Krasnoordynka

Будучи элементом культуры — как кино или книги — игры содержат в себе весьма важный фактор, которого иные выразительные средства лишены: высокую степень субъективного погружения. При прочтении книги читатель тоже вполне может ассоциировать себя с некоторым её персонажем (более того, авторы таких персонажей создают вполне осознано), однако он не может управлять персонажем в процессе повествования.

В игре же игрок не просто может, он в некотором смысле обязан им управлять — игровая история просто не пойдёт дальше, если этого не делать. В сколь бы узкие рамки сюжет игры ни загонял бы игровой процесс, но человеческое восприятие так устроено, что даже минимальная причастность к управлению событиями (пусть даже на уровне «вовремя нажать на кнопку» или «выбрать один вариант из двух») многократно усиливает эффект отождествления. Там, где читатель пассивно следит за развитием событий, игроку кажется, что он их направляет. И в целом ряде случаев даже так и есть: действия игрока могут значительно изменить игровое положение вещей.

Эффект этого столь радикален, что большинство игроков никогда не говорит «мой персонаж», они всегда скажут «я». Это я бежал, стрелял, покупал, говорил. Но в случае с книгой в Ленского стрелял однозначно Онегин, а никак не читатель.

Ситуация при этом двояка. С одной стороны, игрок действительно решает сам, с другой стороны, сам он всё равно решает лишь отчасти, поскольку игра своими выразительными средствами подталкивает его к решению. Правильному решению. Правильному — с точки зрения создателей игры. Однако иллюзия того, что «я додумался до такого своим умом, меня никто не неволил», в этом случае столь сильна, что может обмануть даже бывалых.

Одно дело прочитать о решении персонажа, и совсем другое — «принять» его от его лица. Здесь возможности для пропаганды просто огромны: игрок желает продолжить игру, и потому совершает то, чего от него хотели сценаристы. И таким образом не просто на словах соглашается с их установками, но на деле подтверждает своё согласие. Естественно, пропагандистское влияние в этом случае куда более сурово, чем от книг или фильмов.

В качестве наглядного примера пропаганды, передаваемой через игры вышеописанным способом, мне вспоминается аддон к игре «Operation Flashpoint» (тут я не совсем помню, какой из, поскольку давно это было, но важно не столько название, сколько сам пример).

Смысл сюжета в игре сводился к тому, что в конфликт в некоторой недавно ещё социалистической стране вмешивается Советский Союз. Один из советских военнослужащих (от лица которого и ведётся игра) сначала участвует в означенной войсковой операции, однако через несколько миссий переходит на сторону партизан и дальше воюет уже против советской армии. При этом в сюжете игроку как бы даётся выбор — он может перейти на сторону «защитников свободы» уже в первой миссии, а может упорно выполнять присягу, которую он, конечно, в реальном мире не давал, но по игровым условностям — видимо, да.

По замыслу сценаристов игрок переметнётся к партизанам уже в конце первой миссии: с одной стороны ведь тоталитарный совок, а с другой — борцы за свободу, выбор, таким образом, очевиден. Но если уж вдруг попадётся кто-то упорный, то фиг с ним, пусть посопротивляется — дальнейший сюжет по-любому всё направит куда надо.

Правда, этот, казалось бы, беспроигрышный вариант давал сбои: многие игроки (особенно родом из СССР) упорно не желали делать того, что им рекомендовали сценаристы. В общем случае можно было бы, разумеется, развить оба варианта сюжета до конца и позволить игроку дослужить весь положенный срок, не перемётываясь к врагу (или к другу — по версии авторов игры), но этого разработчики не сделали: при некотором небольшом количестве отказов игрока просто расстреливал без суда и следствия некий советский офицер (или даже генерал — я не помню). Расстреливал, что характерно, как раз при выбранном варианте, означавшем, что на сторону «борцов за свободу» солдат не переходит, а сохраняет верность присяге. Полный бред, да. Можно было бы хитрее.

Но так зато получилось нагляднее в плане раскрытия описываемого в данной статье психологического эффекта: при наличии иллюзии свободы условия, задаваемые игрой, на самом деле весьма жёсткие.

Если бы советская армия по игре творила бы полный беспредел — всё можно было бы списать на игровую условность. Моральные установки ведь никто не отменял, поэтому присяга присягой, но возмущение объективным беспределом могло бы её «перевесить». В игре же вместо этого подразумевалось, что переметнуться следует практически просто потому, что это — советская армия. Как может порядочный человек в ней состоять?

Они тебя сами без причины укокошат или ты сам возмутишься их бесчинствам, но в любом случае ты будешь прав, если уйдёшь от них к нам. По всем человеческим понятиям прав. Никто же не осудит солдата гитлеровской армии за то, что он из неё сбежит и даже пойдёт после этого против неё сражаться, — не участвовать же ему в массовых убийствах гражданских, включая детей. Так вот, с советской армией всё так же. Ты сделал правильный выбор.

Хотя на самом деле за тебя его сделали сценаристы. Бесчинства на самом деле творит не СССР, не советская армия, не коммунисты, не русские, а какие-то нарисованные ублюдки, которых тебе показали в игре. Просто сценаристы по собственному произволу назвали их «коммис», «совьетс» или «рашнс».

Принимая решение — после созерцания ли нарисованных преступлений или потому, что иначе игра не продолжится, — ты машинально примерял произвол сценаристов на реальность. То, что они «коммис», — условность, но стрелял в них ты уже гораздо менее условно.

Оружие было ненастоящим, но на кнопку всё равно нажимал ты. Это не значит, что ты ровно так же нажал бы и на спусковой крючок пистолета — нарисованный пистолет мозг без проблем отличает от настоящего. Но вот в идеологическом плане ты в этот момент как бы для себя принял, что реальные «коммис» отчасти именно такие, как показаны в игре. Это не абстрактные «синие» или «красные» и даже не абстрактные «русские» или «американцы», как две идентичные противоборствующие стороны в сетевом шутере. Нет, тут уже это те самые «рашнс», поскольку у этой игры есть сюжет. Ассоциации в этом случае у тебя всё-таки останутся.

Если в какой-то компьютерной стратегии у «России» есть игровой национальный бонус «заваливание трупами», то и это ты тоже чуть-чуть запомнишь. Страна-то нарисованная, но название у неё — настоящее. Национальный бонус — как бы для оживляжа, но он накладывает отпечаток на игрока: тот, конечно, волен не пользоваться бонусом, но ведь бонус преимущества таки даёт, а потому «играя за Россию, надо заваливать врагов трупами», «зерг-раш — вот русский метод», «совьетс не жалеют ни чужих, ни своих».

Тут, впрочем, надо оговориться: не следует воспринимать вышесказанное как указание на то, что создатели вообще каждой игры сознательно проталкивают определённую идеологию в широкие массы через своё творение. Как и в случае с фильмами, это далеко не всегда так. Авторы большинства произведений не состоят в спецслужбах и не контролируются ими. Однако даже в случае полного отсутствия контроля со стороны «сил зла», они всё равно выступают трансляторами собственного мировоззрения. Которое, в свою очередь, сформировано средой, в которой они живут. Если в этой среде есть антисоветизм, русофобия или что-то подобное, чисто статистически большинство авторов будут транслировать именно их, даже не отдавая себе в этом отчёта.

Им мог никто не говорить напрямую: «в своей игре изображайте коммунизм строго в чёрных тонах!» — они это делают просто потому, что таково наиболее распространённое в их стране мнение. Сформированное в том числе целенаправленной пропагандой. Более того, они могут быть даже уверены, что «всегда сражались на стороне добра». Но они вот так видят обстоятельства: через призму былой холодной войны, антисоветской и русофобской пропаганды. Там — зло, поэтому мы наделим его характерными чертами зла, как мы его себе видим. Пусть совьетс расстреливают своих без причины. А ещё у них в Сибири живут бесчисленные орды отморозков, которых «рашн коммис» волной, не считая, гонят на пулемёты.

Чисто машинально в целом ряде игр мы выступаем в роли этого самого «они же зла». Нам, нашей истории, нашей стране приписывают те черты, которых у нас никогда не было. И не только нашим — любым, которые находятся в некоторой оппозиции к родине авторов игры. Машинально ли, по чьему-то наущению ли, но в игровую концепцию закладываются некие представления о «не своих».

За границей далеко не все люди — сволочи, поэтому многие разработчики пытаются «быть объективными». Но по причине того, что противостояние всё-таки присутствует, даже то, что казалось им добросовестной объективностью, будет немного смещено. Чуть-чуть в пользу их и чуть-чуть против пользы им чужих.

Наложит ли это отпечаток на сознание? Безусловно. Не так, чтобы превратить русофила в русофоба, но наложит. Чуть-чуть. Но общее отношение складывается как раз и суммы таких «чуть-чуть» в самых разных сферах. Особую роль сыграют те сферы, где воздействие на сознание особо сильно́ — в частности, компьютерные игры.

Некоторые, не исключено, подумают, что смысл данного текста в том, чтобы подвести читателя к мысли «иностранные компьютерные игры надо запретить», но нет. В настоящее время крайне вредно запрещать иностранную культуру. И одновременно с этим невозможно её запретить.

Надо не её запретить, а свою усилить. В культурном поле, включающем в себя и компьютерные игры, должен быть паритет, а не абсолютное доминирование одной стороны над другой. Паритет позволяет, с одной стороны, предоставить годную альтернативу тому, что при доминировании заявляется без альтернатив, а с другой стороны, не вызвать у граждан впечатление «они от нас всё скрывают!». «Скрывают Правду!».

Запретом такого паритета добиться невозможно — только наращиванием выпуска своего. Не лубочно-халтурного, а в современных формах выражающего взгляд на себя и на человечество в целом, на историю и на отношения между людьми.

Источник - http://red-sovet.su/post/13398/computer-games-and-propaganda

С точки зрения марксизма не так уж и просто описать фашизм: фашизм (открытая террористическая диктатура финансового капитала) коренным образом от обыкновенного империализма (стадии капитализма, к которой уже не относится отсутствие планомерности, то бишь монополистического) не отличается, базис (система производственных отношений) остаётся прежним, разве что надстройка видоизменяется сообразно фашистской идеологии. Что же составляет основу фашисткой идеологии. Почему она оказывается столь привлекательной для одних и столь страшной для других? Все традиционные попытки выделить «ядро» фашизма приводили, обычно, к получению некоего «набора» признаков, вроде антикоммунизма, милитаризма, расизма и национализма, вождизма и т.п., который мог быть применен к абсолютно любому режиму. Например, антикоммунизм присущ вообще всем капиталистическим режимам. То же можно сказать о национализме и расизме. Современный мир делает немалые усилия для того, чтобы ликвидировать национализм или расизм, на все равно, стоит чуть ослабить давление репрессивного аппарата, и сразу же проявляется неприязненное отношение к людям другой нации или расы. Однако подавляющее большинство исследователей не смогли (или не захотели) увидеть базовый элемент фашистской идеологии, который и составляет ее основу.Можно утверждать, что базовым признаком фашисткой идеологии является идея о разделении человечества на несколько неравноценных групп. Причем о разделении «природном», примордиальным, устанавливаемом с самого рождения. Именно это «ядро» и порождает все остальные признаки идеологии – и вождизм, и антикоммунизм, и милитаризм, и антидемократизм и т.д. и т.п.

На самом деле, все логично – если один человек имеет большую ценность, чем другой (лучшее качество), то несомненно, существует такой «суперчеловек», который имеет ценность большую, нежели все остальные люди. Отсюда и культ «фюрера», и признание его безграничной правоты и власти. Ну и конечно, какая тут демократия – если слово представителя высшей группы имеет во много раз большую ценность, нежели представителя низших групп. Ну, а про антикоммунизм, как сказано выше, рассуждать нет смысла – какой может быть коммунизм, если разные люди изначально неравны.

Ну, и соответственно, идеальной моделью общества с точки зрения фашистской идеологии является такое, где каждый человек находится «на своем месте» — то есть там, где его «природные» качества могут быть реализованным предельно эффективно. То есть, если чистокровный ариец есть человек лучшего качества, то его место – в роли хозяин, а всякие славяне должны удовлетворяться ролью рабов. Ну, а выродки рода человеческого – жиды – должны, по мнению фашистской идеологии довольствоваться единственной ролью: сырья для мыла и абажуров. Кстати, «выродки» тут не ругательство, а указание на качества – с т.з. фашистов это есть однозначный природный брак, существование которого на Земле есть величайшая ошибка.

Рассмотрение подобной модели приводит к известной идеи о том, что фашизм есть возвращение в средневековье. На самом деле, «корпоративное», то есть поделенное на категории общество, действительно может показаться похожим на средневековье с его сословным делением. Но следует понимать, что, в отличие от «изначально существующего» порядка средних веков фашизм формируется сознательно. Если в традиционном обществе сословное деление существовало только потому, что никто не знал альтернативы ему, то в период модерна, после «Свободы, равенства и братства», после того, как появились работающие модели демократии, возврат к «сословности» не эквивалентен прежнему состоянию. Это так же, как возврат детского поведения, вполне нормального в свое время, в зрелом возрасте, означает явную патологию.

Таким образом, можно сказать, что фашизм есть проявление крайнего разделения капиталистического общества. При этом никого не должно смущать якобы декларируемое единство фашистской «корпорации». На деле, никакого единства нет, есть выстроенная железной волей фюрера пирамида, нацеленная на выполнение его мыслей и идей. Условное «вторичное единство» при полном разъединении общества по «качественной вертикали», как проявление удивительной диалектики бытия. При этом внешняя форма – все эти марши, парады, факельные шествия и т.д. – не должны закрывать главного: того, что каждый человек фашистского общества, за исключением фюрера, не имеет возможности покинуть данного ему места. Даже не потому, что этому может помещать гестапо, или какой иной репрессивный орган, а потому, что с точки зрения господствующей идеологии это единственное место, для которого данный человек предназначен.

Идеал «разделенного общества», как квинтэссенция капитализма, общества, основанного на селекции членов по способностям – а чем еще является капиталистическая конкуренция? – выражается в фашистской идеологии в полной мере. В общем, можно сказать, что в мнимом единстве фашизма эта конкуренция достигает максимального значения – опять-таки, диалектика.

Никакие «признаки фашизма» не имеют никакого смысла, если отсутствует главное – фашистская идеология, которая характеризуется наличием собственного «ядра» – идеи «разделенного мира». Если это есть – то есть, если людей делят на «качественные категории», вроде житель одной «области» имеет ценность выше, чем житель «другой» (под «областью» может пониматься не географическая область, как таковая, а, скажем, расовое отличие или т.п.) – то существует вполне ясная опасность фашизма. Если же этого нет, то ни о каком фашизме речи быть не может.

Если рассматривать с этой точки зрения, например, Россию, то можно увидеть, что в ней существует определенная группа людей, принимающих подобную идеологию. Правда, как не удивительно, но даже среди так называемых националистов она не составляет абсолютное большинство. Огромное число националистически настроенных граждан вполне признает равенство представителей разных наций и желает только уменьшить те проблемы, что приносит им общение с этими представителями. Условно говоря, им не нравится рост преступности, который приносит наличие люмпенизированных гастарбайтеров.

Подобная замена социального – положения гастарбайтеров, как «абсолютного низа» социума с соответствующими проблемами – на «национальное» есть особенность постсоветского общества. Но есть, разумеется, и такие граждане, что рассуждают как раз в концепциях «разделенного мира», согласно которому национальные проблемы происходят от того, что «низкие люди» — под которыми подразумеваются представители многих «некоренных» наций – заполняют мир «высоких» людей, и выдавливают их. Особенно характерен для подобного мышления акцент на плодовитости «некоренных».

В общем, можно сказать, что если националист исповедует идею: «я не хочу жить рядом с таджиками, потому, что они режут баранов на улице и торгуют наркотиками» — то он не находится в поле фашисткой идеологии. А если его основная мысль состоит в том, что «таджики являются идеальным народом рабов, поэтому они завозятся властью для замены коренного населения», «кавказцы всегда были бандитами и будут ими всегда» или подобные – то да, можно говорить о зачатках фашизма.

Вообще, понятие «народа рабов» является очень четким маркером фашисткой идеологии. И, что самое удивительное, как раз распространение этого маркера показывает, что данная идеология распространена крайне широко за пределами националистического дискурса, как такового. Вопреки популярному мнению, что потенциальным носителем фашистской идеологии является, главным образом, националистически настроенная молодежь, существует опасность распространения подобной идеологии в иных социальных группах. Причем, как бы не меньшая, чем среди «классических» националистов.

По крайней мере, есть очень популярный маркеры «совки- народ рабов» и тому подобные, которые распространены среди так называемой «либеральной» части населения. На самом деле, именно тут то самое вышеприведенное «ядро» фашистской идеологии – идея «разделенного мира» – фиксируется как бы не сильнее, нежели в националистической среде. Наконец, есть очень серьезная опасность распространения фашизма в точке соприкосновения этих идеологий – гипотетических «либеральных националистах».

(источник - http://red-sovet.su/post/19988/on-the-ideology-of-fascism)

Знаете, меня что-то пробило на размышления после этого дурацкого анекдотика:

"1917 год. Внучка декабриста слышит шум на улице и посылает прислугу узнать, в чем дело. Вскоре прислуга возвращается:

— Революция, барыня!

— О, революция! Мой дед мечтал о революции! И чего же они хотят?

— Они хотят, чтобы не было богатых.

— Странно. Мой дед хотел, чтобы не было бедных."

Нет, не про то, что большевики хотели всех сделать бедными или же сделать равными всех в нищете, дескать, из зависти. Не про восстание декабристов. Всё это чистой воды бред, так же как и наивная обывательская точка зрения, высказанная в анекдотце. Что же такое богатство, товарищи? Богатство не является обладанием максимальным количеством материальных благ. Богатство существует веками и тысячелетиями. Но, при всем этом, признаком богатства становится обладание то золотом, то землями, то заводами и нефтяными скважинами. А то, как в случае с Биллом Гейтсом, вообще эксклюзивными правами на распространение некоторого программного обеспечения.

Богатство - это возможность распоряжаться по своему усмотрению определенной частью имеющихся у человечества благ и иметь возможность ограничивать доступ к ним остальным гражданам.Отсюда, кстати, вытекает и главная особенность предметов, являющихся основой богатства: они должны иметь ценность для окружающих.То есть богатство есть категория, устанавливающая отношения человека с другими людьми, ставящая одних в подчинённое, а других в положение господ. Не суть важно, что является предметом богатства, важно то, что богач всегда может сделать так, чтобы те, у кого богатства нет, делали бы все то, что он пожелает, за возможность их получения.

Эти люди, не имеющие богатства, и вынужденные выполнять волю богачей за право получить требующуюся им часть общественного блага, являются бедными. То есть, бедные и богатые являются не абсолютными категориями, измеряемыми в количестве неких предметов: денежных купюр, раковин каури, десятин пахотной земли или айфонов, а результатами соотношения, определяющего доступ к существующим необходимым благам.

(Все вышесказанное, причем гораздо более строгим и точным образом, определяет политэкономия и вершина ее – марксизм. Карл Маркс и Фридрих Энгельс более полутора веков назад определили сущность богатства, вернее, его более общей формы, именуемой капиталом. В своих работах марксисты объясняют и более сложные явления, например, то, как создаются капиталы и как они определяют жизнь человека.)

Даже если можно было бы создать некие блага «из воздуха» и раздать их беднякам, то все равно соотношение бы не изменилось. Просто эти блага перестали бы цениться, как таковые, но раздел богатые/бедные перешел бы на иные ресурсы. Например , в позднем СССР жилье, получаемое бесплатно, ценилось не особенно сильно, но вот автомобиль, покупаемый за деньги, стоил намного дороже (относительно), нежели сейчас.

Идеальное общество, где каждый человек имеет не менее трех рабов невозможно, потому что кто-то в нем должен быть рабом, что противоречит начальным условиям.

К слову, невозможно и уничтожение понятия "богатство" без уничтожения понятия "бедность". Правда, отсюда же вытекает, что раз бедность и богатство есть сущность общественных отношений, то их уничтожение не затрагивает, по сути, «материальный мир». Богатые перестают быть богатыми ровно в тот момент, когда теряют возможность контролировать волю иных людей путем ограничения доступа к необходимым для них благам. При этом все остальное остается прежним: и те люди, кто был богатым, и те, кто был бедным, и даже те самые блага, обладание которыми давало столь важное преимущества, включая пресловутые денежные знаки или золотые монеты. Просто общество перестает не только защищать, но и принимать во внимание бывшие столь важными соотношения. Только и всего.