Shishkovchuk

Рембрант Сэлливэн протер смерзшиеся ресницы и тут же надел рукавицу.
Шерстяной шарф, который укрывал от мороза лицо, давно превратился в колючий кусок льда. Проклятая пурга. Чертовы горы! Где же этот перевал? Через него, говорят, так удобно срезать с полсотни миль. Лучше б шел по реке! Снежная крупа, гонимая ураганным шквалом полностью скрывала контур хребта. Ни черта не видать. Пальто, прекрасное кашемировое пальто, в котором так уютно гулять рождественскими вечерами в Нью-Хэмпшире, казалось, истончалось до молекулы под этим диким ветром. Спасали толстые свитера. Один Сэлливэн купил у торговца в Скагуэе, другой, слегка рваный и подпорченный зверьем, снял с трупа сегодня утром. И конечно, выручал тяжелый баул с припасами за спиной. Движение согревало лучше, чем та индианка из селения на ручье Джонса. Смерть от голода и холода не грозит, если он не собьется с пути. А он не собьется.

Рембрант интуитивно ощущал дорогу, пусть и занесенную снегом. До него здесь прошли сотни, да нет же - тысячи жаждущих золота людей. Форма снежных застругов на тропе была немного другая. Но ориентировался не только по ним. Почти каждую сотню ярдов попадались тела, брошенные нарты, утварь. Не многие оказались готовы к жесточайшим морозам и буранам на подступах к долине Юкона. Сэлливэн, как и большинство, не был профессиональным золотоискателем. Лихорадка 1897 года, поразившая Америку, не обошла стороной и его, простого городского учителя. Он бросил жену, работу и пустил свои скудные сбережения на это путешествие. Домой Рембрант вернется только богачом.

Он буквально запнулся об очередной труп. Из снега торчала замороженная исковерканная рука. Не хватало нескольких пальцев, но по густым волосам было видно, что это мужчина. На тыльной стороне ладони угадывалась татуировка - трехмачтовый парусник. Моряк? Эх, успокой, Господи, душу его... Рембрант пошевелил палкой снег и выругался. Тело несчастного изрядно обезобразили звери. Значит, волки заходят даже на эту высоту? Сэлливэн прошептал короткую молитву, прикопал тело, поправил снегоступы и двинулся дальше. Судя по описаниям, до Доусона каких-то 80 миль. Идти... идти... нельзя стоять, требовал какой-то древний неведомый ранее инстинкт.

Воспоминания, мысли... о теплой воде, чистой постели, вкусной горячей еде постоянно кружились в его усталом сознании. Рембрант вытащил из кармана кусок солонины. С трудом разгрыз, пожевал. Стало легче, но захотелось пить. Впрочем, жажда мучила всю дорогу. На ходу забрал варежкой горсть снега. Талая вода не принесла облегчения. Сейчас бы кружку прохладного ржаного пива, которое так здорово варит мисс Уэбб из "Винного донышка", что на перекрестке Весенней и Янтарной-стрит. Ах, как замечательно там сидеть возле окошка с накрахмаленными занавесками, дымя трубкой, неспешно листать романы Купера, восхищаться эссе Эмерсона с его критикой косности и формализма в науке, читать очерки Торо о двух годах на природе в изоляции от общества, или хохотать над сатирическими вещами С.Л. Клеменса, более известного под псевдонимом Твен. А можно просто любоваться видом гор за окном. Они уютные, одеты в зеленое покрывало лесов, манящих прохладной тенью и пением птиц. И, самое главное - там нельзя умереть.

Движение Сэлливэн отметил краем глаза. Серое пятно в пурге на пределе видимости. Волки! Кинул мешок, рванул из чехла заряженную двустволку. Стянул зубами рукавицу и, не обращая внимания на обжигающий холод металла, взвел курки. Усталость и напряжение обманули его - перед ним, ярдах в пятидесяти, стоял человек, махал рукой. Рембрант почувствовал жар и выступивший пот. Уходил страх. Он опустил ружье и двинулся к незнакомцу, возможно, тому требовалась помощь. Не удалось пройти и десяти шагов. Тот, кого Сэлливэн принял за взрослого, оказался ребенком. Пацан, лет одиннадцати. Щурясь от снега, он разглядывал Рембранта, который в свою очередь пытался понять, что это дитя делает в сердце Аляски на высоте одиннадцать тысяч футов над уровнем моря.

- Ты откуда здесь, малец?! Где твои родители? - спросил Рембрант, стараясь перекричать вой набирающего силу бурана.
- Мы ждем отца! - ответил малыш.
- Что?! Господи! А где же твой отец?
Парень промолчал и опустил взгляд. Сэлливэн вздрогнул, когда то, что он принял за какие-то тюки рядом с мальчиков, вдруг пошевелилось. На него из-под вороха одежд и шкур с надеждой и в то же время с испугом смотрели еще две пары детских глаз. Они сидели в сугробе, обнявшись, завернутые в какое-то подобие одеяла. Совсем малютки. Рембрант выругался, в отчаянии обернулся, словно все это было чьей-то глупой шуткой. Впрочем, длилось это состояние доли мгновения, самообладание быстро вернулось к нему.
- Так, где ваш отец??? Что случилось?
- Я думал, это вернулся папа, а это были вы, мистер...

Да что за человек притащил своих детей в этот белый ад? Каким бессердечным существом надо быть, чтоб бросить их здесь! Сэлливэн бегом кинулся к оставленной поклаже. Выдернул лопатку из мешка, продукты, и вернулся к детям. Следующие пару часов он ожесточенно копал пещеру в ближайшем снежном надуве. Мальчишка старался помочь ему, с трудом оттаскивал от входа крупные куски снега. Другие дети были еще слишком малы, либо замерзли и обессилели, чтобы двигаться. Рембрант укутал их в свое пальто, сам он во время работы не чувствовал холода...

Внутри стало тепло, когда Сэлливэн завесил вход, постелил на пол оленью шкуру и зажег спиртовую горелку. Зачерпнул котелком снег со стены, поставил на огонь. Бросил туда мяса и фасоль. На другой горелке закипала большая кружка с чаем. Когда показались долгожданные пузырьки, подлил несколько унций рома.

- Как твое имя, малыш? - Рембрант протянул кружку старшему.
- Я не малыш! - зло зыркнув, пацаненок передал питье младшим. - Мне уже двенадцать, мистер. Я... мое имя Гарри Бенфорд... это моя сестра Руфи, ей шесть лет, и малыш Даниэль, ему скоро будет четыре, вот...
Представился и Сэлливэн.
Даниель, попив горячего, сонно захлопал ресницами и уснул на коленях сестры. Дети на глазах отогревались, таял лед и снег на одежде, покраснели щеки и носы.
- Так что случилось с вашим отцом? - повторил вопрос Сэлливэн.
Гарри отвернулся и хмуро уставился в одну точку. За него ответила Руфи:
- Наш папа, Сэм Бенфорд, пошел за золотом! У нас кончилась еда, и папочка велел подождать... он скоро вернется и принесет много золота, и вкусный пряник!.. и мы вернемся домой, в Сан-Франциско!
- Давно он ушел? За золотом...
- Сегодня на рассвете, когда начиналась эта пурга. А еще папа сказал, что принесет мне...
- Да заткнись ты, дурочка пустоголовая! - закричал вдруг Гарри. - Не вернется отец больше, ясно?! Высуни свой нос наружу и посмотри не погоду! Отец не нашел бы нас, даже если б захотел! Он моряк, а не следопыт!
- Не говори так! - глаза девочки влажно заблестели. - Папа всегда говорил, что вернется, когда уходил в плавание!.. и всегда возвращался! Всегда!
Проснулся и заплакал малыш.
- Моряк? - вздрогнул Сэлливэн.
- Ну да... - улыбнулась Руфи. - У него и татуровка есть! На руке...
- Боже... - Рембрант устало прикрыл глаза.

Что же теперь делать? Идти с детьми в Доусон? Нет, безумие. Погода убьет их всех. А если им повезет и удастся одолеть перевал, их ждет смерть от голода. Еды осталось всего на три дня. На одного. Все планы, все надежды и мечты Сэлливэна перечеркнул какой-то сумасшедший мерзавец, приговоривший детей к верной гибели на краю света! Выход один - спускаться вниз, к ручью Джонса. Попросить индейцев помочь добраться до Скагуэя. А там билет на пароход и домой. Должны же быть у них какие-нибудь родственники кроме отца. А если есть, почему он не оставил малышей дома? Скверно все это. А если не захотят идти? Так и оставить их тут "ждать отца"? А если остаться с ними, в этой пещере? Но какой смысл? Это же верная смерть... кто им тут поможет?

Продолжение в комментариях...

Я жду. Я жду и мне страшно. Сказать, что мне страшно – это всё равно, что назвать свирепо рычащего волка безобидным щенком. Я просто в ужасе. Если я продержусь до рассвета, всю оставшуюся жизнь буду молиться Богу или Сатане, или ещё хрен знает кому, лишь бы только забыть этот кошмар. Я уже заколотил все окна и двери. Это, один черт, не вселило в меня надежду увидеть свет солнца ещё раз. Просто мне нужно было чем-то занять свои руки, иначе бы я, наверно, сошёл с ума.

Я сидел в кресле, курил. И ждал Его. На коленях у меня лежал охотничий обрез. Внезапно послышался шум приближающегося автомобиля. Было бы Божьей милостью, если бы он остановился. Но Бог не был милостив ко мне. И к Тэду. Да… к Тэду в особенности. Уж это я знаю точно. Тэд сам бы подтвердил это, да только сейчас он не может… извините, он умер… да-да… перезвоните позже… хи-хи! Господи, я схожу с ума! Сигарета уже (автомобиль, проехав, теперь удалялся… вот и хорошо – я никого не хотел вмешивать в это дело.. за свои грехи должен расплачиваться только я один..) начала обжигать мне пальцы. Глубоко затянувшись, я затушил её об свою левую ладонь. Боль, как вспышка молнии, осветила все тёмные углы моего сознания, вернув чёткость и ясность мыслей. Но, не прогнав страх, а лишь заглушив его… на время…

Я знал, что Оно придёт. Мы с Тэдом разбудили Его. Теперь Тэд мёртв, а мне, судя по всему, осталось только ждать. Ждать смерти.
Я зажёг ещё одну сигарету.


Тэд позвонил в 7.30 вечера, в субботу, и сразу, после того как ушли люди, которых я нанимал для работы в поле, предложил съездить в город. «Проветриться», как он говорил:
- Выпьем пивка, потолкуем…
Окей, почему бы нет? Ведь Тэда я считал своим товарищем, да и дел на сегодня больше не намечалось. Если б я только знал тогда, что спустя несколько часов, буду проклинать себя за то, что не задержался в поле ещё на пять минут и ответил на этот грёбаный телефонный звонок.

- Ладно, Тэд, уговорил. Заеду через полчасика.
- Буду ждать в «Красном медведе», как обычно! - не дав больше сказать ни слова, он бросил трубку.


Как всегда, мой старенький «форд» с первого раза не завёлся. Я ехал с такой скоростью, какую только мог выжать из моей колымаги, и это доставляло мне огромное удовольствие. Теперь я лишь мечтаю ещё раз так прокатиться!
Тэда я знал хорошо. Ещё с Вьетнама. Похоже, у него опять какие-то неприятности. Дела у Тэда шли из рук вон плохо, после пожара на его ферме прошлой осенью. Да, так и есть – Тэду опять нужны деньги. С этим, на данный момент, я не мог ему помочь. По крайней мере, до того как закончится уборка урожая.

Я выкинул окурок в окно и поднял стекло, чтоб не дуло. Мой брат Фредди умер от воспаления лёгких, когда мне было двенадцать. Никогда за свою жизнь он не надевал шапки. Ни разу за те 19 лет, что было отпущены ему Господом. Я не дурак (через каких-то пару часов, я как законченный кретин, соглашусь на предложение Тэда), я не хочу помирать, даже в свои 47 лет.
Мой «форд» мчался по грунтовой дороге, подпрыгивая, как сумасшедший, на редких ухабах и неровностях. Из-под колёс летела грязь вперемешку с навозом. А солнце уже садилось за холмы, заливая небеса фиолетово-красным и перекрашивая зелень кукурузных полей в тёмно синий цвет. Сегодня оно было каким-то другим.

***

До города ехал, как лунатик. И старался не вспоминать о сегодняшнем закате.
Напротив бара стоял Тэд, его я узнал ещё за полквартала. Главным образом по его оранжевой куртке и белой шевелюре. Час спустя, мы уже сидели в баре, оба уже слегка набравшись.

- Слушай, Брайан, дружище, - сказал мне Тэд, - думаю, тебе не трудно будет одолжить мне сотен пять, а?
Я усмехнулся про себя, ибо, блин, ждал этого вопроса.
- Я знаю, ты не откажешь в помощи старому боевому товарищу.
Ну что я мог тут сказать? Тэд, старый грёбаный хитрец – он чертовски хорошо умел убеждать. Он, наверно, мог бы любого убедить съесть собственное дерьмо, запивая томатным соком, да ещё улыбаясь при этом.
- Ясен хрен, я был бы рад, помочь тебе, Тэд, - я помотал головой, - но не могу.
Лицо Тэда вытянулось и помрачнело.
Может быть, через недельку, - я решил его немного успокоить. – Когда закончится сбор гребаного урожая.
Тэд ещё больше помрачнел:
- Лишусь, блядь, своей земли, если послезавтра не принесу этих денег! Проклятые бюрократы, мать их за ногу! Эти козлодои прекрасно знают, что у меня сейчас ни гроша за душой!
- Попроси отсрочку с выплатой, - предложил я.
- Фак в нос. Не дадут. Завтра истекает последний срок. Проклятье! – Тэд ударил по столу кулаком, смахнув при этом одну из пустых бутылок, а затем… зарыдал, уткнувшись лицом в ладони!

Признаться, я был удивлён. Ну и Тэд – ну и артист! Впрочем, от этого мудака можно ожидать чего угодно. Даже я почти поверил.
- Браво, браво… - я похлопал в ладоши. – От пива, я думаю, ты сейчас не откажешься?
Он помотал головой, всё ещё всхлипывая.
- Вот и славно. Я принесу пока пару бутылок пива, а ты – прекращай этот спектакль!
Когда я вернулся, Тэд уже сидел, как ни в чём не бывало. Проходимец!

- Перегибаешь палку, Тэд. У тебя нет вьетнамского синдрома. Ты извини, конечно, но денег у меня нет, я уже говорил. Вот если б ты… - я запнулся, встретившись с ним взглядом.
- Ты можешь что-то предложить, Брайан? – сухо осведомился Тэд.
- Предлагаю выпить, блядь, наше пиво, что же ещё?
Отсмеявшись, мы чокнулись бутылками, а потом продолжили этот разговор.
- Послушай, Брайан, - начал Тэд, - у меня, кажется, есть идея, только не сочти меня ненормальным, когда узнаешь, в чём она заключается. Ну, так как, рассказывать?
- Валяй, - махнул рукой я. Он вряд ли позвал бы меня, если б у него заранее не было никаких идей. Я хорошо знал Тэда.
- Помнишь старый склеп в лесу, недалеко от западной дороги? – спросил он.

Я медленно кивнул, раскуривая сигарету. Какое-то холодное предчувствие коснулось моего разума. Почему-то вспомнилось мрачное солнце, опускающееся за холмы сегодня вечером. Что-что, а склеп я помнил хорошо, хотя прошло одиннадцать лет с той поры, когда я охотился в тех местах последний раз. Я хорошо помнил мёртвые сухие ели, окружающие голую поляну. И кости зверьков, хрустящие под ногами. Они усеивали буквально всё пространство вокруг старых заросших сизым мхом плит. Что же ты задумал, Тэд, старина?

- Так вот, я собираюсь отправиться туда сегодня.
- Какого, мать твою, чёрта, Тэд?? Что ты забыл в этих грёбаных развалинах? Говорят, это гиблое место…
- Кто говорит? – перебил Тэд. – Эти старые гребанувшиеся пердуны, которые каждый гребаный вечер просиживают свои вонючки в какой-нибудь пивнухе и от скуки и старческого слабоумия всё рассказывают и рассказываютт всякие небылицы? Уверяю тебя, Брайан, это так называемое «гиблое место» безопаснее, чем церковь в воскресный полдень. И подумай, наконец, о том, что может храниться там…
- Ты имеешь в виду сокровища? – дошло до меня.
- Угадал, один-ноль в твою пользу, - теперь глаза Тэда прямо таки сияли фанатичным блеском.
Я улыбнулся. Сокровище. Неплохая идея! Молодчина, Тэд! Мне бы и в голову такое не пришло. Тэд продолжал мне что-то увлечённо объяснять, но я уже внутренне согласился с его идеей. Я «съел дерьмо, запивая его томатным соком (пивом)». Да ещё и улыбался при этом.

Продолжение следует...

Этот город улыбался солнцу. Широкие улицы, постаревшие, но опрятные дома, газоны и парки. И люди в городе были хорошие. И Василий тут жил хорошо. Тогда он ходил без шапки, работал в Хозяйстве Изделий, имел деньги. В тот день он шёл домой, чтобы поесть вкусного и похвастаться первой зарплатой перед родителями. Его душа пела. Он получил много. Гораздо больше, чем рассчитывал. Теперь хотелось купить что-нибудь. Ценное и нужное. Василий знал, где есть такое.

Лавка называлась «Подарки и Механизмы». Василий заходил туда с детства, которое кончилось не так уж и давно. Он приходил и восторженно разглядывал, гуляя в полумраке между полок и стеллажей. А дедушка-продавец покашливал и посмеивался в усы. И спрашивал: «Что, Василий, ассигнации завелись? Выбрал механизм?» А Вася отвечал: «Не-а… я еще не работаю… а родителям не до глупостей». И дальше смотрел. Чего тут только не было! Мастера со всего города приносили сюда Механизмы для продажи. Тут были и шагающие стулья Чехова, и Регуляторы Иванова, и машины близкого времени, и ускорители Браггса, и даже Активаторы Первых Шагов Хагина! Тикали на полках Часы Жизни, тихо пели на разные голоса Алюминиевые Рыбки Эм, шипели в контейнерах коты Шредингера, гудели частотные преобразователи материи и скрипели глаза кибернетических черепах Эдисона. Василий еще не знал, что он купит. Наверняка, появилось что-то новенькое. Он ведь не был здесь уже год.

- О, Василий! – обрадовался продавец. – Дорос-таки до Механизмов. Сегодня купишь. И деньги твои я чую в кармане, хе-хе-хе…
- Да ну! – не поверил Вася.
- Гляди ж… - старик извлёк из ноздрей два металлических предмета. – Нюхалки Безногова, хе… полезнейшая вещь для торговли, деньги чуют.
- Спасибо, меня это не очень интересует.
- Верю. Что же тебя интересует, юноша? Очки Извращенца, Рогатки Пагубности или, может, - дед перешёл на шёпот, - Мыши Сорокина?
- Нет! Что вы! – Василий даже покраснел. – Я хотел бы посмотреть новинки…
- Воля твоя… Секундочку… - продавец исчез под прилавком и вскоре появился с большим деревянным ящиком в руках. Осторожно поставил перед Васей и протер тряпочкой крышку. Тоже осторожно.
- Что там?
- Механизм Кватермейна!
- Никогда о таком не слышал…
- Ну, немудрено… хе-хе… чему сейчас только в школах учат? Старик Кватермейн заезжал в наш город на третий день после новолуния. И оказал большую честь, подарив одно из своих изобретений.

Продавец открыл ящик и вынул некрупный, величиной с курицу, Механизм. Тот засучил лапками по гладкой поверхности, задрожал и осторожно покрутил линзами. Василий слегка коснулся его сегментарного тела, и Механизм вопросительно застучал клешней по столу.

- Не любит он открытого пространства. В ящике всё сидит, хе-хе… - торговец закинул устройство обратно и прикрыл крыжечку. – Вот смотри, тут дырки просверлены… он через них и смотрит, удобно очень, а доставать его и не надо. Не любит. Ну что, возьмешь?
- Наверное… - Василию приглянулась эта вещь. – А… для чего он?
- Хе-хе… Ну ты спросил! Да кто ж его знает для чего! Безумец Кватермейн большой оригинал, но недовольных его Изделиями ещё не было. Бери, разберешься быстро.
- Ладно, - махнул рукой Василий. - Сколько он стоит?
- Как и всё в моём магазине, - старик улыбнулся, - ровно тысячу сто одиннадцать.

Тащить было тяжело. Руки быстро устали, да ещё Механизм Кватермейна начал ворочаться. Василий поставил ношу на вовремя подвернувшуюся скамейку и вытер пот. И заметил на ящике две лямки, как у рюкзака. На спину он сел, как будто всегда там был. Василий чувствовал себя самым счастливым в мире человеком, шагая по залитому солнцем городу и слушая механическую возню за спиной.

Девушка сидела на скамейке, читала книжку. Васин взгляд будто прилип к её белокурой прическе, а затем плавно перетёк на загорелые ноги в сандалиях из металла. Ящик за спиной вдруг дёрнулся и Вася впервые услышал голос Механизма. Он говорил внутри головы, приятно щекоча кору мозга. Даже захотелось почесаться.

«Подойди к ней и скажи, что Воля – это высший космический принцип».

- А дальше?

«Дальше – услышишь» - загадочно ответил Механизм.

Василий неуверенно подошёл к молодой красавице. Она не прервала чтение. «А будь что будет!» - решил Вася и выпалил:
- Воля – это высший космический… э…
«Принцип»
- Принцип!
- Согласна, а вы кто? – её глаза иронично оглядели человека с дурацким ящиком на спине.
«Я без ума от Шопенгауэра»
- Я без ума от Шопенгауэра! – повторил Василий и присел рядом с ней.
- Как здорово! И я тоже. Елена, - представилась девушка и показала название книги. «Шопенгауэр» прочитал Василий название.
«Дальше сам» - и Механизм утих.

И Василий подружился с Еленой. И дружил с ней довольно долго, пока Механизм не посоветовал ему жениться. На ней. Василий не имел ничего против. Он всегда слушал советы Механизма потому, что тот был добрый и знал как сделать лучше и как лучше не делать никогда. Например, один раз он сказал не ходить в Хозяйство. Вася поворчал, но всё же остался дома, и Елена на него ворчала весь день, потому что Вася получит теперь меньше денег. Зато новый экспериментальный троллейбус, на котором Василий обычно добирался до работы, взорвался из-за буйства двигателя. И так во всём. Потом родили трёх детей. Механизм не вмешивался.
Захотели купить дом. Елена на холме мечтала. Там свежий воздух и лучший вид на пространство. А Механизм сказал: на горе не надо, только под горой и только с западной стороны. Василий послушался. А Елена – нет. Она кричала ему в лицо, брызгала слюной, грозилась разбить «чёртову игрушку», а Вася ударил за это. И остался без жены и без детей. Они теперь жили на холме в большом доме, а Василий внизу в тесной комнатушке. Он немного злился за это на Механизм. А через месяц на территорию Хозяйства Изделий упала баллистическая ракета с ядерным зарядом. Ударная волна сдула всю растительность и здания с вершины и восточной стороны холма. Елена и дети погибли, а Василий нет. Он не пострадал ни от теплового излучения, ни от ударной волны – он был в тени холма. Не подцепил ни одного лишнего рентгена. Ветер дул в другую сторону.
Так они с Механизмом остались одни, а потом над оплавленными руинами закружился серый мерзкий снег. Город умер и больше не улыбался солнцу.
И Василий ушёл, но это уже другая история… Я обязательно её продолжу.