, оно было удобней, во-вторых Безрукавко получала на десять тыщ больше, потому что что-то подписывала раз в квартал. Но Безрукавко впилась в него нарощенными ногтями и отказывалась даже беременеть. Отчаявшись расписывать Безрукавко все прелести личных детей, Трескунова поставила себе цель обскакать её хотя бы в плане НЕГО. У неё был план, и сегодня она намеревалась его осуществить. «И я тебя (сердечко сердечко)». Отстань, Трескунов. Не до тебя.
… – Дайте зажигалку ктоньть? – проверещала Ниткина, которая всё вечно забывала. – А где Трескунова?
Все огляделись – Трескунова подозрительно отсутствовала.
– Сдалась. – Произнесла Безрукавко. – Ну и хорошо. Шансов больше.
Дверь раскрылась, и цокот шпилек, разорвавший тишину усадебного двора, прозвучал как расстрел. Трескунова подиумно вышла в свет, поправив доселе припрятанный в сумочке пуш-ап.
– Эй! Это нечестно! – запротестовала Безрукавко. – Ты переобулась! У нас был договор – только в сменке, алё, где кеды?!
– Сиськи?! Откуда сиськи?! – завопила воришка-Морозова.
Коллеги судорожно выхватили телефоны и посмотрели на время. Без минуты пять. Они поняли, что они ничего не успеют с собой сделать. Потому что минута для красивой женщины – это Ничто. Это даже не миг. Красивая женщина даже моргает дольше. Чтобы все увидели, какие у неё сногсшибательные ресницы. Минуты, конечно, хватило бы, чтобы убить Трескунову, а труп спрятать в кадку под дерево. Но красивые женщины никогда не пойдут на такое некрасивое, неизящное преступление.
Дверь ЕГО здания распахнулась – и вышел ОН. Сделав пару идеальных шагов, ОН идеально остановился и посмотрел в сторону женского коллектива. Без транспортиров и аппаратуры фотофиниша было понятно – ОН смотрел на Трескунову. И улыбнулся ЕЙ. Улыбнулся так, что лица коллег тут же покрылись лёгким загаром.
– Сука. – Не открывая рта, выпалила Безрукавко.
– ****ец твоим карандашам. – Подумала Морозова и подмигнула Яковчук. Развернувшись нерабочей стороной, понурые соперницы Трескуновой ретировались в офис.
ОН продолжал смотреть на одинокую победительницу и улыбаться. Трескунова почувствовала, что её лицу скоро понадобится крем «50+», и очень-очень случайно глянула в ЕГО сторону.
– Приветик… – томно промямлила она ЕМУ. ОН молчал. Она сделала цокающий шаг в ЕГО сторону. В исправленный нос нежно ударил ЕГО кинзо-шанелевый аромат. ААААААААА!
«Я хочу ЕГО поцеловать. Хочу-хочу-хочу. Трескунов козёл. Явно мне изменяет. Точно себе говорю. УУУУУУУ!!!!».
Трескунова подлетела к НЕМУ вплотную и впилась в губы, несколько раз похлопав ладошкой по ЕГО бедру, потому что ОН – нахал. Странно. Почему-то вкус хлеба во рту. Пофигу. Его язык… Почему он такой твёр…
Крюк пробил ей щёку, обдав жуткой болью. Какая-то неведомая сила рванула их из реальности, оставив в прогретом воздухе еле заметную дрожь да недолгий вихрь тополиного пуха…
…Дышать стало невозможно. Трескунова открыла глаза и тут же стала сожалеть, что они у неё есть: её, всё ещё целующуюся с размякшими остатками ЕГО, с любопытством рассматривала огромная рыбина с развевающимися усами, лежащая на чешуйчатом брюхе. Исполинский карп лёгким движением плавника снял Трескунову с крюка. Трескунова стала задыхаться от ужаса и нехватки кислорода, и затрепыхалась в плавнике. Карп понял намёк и выпустил её в плетёный садок. Дышать стало легче. Трескунова шумно вздохнула, немного пришла в себя и огляделась. В мутном колеблющемся пространстве за жесткими прутьями она разглядела свою реальность – очертания усадебного дворика с персиковыми стенами и деревьями в кадках. Её коллеги, будто написанные крупными масляными мазками, разбредались с работы…
– Эй…! Девочкиииии!… Вызовите МЧС!!… – обессиленно шептала Трескунова, бредя параллельно им, хватаясь за прутья.
Но «девочки» не слышали и вскоре скрылись за шлагбаумом. Трескунова обо что-то оступилась. Глянула под ноги и превратилась в монумент себе. На дне садка лежали женщины. Много-много мёртвых, хорошо сохранившихся женщин. Здесь были княжны, белошвейки, фрейлины, экономки и горничные, Ударницы Социалистического Труда с соответствующими значками… Место было явно давно прикормленным. На грани обморока Трескунова схватилась за прутья и затрясла ими что есть мочи. Прутья пружинили, но не поддавались. Что-то тускло блеснуло внутри садка. Трескунова пригляделась – это была лакированная красная звезда на кожаной фуражке. Разводя руки для пущей скорости, она подошла ближе и разглядела обладательницу звезды. Это была увесистая комиссарша в кожаном пальто, перетянутым портупеей. В виске женщины Советской России зияла здоровенная дыра – видимо, большевистский поцелуй наживки был так же мощен, как и непобедимая Красная Армия. Ей повезло – она погибла сразу и без мучений, от рывка. На портупее что-то болталось. Ага, сабля в ножнах.
Трескунова обернулась – карп копался в каком-то ящике. Она осторожно вытащила саблю и на цыпочках двинулась к прутьям. В её реальности вечерело, и двор был еле виден. Надо спешить.
Удар ничего не дал, и Трескунова принялась пилить. Первый прут сдался достаточно быстро, но отобрал много сил. Карп что-то глотал из фляжки, не обращая на садок внимания. Распил второго прута показался вечностью. Надо разделаться с третьим – и вот она, свобода. Карп закрутил крышку и засунул под чешую. Трескунова почти допилила, когда карп уставился на неё своим холодным рыбьим взглядом. Сабля в руках Трескуновой «нырнула» вниз – третий прут был распилен. Женщина раздвинула прутья, боком просунулась вперёд и застряла. Что такое?! Бляцкий пушап, кто его вообще придумал!!! Карп оттолкнулся плавниками и рванул к садку, прижав усы к своей огромной башке. За садком вновь закончился кислород. Трескунова завертелась от нехватки воздуха, но это помогло – пушап треснул и подарил ей шанс. Организм запротестовал, требуя дышать, и в отместку забрал остатки сознания. Карп протянул плавник – но поздно: по реальности пошли круги, искривляя еле видимый силуэт Трескуновой, брякнувшейся на родимую собянинскую плитку…
… – Трескунов!!! Ты дома?!
– Да, мась! А чо ты была недоступна, я звонил раз шестьГОСПОДИ ЧТО У ТЕБЯ СО ЩЕКОЙ????????
– Ничего. Пирсинг неудачный.
– Пирс… зачем тебе…
– Решила тебя удивить, обновить наши отношения ПРОСТО НЕ СПРАШИВАЙ!
– У тебя сабля в руке?!
– Я сказала – не спрашивай! Что на ужин?
– Мы с детьми запекли рыбу…
– Отлично! Так ей и надо! Я сама её разделаю!
– Х-хорошо… Только хлеба нет…
– Чудно! Хлеб – не моё! Так, дети! Сегодня спите в наушниках!
– Почему, мам?
– Потому что мать с отцом будут заниматься термоядерным сексом до самого утра!
– Мась???!!!
– Плевать! Трескунов! Я тебя люблю!
– Я зна…
– Ни хера ты не знаешь! Я тебя сначала любила, потом десять лет не любила, а щас опять люблю! Шашки наголо!!! Где эта сраная запечённая рыба?!
…А в это время, в другой реальности, грустный карп собрал свои пожитки, взвалил на спину огромный садок и двинулся в сторону Большого Стеклобетонного Рифа, такого же исполинского, как и он сам, очень красивого и манящего яркими огнями даже через толщу межпространства. Карп расположился на берегу, достал из ящика тесто и вылепил красивую фигурку 90-60-90. Вставил ей в голову крючок и со свистом забросил к подножию Рифа, на самое дно. По слухам и атмосферному давлению он знал – попёр топ-менеджер.
Кирилл Ситников
Показать полностью