Свой роман «Один день ясного неба» Леони Росс писала пятнадцать лет. Эта книга — магический реализм в высшем своем проявлении, роман, полный философии и поэзии, роман, к которому невозможно остаться равнодушным.
Где-то далеко-далеко от нас, или, может, совсем неподалеку, лежит архипелаг Попишо, место, пронизанное магией. Здесь каждый рождается особенным.
На Попишо живут люди с тремя ногами, поющими мочками ушей, люди, которые могут видеть будущее и пробовать на вкус кончиками пальцев. Попишо — это земли, где обитают мудрость, любовь, красота.
А еще — страх, жестокость, насилие, коррупция и дискриминация.
Ведь волшебные острова Попишо не что иное, как отражение реального мира.
ОТРЫВОК:
Он стоял в кухне и смотрел, как в саду бегают и щебечут официантки, и в последних влажных рассветных лучах их руки и плечи казались сероватыми. К ним присоединилось несколько местных парней, и все они носились по саду и перекликались на разные лады. Ему нравился этот веселый гомон. Ведущая к пляжу тропа сегодня казалась длиннее обычного. До его слуха доносился стук топора: кто-то позади дома рубил дрова.
— Ты полюбишь кого-то, Зав, — уверял его Айо, когда тот начал снова появляться на публике.
Но, думая о предстоящем пешем путешествии по архипелагу, он не был так в этом уверен. Ну какой скорбящий радетель прятался от людей и трясся под открытым небом?
Он обернулся посмотреть, как Му, нащупав кособокую луковицу, принялась исправлять ошибку природы, шинкуя ее ровными полукольцами, чтобы сделать похожей на прочих собратьев. Он знал, что она мысленно прикидывает, как лучше все упаковать для отправки в резиденцию Интиасара, с учетом количества лярда, объема печей и времени приготовления ингредиентов блюд, чего она не могла знать заранее.
Приготовление пищи для людей было священнодействием, и он без проблем этим занимался, но Интиасар сделал заказ, намереваясь его унизить. Му, наверное, принялась бы утирать пот с его злобно нахмуренного лба — уж он-то хорошо знал ее повадки!
События сегодняшнего дня были неизбежны. Он не мог больше им противиться.
Завьер включил кухонный радиоприемник. Му выключала его, когда он приходил на кухню.
— ...сэр, вы только не беспокойтесь. — В эфире все еще хозяйничала Ха.
— Губернатор Интиасар обещал поговорить со мной в нашем шоу, это произойдет очень скоро, и я обязательно задам ему ваш вопрос о налоге на коз.
— Наша мерзопакостная власть не желает даже принимать авансовые платежи! — ругнулся слушатель.
— Сэ-э-эр, прошу вас, воздержитесь от сквернословия в прямом эфире! — простонала Ха.
Вот теперь она вела себя как нормальная радиоведущая. Призывала людей быть вежливыми.
— И еще я хочу знать, что власть намерена делать с раками в реке позади моего дома. Куснешь их — будто сахар полизал. Может, Интиасар придет ко мне домой и сам попробует этих раков? А? Вы когда-нибудь слыхали такое, мисс Ха? Раки не могут быть сладкими!
— Да, это очень странно, вы правы...
— Мне нужно еще жгучего перца, — объявила Му.
Она обтерла мокрые руки о передник и кивнула на завернутый в бумагу сверток, лежавший около раковины. — И еще мальчишка-рыбак вернулся. Просил передать вам это, в знак уважения.
Завьер подхватил сверток, который оказался на удивление увесистым.
— Думаю, он ждет снаружи. Он все еще испытывает печаль по Найе, радетель.
— Ты считаешь, мне не все равно, что он там испытывает, Му?
Она опустила голову и стремительно выбежала прочь, так что двустворчатая дверь на шарнирах еще некоторое время продолжала ходить ходуном.
Под бумагой оказался еще один сверток, весь измятый и измызганный жирными следами от пальцев. Он развернул сухие банановые листья и вытащил предмет, который мгновенно вызвал у него изумление. Это был большой выщербленный камень. А может быть, это было нечто такое, чего он раньше никогда не пробовал, — нечто интересное и печальное. Такое редко, но случалось: он знал, что существуют съедобные камни и даже бывает съедобная грязь. Но этот камень не вызывал желания его съесть.
Завьер нахмурился.
Из бананового листа на пол выпал небольшой плоский конверт. Он нагнулся и поднял его одной рукой, а другой потянулся к джутовой сумке, висевшей на вбитом в стену гвозде, снял ее и надел через плечо. Эта сумка могла ему понадобиться во время обхода. Люди с радостью будут отдавать ему любые выращенные ими плоды, которые ему приглянутся.
Молю вас, боги, пусть это будут не только камни и прочая ерунда.
Завьер высыпал содержимое конверта себе на ладонь, тихо ругнувшись, выронил на пол и попятился к выходу из кухни.
Мальчик-рыбак подарил ему мотылька.
Он видел мотыльков всюду и всегда, вечерами они роились среди москитов, сверчков, летающих тараканов, болтавшихся на ветках ящериц — словом, вперемежку со всей ночной живностью архипелага Попишо. Он старался их не замечать.
Надо взять себя в руки и отправиться на поиски мотылька, который тебе понравится. Дурманящего мотылька вроде этого.
Он сделал шаг к мотыльку, присел, вгляделся. Размах крыльев сантиметра двадцать три, толстое тельце. Бабочки, когда присаживались для отдыха, складывали крылышки, а мотыльки, наоборот, распускали их, словно приглашая восхититься их причудливой красотой. Он поднял мотылька. Желто-коричневые чешуйки с крылышек заблестели у него на пальцах. Это была медвяная падь: вероятно, мотылек питался сладкой росой, выделяемой листьями некоторых растений. Интересно, долго ли мальчишка копил деньги, чтобы приобрести этого мотылька? А его отец был в курсе? Он положил насекомое на кухонную стойку. Десять лет он не притрагивался к этим мерзким тварям, а люди до сих пор считали его рабом вредной привычки.
Он слизнул с нижней губы капельку. У него началось обильное слюноотделение.
Это был щедрый подарок: королевский мотылек.
Он заторопился. Толстая потрепанная записная книжка, четыре остро заточенных карандаша и красный кожаный мешочек на длинном шнурке, который он выудил из глубины комода. Он сунул записную книжку и карандаши в сумку, а затем с ловкостью курильщика, скручивающего себе сигарку, свернул желтого мотылька и положил его в мешочек. А мешочек опустил в правый карман.
Он выпрямил спину, отчего стал выше ростом.
— Завьер! — позвал его Айо.
