Millental

На Пикабу
поставил 1700 плюсов и 0 минусов
отредактировал 0 постов
проголосовал за 0 редактирований
Награды:
5 лет на Пикабу
3049 рейтинг 9 подписчиков 5 подписок 9 постов 2 в горячем

ГотОв или гОтов?

ГотОв или гОтов? Игра слов, Готы

Сегодня задумался над игрой слов в кофейном автомате

Показать полностью 1

Мончегорский изверг и терпилы

Наткнулся на чудовищную историю и возникли вопросы.
Отчим систематически избивал мальчика восьми лет. 25 марта 2020 года пацан был доставлен в реанимацию. С переломами, трещинами и разрывом кишечника. Выжил.
У меня нет вопросов к чудовищу, которое истязает. Это зверь, дикий и больной. И ему не место в обществе, не место среди живуших. Тут всё ясно.


Мать, которая всё это видела. Ты кто? Ты человек вообще? Ты в своей памяти, в своём уме? Как ты такое допустила? Мы ж не в 13 веке живём?

Соседи, родственники, школа. Вы как там? Хата с краю?

Люди, нельзя быть такими безразличными и невнимательными к чужому горю. Не проходите мимо, один звонок, один окрик, порой, могут спасти жизнь человеку.

https://nord-news.ru/news/2020/05/05/?newsid=121183

Пригорел, простите.

Анекдот религиозный, но мне нравится

Маленький Иисус приносит Марии дневник из школы. Та читает : физкультура- ходил по воде, веселил одноклассников. Математика - умножал хлеба. Химия - превращал воду в вино. Биология - воскрешал соседа по парте, Лазаря.

Мария смотрит на Иисуса с укоризной и говорит: ну, милый мой, если ты планируешь продолжать в том же духе, то можешь поставить на своих пасхальных каникулах крест!

Одно кофо и одно пито, пожалуйста!

Одно кофо и одно пито, пожалуйста!

Думают люди в Ленинграде и в Риме...

Что смерть это то, что бывает с другими.
И, наверное, тут дело не в ПГМ, а в нашем любимом авось. Спортсмены ничуть не лучше верующих, в данном случае.

Думают люди в Ленинграде и в Риме... Карантин, Санкт-Петербург, Коронавирус, Самоизоляция

Мумия. Продолжение

Прошла неделя. Мумия, поначалу молчаливый и замкнутый, лежавший на своей шконке, словно экспонат музея, стал оживать. Сначала всё повторял: Коля, Коленька, потом, понемногу, стал разговаривать о том, о сём. Просить сигарету. Его забирали в главный госпиталь на перевязку пару раз, и в это время он вел себя тихо, да и убежать больше не пытался, потому бинты его превратились из фараоновских во вполне обычные. Со временем мы обнаружили, что под бинтами Тутанхамона скрывался нормальный мужик, Мичман Порисикин, с морщинками у уголков глаз, выдававшими его любовь к улыбке и смеху. Однако, смех и улыбка, даже самый тонкий намек на них, навсегда, казалось, покинули его лицо. Чаще его взгляд был стеклянным, а тонкие губы повторяли одно и то же имя.

Долго я не решался заговорить с ним, узнать, кто такой Коля. Самого Мумию звали Георгий. Однажды, в умывальнике, я заметил, как он разглядывает своё небритое лицо в зеркало и криво ухмыляется, приговаривая: «Мда, Коля, видела бы меня твоя мать»
И тут любопытство пересилило такт, и я спросил: «Георгий, мм, Тащ мичман, а кто такой Коля?»
Лицо застыло. Он повернулся ко мне и сказал: «Сын»

- Сын мой, Николай Порисикин. Спецназовец . Не захотел по моим стопам, не пошел в мореходку. Коля, Коленька….
- Что с ним? С ним всё в порядке?
- С ним. Беслан, Миш. Помнишь Беслан?

Мало кому в ту зиму и осень нужно было пояснять за это название. Слишком многие сердца были порваны печальной вестью из Северной Осетии. Служившие со мной в части осетины не могли скрыть слёз, слушая вести с родины. И мы, и офицеры, поддерживали их, как могли. Радуясь, что в части нет ингушей.
- Коля был в составе группы, штурмовавшей школу. Несколько изматывающих тело и душу дней, переговоры, штурм. Он писал… Никогда мне не было так страшно, Миш, как в момент, когда я читал эти письма. Разорванные на части детские тела, засыпанные обломками. Маленькие ножки и ручки, кровь. Парты, доски, глобусы. Куски стен. Всё в одной общей каше. Такое не должно случаться. Такое нельзя забыть. Вот и Коленька не смог….
Мумия замолчал, рот его, изломанная кардиограмма его души, застыла на осунувшемся листе его лица.

Я ушёл к себе, вспоминая, как встретил тот день, 1 сентября, в лазарете. ОРВИ. Сразу с наряда по КПП я заступил в наряд по больничной койке. Слезы на лице медперсонала, молчаливые просмотры новостей. Ком в горле. И даже самые развязные годки вели себя тихо, не выделяясь и не выделываясь. Я тогда написал стихотворение. Помню, что медсестры не верили, что я сам написал это, словно его можно было где-то скачать в палате лазарета в 2004 году. Все. Кроме одной, Лены. Которая забрала себе мой листочек, а потом долго плакала на посту, стряхивая градусники перед термометрией.
Я как смог, по памяти восстановил это стихотворение, чтобы вечером отдать Мумии.

Слёзы, я прошу, верните мне улыбку!
Отпустите боль, скорее пусть пройдёт.
Высока цена за взрослую ошибку
Детский смех здесь больше не живёт.

Не звенит звонок, не слышно перемены.
Тишина и холод. И навеки – страх
Не родные больше эти стены,
Детский смех – остался лишь в сердцах.

В горле ком. Бессильными руками
Не стянуть. Но будет светлый час.
Лишь застынет, превратившись в камень
Детский смех из материнских глаз.

Мумия молча смотрел в одну точку, сжимая мой листок. Потом слова сами полились из губ.
- Коля, Коленька. Он не смог себе простить того, что не смог спасти всех и каждого из них. Каждый ребёнок, оставшийся там, на бетонном полу – был его личным горем. Коля запил. Ушел из спецназа. Лечился, переехал в Питер. Ему стало лучше, устроился куда-то в инкассацию. Но в голосе – всё та же грусть. Две недели назад мы созванивались, он звал меня к себе на новогодние. Говорил, что ждет меня, как никогда раньше. Даже когда мама… Понимаешь, Колина мать умерла от рака, когда ему было 11. И её уход слил нас воедино, как бетон. Мы не справились бы поодиночке. И только вместе тогда смогли пережить. А теперь я опять был нужен Коле. Был…
В день, когда, ну когда я это... я заскочил домой, телефон сел. Я в наряде был. Знал, что Колька кинет Сэмэску с адресом в Питере. Поставил на зарядку. Включил, приходит. «Пап, не могу больше ждать. Мама зовет. Я пошёл. Прости»

Плечи Мумии тряслись в тяжелом рыдании, перешедшем в кашель. Я не мог пошевелиться от липкого чувства горя и страха в животе и в горле. Я ушёл к себе в палату и долго пытался прочитать одну и ту же страницу, пока не понял, что держу книгу вверх ногами. А на глазах – слезы.

Через две недели я уезжал в часть, меня комиссовали. Мне предстояло встретить Новый Год в роте, а потом убыть в Питер. На несколько месяцев раньше положенного срока. Мумия пожал мне на прощание руку и протянул обрывок газетки с номером телефона. Я продиктовал ему телефон своей тогдашней девушки, мой личный вряд ли остался за мной за время срочной службы, никто его не пополнял.
Уже по возвращении в Питер, я встретился с Аней. На нейтральной территории я узнал, что ждать меня было слишком тяжелым испытанием, и мы больше не вместе. Поговорив дежурные фразы и удержавшись от лишних эмоций, мы разошлись. Уже на пути от кафе к Техноложке, она вспомнила: «А, тут пару дней назад пришла СМС, странная. Но, похоже, она тебе. Трубку я тебе не дам, но перешлю, на твой новый»
Я только подключил связь и контракт еще не действовал. Скоро мой поезд в Сибирь. Еду менять паспорт.
Уже по дороге, в поезде я получил эту СМС.
"Миш, здоровья и удачи тебе в жизни. Светлого пути во всем. Да и мне пора. Надеюсь, Кольке понравится твое стихотворение. Мумия."

Показать полностью

Мумия

Волей судьбы под Новый 2005 год я оказался в военном ПНД под Североморском. Разбил меня в ту пору сильный мышечный синдром, грыжа шейного отдела, и прочее – усугубились во время срочной службы. Тяготы, усталость, плоскостопие…. Неизвестно по каким причинам, но я не остался в окружном госпитале, а поехал ждать комиссию и увольнение в запас в этот самый ПНД. В связи с тем, что таких «не псих» пациентов там были единицы – меня, как и парочку аналогичных товарищей «с защемлениями» определили в качестве санитаров. Мы помогали по кухне, считали приборы (из них были в ПНД только ложки!), помогали сестринскому персоналу с уходом за поступившими людьми. А были очень разные люди, очень разные ситуации

Мумия
Ничем не отличающийся от других день. Шорканье госпитальных тапок, синие робы. Толстая Настя на посту, челка как у болонки, задница как бабушкин сундук. Непередаваемо скудная еда и постные, отупевшие лица пациентов на седативных препаратах.
Ужин. Я считаю ложки, Антоха вытирает со столов и счищает хавку в бидоны.
- Пятьдесят семь, - кричу я и слышу Настин прокуренный голос: - свободны, соколики, по палатам.
Ложки сошлись. Никто не спрятал себе в рукав весло, чтобы ночью выколоть глаз соседу. Ну что ж – ночь будет доброй. И не спокойной – от этого слова меня с матом отучили ещё в первую неделю. Спокойная – это когда с покойниками. Никто не хочет в смену покойников.
Сборник Перумова про Летопись Разлома отлично спасал меня от одиночества. До комиссии оставалась еще неделя, шею уже почти не клинило, но решения здесь принимать буду не я.
Палата 4, скрипучая шканяра и еще 2 часа до термометрии. Почитаем...

Моим планам не суждено было сбыться.
-Дударев, Кибкало – на выход. Пациента привезли. – Настин окрик выдернул меня из путешествий по Эвиалу и отправил в путешествие по коридору.
- Носилки возьмите, соколики.
- Ебачьи уши, - процедил Антоха. - Еще и тащить. Хоть бы не толстый.
- Толстый у тебя в штанах, - заметил я. Антоха осклабился. В моей шутке было не так много шутки.

Огромные собачьи бушлаты с косматой шерстью, валенки, упирающиеся в колено при ходьбе, уставные ушанки без кокард. Прекрасный наряд, для того, чтобы тащить на второй этаж очередного толстого психа в бессознанке. Хоть бы не толстый, согласился я с Кибкало про себя.
Ночь. Непроглядно-звездная тьма. Солнце оставило робкие попытки взойти еще в полдень, после бесполезных потуг. Полдень – смешное слово для Заполярья. Сорок минут предрассветной красноты на южном горизонте и опять – темно. Свежо и не вьюжит, но все равно не по себе в этой пустыне из снега. У крыльца стоит буханка-санитарка. Зябко. Водила и фельдшер курят прямо в салоне, видать, намотались, даже свежий воздух им не мил.
Стучу в дверь. Выходит фельдшер, открывает кузов.

-Значит так, каличи. Вот этого дядю бережно несём в отделение, я докурю и следом.
- Ебать, мумия,- присвистнул Антоха.
Сложно было не согласиться с товарищем. Вид у пациента был крайне интересный. Весь забинтованный с головы до пяток, на лежаке остолбенело пялился в потолок буханки мужичок. Судя по морщинам на лице, ведь прочее под бинтами – уже пенсионер, чуть за сорок. Северные моряки уходят на пенсию рано.
- что это с ним?
- Напился до чертей, до белки. А был в наряде по комендатуре. Зашел домой поесть . А там и выпил. Сначала из окна стрелял из табельного оружия. Потом вызвал ментов. Скипятил чайник и начал на себе чертей кипятком выжигать. Вот. Обработали в травме. Теперь сюда, к вам в овощную грядку.
Оставляем свои носилки в кузове, берем те, на которых он лежит. Не перекладывать же мумию, обгорельца. Выволакиваемся из буханки. Я спереди, Антоха – сзади. Ничо, нетяжелый. Счас управимся. Пара шагов вразнобой, взяли в ногу и мерно пошли к крыльцу.

В этот самый момент Мумия, до сего момента не подававший никаких признаков жизни, вдруг садится на задницу. Антоха вскрикивает по-бабьи и роняет свой край.
- Сука,- ругаюсь я и заваливаюсь в снег. Мумия соскакивает на ноги и несется на несгибаемых своих коленя – замотаны же – через снежную целину, в стороу от нашего корпуса.
- Не возьмете, пидорасы! Коля! Я скоро, Коленька! – кричит он .
Антоха просто остолбенело смотрит на эту картину. Глаза как тарелки. Фельдшер, зарывшийся в документах в кабине, не обращает внимания. Я кое-как вскакиваю на ноги и на каменных негнущихся солдатских валенках несусь за Мумией, набирая скорость.
Картина, конечно, была талантливая. Что преследователь, что беглец не могут нормально сгибать колени и потому бегут на прямых ногах. Но, нужно отдать должное бинтам из травмпункта – они были покрепче моих валенок. Поплотнее. Я сокращаю расстояние между нами и прыгаю на мумию как комиссар Рекс. Вот бы мне наручники!
- Ууу, сука,- шипит Фельдшер. – не ожоги, так дал бы тебе по печени с пыра.
Перекатили на носилки. Взяли. Понесли. Звезды отчаянно аплодируют моим талантам преследователя, мигает космический салют. Болит задняя часть коленки, натертая валенком. Странно, почему в нашем языке нет этого слова.

- Коленька, я приду… - шепчет Мумия. Глаза его закрыты, лицо в снежной подтаявшей каше. Сухие губы беззвучно дергаются изломанной трещиной.

Продолжение следует

Показать полностью

Мужик прыгнул с 16 этажа

В соседнем от меня доме мужик с 6 вечера устраивал представление. Лазил между окнами 16 этажа, свешивался вниз. Не отпирал жверь и грозился прыгнуть. Несколько часов его пасли скорые и спасатели. В 22 часа надули куб жизни. Он в очередной раз перелазил между окнами и сорвался. Попал четко на куб, но удар был страшный, он все себе сломал и отлетел в дом. Не выжил.
Вот у меня вопрос: а стоило ли его пасти все это время, тратить скорые помощи и пожарные машины на самоубийцу под чем-то?

Мужик прыгнул с 16 этажа Жизнь, Печаль, Негатив, Суицид
Мужик прыгнул с 16 этажа Жизнь, Печаль, Негатив, Суицид
Показать полностью 2
Отличная работа, все прочитано!