Пациенты
Суд установил, что 22 апреля 2020 года, через 3 часа после начала рабочего дня, Татьяна Петровна почувствовала слабость и дрожь во всём теле, а температура поднялась до 37,5°C. Её отправили к терапевту инфекционного отделения ОБУЗ «Курская городская больница №1 им. Н.С. Короткова». Врач осмотрел женщину, назначил обследование, лечение и выдал листок нетрудоспособности с 22 по 28 апреля 2020 года.
27 апреля состояние Татьяны Петровны ухудшилось, и её госпитализировали в Солнечную участковую больницу ОБУЗ «Золотухинская ЦРБ». Рентген от 27 апреля показал, что у неё правосторонняя внебольничная пневмония средней степени тяжести. В тот же день она сдала мазок из зева и носоглотки для исследования методом ПЦР. Тест оказался положительным.
30 апреля 2020 года Татьяну Петровну перевели в городской клинический роддом, который тогда перепрофилировали под ковидный госпиталь. А 6 мая 2020 года женщина скончалась. Эксперты установили, что причиной смерти стали ковид, тромбоэмболия лёгочной артерии и вирусная пневмония.
5 июня специалисты Роспотребнадзора по Курской области составили, утвердили и направили главврачу горбольницы №1 санитарно-гигиеническую характеристику условий труда Татьяны Сазоновой. Там указано, что в период с 7 по 22 апреля 2020 года в офтальмологическом отделении не было пациентов с подтверждённой новой коронавирусной инфекцией, а источник инфицирования санитарки установить не удалось.
18 июня 2020 года работодатель создал врачебную комиссию, которая провела расследование случая профессионального заболевания. Участники комиссии опросили сотрудников и изучили письменные материалы, но профессиональное заболевание не установили. При этом пациентов стационара никто из комиссии не опрашивал.
Дочь Татьяны Петровны разыскала пациентов, которые находились в стационаре, когда заболела её мама. Их пригласили на процесс в качестве свидетелей. Они и рассказали, что помнили. Первой в зале суда выступила бывшая пациентка А.
– Я поступила в стационар 14 апреля 2020 года. Там все бегали и говорили, что в этот день пациентку отправили в инфекционную больницу им. Семашко. Мы с пациенткой Б. сидели и ждали госпитализации. Нас разместили в одной палате. Там уже лежали две женщины, – вспоминает женщина.
Пациентка А. рассказала, что в день поступления у неё и пациентки Б. взяли мазки из носоглотки и зева на коронавирус. Тогда СOVID-19 у них не обнаружился. Свидетельница вспомнила, что палаты в тот период тщательно обрабатывали.
– 16 или 17 апреля солдаты проводили обработку спиртом. В холл согнали всех: санитарок, медсестёр, врачей. Кто-то был в маске, кто-то – без. А потом мы перешли в столовую. Опять все вплотную, – пояснила женщина.
По словам А., сначала выписали двух пациенток, которые лежали в палате до них. 20 апреля она почувствовала слабость, из-за которой не могла подняться с постели, и впервые выпила жаропонижающее. Выписали женщин 23 апреля 2020 года по их просьбе, мазок из носоглотки и зева при выписке уже не брали.
– Сначала думали, что простыли. Уходя, и она, и я с трудом дошли до машины. Дома я лечилась сама, и вдруг утром в воскресенье (26 апреля 2020 года) мне звонит Б. и говорит: «Я лежу под кислородом в Семашко». Я позвонила на «горячий» телефон по коронавирусу и спросила, что мне делать. Мне дали два телефона. Один не отвечал, по второму мне сказали, что нужно звонить в поликлинику. Там мне пообещали, что придёт врач. Ни в понедельник, ни во вторник врач не пришёл, хотя я каждый день звонила. В конечном итоге 29 апреля я поругалась, и ко мне наконец-то пришёл участковый врач. Ему я и сказала, что я контактная. Только тогда 30 апреля у меня взяли мазок. Неделю мне не сообщали результат. Тогда 3 мая я на такси отправилась в платную клинику и сделала КТ. Врач сказал, что у меня 45% поражения лёгких, но мне можно долечиться дома. 4 мая я позвонила врачу, она пришла и, увидев результат КТ, изменила схему лечения. Только 6 мая мне позвонили из поликлиники №1 и сказали, чтобы я никуда не выходила из дома, потому что у меня положительный результат ПЦР-теста, – вспомнила пациентка.
А. добавила, что никаких специальных костюмов тогда у медперсонала не было. Все санитарки носили самодельные маски. Сама же А., по её словам, из-за плохого самочувствия никуда не выходила из дома после выписки.
Факт обработки стационара военными подтвердил ещё один бывший пациент офтальмологического отделения. Он рассказал в суде о том, как заболел сам.
– 13 апреля я поступил в стационар. 14 апреля у меня взяли мазок на СOVID-19. Где-то среди недели,15 или 16 апреля, военными химзащиты проводилась обработка. Нас всех собрали в столовой и рассадили за столы по 4 человека. У нас маски были. Противочумных костюмов ни у кого из персонала не было. Только халаты, колпаки и маски у кого-то самодельные, у кого-то другие, – вспоминает пациент В.
По словам дочери Татьяны Петровны, ответчик в суде так и не представил документы, на каком основании военные проводили тогда дезобработку офтальмологического отделения и по какому предписанию это делалось. В решении суда вообще нет информации об этом факте.
15 апреля 2020 года пресс-служба Западного военного округа сообщала, что специалисты бригады радиационной, химической и биологической (РХБ) защиты проводят обеззараживание пяти городских клинических больниц и прилегающих к ним территорий.
22 апреля 2020 года, в среду, мужчину выписали. Однако, по его словам, уже тогда по пути на остановку общественного транспорта он почувствовал, что ему тяжело идти. Пациент говорит, что в груди «было нехорошо».
– Среди ночи в четверг я проснулся от того, что замёрз. Меня трясло. В пятницу вечером, 24 апреля, температура поднялась до 37,8. Стал принимать лекарства. На выходных температура поднялась ещё выше. В понедельник пришёл врач и сказал, что ничего страшного, это просто простуда. Выписали мне лекарства. Я начал их пить. А уже в среду, когда температура поднялась до 40,5 градусов, мы вызвали скорую. Медики сразу же спросили, с кем я контактировал. Я сказал, что только выписался из больницы. И они сказали, что её то ли вчера, то ли позавчера закрыли на карантин, потому что там СOVID-19, и меня госпитализировали, – вспомнил пациент В.
По словам мужчины, 29 апреля у него взяли мазок для ПЦР-теста, который оказалась положительным. Он считает, что заразился в офтальмологическом отделении горбольницы №1. Мужчина вспомнил, что, когда находился в палате, через стенку от него лежала женщина, которая очень тяжело кашляла. С ней мужчина не общался, но в столовой во время обработки находились все вместе.
– Я вот подозревал, что болела женщина, которая лежала через стенку и сильно кашляла. Ни экранов, ни очков на медперсонале не было. А они же то к ней, то к нам заходили, – добавил бывший пациент.
Коллеги по работе
Свидетелем из числа сотрудников стала медсестра Д., которая там уже не работает. Она пришла на процесс и рассказала, что помнила о тех событиях.
– К нам поступила пациентка Г. Однажды у неё поднялась температура, и она стала сильно кашлять. Мы все с ней контактировали. В том числе и Татьяна Петровна. Какова её судьба, я не знаю. 10 апреля я отработала последний день, и меня отправили в отпуск. Потом мне позвонили с работы и сказали, что всё отделение сдаёт мазки на СOVID-19. Я пришла и сдала. Я не помню, какое это было число, где-то в промежутке с 10 апреля до 17 апреля. И этот тест был положительным, – вспомнила бывшая сотрудница Д.
По словам свидетельницы, ещё у трёх медработников и Татьяны Петровны тоже были положительные результаты ПЦР-тестов. Какого числа они сдавали мазки, она не знает, потому что сама приходила на обследование из отпуска лишь на несколько минут. На работу медсестра вышла только в июле. Весь апрель и май, по её словам, она болела и лечила пневмонию.
– Никаких специальных защитных костюмов нам не выдавали, работали в марлевых масках, которые шили сами. Я думаю, что источником заражения была пациентка Г., потому что у неё была температура. По сути, из медперсонала я заболела первой. В моём окружении, вне работы, тогда заболевших не было. А семья заболела после меня. В пересменке медперсонал встречался в раздевалке, в перерывах обедал и общался. Со стороны руководства никто не отменил эти правила, – рассказала бывшая медсестра Д.
В число свидетельских показаний вошёл протокол опроса ещё одной сотрудницы. 4 июня 2020 года её опрашивала врачебная комиссия по расследованию страхового случая. В суд эта свидетельница не пришла. А вот цитата из протокола её опроса: «Сазонова рассказывала о болезни внука, что примерно 6 апреля внук заболел, у него появилась температура и боли в горле, педиатр по месту жительства поставил диагноз «ангина». Спустя неделю Сазонова рассказывала, что заболел зять, «наверное, от внука», у него появилась кровь в мокроте при кашле, что он был осмотрен по месту жительства и направлен в отделение торакальной хирургии ОКБ, где лечился стационарно».
Эти слова стали основой для утверждения, что Татьяна Петровна заразилась от кого-то из близких, а не на работе.
– Во-первых, есть справка, что семья моей сестры живёт в другом населённом пункте, не там, где родители. Мама с папой жили одни. Во-вторых, мы предоставили документ из больницы, где указано, что внук Татьяны Петровны с 25 марта до 22 апреля 2020 года в больницу не обращался. И это так же подтвердила в суде мама мальчика. В-третьих, у зятя есть выписка из больницы. Он действительно лежал в отделении торакальной хирургии ОКБ и действительно обратился туда из-за прожилок крови в мокроте при откашливании. Но находился он там с 7 по 10 апреля, а не спустя неделю после 6 апреля. И по результатам обследования у него обнаружили хронический необструктивный бронхит. Компьютерная томография органов грудной клетки не показала признаков заболевания СOVID-19. Ему прописали таблетки для профилактики паренхиматозных и капиллярных кровотечений и выписали, – поясняет дочь Татьяны Петровны.
По словам той же сотрудницы, указанным в протоколе опроса, при появлении в офтальмологическом отделении пациента с повышенной температурой его сразу изолировали в отдельную палату, обеспечивали респиратором или маской со сменой каждые три часа. Никто из пациентов не подтвердил этого.
Суд ссылается на накладную, в которой было указано, что в отделении имелась марля и одноразовые маски.
13 марта «Курская правда» писала, что в регионе дефицит медицинских масок и в аптеках Курска это средство защиты найти почти невозможно. Росздравнадзор по Курской области подтвердил изданию, что масок нет и не будет в ближайшее время. Только 17 апреля в пресс-службе администрации Курской области сообщали, что с 20 по 24 апреля в регионе ожидается доставка 100 тысяч медицинских масок.
По словам Анны, дочери Татьяны Петровны, ещё одна медсестра, Е., заболела в тот же день, что и её мама.
– 29 апреля руководство горбольницы №1 сообщило в управление Роспотребнадзора о том, что 25 апреля у медсестры Е. зарегистрирован положительный результат лабораторного обследования на новую коронавирусную инфекцию (СOVID-19). Она дежурила в отделении 22 апреля вместе с мамой и к концу смены тоже почувствовала ухудшение самочувствия и повышение температуры тела до 37,5 °C. Утром 23 апреля с признаками ОРВИ ей выдали листок нетрудоспособности, – рассказала Анна.
По её словам, в суде не отреагировали на эту информацию и не стали разбираться с этим случаем.
– Разница между ухудшением самочувствия мамы и медсестры Е. – примерно 4 часа, но этого хватило, чтобы везде писать, что мама заболела первой. Медсестру Е. и пациента В. так и не удалось опросить в суде. Сколько бы им повестки не отправляли, они без объяснения причин не являлись в суд, – рассказала Анна.
Эксперты
Экспертная комиссия установила, что по данным медкарты пациентка Г. заболела 13 апреля 2020 года. В мазках из зева и носа методом ПЦР 14 апреля, 16 апреля и 27 апреля РНК коронавируса не выделена. Поставлен диагноз «двусторонняя нижнедолевая внебольничная интерстициальная пневмония, среднетяжёлое течение». Коронавирус у неё не подтвердился.
Согласно выводам экспертов, пациентка Б. заболела 23 апреля, но 30 апреля в мазке из зева и носа методом ПЦР РНК коронавируса не выделена. Пациентке поставили диагноз «внебольничная двусторонняя полисегментарная пневмония, тяжёлое течение». Женщина умерла, но и после смерти РНК коронавируса не обнаружили. По мнению экспертов, пациентка Б. не могла быть для Сазоновой источником инфекции.
Согласно выводам экспертов, пациент В. заболел 24 апреля, а 30 апреля в мазке из зева и носа методом ПЦР выделена РНК коронавируса. Заболевание протекало в среднетяжёлой форме.
Эксперты указали, что пациентка А. обратилась за помощью 29 апреля 2020 года. В опроснике для больных она указала, что начало заболевания пришлось на 23 апреля. 5 мая в мазке из зева и носа методом ПЦР выделена РНК коронавируса. Заболевание протекало в лёгкой форме и госпитализация не понадобилась.
По мнению экспертов, пациенты А. и В. заболели 23 и 24 апреля, то есть после Сазоновой, что указывает на более поздние сроки заражения этих пациентов. При этом специалисты сами же указывают: «В соответствии с Временными методическими рекомендациями версия 5 «Профилактика, диагностика и лечения новой коронавирусной инфекции (СOVID-19)» от 8 апреля 2020 года инкубационный период коронавирусной инфекции составляет от 2 до 14 суток (в среднем 5 – 7 суток). Инкубационный период – это промежуток времени между проникновением инфекции в организм человека и появлением первых симптомов заболевания. Исходя из вышеизложенного, пациенты А. и В. заразились позднее и не могли быть источником инфекции для Сазоновой».
Выводы экспертной комиссии: «Пациентка Сазонова по данным амбулаторной карты обратилась за медпомощью 22 апреля 2020 года после повышения температуры до 37,5°C, появления жалоб на першение в горле и ломоту во всём теле. В анамнезе указано: контакт с больным коронавирусной инфекцией отрицает, однако отмечено, что в семье болеет внук и зять».
Дочь Татьяны Петровны отмечает, что семья заболела после санитарки.
– Зять встретился с мамой 22 апреля. Он забирал её с работы, когда ей там стало плохо, и подвёз её до дома. Мама общественные места не посещала, с работы на работу её возил папа. Но в этот день он не смог её забрать, у него подскочило давление. Кстати, 24 апреля сестра привозила маме лекарства. Как только у мамы подтвердился СOVID-19, семью сестры отправили на карантин. Через 10 и 12 дней после контакта у них появились симптомы коронавируса, а затем и подтвердился диагноз, – отметила Анна.
Судья
Муж Татьяны Петровны считает, что Курская горбольница №1 им. Н.С.Короткова не оказала надлежащей медпомощи его супруге, что и привело к развитию заболевания в тяжёлой форме. Именно поэтому Анатолий Николаевич подал иск и просил установить факт заражения жены на рабочем месте, признать случай страховым и взыскать с курского реготделения Фонда социального страхования единовременную страховую выплату в размере 2,75 млн. рублей, а с горбольницы №1 им. Н.С.Короткова – компенсацию морального вреда 500 тысяч рублей.
Суд посчитал, что Татьяна Петровна заразилась не на рабочем месте и это не страховой случай. В решении суда отмечалось, что нет доказательств нарушения трудовых прав санитарки, которые усилили тяжесть заболевания.
– Доводы о том, что Сазонова должна была быть отстранена от работы в связи с наличием у неё сахарного диабета, основаны на неверном истолковании действующего законодательства, – написано в решении суда.
Оказывается, соответствующее постановление утратило силу за день до того, как Татьяна Петровна почувствовала себя плохо. Кроме того, суд ссылается, что и само постановление носило рекомендательный характер, и речь в нём шла о пациентах с сахарным диабетом I типа, а у Татьяны Петровны был сахарный диабет II типа.
Судебный процесс длился больше года, но когда была готова экспертиза, сменили судью.
– Первая судья Оксана Нечаева несколько раз предлагала заключить мировую. Я говорила, что пойду на это, но в больнице должны признать, что маму заразили на работе. Нечаева задавала вопросы, и было видно, что она внимательна к делу. Второй судье, как мне показалось, уже всё это было неинтересно. Она никого не слушала и не слышала, – отметила Анна.
В итоге Анатолию Николаевичу отказали в иске. Судья посчитала, что нет оснований считать, что санитарка заразилась ковидом на работе.
Родные умершей не теряют надежды и подали апелляционную жалобу в Курский областной суд.
Комитет здравоохранения
«Курские известия» задали специалистам комитета здравоохранения 7 вопросов:
1. В какие дни (в промежутке с 07.04.2020 по 22.04.2020 г.) в офтальмологическом отделении стационара ОБУЗ «Курская городская больница №1 им.Н.С. Короткова» проводилась санитарная обработка (дезинфекция) силами воинских частей Курского гарнизона Министерства обороны РФ?
2. В связи с чем проводилась данная обработка? И на основании каких документов проводилась данная дезинфекция?
3. Где в это время находились пациенты и сотрудники офтальмологического отделения стационара ОБУЗ «Курская городская больница №1 им. Н.С. Короткова»?
4. Когда, в каком количестве и какими СИЗ были обеспечены сотрудники и пациенты офтальмологического отделения стационара ОБУЗ «Курская городская больница №1 им. Н.С. Короткова» с 01.04.2020 г. по 22.04.2020 г.?
5. Скольким сотрудникам и когда был поставлен диагноз «новая коронавирусная инфекция» (COVID-19) в промежутке с 01.04.2020 по 01.05.2020 г.?
6. Зная о том, что сотрудник болен сахарным диабетом I или II типа, во время пандемии руководитель медучреждения был ли обязан предпринять какие-то действия, чтобы уменьшить риски заражения данного сотрудника COVID-19?
7. Если инкубационный период новой коронавирусной инфекции (COVID-19) составляет от 2 до 14 дней, можно ли с уверенностью сказать, что пациент Б, который почувствовал себя плохо позже пациента А на 2 – 3 дня, заразился позже пациента А?
Вот как ответили на эти вопросы в комитете:
– Решение суда об отказе в удовлетворении требований истца было принято на основании норм законодательства, объективных фактов и с учётом научных данных об эпидемическом процессе новой коронавирусной инфекции. Все факты изложены в материалах дела и подкреплены соответствующими документами.
Источник: "Курские известия".
