DobriySka

Приказ Йохена, командира наскоро сколоченной бронегруппы, механическим кашлем раздался в рациях танков, и эхом отозвался в злом лае унтер-офицеров. Такой мелкий и ничтожный в этой снежной степи человеческий голос, колыхнул передовые отряды 6-й танковой, сдвинул с места многотонную лавину стали. И бросил ее вперёд, разлиновывая целину черными следами гусениц. Немецкая техника ревела, выбрасывая в морозный степной воздух клубы синего дыма, и обещая смерть своим врагам. Прячась за броней, потянулись за танками и бронеавтомобилями мотострелки. И, словно в хорошо срежиссированном театральном представлении, прямо в этот момент, из низких облаков выпали черные, уродливые самолеты. С диким воем, как гарпии из древних легенд, на позиции 78-го полка пикировали Юнкерс Ю-87, «Штука».

В самом облике этого немецкого пикирующего бомбардировщика было что-то зловещее, напоминающее хищную птицу: неубирающиеся стойки шасси были похожи на выпущенные когти, а широкий радиатор машины – на разинутую пасть. Сам по себе пикировщик издавал ужасающий вой, но к этому шуму добавлялся отзывающийся в костях вопль установленных на шасси сирен.

“Штука” была посредственным самолетом, но очень эффективным фронтовым бомбардировщиком для непосредственной поддержки войск. Опытный пилот мог положить 250 или даже 1000 килограммовые бомбы с чудовищной точностью, попадая прямо в стрелковую ячейку.

Конечно, это уже был 1943-й. И опытных пилотов было больше в могилах от Бреста до Сталинграда, чем в кабинах “штук”. Но немцы смогли обойти и это, устанавливая под брюхо пикировщикам с «зелеными» пилотами деревянные контейнеры, с почти сотней двухкилограммовых бомб, которые “засевали” большую площадь. Эти тяжелые бомбы буквально вскапывали землю. И мешали её с кровью и костями, если солдаты не успели укрыться.

Под пронзительный вой пикирующих бомбандировщиков, и не слышные крики “воздух”, бойцы взвода побежали в землянки. Только артиллеристы нырнули в свои узкие окопы — они знали, что у них будет очень мало времени между бомбардировкой и атакой. И если пушку перевернет, или засыпет землей, то расчет мог не успеть вовремя открыть огонь. На счету была каждая лишняя минута, и гвардии сержант Комаров и заряжающий гвардии рядовой Петренко, рискнув жизнью, остались в своих неглубоких окопах.

Бомбардировка была сокрушительна. Десятки самолетов закружились в мрачном хороводе, засевая землю страхом, смертью и огнем.

Сама земля взметнулась вверх. Потянулась длинными фонтанами взрывов к небу, словно руками, в мольбе закрываясь от бьющих в неё бомб, дрожа крупной дрожью от смертельного ужаса. Бомбардировка смела все дома и строения, что стояли на насыпи, не осталось ни одной стены выше колена. Пощадила стихия только будку смотрителя — она горела, лишилась крыши, окон и перекрытий. Её толстые, кирпичные стены осколками обтрепало и искромсало. Как мог бы искромсать злой горный поток, несущий камни, неожиданно попавшийся ему на дороге лед.

Немецких штурмовиков было так много, что они засыпали бомбами все вокруг. Подозрительные засыпанные снегом скирды сена, переезд и ложные позиции. Досталось и деревне, в которой разметало несколько хат. Тяжелые бомбы так сильно ударили, колыхнули землю, что вокруг позиции взвода сдетонировали с такой тщательностью и выдумкой расставленные мины.

Отбомбившись, похожие на стаю жутких птиц, “штуки” разом потеряв интерес к истерзанной земле, потянулись на запад, собираясь в строй. И одновременно с этим, пехота и техника 6-й танковой, до этого терпеливо ожидавшая в отдалении, ринулась на позицию усиленного взвода.

На позицию, которая должна быть мертва. Но это был 1943-й год. И немцы не ждали простых решений. Русские наверняка не дадут себя убить так просто.

Танки и самоходки вырвались вперед, оторвались от бегущей пехоты — следовало занять удобную позицию и перестрелять ошеломленных, потерянных после чудовищного удара с воздуха, но выживших русских. Пришить их к земле пулеметными очередями, смешать с землей их пушки своими меткими орудийными выстрелами. Вдавить русских в степную землю гусеницами танков.

Впереди, перед фронтом атакующей 6-й танковой, на разметанной, развороченной позиции усиленного взвода 8-й роты 78-го гвардейского полка, дымящаяся, обожженная земля в нескольких местах разверзлась, и из неё начали выбираться красноармейцы. Протолкнувшись через полуразваленные выходы блиндажей, они на секунду застывали, оглядывая изменившийся мир, и заново ориентируясь в нем. И уже через секунду гвардейцы стремительными, но осторожными тенями, не поднимая головы, заскользили вдоль обрушенных, полузасыпанных ходов сообщения к назначенным им позициям. И, едва добравшись до них, так же не поднимая головы, заработали саперными лопатками, углубляя засыпанные взрывами окопы.

Вжимаясь, вгрызаясь, закапываясь в эту промороженную, едко пахнущую немецкой взрывчаткой, землю. Родную землю.

С момента первого огневого контакта с противником прошло меньше получаса.

В лоб вскрытой позиции усиленного взвода пошла только часть бронированных машин. Другая часть техники обозначила атаку на село. Третья группа танков и самоходок попыталась по широкой дуге обойти позиции взвода. У командующего немецкой боевой группой было достаточно сил для маневра.

Со стороны Беспаловки позиции взвода прикрывала саперная рота отдельного 28-го саперного батальона. Целая рота. В бой её повел командир дивизионных саперов майор Дорохов. Вместе с ним и водителем грузовика, саперная рота насчитывала четыре человека. Но у них был грузовик. У них были мины. И они были живы. Прямо через огненный ад саперы прорывались к самому переднему краю, минировали дорогу, и скрывались в дыму. Наращивали минирование там, куда направляли свои траки немецкие танки. Играли в страшные догонялки с немецкими снарядами и бомбами.

Но прямую атаку десятка танков и бронемашин удержать они не смогли.

Усиленный взвод молчал. Медленно продвигающиеся вперед немецкие танки изредка постреливали, надеясь найти затаившийся пулемет. Пехотинцы вермахта стрелять не спешили, сосредоточившись на дороге. Идти по подтаявшему снегу, изрытому взрывными волнами и снарядными осколками, было тяжело.

Уже с километра танки могут точно поражать позиции пехоты, выворачивая пулемётные гнезда и разбивая артиллерийские щиты. С пятисот метров опытный солдат уверенно поразит ростовую мишень. Но, даже когда немцы приблизились на триста метров, позиции русских не все еще оставались мертвы. Не встретили наступающих пулеметным и винтовочным огнем.

На трехстах метрах, по предвоенным предположениям, должен был вестись огневой бой. Немцы прошли и эту отметку. Командир усиленного взвода, гвардии лейтенант Петр Николаевич Широнин, ждал. Молчали окопы. Молчало село. Только злой холодный ветер шипел взрыхленным снегом в ответ на рычание немецких моторов.

Если враг подошел на сто пятьдесят метров — время нащупывать гранаты. Если враг подойдет на пятьдесят метров — пора метать гранаты и переходить в контратаку. Иначе окоп перестает быть преимуществом, а становится ловушкой — атакующий, стоя, занимает выгодную позицию, и легко сможет контролировать позиции обороняющегося. Если остаться в окопах, бойцов просто перестреляют. Но если начать стрелять слишком рано — оборону вскроют артиллерийским огнем на прямой наводке из бронетехники до того, как обороняющиеся смогут нанести урон врагу. Приближающийся враг — испытание нервов обороняющихся. Холодный расчет против желания жить.

Только когда уже легко можно было различить номера на технике врага, в небо взвилась сигнальная ракета.

По полю разлился звук. Звук, который мог бы произвести немецкий церковный музыкальный инструмент из медных труб, “орган”. Если бы его медные трубы были высотой с половину неба, а играл на нем сам дьявол.

Фигурки немецких пехотинцев бросились на землю в тщетной надежде успеть укрыться, а потом ракеты “Катюш” ударили по атакующим порядкам 6-й танковой.

И только тогда Петр Николаевич приказал открыть огонь.

И, без малого тридцать человек, начали стрелять.

Стреляли из своих ружей бронебойщики. После каждого третьего выстрела хватали свои ружья, прозванные за длину ствола “удочками”, и ползли менять позицию.

Хладнокровно вбивал во врагов пулю за пулей Андрей Аркадьевич Скворцов, наверняка успевая подначивать “рыбаков”, что мол у него хоть рыбка и помельче, зато уже десяток, а они и одну еще не поймали.

Из своих окопов так и не вышли артиллеристы. Гвардии сержант Комаров и заряжающий гвардии рядовой Петренко погибли во время воздушного налета.

Старшина Нечипуренко, который раньше служил артиллеристом, и гвардии рядовой Тюрин, который был минометчиком, выдвинули из укрытия чудом сохранившуюся “сорокопятку”, и начали стрелять по вражеским танкам.

Со злыми взвизгиванием пули танковых пулеметов чертили рваные линии зачеркивая позиции взвода. Взрывы от немецких снарядов самоходок и танков следовали за бронебойщиками, крошили запасной артиллерийский окоп с сорокопяткой, нащупывали пулеметные гнезда.

Но неослабевающий меткий огонь так и не дал подняться немецкой пехоте. Уже одна бронемашина и танк дымили — работа “катюш” и «сорокопятки».

Экипажи подбитых машин выбирались через люки, и бежали в тыл. Уйти удалось не всем.

Вперед выдвинулись немецкие пулеметчики, пытаясь подавить русских плотностью огня, но не получилось. Вот один немец поник у пулемета, крася грязный снег ярко красным. Вот второй отполз обратно за танк, баюкая простреленную руку. Остальные мотострелки вжимались в снег, под жужжание русских пуль вокруг них.

Занялась огнем еще одна немецкая машина. Старшина Нечипуренко и гвардии рядовой Тюрин били по врагу, то и дело скрываясь в облаке разрывов, но каждый раз успевая залечь, пригнуться.

Немецкая атака еще не захлебнулась. Несмотря ни на что, многие танкисты сохранили хладнокровие, и продолжали стрелять, пытаясь подавить огневые точки русских. Пока остальная немецкая техника удерживала дистанцию, вперед выдвинулись немецкие танки последней модификации. Повернувшись фронтальной броней к русским, ползущие вперёд танки оставались неуязвимы для противотанковых ружей и сорокапятки. Мотопехота залегла, но не бежала.

Именно тогда, неожиданно, с тыла, на позиции усиленного взвода и выскочила немецкая самоходка. Немцы редко били в лоб, разве что в таких исключительных случаях, как этот переезд. Но и тогда, пользуясь преимуществом в подвижности, моторизированные части как волки вокруг добычи кружили вокруг обороны советских войск, ища уязвимое место. Второй отряд немцев обошел позицию усиленного взвода по степи. Благополучно избежав удара “катюш”, немцы все же потеряли нескольких пехотинцев на минном поле. Бросив пехоту, танки пошли вперед сами. Один застыл, обмяк, словно с разбегу налетел на копье и повис — это выцелила его 76-мм пушка из села, и вогнала снаряд в борт. Билютин отчаянно прятал две свои 76-ти миллиметровые пушки и 45-ку, оборудовав им несколько огневых позиций в подвале школы и церкви. Но очень уж хорошо подставился бортом вражеский танк. Не удержались артиллеристы.

Немцы повернули прочь от села, ушли в низину, прямо на позиции русских. Русские не стреляли Тогда, пользуясь этим, одна из самоходок выскочила вперед. И спасла этим остальных. Это были ложные позиции, оборудованные на льду пруда. Бронемашина канула под лед, но остальная техника немцев успела сориентироваться, и избежать её судьбы.

Потери, угроза флангу, и то что техника слишком рассредоточилась, не остановила упорного врага. И вот, в разгар боя, из тыла усиленного взвода, неожиданно появилась прорвавшаяся самоходка. Немецкая машина действовала нагло, но профессионально. Ловко выскочив с неожиданной стороны, не сбавляя темпа, она подмяла гусеницами “сорокопятку”. Единственное оружие, что еще удерживало немецкие танки на расстоянии.

Самоходка завертелась на обломках пушки, зло грызя пулеметными очередями позиции взвода, заставляя стрелков упасть на дно окопов и затаится.

Андрей Аркадьевич Скворцов сухо матюкнулся, отложил винтовку и бережно прижав связку противотанковых гранат к груди, рванулся навстречу смерти.

Война зачастую ставит тебя перед трудным выбором. Чтобы ты не выбрал, последствиями станет страдания и смерть. Но иногда ты можешь выбрать, кто их будет испытывать. Ты, твои товарищи, или враг.

Андрей Аркадьевич сделал свой выбор легко. Он был ближе всех к вражеской самоходке. Всего в каких-то двух десятках шагов. Противотанковая граната весила 1200 грамм, и закинуть ее на такое расстояние было бы можно. При некоторой удаче. Но силы взрыва могло оказаться не достаточно. А связку гранат — невозможно бросить так далеко. Да и невозможно бросить тяжёлую гранату, не раскрыв себя, не оторвавшись грудью от хранящей от пуль земли, в широком замахе.

Андрей Аркадьевич Скворцов, не молодой уже человек, кряхтя и постанывая пополз по ходам сообщения к немецкой машине. А потом, вцепившись ногтями в холодную землю рванулся через оставшееся открытое пространство. По открытому, простреливаемому месту. Враг был слишком хорош для того чтобы упустить такой шанс. Андрей Аркадьевич вздрогнул от рвущих его тело немецких пуль. И упрямо продолжил свой бег. Но ослабел, не добежал всего пары шагов. Упал. Попытался подтянуться, протащить ещё пару метров свое измученное долгими холодными ночами, длинными переходами и ночёвками на снегу, немолодое тело. Воля советского солдата смогла и в этот раз перебороть боль, и усталость. Но даже стальная его воля не смогла остановить жизнь, что уходила из Андрея Аркадьевича вместе с кровью...

Немецкая мотопехота танковых дивизий в 1943 не давала поблажек нашим солдатам. Как не был стремителен рывок Андрея Аркадьевича, как не берегся он от немецких пуль, а уберечься не смог. И сейчас, лёжа в стремительно намокающей от крови телогрейки, он ломал ногти, пытаясь подползти ближе к немецкой самоходке. И не мог.

И тогда Андрея Аркадьевича Скворцова заметил водитель немецкой самоходки. Он, со сноровкой, что приобретается многолетним опытом, развернул машину и послал её вперёд. Так, чтобы проехать одним траком прямо по русскому.

Андрей Аркадьевич Скворцов выдернул чеку, и бережно положил связку гранат под гусеницу едущего на него танка.

Меняя свою жизнь на жизнь молодых.

Пользуясь паузой в огне взвода, немцы поднялись в атаку. Не боясь больше сорокопятки, поползли вперёд бронемашины и самоходки, обрушив на окопы взвода поток подавляющего огня. Потянулись за ними мотострелки.

И тогда свой ход сделал Билютин. Он смог наладить связь с дивизионной артиллерией, и даже пристрелять местность перед своим передним краем. За километры от переезда раздались выстрелы дивизионных гаубиц, и тяжёлые снаряды стали рваться среди наступающих.

Самый смелый танк добавил скорости, торопясь подмять под себя пулеметы русских. У экипажа были основания для смелости, они шли в бой на немецкой "тройке" с усиленной передней броней. Но только танк въехал на позицию взвода Широнина, как его обнял пламенем взрыв от метко брошенной под брюхо связки противотанковых гранат. Немецкая машина замерла, затихла. И наоборот, русские окопы у железнодорожной насыпи тут же ожили, наполнились злым стрекотанием выстрелов.

Примерно в это время в бой вступили и гвардейцы затаившихся в селе основных сил полка. Стреляли из хат, из окопов. Скупо тратя патроны. Через борта и смотровые щели нащупывали экипажи немецкой техники пули противотанковых ружей. Находили и не прикрытых броней мотострелков пули 7,62 миллиметра. Но танки и пушки Билютин все ещё прятал.

Хлебнув огня и боли, оставляя трупы и вынося десятки раненых, теряя людей от меткого перекрестного огня с железнодорожной насыпи и со стороны села, мотострелки 6-й танковой потеряли наступательный порыв.

Атака очевидно захлебнулась. "Йохен" отозвал своих волков. Но не далеко.

В этот раз русские отбились. Но чутьем, которое даёт профессионализм и опыт, "Йохен" чуял — русские выложили все свои козыри. Выиграли немного времени, но только и всего.

Йохен организовал вторую атаку. Влил в наступающие части подошедшие подкрепления, и отправил в бой.

Боевые донесения 78-го полка не разграничивают четко первую и вторую атаку. Командиры 78-го не успели передохнуть, понять что им удалось отбить первый натиск, а немцы уже немедленно ударили во второй раз.

Логику немцев легко понять. Прочитать среди донесений, в мемуарах тех из них, кто остался жив.

Русские, теперь это очевидно, располагали слишком малыми силами для отражения удара. Значит, основной задачей этой горстки советских пехотинцев было выиграть время. Но это была весна 1943, и немцы знали — русским нельзя давать даже самый малый выигрыш во времени.

Генералы красных склонны копить часы и дни, как скряга мелкие монетки. А потом покупать на них победы.

(глава из книги Пылающая Сталь)

Еще в 1940-м, во время “Кампании во Франции”, в советской и американской печати встречались полные тревоги сообщения, которые можно свести в общем к одному:

...“немецкое командование смогло добиться удивительных результатов, благодаря комбинации танков, артиллерии и авиации”...

Эта фраза, как часто бывает с емкими и все объясняющими высказываниями, на самом деле мало что объясняет.

Эта книга не учебник не учебник тактики, я не смогу вам рассказать в двух главах науку войны, как не могу рассказать вам в двух абзацах латинский язык. Но я могу выделить несколько ярких отличительных особенностей.

Понимать нам достаточно только одну вещь — 2 марта 1943-го года, усиленный взвод 8-й гвардейской роты, не просто вступил в бой с передовым полком 6-й танковой дивизии вермахта. Против гвардейцев будет применена отработанная до мелочей, не дающая сбоя, проверенная в разных условиях, технология. Универсальный алгоритм, с помощью которого Германия уже смолола армии множества стран. Секретный рецепт философского камня, делающего вермахт непобедимым. Чудо быстрой победы, которое уже отбросило изломанную и израненную Красную Армию к самой Москве.

Первый ингредиент этого адского рецепта:

Быстрота. Моторизированные соединения вышли большими силами в важном для логистики пункте, и сделали это раньше чем противник смог создать там прочную оборону.

Второй ингредиент — сами по себе моторизированные соединения. Трудно уязвимые для пехоты танки, при поддержке самоходных орудий и доставленная на грузовиках мотопехота. Впереди идет не чувствительная к пулеметнооружейному огню и осколкам от артиллерийского обстрела бронегруппа с пехотой в броневиках. Бронегруппа бывала самого рахного состава, но всегда подвижная и мощная, нацелена не столько на штурм, сколько на поиск уязвимых мест в обороне врага. Нельзя везде поставить противотанковые пушки. Да даже если и окажется вся противотанковая артиллерия советской стрелковой дивизии (12 "сорокопяток" по штату 1939-го года) на направлении главного удара бронированного кулака? Благодаря артиллерии, авиации и пехоте моторизированные части вермахта, и уж тем более танковые дивизии, попросту нивелируют эти препятствия до приемлемого уровня. Сровняют до уровня грунта.

И это и будет третий ингредиент — артиллерия. Мощный артиллерийский кулак танковой дивизии, способный не отставать от танков и мотопехоты при стремительных бросках вперед.

Артиллерия это именно то, что всегда отстает, вместе с остальными тылами. Но только не в случае танковых дивизий вермахта. Чтобы успевать артиллерией за танками, у вермахта были скоростные тягачи.

А в Красной Армии, да и во всех остальных армиях — не было.

Известный популяризатор истории Второй Мировой, историк Исаев, потратил немало дней своей жизни, чтобы составить график расхода снарядов, и людских потерь. И эти графики коррелируют. Чем больше удавалось немцам доставлять на передовую снарядов, и чем быстрее они их расходовали — тем выше были потери Красной Армии. И наоборот. Разумеется корреляция не прямая. Смысл был не в том, чтобы застрелить каждого пехотинца из пушки. Дело в том, что артиллерия является универсальным инструментом войны. Ее функции почти бесконечны, но можно перечислить основные:

Взломать укрепленный рубеж. Остановить прорыв танков. Прикрыть наступление. И наоборот — отсечь от врага свои отступающие части. Перекрыть подвоз припасов. Уничтожить конкретный объект — от дзота до колодца.

Но главное, в случае с блицкригом — “размягчить” передний край обороны перед наступающими танковыми дивизиями.

За этим коротким “размягчить” таится непроглядная и всепожирающая тьма человеческого ужаса.

Мы лишь изредка видим в новостях людей, переживших близкий взрыв при теракте или аварии. Потерянных, с отсутствующими лицами пострадавшие, очевидно не дееспособны. Прибывшие медики или полицейские их буквально ведут, усаживают, говорят что делать. Люди находятся в пограничном состоянии, видно что они плохо ориентируются в пространстве, легко поддаются панике. Не всегда способны осознавать окружающую действительность.

Обстрел немецкой дивизионной батареи 105-мм гаубиц, по суммарной мощности залпа, сможет затмить большинство современных терактов. Множество взрывов снарядов в короткое время. Каждый снаряд способен обрушить дом. Каждый снаряд поражает всё вокруг множеством осколков. Каждый взрыв такого снаряда настолько силен, что сотрясает землю, как при землетрясении.

По свидетельствам ветеранов, во время обстрелов люди буквально вцеплялись в стенки окопа ногами и руками. При обстреле было полное ощущение, что сейчас, после очередного близкого взрыва, солдата ударом земли выбросит за бруствер окопа.

Отдельно надо сказать о психологическом воздействии. И мне просто нечего сказать. Сухие факты настолько бесчеловечно чудовищны, что на их фоне меркнут почти любые удары стихии или техногенные катастрофы, известные нам по новостям.

Люди сходили с ума. Скоротечный распад эмоциональных реакций и мыслительных процессов, вплоть до тяжелой инвалидности.

Люди часто поддавались панике — это психологическая защитная реакция, люди выбегали из окопа, и бежали, не могли остановиться. Пока не падали от бессилия. Мемуары часто отмечают, что при этом человек поддавшейся панике, словно бы смотрел на себя со стороны, оставаясь хладнокровным, но беспомощным наблюдателем — контроль над телом был абсолютно утрачен. Паника это не смешное вскрикивание от неожиданности. Это ужас, настолько сильный, что подавляет высшую нервную деятельность. Люди выскакивали из укрытий, и бестолково метались по полю боя, становясь легкой добычей следующего артиллерийского залпа или пули.

Многие люди, у которых была грустная возможность сравнивать, утверждают что атака, близкая смерть товарищей, и непосредственная опасность в лице врага — и близко не испытывает на прочность психику так, как даже скоротечный артналет.

Одно из самых трудных и страшных испытаний, которое ждало пехотинца на второй мировой войне, это попасть под обстрел тяжелой артиллерии.

Хуже этого, было только оказаться под ударом пикирующих бомбардировщиков.

И Йохен в сыпанул в котел быстрой победы все эти ингредиенты.

Немцы любили сравнивать себя с героями северных саг, рисовать руны, ассоциировать себя с волшебными сказаниями. И ожидать что их "чудесное оружие" опрокинет весь мир. Они так упорно ковали свой образ светлой и яростной силы, борющейся со злом, что иногда им самим и другим людям и в самом деле казалось, что это правда.

Но если смотреть внимательно, то морок пойдет рябью и исчезнет. И станет видна правда.

Весенним утром 2 марта, Йохен, замотанный в шарф, в окружении злобных, жаждущих крови, безжалостных к детям и старикам людей и стальных чудовищ с начертанными на них черными эмблемами зла, был больше похож на снежную ведьму из самых страшных тюркских сказок.

Лая в рацию заклинания, выводя манящие смерть и разрушения знаки на картах, указывая жертвы своим хищным тварям, Йохан готовил черное колдовство, обещающее смерть защитникам этой земли. Земли, на которую он пришел, неся с собой обещание ужаса и смерти. И провозглашая неизбежное истребление для всех кто на этой земле жил.

Йохен знал, что он победит сейчас, тут, среди затерянных в снежных степях. Победит потом, под Харьковом. Победит и несколько раз после. Чтобы потом, в конце, обрушить в забвение огромные города и миллионы человеческих жизней. Это было неизбежно.

Ведь до сих пор у него всегда получалось.

(отрывок из книги Пылающая сталь)

В большинстве своем генералы вермахта, да и средний командный состав, не считая фанатиков из СС, оставались людьми практичными. К 1943-му стало ясно, что война затягивается. Но о последствиях поражения думать было рано. Нужно было добиться удобных условий заключения мира. Никто всерьёз не рассчитывал, что “союзники” (читай Америка, Англию уже воспринималась страной второстепенной) всерьез вступит в войну за интересы СССР.

Нужно было отодвинуть линию фронта на удобные рубежи, поубивать побольше русских, и заморозить ситуацию лет на 10-20.

Всерьез генералы вермахта задумались о последствиях поражения в 1944-м, когда стало ясно, что идея “безоговорочной капитуляции”, озвученная Рузвельтом еще в январе 1943 в Касабланке, вовсе не политическое заигрывание с электоратом, а реальная программа. Черчилль истекал от этой идеи ядом, но не мог ослушаться бывшей заморской колонии — тайные сношения с Германией через друзей и родственников, призванные подготовить почву к миру, и в самом деле оставались и тайными, и сношениями. Английская сторона не только не выставляла сколько ни будь заметные фигуры в переговорщики, но и отказывалась обсуждать хоть какие-то условия сдачи. Даже личные гарантии.

Вполне возможно, что за весь двадцатый век это было единственное время, когда элитарная группа впервые оказалась перед лицом страха за будущее. Вот как это описывает один из генералов вермахта:

Мысль о перспективах поражения Германии меня ужасает. Я верю, что после этого Германия перестанет существовать как самостоятельное государство, будет поделена между победителями и большинство мужчин будет угнано в рабство. Кроме того, Германия лишится нацистской системы управления, а это, я считаю, будет для нее большим несчастьем. Это — наиболее подходящая для немецкого народа система, выражающая его интересы. Основной заслугой этой системы являются политика поддержания чистоты расы и вытекающее отсюда признание прав германской расы на господство.

ИЗ ПРОТОКОЛА ПОЛИТИЧЕСКОГО ОПРОСА КОМАНДИРА ПЕХОТНОЙ ДИВИЗИИ «БЕРВАЛЬДЕ» ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТА В. РАЙТЕЛЯ*. 14 марта 1945 г.

Но все это будет впереди. Прямо сейчас вермахт получил тяжелый удар под Сталинградом. Но это лишь значит, что надо ударить в ответ. И ударить в десять раз сильнее.

Для этого Гитлер дал генералам технику и оружие. Много и не хуже чем у врагов. Сама Германия — преданных и безжалостных солдат. Много и свирепее чем у врага. Генералам оставалось лишь соединить эти ингредиенты в философский камень войны — неудержимую, неотразимую мощь. И они с этим безусловно справились. Обкатали стремительные передвижения механизированных войск в Чехословакии. Закалили в огне и крови стальные клинья танковых дивизий в Польше. Отточили искусство владениями ими во Франции.

Конечно в России были некоторые заминки. Огромные просторы, сложные погодные условия. Не очень правильные приказы вождя… Но все эти стихии были преодолимы.

В самом начале войны, в мемуарах, генералы еще писали, вдобавок к вышеперечисленным проблемам, и про стойкость русских. Даже некоторые комплименты, вроде “первый достойный враг”.

К 1943-му все эти признаки хорошего тона исчезли. Время заигрываний кончилось вместе с легкими успехами. Русские превратились в темную, зловещую силу. Немецкие генералы никогда не оскорбляли свои мемуары рассказами об “ордах русских, живыми волнами захлестывающих наши позиции”. В конце концов, генералы писали мемуары намереваясь читать их вслух в обществе, или оставить детям. А писать про то, что их враги якобы настолько нелепы что идут толпой на пулеметы — удел идиотов, пишущих для идиотов. А это уже профессиональная область Геббельса.

В 1943-м впервые немецкие генералы стали интересоваться своим врагом. И чем больше они узнавали о военачальниках красной армии, тем больше они укреплялись в своем превосходстве. И тем скупее становились записи в мемуарах.

Дело не в русских солдатах, которые в подавляющем большинстве были крестьяне, со всеми вытекающими. И даже не в верховном командовании вроде Жукове, который успел походить в учениках сапожника, или Рокоссовского, побывавшем дорожным рабочим. Да, эти люди никогда не смогли бы в Германии даже ночной горшок за Манштейном вынести, (буквально, их происхождение было бы недостаточным для получения места в штате прислуги поместья Манштейнов) а теперь ведут в бой армии, и даже иногда побеждают. Но это даже хорошо — какой же подвиг без достойного врага. Посмотрите вон на Наполеона, выскочка, а как талантлив. После войны, вне всяких сомнений, Ватутин, попади он в плен, наверняка бы удостоился перед смертью аудиенции у Манштейна. Для того чтобы позже, в мемуарах, появился красивый диалог. В котором Манштейн, с присущей ему солдатской прямотой, (к сожалению так и не обнаруженной мной в его насквозь лживых мемуарах, но почему то многие именно за это его хвалят, я не литератор, так что доверюсь профессионалам) наверняка проницательно укажет Ватутину на его ошибки, сможет мудро разбить оковы иудо-коммунистической пропаганды, и Ватутин прозреет. Возможно, даже раскается.

И станет красивым персонажем, колоритным поверженным врагом, в истории семьи Манштейнов.

Но вот у командира 78-го гвардейского полка, Кондратия Васильевича Билютина, шансов на признание не было никаких. Родившийся в нищей семье, одиннадцатым — он должен был умереть от голода, от холода, сгинуть к своим 44-м годам, или превратиться в немощного старца от тяжелой работы. Три года церковной школы, чтобы уметь поставить крестик напротив суммы заработка в копейках — вот граница его возможностей. А если недоволен, пусть к матери своей пойдет и спросит, зачем эта дура его рожала?

Местные Цапки и Цеповязы помогали семье Билютина как могли. Отняв землю, опутав долгами, свели всех в могилу. А маленького Кондратия пожалели, пригрели, и стали кормить. За службу малую — пастухом. Жить бы Билютину младшему, да радоваться. Но вместо этого Кондрашка лучшей доли захотел, и пошел по пути кривому. Начал с того, что вступил в местное ополчение, и воевал с бандитами. Цапки и Цеповязы тогда, прямо как и сейчас, очень любили порассуждать о твердой руке, у кого где место, кто волк а кто барашек. Оттого, наверное, очень удивлялись, когда получали от семнадцатилетнего Кондратия пулю. Этнические и организованные преступные группировки могут существовать только в сплаве с государством — кулаки убедились в этом на собственном неприятном опыте.

Уже через два года Билютин, теперь уже грамотный, вступил в Красную Армию. За три года его помотало по всей стране — от Сибири, где в боях у безлюдных, вырезанных колчаковцами деревень, он заслужил уважение за быстрый ум и мужество, и был удостоен солдатским комитетом звания командира взвода. Потом дороги Украины, где в жестоком бою принял Кондратий в тело шесть пуль, и на одном только крестьянском упрямстве выжил, выкарабкался.

В 22 года поступил в Высшую Тактическо-Стрелковую школу, и после этого снова принял под командование взвод.

Дальше можно продолжать и продолжать — человек побывал даже в Туркестане. В википедии последовательно расписано как Билютин медленно, по ступенечке, поднимается по карьерной лестнице. С перерывами на обучение, с откатами назад после ранений. Не иначе как в силу крестьянского происхождения способностями не вышел, в званиях рос медленно, то и дело тратя годы на обучение. И к 1941 он был майором. Проявив себя в боях под Москвой, только в 1943-м Кондратий Васильевич наконец получил новое звание и полк.

Прямо скажем, не сравнится его карьера по стремительности ни с Манштейном, не с Хюнерсдорффом. Вот что значит, экстерьером не вышел.

Трудно заподозрить в Билютине разностороннего собеседника, который мог бы обсудить перипетии Пелопонесской войны, или высказать веское мнение о современном балете. Сомнительно, чтобы читал он литературу, хоть бы и то, что сейчас презрительно называется “из школьной программы”. Даже если и было у Кондратия чем поделиться, ведь видел он и бесконечную снежно белую тундру, и черные пески Кара-Кума — разве смог бы он облечь это в выразительные слова интересного рассказа?

Скорее всего нет.

Ну и как из такого врага то лепить? Хоть бы инженер и врач какой завалящий в роду Билютиных — так ведь нет, 300 лет его предки грязь ковыряли. В вермахте Билютин, со всем его опытом, максимум до командира роты бы дослужился. Поскольку даже для звания капитана стоило бы иметь отцом, ну хотя бы врача.

В глазах генералов вермахта, такие как Билютин были просто оттенками грязи. Чернь, быдло, тупые крестьяне. Победой над такими людьми трудно хвастаться в гостиных приличных прусских домов. Вот и смешиваются русские в уныло-серую, бездарно давящую массой орду. А суровые и профессиональные солдаты вермахта в героической борьбе со стихией, просто захлестываются бесконечными волнами уродливых тридцатьчеверток и вопящими от ужаса недолюдьми, которых гонят в бой изверги-комиссары.

"Йохены" докладывают о своих удивительных рейдах по тылам врага, где их боевые группы истребляют русских тысячами. Но мы смотрим на силы противостоящие таким "Йохена", и видим близнецов 25-й гвардейской дивизии — и одной тысячи человек в них нет.

Отчеты "фон Хюнерсдорффов", а именно командиров отступающих из под Харькова танковых дивизий СС полны драматизма и накала. В течении всего двух дней оборонительных боев они уничтожили 178 русских танков. И в самом деле удивительное достижение, учитывая что к тому времени, во всей советской 3-й танковой армии, действовавшей на огромном фронте и не только против танкового корпуса СС, исправных танков было в пять раз меньше.

Ну и конечно Манштейн разворачивал перед Гитлером картину бесконечной красной орды, которую он, Манштейн, другие генералы, и стойкие немецкие солдаты все еще удерживают, несмотря ни на то, ни на это. И надо бы их за такое похвалить, и медальку дать.

И в самом деле, на бумаге силы были по меньшей мере равны. 78-й полк, против примерно полка 6-й танковой вермахта. Но так ведь у русских еще 179 танковая бригада. В соседнем селе дивизия кавкорпуса в силах тяжких (около сотни человек). А если еще посчитать отдельные пулеметные и артиллерийские части — можно на карте десяток значков нарисовать. Политруков правда не было — к тому времени все они в 78-м гвардейском полку и 179 гвардейской танковой бригаде уже погибли или ранены.

И опытные и профессиональные солдаты и офицеры регулярной армии у немцев — были. А у русских нет.

В 1924-м году численность Красной Армии была меньше 500 000. Конечно, к концу 1930-х руководству СССР стало ясно что грядет война, и численность войск стали наращивать. Но откуда было взять хороших командиров? Да еще и в нищей, крестьянской стране? Да вот взять хоть бы и лейтенанта, командующего усиленным взводом 8-й роты, что должен был принять на себя удар первым.

Будущей лейтенант проучился всего несколько лет в педагогическом техникуме. Он был учителем. Учителем в школе при фабрике. А в 1942-м, в возрасте 33 лет, Петр Николаевич был призван в армию. И этого техникума хватило, чтобы попасть в Пехотное Училище, где учили на офицеров. Еще полгода, и он лейтенант.

Я смотрю на черносерые фотографии этого человека. У него высокий лоб, ясный открытый взгляд, и плотно сжатые губы. Он похож на строгого завуча. Я смотрю на групповые фотографии Петра Николаича, где он в форме — и как же она на нем не сидит. Он совсем не похож на таких ладных офицеров вермахта, с ледокольными челюстями, на лицах как у Джейсона Стетхема, с широкими плечами, спортивных, подтянутых, в мундирах сидящих на них так же естественно, как шерсть на зверях.

Да и солдаты в красной армии, если уж без затей говорить, и солдатами то не были.

Вермахт обучал по призыву сотни тысяч человек в год, оставляя в постоянной армии только унтер офицеров. Немец мог проводить на сборах за всю жизнь довольно много времени, и к 20-30 годам имел весьма неплохие навыки бойца. Особенно те, кто потом станет хребтом танковых дивизий. Немецкая армия воевала с 1939, два года военного опыта. Германия выставила к 1941-му году против СССР не просто хорошо обученную армию, а действительно профессионалов и ветеранов. Вермахт обладал подавляющим превосходством на уровне рядового состава. Просто представьте профессионализм унтер-офицеров, которые имели опыт штурма позиций врага еще в первую мировую, и с тех пор почти не прекращали совершенствоваться.

А вот бойцы Петра Николаича — сплошной колхоз. Четверо из них были вообще моряками — 25-я гвардейская начинала как бригада морской пехоты. Пройдя почти два года боев, из первоначального состава осталось только четверо. Они же и были самыми опытными. Двадцатилетние ветераны, с юношескими лицами и глазами стариков. Остальные были старше, и ни одного из тех, кого немецкий унтер-офицер признал бы за солдата. Рабочие, колхозники, грузчики. Самым старым был 49-ти летний Андрей Аркадьевич Скворцов. До мобилизации он был председателем колхоза, и до сих пор сохранил привычку лезть во все дела, и за всех беспокоиться. В роте его называли “Папаша”.

Можно много еще рассказывать. Но к чему рассусоливать, суть то одна. Не ровня Билютин для Хюнерсдорффа. Куда там Петру Николаичу до матерого волка “Йохена”. И уж совсем не сравнить пожилого Андрей Аркадьевича, со всеми его премудростями про то, как за коровами ухаживать, с тренированным и откормленным мотострелком танковой дивизии вермахта, что два года в училище, в поту и грязи армейскую науку познавал, а потом еще три года на поле боя экзамены сдавал.

Манштейн, уверенно и спокойно, провел на карте линию наступления вдоль железной дороги. Хюнерсдорфф спокойно и последовательно исполнял этот приказ, двигая 6-тую танковую вперед, и лишь досадливо поморщившись от известия о очередном очаге русского сопротивления, отдал приказ на атаку. Йохен готовил атаку, уверенно, спокойно и деловито, как и подобает профессионалу. А некий Ганс, вполне возможно с железным крестом еще за Первую Мировую, поведет сыгранные и отлично вооруженные подразделения в бой

.

Они все были спокойны, несмотря на то, что крайний срок занятия города, назначенного Манштейном как цель для 6-й дивизии, истекал через пять часов. Надо было просто смять русских, и вырваться на оперативный простор — и тогда Хюнерсдорфф вполне успевал по срокам, если пошлет вперед мобильную боевую группу. Внезапно обнаруженный промежуточный оборонительный рубеж русских не нарушил их спокойствия, ведь они знали:

Русские не могут победить.

(это отрывок из книги "Пылающая Сталь", автор Владислав Добрый)

Хочу посоветовать книгу. Сейчас их много, и бывает трудно заметить среди потока бриллиантов крохотного котика вырезанного из лазурита)) А иногда именно такие безделушки и дарят счастье.

Есть книги, которые не просто рассказывают истории. Они заставляют прожить их. Вы просто открываете книгу и уже через минуту бредете под жарким пустынным солнцем рядом с величественными верблюдами, которым едва достаете до колен — такие они большие. Солнце палит так, что его лучи словно прижимают вас к желтому песку, делая вашу шерсть сухой и колючей. Вы устало обмахиваетесь хвостом, облизываете языком нос — но жара отступает от холода в груди. Случилось то, что неизбежно — вы достигли цели путешествия.

Мертвое, тянущее вверх толстые ветви древо, стоящее посреди пустыни — памятник временам когда мир был юн. Именно тут Владыка и придумал ваш народ, ваших богов, это небо и эту землю. Именно тут он покинул этот мир оставив вас наедине со временем и без надежды.

Это было так давно, что истории стали превращаться легенды, легенды обрастать выдумкой, и превращаться в сказку… Но Мертвое Древо все еще реально. Противоестественно черный гигант, похожий на руку великана торчащую из земли.

Кроль Кахо — лучший из шкатаров, идет к древу один. Он пришел в это странное и страшное место по велению своих снов.

Вы почтительно ждете в отдалении, инстинктивно обнажая клыки — вы чувствуете, это не просто место. Это место от которого пошло все. И это нервирует.

И тут Кахо склоняется у дерева, и поднимает что-то рядом с ним. Это что-то живое?!

Так начинается история. История, которая, словно в лодке, провезет вас по плавным изгибам барханов жестокой пустыни и угловатым улочкам еще более жестоких городов Шкахии. Окунет вас в веселую зелень и прохладу лесов Селении, где можно верить только в то, что все кругом обман.

Проведет вас по тонкой грани между сном и явью, окунет в интриги и покажет азарт охоты…

Эта книга даст вам возможность на несколько часов пожить совсем другой, не похожей на вашу, жизнью. И оставит яркое, долгое чувство, похожее на запах восточных благовоний.

Это хорошая книга. Прочтите её.

Ведь именно так люди и становятся сильнее...

(Дитя Мертвого Древа.  автор:Ruby Rina)

Из оперативных сводок 3‑й танковой армии:

"Погода 28 февраля – 3 марта 1943 г. в зоне боевых действий была от -2º до +3º, облачность, туманы, мелкие дожди. В некоторые дни видимость составляла 500–1000 метров. Дороги на отдельных участках были труднопроходимы для автотранспорта."

Гвардии лейтенант Петр Николаевич, хоть и имел весьма ограниченные силы, но все же постарался добавить рубежу обороны хоть немного глубины.

Солдаты его усиленного взвода заняли позиции на небольшой возвышенности, вдоль железнодорожной насыпи. Позади, в 50-70 метрах, была лощина, по которой предполагалось отступить по исчерпании возможностей к обороне. Впереди большое поле, практически без укрытий, с дорогой. Слева была разбомблённая станция, Беспаловка. Вернее, оставшиеся от неё невысокие обгоревшие руины нескольких зданий. Справа село, в котором заняли оборону основные силы 78 г.п.

Местность с железнодорожной насыпи хорошо просматривалась. Отдельного внимания и заботы требовала "сорокопятка". Для пушки постарались больше чем для людей. И окоп для стрельбы, и укрытие, и запасную позицию.

Первое отделение слегка вынесено вперед. Остальные два отделения были расположены уступом назад, складываясь в неровный треугольник на плане. Сердцем позиции была будка железнодорожного смотрителя. А вернее, неглубокая, но хорошо укреплённая землянка рядом с ней, в которой и поставил свой командный пункт Петр Николаевич. Впрочем, в ночь на 2-е марта, КП стало и общим домом — там спало третье отделение и оба “пушкаря”.

Вокруг основных позиций ветвились ложные. Гордые, на показ, брустверы с черными от копоти палками, изображающими стволы противотанковых ружей, были устроены и на льду небольшого пруда, неподалеку.

Главное было сделано. Минные заграждения прикрыты огнем, сектора обстрела расчерчены. Но конечно, всегда есть, что сделать еще. Но увы, больше усиленный взвод 8-й роты сделать ничего не успел.

Утром 2 марта 1943 над позициями, уродливым черным вороном, повисла “рама”. Немецкий самолет разведчик. Оставалось надеяться, что предпринятые меры маскировки оказались достаточны, и он накличет смерть на ложные позиции, расположенные в стороне от основных.

На это были хорошие шансы — по земле стелились туманы, а высоту “рама” держала большую. И не зря. Ведший разведку на низких высотах Me-109, глаза 48 танкового корпуса вермахта, напоролся брюхом на слаженный винтовочный залп отходящих к рубежу Мжа кавалеристов 6-го гвардейского. Истребитель задымил, попытался набрать высоту, но рухнул. Пилот был взят живым вместе с картами. Это был 1943, время беспечности для люфтваффе уже было позади.

Утренние часы шли медленно, растянутые ожиданием. Только в 11 часов (согласно боевому донесению 179-й бригады) на дороге к селу появился передовой отряд 6-й танковой дивизии вермахта.

Это был именно передовой отряд, а не разведка. Мотоциклисты жались к броне — две бронемашины, и даже танк. На технике сидел десант. Был и еще по меньшей мере один грузовик с пехотинцами. Это была солидная сила. Но немцы вели себя осторожно — выдвинулась вперед бронемашина, видимо с командиром отряда. Она “прокралась” вдоль складки местности, которая позволяла ей быть по большей части укрытой от возможного обстрела со стороны села, но при этом подобраться поближе. Из люка высунулся офицер с биноклем, посмотреть.

Не посмотрел. Жаркий взрыв великанским пинком подбросил немецкую технику в воздух — саперам 78-го тоже показалось, что по этой ложбинке удобно подобраться на технике к селу. И они оставили в ней пару противотанковых сюрпризов.

Взрыв послужил взводу 8-й роты командой для открытия огня. С хлесткими хлопками открыли новый счет “трехлинейки”, застучал пулемет, тяжело ударили противотанковые ружья. С немецкой брони покатились в снег фигурки в белых маскхалатах.

Немцы не приняли боя, машины попятились назад, мотоциклисты лихо развернулись на пятачке. Только танк остался, огрызнулся выстрелом, послав снаряд в молчащее село.

И, словно в ответ, металлически гавкнула “сорокопятка”.

Конечно, если сравнивать с длинноствольной 76 миллиметровой пушкой ЗИС-3, то “сорокопятка” со всех сторон послабее будет. И силы меньше, бьет не так точно.

Но расчет пушечки, сержант Комаров и заряжающий рядовой Петренко, были людьми опытными. Конечно, двое человек для пушки, пусть и всего то полтонны весом, это маловато. Вот она, сорокопяточка, вытянувшая половину войны.

Все же маловато двое на пушку. Но Комаров и Петренко справились. Первым же снарядом попав в лоб бронетранспортеру.

Что в пушке плохо, так это то, что после первого же выстрела она себя демаскирует. Выплевывает из дула пороховые газы, выбивает из земли и камней вокруг пыль, и повисает это все вокруг огневой позиции облаком. По которому вражеским наводчикам стрелять — одно удовольствие. Так что, после первого же выстрела становится пушка главной целью для всех — от пулеметчиков и снайперов, до артиллерии с закрытых позиций и танковых орудий на прямой наводке. Вот и сейчас, немецкий танк засуетился, подал назад, и повел башней, выцеливая “сорокопятку”.

Но Комаров хладнокровно, не торопясь, послал второй снаряд в бронетранспортер. Не нравилось Комарову, что тот не чадит. Не чувствовал завершенности. Но со второго раза Комаров почувствовал — “достал”! Бронетранспортер замер, смотря дулом в сторону. Из него начали выбираться немцы. А еще через минуту из открытых дверей потянулись вверх струйки черного дыма.

Танк увидел сорокопятку, навелся выстрелил по ней в ответ. Взрыв лег близко, осыпав Комарова и Петренко комьями земли и грязи. Но сержанту Комарову к близкой смерти было не привыкать. Он так же спокойно послал в гущу врагов третий снаряд. В этот раз, осколочный. В лоб танку стрелять с такого расстоянии смысла не было. Не пробить. А вот пехоте «насыпать» было можно. Так что сделали что смогли. И юркнули в “щели” — специальные артиллерийские окопы, шириной сантиметров в шестьдесят. "Щели" устроены так, чтобы свести к минимуму возможность попадания в них снаряда. Стрелять из таких “щелей” было неудобно, но не для того они и делались. Вот только зарыться как следует не получилось, земля мерзлая — щели были глубиной небольшой. Это плохо.

Немцы редко промахивались вторым выстрелом. Вот и в этот раз, танковый снаряд задел бруствер, ударился о противоположную стенку орудийного окопа, и взорвался, осыпав землей пушку. Танк пострелял еще некоторое время, но испытывать судьбу не стал, сдал назад.

Немцы что спрыгнули с брони, залегли, и долго отползали назад, прежде чем рискнули встать на ноги. Очень уж метко русские стреляли.

Оставив за собой две горящие машины и несколько мертвых тел, передовой отряд оттянулся назад, к основным силам.

Среди безграничных донских степей появились и потянулись к небу две дымных ленты. И на множестве карт с латиницей, по ним прошли карандаши, оставляя линии и отметки, разламывая степь пунктиром промежуточного оборонительного рубежа советских войск.

Отметки наносились без сильного нажима на карандаш. Ведь все равно, их скоро надо будет стирать.

Это отрывок из моей книги "Пылающая Сталь". Спасибо за прочтение.

Советские солдаты в районе Харькова, март 1943-го.

(отрывок из книги "Пылающая сталь")

...Слишком часто немцы побеждали. Побеждали даже в безнадежных, с оперативной точки зрения, ситуациях. У вермахта все еще оставалось подавляющее преимущество на тактическом уровне. Именно у вермахта были лучшие солдаты, лучшие унтер-офицеры, лучшие командиры рот, батальонов, полков... Ватутин, как никто, видел слабость советских войск на уровне младшего и среднего командного состава. И поэтому старался нивелировать эту слабость Рабоче-Крестьянской Красной Армии, стратегическим и оперативным преимуществом.

Но вопреки этому и изменяя своим принципам, в феврале 1943 Ватутин, не давая отдыха, безобразно растягивая коммуникации, погнал свои войска вперед.

Он торопился.

Как мне кажется, он торопился не потому, что боялся упустить Манштейна.

Ранняя весна 1943 пришла еще в феврале с оттепелью, и отступивший снег обнажил лежащие вдоль дорог трупы. Трупы тех, кого немцы выгоняли из их домов на мороз. Чтобы не мешали переночевать. Женщин, убитых за дерзкий взгляд.

Убитых просто так.

Красноармейцы, в марширующих мимо колоннах, смотрели на детские трупики в объятьях мертвых матерей и ускоряли шаг.

Они шли на запад мимо качающихся на злом промозглом ветру повешенных мужчин, мимо растерзанных, изрезанных женщин и девочек. И мимо живых, с черными от горя лицами. И все ускоряли шаг.

Красная Армия, от Ватутина до самого простого стрелка, боялась опоздать.

Как уже опоздали они в Белгород, в котором в живых осталось 150 измученных, прячущихся в земляных норах людей. Как не успели они в село Ефремовка, где наступающие войска нашли сожженную церковь, до половины заполненную обгорелыми трупами её жителей. И не нашли никого живого. Как опоздали они к сотням и тысячам советских людей, в которых немцы стреляли, обливали водой на морозе, прибивали штыками к земле и насиловали, травили собаками. А потом фотографировали и смеялись.

Русские очень боялись не успеть. И поэтому рвались вперед, готовые заплатить любую цену, но только не опоздать.

И сейчас Ватутин видел последствия своей эмоциональной слабости, своей неосторожности. Изможденные, истощенные войска, откатывались перед появившимися из тьмы стальными левиафанами танковых дивизий вермахта. Враг был умен, хитер, опытен. Он нанес ловкие “подрубающие” контрудары в транспортные узлы, вдоль железных дорог, которые грозили окружением и смертью вырвавшимся вперед частям Воронежского фронта. Теперь опасность, что еще недавно угрожала немцам, зеркально отразилась для Красной Армии. Измученные и обессиленные, без сильных резервов, войска советских фронтов оказались в уязвимом положении. Если удар немцев будет успешен, они возьмут Харьков и пойдут дальше. Немцы тогда вполне могли переломить ход войны. По меньшей мере обесценить победу под Сталинградом. Но у Ватутин был не из тех людей, который бы не имел планов для непредвиденных ситуаций. Однако, для реализации его планов, ему было нужно время.

Один из основных немецких контрударов наносился южнее города Валки. В этом городе прямо сейчас, 1 марта 1943 и находилась 25-я гвардейская дивизия, которая взяла его после тяжелейшего штурма, пять дней назад. В 25-й гвардейской дивизии осталось около восьми сотен "активных штыков", и сейчас она официально числилась в резерве, ожидая вывода в глубокий тыл на пополнение.

Кроме 25-й гвардейской дивизии, и нескольких столь же истрепанных в боях частей усиления, у Ватутина не было других войск в этом районе. И поэтому он с безжалостностью полководца растянул 25-ю гвардейскую вдоль реки Мжа, перекрывая железные дороги, выстраивая тонкий заслон против контрудара немцев. Меняя жизни на время.

Ватутину нужно было четверо суток. Но из столкновений с противником, уже было ясно — против 25-й гвардейской и приданных к ней частей будет действовать два танковых корпуса.

Шесть или восемь танковых дивизий. Больше, чем понадобилось для захвата половины Европы. На фронте, меньшем чем Бельгия. Десятки тысяч опытных головорезов, прошедших три компании. Тысячи мощных орудий, сотни самолетов и тяжелые новейшие танки которых еще не видели поля сражений. Эта стальная, всесокрушающая лавина, уже 1 марта 1943 должна была достигнуть рубежа обороны 25-й гвардейской дивизии, гоня перед собой остатки ударных кавалерийских и механизированных корпусов. 25-я г.д. не успевала создать линию обороны.

И тогда Ватутин бросил вперед кавалерию.

Раньше, в огненном шторме наступлений механизированных частей, в титанических битвах где обстановка менялась ежечасно, а многотысячные дивизии обращались в прах за считанные дни — русские всегда теряли командование.

Ненадежные радиостанции, которые постоянно выходили из строя, постоянно нарушаемая диверсантами и обстрелами кабельная связь, хаос, путаница.

Но это был уже 1943-й. Пакет с приказом, запечатанный и подписанный, преодолел на штабном Виллисе несколько километров до аэродрома. Там его спрятал под летную куртку пилот, который сел в крохотный, фанерный У-2. Он летел над дорогами и речками — единственными ориентирами. Самолетик крался в ночи, жмясь к земле, ныряя в туманы и рискуя задеть линии электропередач — потому что, если его обнаружит истребитель люфтваффе это означает смерть. И, что хуже, не выполненное задание.

Вот он, разбитый У-2. "Летающая швейная машинка", как презрительно называли его немцы.

Из рук пилота пакет перекочевал в седельную сумку кавалериста. Обмотанный вокруг двух гранат — чтобы взорвать, если будет опасность что пакет попадет к врагу. Отчаянный кавалерист в папахе скачет по степи, таясь от случайных немецких самолетов и подозрительного шума моторов. Бредет, через утренний туман, держа сумку с пакетом на груди. В одной руке он держит повод за который ведет коня, в другой руке наган, а в зубах шнур, привязанный к чеке гранаты.

Если вдруг немцы, и первая же пуля будет его, то он все же сможет дернуть головой, вырвать чеку. Надо просто немного разогнуть держащие кольцо чеки усики. Он подсмотрел такую хитрость у “сестричек” — девушек-санитаров. Так они берегутся от попадания в немецкий плен. В наступлении советские войска находили тела тех санитарок и снайперш, кому не повезло достаться немцам живыми. Лучше уж смерть. Даже такая — лучше.

Кавалерист слышит русскую речь, осторожно идет на неё. Потом долго рыщет среди отступающих, раздает сигареты и интересуется из какой части встреченные им люди. Находит раненого капитана из 6-го гвардейского кавалерийского корпуса. И только тогда говорит что он прислан из штаба с приказом.

Капитан ведет его к командиру корпуса. Тоже раненому.

И вот, не проходит и двух часов, как пакет с приказом открывают.

Под Харьковом 6‑му гвардейскому кавалерийскому корпусу, достались тяжелые испытания. В феврале он прорвался за линию фронта, и сумев обогнать отступающих немцев, ворвался в город Мерефа, почти закупорив немцев. После чего, на 6-й гвардейский кавалерийский корпус со всех сторон обрушилась вся, еще оставшаяся, мощь немецких фронтовых резервов. Кавалеристы отчаянно держались несколько дней, но под непрерывными ударами танков и артиллерии, были вынуждены отойти, понеся тяжелейшие потери.

В корпусе была потеряна почти вся артиллерия, половина лошадей, и почти 20% личного состава. Каждый пятый был либо убит, либо ранен, либо болен, либо пропал без вести.

Им требовались подкрепления, отдых, перевооружение.

Вместо этого, согласно приказу, 6-й гвардейский корпус атаковал наступающие танковые дивизии вермахта.

Безлошадные бойцы из 11-й гвардейской кавалерийской дивизии 6-го корпуса были оставлены оборонять село Охочее, став “соседями” 78-го полка из 25-й гвардейской дивизии. Остальные, при поддержке 201‑й отдельной танковой бригады и средств усиления, попытались прорваться к тылам наступающих немецких танковых корпусов.

Немцы уже знали как может быть опасен рейд красной кавалерии по их тылам. Кавалерийские корпуса становились гвардейскими в дыму горящих колонн бензовозов, взорванных складов, разрушенных узлов снабжения.

Поэтому командование 48-м танковым корпусом вермахта не стало недооценивать угрозу, и приложило все усилия, чтобы не дать 6-му кавкорпусу вырваться на оперативный простор. Они утюжили красных кавалеристов авиацией, гнались за ними танками, пытаясь загнать в огневые мешки своей артиллерии. 6-й гвардейский кавалерийский корпус рассыпался под страшными ударами, на маленькие окровавленные осколки. Словно ртутные брызги от удара молота, 6-й кавкорпус рассыпался на горстки людей и машин, разбегаясь в разные стороны, скрываясь в складках местности, в ручьях и рощицах. Шестой гвардейский исчезал, убегал, истаивал.

И возрождался вновь. И пытался просочится мимо грозящих смертью орудийных стволов к таким беззащитным вереницам грузовиков. Вместе с утренними степными туманами, с дымом горящих деревень, шли разрозненные легкие танки, мелькали тени коней. И, кажущаяся пустой степь, вдруг вгрызалась в немецкие колонны клыками пулеметного огня, отмечая километры взорванными машинами, сгоревшими броневиками и свежими могилами.

И немцы снова останавливали свой бег к Харькову. Разворачивали батальоны. Прочесывали степь самолетами и броневиками. Находили и бомбили, стреляли, гнали 6-й корпус, дробя осколки в кровавые брызги.

И теряли время.

Немецкие танки появились у рубежей обороны 25-й гвардейской дивизии на три дня позже, чем планировал Манштейн.

На день позже, чем опасался Ватутин.

Бойцы 78 гвардейского стрелкового полка 25-й гвардейской дивизии приняли этот оплаченный кровью подарок 6-го кавалерийского с великой благодарностью.

И использовали каждую его минуту.

С самим 78-м г.п. пришла 7-я батарея 53-го гвардейского артполка. В ней оставалось два 76,2 (или просто 76) миллиметровых орудия. Тяжелые, почти семи килограммовые снаряды к ним, бойцы несли на себе.

Но старые, 76-ти миллиметровые орудия были плохим аргументом в споре с немецкими танками. Слишком тяжелые, чтобы сменить позицию, слишком большие для эффективной маскировки, слишком долго перезаряжающиеся для прямой наводки. Выставлять их против танков, означало отдать их на растерзание врагу без пользы. Поэтому батарею 76-х решили упрятать “в глубину порядков”. Попросту спрятать среди домов.

Выяснилось, что уже второй день рубеж вдоль реки Мжа удерживает 179-я танковая бригада. В ней было 9 танков, причем 8 из них— “тридцатьчетверки”! Это, при должном умении, уже большая сила.

Весь день из окружения выходили группами бойцы частей 3-й танковой. Почти все были ранены и обморожены — в госпитале, устроенном в церкви, их кормили, грели, перевязывали и отправляли в тыл. Но некоторые тут же вливались в ряды защитников.

В 78-м полку, на утро 1 марта 1943, было чуть меньше 200 человек.

Каждый, кто мог сражаться, и становился в строй — делал полк сильнее.

А потом посыпались подарки — пришли части усиления. Из своего резерва дивизия прислала пулеметный взвод. А потом подошла саперная рота 28‑го отдельного саперного батальона. С взрывчаткой и минами.

За 1 марта, саперы 78-го полка, и 28-го отдельного саперного, успели заминировать три возможных танкопасных направления.

Офицеры 78-го полка и 179-й танковой бригады уже продумали рисунок боя.

И вырисовывался он так.

Сначала надо будет выставить боевое охранение, которое шугнет разведку немцев. Скорее всего, разведкой будут мотоциклисты, но может оказаться и бронетранспортер, так что понадобятся противотанковые ружья.

После огневого контакта немцы попытаются сбить охранение. И испытают русских на прочность — из опыта 1941-го они знают, что необстрелянные части часто бегут. Конечно, встретить такие тут было бы большой удачей для немцев. Но немецкие танкисты любят испытывать судьбу, и обязательно разок полезут “на дурака”. Прощупают оборону, выяснят силы. И тут важно, по крестьянской присказке, “всю дупу мужу не показывать”.

Надо было скрывать наличие в селе танков как можно дольше. Возможно, натолкнувшись на мины, немцы отойдут. А если нет? Значит, надо будет бить их семьдесятшестыми. Но после первого же выстрела пушки демаскируют себя, и второго выстрела им сделать не дадут. А противотанковые ружья не пробивают танки в лоб.

Надо развернуть танки противника бортом к селу. Не просто выставить боевое охранение, а вынести его далеко вперед. Вон и место подходящее — небольшая возвышенность у самого переезда, железнодорожная насыпь, с несколькими каменными постройками, укрытая с одной стороны замерзшим прудом.

Задумка всем хороша, да вот беда — умереть, её исполняя, будет легче чем её выполнить. Дело было трудное и опасное, и поэтому спросили, нет ли добровольцев.

Вызвался лейтенант и его взвод из 8-й роты. Хотя, чего уж там — это и была вся восьмая рота. Чуть меньше 30 человек.

— Солидная сила — ухмылялись двадцатилетние “старики”, воевавшие в дивизии еще когда она зарабатывала "гвардию" под Москвой — У нас, в 1942-м, иногда полки в такое число были! И ничего, не токмо отбивались, но и сами немцев гнали!

Командир пытливо заглянул в глаза лейтенанту, против ожидания, не молодому уже мужчине за тридцать.

— Ну вы уж не подведите меня, Петр Николаевич — сказал командир полка, пожимая руку лейтенанту.

— Обещать не могу, но что смогу, то сделаю! — ответил лейтенант.

За день бойцы 78-го г.п. успели отрыть по несколько сменных позиций для пушек, связать хаты ходами сообщения, оборудовать в них огневые точки.

Вынесенный вперед усиленный взвод, с помощью местных жителей, закопался в землю основательно, сделав себе укрытия в подвалах разрушенных хат. С двойным накатом из их же бревен. Да еще и выложив поверху кирпичом и шпалами, и замаскировав все снегом. А вот с окопами и ходами сообщения дело пошло похуже. Работа была трудная, земля после недавней оттепели снова начала подмерзать. Глубже чем на полметра, без лома было не заглубиться. Рубили топорами, пытались жечь костры. Делали что могли, но лейтенант был недоволен. И комполка, пришедший осмотреть позиции, тоже был не доволен.

Ходы сообщений мелкие, по таким только ползком. Брустверы не укреплены — разметает близким попаданием, ходы засыпет. Огневые точки совсем никуда не годятся.

Не принял работу комполка.

Выпросили у саперов немного взрывчатки, и подорвали в нескольких местах мерзлую землю. Вот и получились огневые точки. Дело пошло веселее.

А потом случился маленький праздник. К позициям полка подошел 29-й гвардейский истребительно-противотанковый дивизион, с двумя “сорокопятками”. Артиллеристов в дивизионе было маловато — осталось только по двое человек на пушку — но не может же все быть хорошо? Вот они, "сорокопятки", основа противотанковой обороны Красной Армии:

Одну сорокопятку командир полка отдал лейтенанту на переезд. Не от большой щедрости. Просто все знали — воевать гранатами и противотанковыми ружьями с танками, конечно можно. Но получается очень плохо. С танками надо воевать артиллерией. Если нет артиллерии — подавят гусеницами “усиленный взвод 8 роты”, и весь сказ. И надо сказать что усиленный взвод отнесся к подарку бережно — до глубокой ночи копали они укрытия для орудия. И основное, и запасное.

Выставив часовых, как только стемнело, и работы над укреплениями пришлось остановить, гвардейцы 78-го полка провалились в сон. Некоторых приходилось буквально относить в хаты, так устали люди, что засыпали прямо на месте, и не просыпались от окриков. В ночь с 1 на 2 марта, впервые за долгие дни, они смогли поспать больше пяти часов, и отдохнуть.

А вот Ватутин наверняка не спал. Обдумывал свои приказы, строил планы, взвешивал свои решения. К этому времени он уже был уверен в направлении главного удара немцев, и то, какими именно силами они ударят.

Он не мог приказать гвардейцам 25-й дивизии держаться против шести танковых дивизий четыре дня. Знать и понимать возможности подчиненных войск— то чему учатся командиры в первую очередь.

Поэтому генерал попросил у 25-й гвардейской только то время, которая она сможет дать.

На фото бойцы 8-й гвардейской кавалерийской дивизии из 6-го корпуса у деревенского дома на Воронежском фронте.

Немного сумбурно, в продолжение этих 2-х постов про деньги и активы.

Строго говоря экономика штука сложная, и вот так в трёх абзацах её рассказать трудно. Но можно попробовать.

Первое что можно и не знать, так это то, что современная экономика началось после войны, в Скандинавии. Дело в том, что тамошним арийцам не сильно досталось люлей, но неплохо досталось заказов на всякое барахло, и они оказались в изначально выгодных условиях. Маленькое население вынудило к быстрой модернизации производства.

Кончилось всё предсказуемо – люди много работали, и заработали себе на годную старость. Получилось что-то вроде капитализма с человеческим лицом. Именно по этому пути пошли страны сохранившие капиталистические отношения. Не то что бы господам ресурсодержателем улыбалась платить каждому рукожопу деньги, если тот вдруг потерял конечность горбатясь на заводе. Но Союз был рядом, и расслаблять булки не давал.

С другой стороны, научная мысль не стояла на месте, и высоколобики с финансовым образованием, не все но многие и многие утверждали, что напечатанные деньги на самом деле не так уж и нужны людям с активами, а через бедных их можно просто прокрутить, вытянув теми же активами. И поэтому давать деньги всем – хорошая идея. Конечно, шли к этому долго, и такие знаменитые первопроходцы как Генри Форд доказывали успешность этой стратегии своим личным примером.

То есть он далеко не первый, который начал платить своим рабочим столько, что они могли не только пожрать, как раньше, но и, например, купить себе… Что ни будь более подходящее для респектабельного джентльмена, а не работяги. Автомобиль, например. И, они действительно покупали автомобили первых выпусков – та ещё помесь пафосного дивана и швейной машинки на двух цилиндрах. Однако понты дороже денег. И этим самым Генри расширил себе рынок, и вообще встал с колен.

Поразительные успехи товарища Форда были не первыми, и были бы столь же не значительны, если бы не Вторая Мировая.

Эта война требовала всего, и её заказы измерялись миллионами. И не просто миллионами из цифр на свежеотпечатанной бумаге. Нет, она требовала миллионы тонн стали, угля и продовольствия. Она требовала миллионы снарядов и мин. Миллионы совсем не простых в изготовлении единиц оружия.

Катящийся по Европе «Ад на Колёсах», танковая дивизия США, в 1945, имела в службах тыла только бензовозов столько же, сколько всех машин (боевых и прочих) было в армии США до войны.

И производство это могло сделать.

И могло продолжать производить такими же темпами, были бы заказы. Но после войны спрос значительно сократился. А аппетиты людей владеющих производством – нет. Вот тут на сцену выходит современная экономика «сверх потребления»

Хороший завод, может обеспечит комплектующими, или даже готовыми изделиями миллионы людей в год. Ну ладно, если он делает машины, то сотни тысяч. И этого теоретически достаточно, чтобы одеть, обуть и посадить на машины практически всё население планеты в обозримом будущем. Правда, со всем населением как-то не сложилось, зато Европе свезло. Отталкиваясь от скандинавского опыта, ребята начали планомерную перестройку товароденежных движений, с оглядкой на Советский Союз. А Советы не дремали – бесплатная медицина, образование, дешёвый общественный транспорт – вызов за вызовом обрушивался на и так угрюмые головы западных воротил. И что ужаснее, закладывал сомнения в массы народа. Ситуация была сложной, пришлось действительно накачивать активами простых людей. Был создан “средний класс” буквально на пустом месте. Средний класс ребята, это когда человек на работе получает достаточно чтобы купить дом, машину, и содержать семью, в которой больше никто не работает. И на служанку тоже хватает.

Но среднего класса, при всём старании, тоже не может быть много. Как то незаметно оказалось, что в бой пошли тонкие знатоки человеческой души – менеджеры по продажам. И был их легион.

Купил машину? Купи жене! Детям! Купил всем? Обнови свою, ей уже десять лет, этой развалюхе! Нет денег на машину? Купи велосипед! Или костюм! Лучше десять, а то как бомж!

Но на это надо было заработать, а людям было как-то лень. Тогда кто то умный сделал настолько ловкий ход конём что я бы поаплодировал ему стоя, если бы он умер – появилось нечто, что я ошибочно называю «дешевые деньги» – возьми кредит и купи дом, машину и десять костюмов, живи сейчас!

Надо сказать что это сохранилось – ипотека в Испании, например 3%.

Вот они, победители по жизни, страны – гиганты индустрии, накачанные «дешёвыми деньгами», простимулированной экономикой в виде различного рода пособиями. На Аляске тебе платят деньги просто за то, что ты там живешь, и это планируется распространить и по Европе, вернее, планировалось. Рай покупателей, рай продавцов, рай на земле! То есть и не сильно работая, ты можешь себе позволить довольно многое.

В общем дальше я нарисовал картину эпичного размаха потребления, с резким скачком уровнем жизни, вы увидели и прониклись, поэтому идём дальше.

А дальше начинается то что делает экономику сложной. Сухие цифры – валовый продукт на одно рыло, в такой жопе мира как Фолкленды составляет примерно 50 000 евро. И это при том что в отличии от Лихтенштейна и Швейцарии у них нет миллиардных прибылей от банковских сделок. Это просто покрытый травой клочок земли, местные выращивают овец на шерсть, ловят рыбу, и… и… и всё. Чисто поржать, для сравнения, лучший показатель для Европы, в Германии 37 000, в России мне лень искать, но я уверен совсем совсем не мало. Другими словами, полудикие овцепастухи и рыбаки живут не хуже чем в монако, а что ещё ужасней, благодаря распределению доходов они реально богаты. На слегка поросшей травой скале в океане, недалеко от южного полюса.

Дело в том, чт оэтого не может быть. Фолкленды далеко и неудобно расположены, их экспорт вроде как неэффективен, у них всё просто очень плохо с банками и прочими финансовыми институтами, но живут они объективно хорошо. Но это вроде как, с экономической точки зрения, невозможно. В первом приближении. А дальше начинается сложная экономика. Рассказ о ней можно начать со слов “Интенсионал имплицирует одно из возможных решений” – но эту муру Вы и по телеку посмотрите. Там люди умнее меня сидят. Но как вы наверно уже почувствовали, тут где-то кроется обман. И обман этот ловко прячут в красивую обёртку, ещё и продают всем в мире за дорого. Начиная разгребать весь этот ил благополучия, внезапно выясняется странное, и чем дальше, тем больше. Есть неуловимо забавное в том, что в отличии от фундаментальной науки, господа экономисты, хотя и получают учёные степени по изучению Большой Экономической Теории, совсем не пытаются её доказать. То есть, в управлении мировой финансовой системой, люди руководствуются, в основном, личным и заимствованным опытом. Нет четкого, как у физиков или математиков, понимания происходящих процессов. Наука экономика на уровне медицины на заре своего становления, с кровопусканием, свинцовыми пилюлями и запретом на мытьё. Я боюсь оказаться в роли диванного эксперта, но всё же рискну предположить, что всё это от того, что есть определённый круг людей, или даже интересов, объединяющих в себе людей, которые в состоянии оказать на экономику сильное, если не сказать абсолютное, влияние. Поэтому с экономикой всё и немного провисает. Если у вас падает мощность тока в квартире, или двигателя в машине – вы в принципе знаете что сделать, руководствуясь здравым смыслом и элементарными познаниями в физике. если у вас в огромной стране со всей таблицей Менделеева в недрах и передовой наукой, ВВП меньше чем у овцепасов и рыбаков – Вы просто… Ну… Что там делали другие в такой ситуации?

Нет, на Экономическую Теорию не надо наезжать – там есть что поизучать, Первая и Вторая Промышленные революции, например. История денег и банков. но если в математике, если ты реально задр… эрудит, то ты можешь стать Перельманом, и оставить о себе память, выродив математическое описание формы вселенной. Это вроде бы тоже не можно пощупать руками., но по идее, однажды можно с помощью этого рассчитать прыжок в гиперпространстве. Но если ты экономист – признание тебе конечно светит, и деньги, и степени, и вдумчивые научные труды – это прекрасно. Вот только со стройными теориями, способными если не упорядочить, то хотя бы внятно объяснить некоторые явления, как-то не сложилось. То есть объяснить то что уже произошло все могут, а как в фундаментальной науке, на стадии выпивания с коллегами предсказать что будет если случится то что ещё никогда никто не видел – с этим плохо.

Поэтому когда на сцену вышел некий Нуриель Рубини и начал разглагольствовать о кризисах, не просто с датами, а с условиями и прогнозами, да ещё так уверенно как какой-то нищий физик о предсказывающий бозон Хигса – он вызвал недоумение. Так не ведут себя профессиональные экономисты.

В общем Нуриеля подняли на смех, он даже удостоился пары приглашений в развлекательные шоу, где играл роль сумашедшего пророка, со своими мрачными пророчествами о конце мира, такого каким мы его знаем. Особенно отличились в его высмеивании знаменитые экономические эксперты.

Как вы уже догадываетесь этот смешной и грустный человечек оказался:

1 Прав (естественно не во всём)

2 Руководствуется экономической теорией которой сто лет, и она вроде как вполне академична. Но о ней немного… Ну подзабыли, поскольку она имеет скорее фундаментальное значение, и прикладывать её к современному рынку было как-то… Моветон.

Ну и самое смешное, что всё написанное в этом посте уже и не важно, так как единственная экономическая теория которая смогла предсказать происходящие сейчас процессы, постулирует то, что теперь современной финансовой системе пришёл конец. Добро пожаловать в эпоху перемен, скоро мы увидим что-то новое. Но об этом в другой раз.